Несвобода

Саудадэ (содад) – многогранное горестно-сладкое чувство, смесь тоски, ностальгии и нежности. Несмотря на печальный оттенок, несёт в себе нечто светлое – это и тоска по ушедшему и грядущему, и очищающая душу болезненная любовь.

Крис удалось устроиться в швейную мастерскую. Платили гроши, но и её соседка богатством не отличалась, так что они решили помогать друг другу и напополам делили некоторые расходы. Шить платки по вечерам Крис перестала: слишком много болезненных воспоминаний навеивало такое хобби, так что вместо платков она стала мастерить игрушки для девочки, раз за разом приводившие ту в неописуемый восторг. По вечерам они с соседкой беседовали о забастовках, о ценах на чай и гонке вооружений – о чём угодно, лишь бы Крис могла отогнать от себя навязчивые мысли, время от времени неспокойной волной поднимавшиеся со дна её души. Только одних разговоров Крис старательно избегала: сплетен про сумасшедших, целителей и религиозных фанатиков, коих в последнее время на телевидении развелось великое множество. При упоминании очередного «провидца» она мысленно съёживалась, стараясь не замечать того, с каким коварством разум рисует портрет вышеупомянутого психа, и с облегчением выдыхала всякий раз, стоило ей взглянуть на экран и убедиться, что «провидец» совершенно не похож на него. Может, так было лучше, убеждала себя она. Может, он одумался и снова живёт где-нибудь нормальной жизнью, взявшись за ум и перебиваясь с одной худо-бедной продажи на другую. Может, так будет лучше для них обоих. Крис думала об этом и с тоской смотрела на крышку старой фарфоровой шкатулки с кольцом внутри – единственным напоминанием о прошлом, с которым у неё так и не хватило духу расстаться. * Соседкиной дочке шёл шестой год, когда на пороге их квартиры появился мужчина в строгом костюме и рубашке небесно-синего цвета. Крис сразу же узнала в нём одного из бывших коллег Гейба. Испугавшись того, зачем он мог прийти, Крис не хотела пускать его на порог – но тот проявил настойчивость, и в конце концов ей пришлось впустить его, нехотя пригласив на чашечку чая. Пока она разливала кипяток по стаканам, внутренне содрогаясь в преддверии неприятного разговора, мужчина, представившийся как Кайл, со сдержанным интересом осматривал квартиру. – Значит, вот как вы устроились… – Кайл задержал взгляд на девочке, с любопытством разглядывавшей его из дальнего угла их с матерью комнаты, – Весьма достойно. Крис не ответила, мысленно умоляя незваного гостя поскорее уйти. Понурив голову, Кайл сосредоточенно размешивал сахар в стакане, наблюдая, как белые гранулы, вальсируя, медленно растворяются в водовороте горячей жидкости. Он и сам прекрасно осознавал смущение, произведённое его визитом, и явно не хотел бередить старые раны – однако чувствовал, что затягивать дальше уже невозможно. – Он в больнице. – произнёс наконец он как можно ровнее, – Несколько дней назад его нашли на улице под проливным дождём без сознания. У него началась лихорадка, он бредит и никого не узнаёт. Но… я слышал, как он называл ваше имя. Крис с силой стиснула подол фартука. Её сердце замерло. То, что она так похоронила глубоко в душе, спрятав за завесой из житейских мелочей, снова всколыхнулось, всплыло наружу и заявляло о себе – слишком громко, чтобы этот призыв можно было проигнорировать. Кайл дал ей немного прийти в себя, затем продолжил: – Я мог бы рассказать обо всём, что произошло с ним за это время – по крайней мере, о том, что известно мне. Но… не думаю, что сейчас это имеет значение. Мы с ребятами очень долго его искали. Знаете… – неожиданно признался он, – я не могу отделаться от ощущения, что всё происходящее с ним – в том числе и наша… моя вина. Если бы мы не отвернулись от него тогда… Кайл замолчал, до хруста сжав кулаки, затем быстро повернулся к Крис и с мольбой посмотрел ей в глаза: – Простите. Мне правда жаль. Я понимаю, что вам тяжело это выслушивать и что вы наверняка пытались обо всём забыть… но вы единственная, к кому я могу обратиться. Кто у него есть. Пожалуйста… навестите его. Кроме вас он никого не послушает. Зажав Крис в кулак небольшой лист бумаги, Кайл встал из-за стола и, сдержанно кивнув, к большому облегчению соседки покинул квартиру. Сделав усилие над собой, Крис разжала кулак и заставила себя взглянуть на листок. На нём аккуратным почерком был выведен адрес больницы, куда обычно попадали бездомные. * Наверное, Крис ещё ни разу в жизни не было так страшно. Полчаса она провела у гладильной доски, разглаживая свитер, который в этом не нуждался, ещё дольше простояла у зеркала, расчёсывая непослушные пряди. Бледная как мел она вышла на улицу и села в первое попавшееся такси. Какая-то часть её – малодушная и трусливая – надеялась, что в больнице ей скажут, что она ошиблась и такого больного к ним сроду не поступало, или даже что он умер и его тело уже успели увезти. Плевать, на всё плевать. Всё, что угодно, лишь бы не встречаться с ним лицом к лицу. Её страхи, бывшие одновременно и жестокими надеждами, не подтвердились: медсестра в холле, не отрываясь от чтения какого-то бульварного романа, равнодушным жестом указала Крис на нужную палату. Палата располагалась в самом конце коридора – длинного, освещённого дрожащим светом тусклых гудевших ламп. Миновав ряды полуоткрытых дверей, откуда по коридору вперемешку с бранью и стонами разлетались ароматы лекарств, Крис дошла до последней палаты. С трудом держась на ногах и пытаясь заглушить пульсирующий шум в голове, она сделала глубокий вдох и похолодевшей рукой толкнула дверь вперёд. Первое, что бросилось ей в глаза, был свет – очень яркий после полутёмного коридора: окна палаты выходили прямо во двор. Палата была просторной, оборудованной как минимум для шестерых пациентов, но в ней не было ни души; так, во всяком случае, показалось Крис в первую секунду. Но, присмотревшись, на одной из коек она заметила того, к кому пришла – встречи с кем так усиленно избегала больше года. Крис подошла к койке и вгляделась в его лицо. Гейб лежал тихо и неподвижно, как мертвец, но всё-таки дышал – спокойно и ровно, будто видел обычный сон, а не бился в лихорадке, как ей было передано. Он весь сжался, стал ещё меньше, чем раньше; на висках проступила седина. Его тело, обвитое проводами и трубками, по которым подавались лекарства и питательные вещества, покрывала голубая больничная рубашка, а из полуоткрытого шкафа напротив койки виднелся знакомый чёрно-белый костюм – ветхий, истёртый и весь покрытый заплатками. Гейб походил на тень самого себя. Одному Богу известно, где он пропадал и что пережил за всё это время. Её сердце сдавила жалость. Крис наклонилась и протянула ладонь к его пылающему лбу – но стоило ей поднести ладонь к его лицу, как Гейб распахнул глаза и уставился прямо на неё. Крис отдёрнула руку как от ожога. На лице Гейба заиграла странная, блуждающая улыбка, не предвещавшая ничего хорошего. Её сердце пропустило удар. Он не узнавал её. – Ангел, ангел, – проговорил Гейб нараспев с маниакальным спокойствием, – Ты пришёл забрать меня на небо? Растерявшись, Крис невольно попятилась назад; Гейб на локтях приподнялся на постели и потянулся к ней, глядя всё так же на неё и сквозь неё одновременно. – Увы, ангел, – с горечью в голосе произнёс он, – У меня недостаёт сил, чтобы взлететь за тобой. Это тело… слишком слабое. Но может быть… – Его глаза загорелись жестоким блеском, – может быть, я смогу забрать твои крылья. Прежде, чем Крис успела что-то понять, Гейб подскочил на постели и, с недюжинной для больного силой схватив её за ворот свитера, рывком притянул к себе. Крис тихо вскрикнула, пытаясь вырваться. – Не бойся, ангел. – Гейб дышал быстро и рвано; лихорадка брала своё, но хватки он не ослаблял, – Это совсем не больно. Я вижу твою… светящуюся душу. Твой объект в форме сердца. Я заберу его себе, только и всего. Тогда. Тогда мы вместе, – у него вырвалось тихое хихиканье, от которого у Крис всё внутри перевернулось, – Вместе сможем достигнуть… НЕБЕС. На последних словах его заколотило от бешеного восторга; вырывавшийся из груди смех больше походил на сдавленный кашель. Крис забилась, пытаясь освободиться, но бесполезно: Гейб намертво вцепился в её грудную клетку, словно и в самом деле намеревался вырвать ей сердце. Свободной рукой Крис повела за спиной и нащупала рукоять швабры, оставленной уборщицей; не задумываясь, Крис схватила швабру в руки и оглушила Гейба ударом по голове. Прошипев от боли, он выпустил её свитер из рук, дав возможность отскочить в сторону. Крис отпрянула в немом ужасе, а он, осклабившись, продолжал тянуть к ней руки, – и с каждым движением всё туже натягивались трубки и провода, окольцовывавшие его тело. А затем раздался грохот. Отстранённо, словно всё происходило на экране телевизора, Крис наблюдала, как монитор подключённого аппарата медленно наклоняется – а затем, нерешительно покачнувшись, камнем падает вниз, утягивая за собой всю аппаратуру и подсоединённого к ней человека. На долю секунды ей показалось, что безумный блеск во взгляде Гейба погас и вместо него промелькнуло нечто осмысленное, вроде удивления – но лишь на долю секунды. Оцепенев, Крис стояла, не в силах пошевелиться – и только невольно вытянула руку вперёд, когда Гейб, как тряпичная кукла, рухнул на пол, с глухим стуком ударившись о холодные плиты. На шум сразу же слетелся персонал. Старший санитар, увидев, что произошло, чертыхнулся и опрометью кинулся к больному, жестом велев Крис покинуть палату. В коридоре её мягко обняла за плечи медсестра – другая, не та, что сидела в приёмной: полноватая женщина с добрыми лучистыми глазами помогла Крис дойти до стула и утешительно бормотала что-то на ухо до тех пор, пока Крис не смогла хоть немного унять колотившую её мелкую дрожь. На вопрос, как она себя чувствует, Крис еле слышно пролепетала, что всё в порядке. – Ну, милочка, – ласково ответила медсестра, набрасывая свой белый халат Крис на плечи, – если будешь отвечать так натянуто, то я ни за что не поверю, что с тобой всё в порядке. Медсестра отошла на кухню и скоро вернулась с чашкой чая в руках. Взяв кружку, Крис сделала несколько глотков; горячий напиток обжигал горло, но вместе с тем понемногу приводил её в чувства, давая возможность осмыслить всё, что только что произошло. Это был не он, думала она. Это не мог быть он. Там, в палате, – псих. Выживший из ума религиозный фанатик. Он не имел ничего общего с тем человеком, за которого она когда-то вышла замуж. Он был безумен, он был болен, он был… Сломлен. Дрожь Крис разом унялась. Да, именно сломлен. Та вспышка ясности, промелькнувшая в его взгляде, кричала об этом об этом сильнее и ярче, чем припадок бреда. Он был измучен, напуган – но это всё ещё был он. Тот его коллега, Кайл… он винил себя за то, что тогда оставил его. Но ведь и она поступила не лучше. Да, Крис имела полное право уйти – но разве заслуживал он оказаться брошенным, побитый и надломленный после всех ударов судьбы? Мог ли он не сойти с ума, оставшись настолько одиноким? Крис натянула халат на плечи. Ей казалось, что ещё немного – и она зарыдает. Но, к её удивлению, она вдруг почувствовала себя совершенно спокойно. Да, она не знала, как ей следовало поступить тогда – но зато знала точно, что делать сейчас. Ей больше не было страшно. Без помощи медсестры Крис поднялась на ноги и отдала халат и чашку, поблагодарив за проявленную заботу. Из дверей палаты вышел санитар. С хладнокровием судьи он промолвил, что сделал всё, что мог, и что если у Крис есть, что сказать, то лучше бы ей поторопиться. Крис выслушала его со стоической невозмутимостью и, когда санитар закончил говорить, ответила, что всё понимает и хочет ещё раз зайти в палату. На предложение санитара её сопроводить Крис отрицательно покачала головой, и тот, пожав плечами, посоветовал ей быть осторожнее и звать на помощь, если что-то снова пойдёт не так. В палате было по-прежнему светло и тихо – только писк монитора и размеренное тиканье часов в коридоре. Аппаратура снова стояла на своих местах. Глаза Гейба были закрыты, но он не спал: его грудь быстро поднималась вверх-вниз, а сам он обливался потом, словно пытался очнуться от мучительного кошмара. Крис опустилась на стул рядом с ним и тихо позвала по имени – раз, другой. Помолчав – третий. Гейб раскрыл глаза и посмотрел на неё – осознанно, взглядом, полным изумления и ужаса. Одними губами он произнёс её имя. Крис взяла его за руку. Много лет спустя она уже не скажет точно, что тогда произошло, – говорили ли они на самом деле, или всё это – выдумка, плод её воображения, на тот момент такого же исстрадавшегося и воспалённого, как у него? В общем-то, это было и не важно. Крис держала его руку и смотрела в глаза – совершенно ясные – до тех пор, пока он не перестал биться в ознобе и не затих. Только тогда она прикрыла ему веки, наклонилась к изголовью кровати и коснулась губами ещё тёплого лба. Ни о чём не думая, Крис сидела рядом и гладила его волосы до тех пор, пока санитар и медсестра не зашли в палату и, постояв в тишине, не помогли ей подняться на ноги. * — Крис?.. Это и правда ты? — Тише. Тебе сейчас не следует разговаривать. — Боже мой, Крис… Я не могу пошевелиться, а моё тело как в огне. Что это за… нити? — Провода аппарата. Между прочим, ты их едва не порвал. — Вот как. Крис, я… я искал тебя. Долго искал, но не смог найти. А потом сдался. — … Мне так жаль. — Не нужно. Я бы и сам… Пауза. — Прости меня, Крис. Ничего у меня не получилось. Как был безвольной куклой, так ей и остался. Только измучил нас обоих. — Не говори так. — Нет, это правда. Всю свою жизнь я искал свободы. Хотел найти способ сбросить с себя оковы чего-то иллюзорного – сам не зная чего. Но сейчас… мне кажется, я искал не там. — Расскажешь потом. Сейчас тебе… — Прошу, Крис, послушай. Что-то или кто-то дёргает за ниточки, руководит нашими действиями. Не только мной или тобой – всеми. Именно от этого я и хотел избавиться. Знаю, ты думаешь, что я брежу… — Ничуть. Это очень похоже на тебя. Тихий смешок, прерывающийся стоном боли. — Спасибо. Но знаешь… Помнишь, когда-то давно я сказал тебе, что это незримое нечто будто бы и подтолкнуло меня к встрече с тобой? Так вот, даже если это было не моим решением – я всё равно не жалею. Я слишком поздно начал это понимать. Надо было держаться друг за друга, а я лишь сильнее запутался. Не рвать нити, а приноровиться и танцевать – будучи связанными по рукам и ногам. Молчание. — Крис… ты улыбаешься. — Просто рада видеть тебя. — Да, и я… тоже рад, что ты здесь. Жаль, что теперь немного поздно. Эти провода… скоро они меня не удержат. — Глупости. Отдохни немного, а как поправишься, мы вместе отправимся домой. — Это было бы так хорошо... но я действительно очень устал. Знаешь, я уже ни на что не гожусь, но ты, Крис, — ты сильная. Может, ты когда-нибудь и сможешь сбросить свои оковы – если захочешь. Только не изматывай себя. Обещаешь? Снова тишина. — Обещаю. — Хорошо. Совсем скоро я стану по-настоящему свободен. А пока… мне нужно немного отдохнуть. Мягкое шуршание ткани, касание губ. — Спокойной ночи. — До встречи, ангел.