Dark Is the Night

Ни тоски, ни любви, ни печали, ни тревоги, ни боли в груди, будто целая жизнь за плечами И всего полчаса впереди. Иосиф Бродский На улице Дзержинского, в обычном двухэтажном доме, все проносились обрывки полных счастья и любви воспоминаний, под жуткий шум, весьма несвойственный для хозяев и любопытных окружающих, — тем не менее так было не всегда. Нельзя сказать, что виновники грохота ненавидели друг друга. Да, и к чему такая категоричность? Ведь он любил ее, так сильно; не сомневаясь ни на минуту, отдал и потерял всё, что требовалось, для того, чтобы вернуться к ней живым. Стоило ли оно того? Как бы сказать, физически-то он с ней. А вот другая его часть, все не могла прекратить самоповреждающий бег по воспоминаниям, с одного угла на другой; пробираясь по всем лабиринтам, что существуют там, — будто наказывая себя за все, то, что он не смог предотвратить и то, что смог сотворить. До этого у них была совсем иная жизнь — та, жизнь что оставила неизгладимые раны, дыры, огромные кратеры, которые никак не заштопаешь, заполнишь и скроешь. «И в горе, и в радости» — Черт дери, изволь не выражаться при детях, — проревел он с раскрасневшимся от гнева лицом. Поправив свои прямые, темно-коричневые волосы, она принялась искать, чем бы отвлечь себя от безрезультатных столкновений? что стали невыносимой обыденностью для них. Немного повернув свою голову, — достаточно, чтобы можно было занять себя куда более приятным занятием, как рассматривание соседки Лизы, имевшую привычку носить безвкусные «туфельки-убийцы» каждую среду, что было весьма занятно, —она улыбнулась. — Куда ты смотришь? — смягчившимся и растерянным голосом обратился он к ней. Минуту помолчав, она горячо ответила с появившимся из ниоткуда нотками энтузиазма: — Я вдруг вспомнила, где я положила ту красную папку! — Ты о чем? Что за красная папка? Он спокойно облокотился своим массивным телом об деревянный комод, при этом не переставая смотреть в ее печально голубые глаза, обращенные куда-то в прошлое. После их яростной борьбы вид у них обоих был максимально тревожным, но как сразу она посмотрела в окно, так и улеглась эта безумная атмосфера вражды. Погладив свои растрёпанные угольно-черные волосы, он быстро сунул правую руку в карманы своих льняных брюк, — подарок от Алисы. Выжидая время, как она вернется к нему, он все кусал свои объемные алые губы, не переставая рукой нежно гладить щетину, которая успела весьма густо разрастись за время забытия в барах. « Как тебя зовут?» — Ты тогда страшно разозлился, накричал на меня, обозвал «Тупой пустышкой» — Я не хотел. — хрипло перебил он её, но она продолжила говорить, будто ничего он ей и не ответил. — А потом, помнишь как ты предупреждал меня, что не надо перекрашивать пол детской без тебя, что погода испортится и я одна не справлюсь. Через полчаса, нагрянул ливень, дети не переставали играться под холодным дождем, не слушали меня. Все бегала и бегала за ними, а тем временем все вещи промокли насквозь. Смирившись с этим, я ринулась спасать хоть какие-то ценные вещи. В тот момент приехал ты с работы. Быстро подбежав, ты некоторое время смотрел, как я борюсь с вещами. Заметив тебя, я невнятно попросила помочь тебя, а ты смотрел на меня с таким презрением. Стоял и смотрел, как я мучаюсь. Я попросила опять, но теперь уже вся в слезах и вся промокшая, а ты только посмотрел на меня и сухо ответил: «Ты хоть что-нибудь умеешь делать сама? Невозможная неженка» — голос её надломился и она поспешно вытерла слезы, которые не переставали лить из ее блекло-прекрасных глаз. «Если кто обидит, ты только скажи» Немножко погодя, он со всей нежностью и сожалением оглядел ее худую осанистую фигуру, мысленно прижимая ее крепче в своих тяжелых, как гири, но родных объятиях: — Прости меня. — А еще, мы как-то отдыхали с нашими друзьями, и ты приревновал меня к своему лучшему другу Олегу, помнишь? — прихохотнула она, приставив свои пальцы к потрескавшимся тонким губам. Не прекращая смотреть в окно, искренне улыбаясь своим воспоминаниям, она продолжила: — За день до этого ты купил мне дорогое, красивое платье, которое я непременно пожелала носить везде и всегда. — она притихла, освящённую комнату залило брошенной тишиной. « Здравствуйте! Извините, а можно Алису? Я Андрей, друг вашего сына Максима.» — Так вот, — продолжала она. — Ни с того, ни с сего ты стал просто невозможен. Всякий раз когда Олег заговаривал, ты начал перебивать его, перечить ему. Я тут же сказала тебе прекратить, а ты как накричал на меня: " Чего ты вырядилась, как шлюхи эти?» — при этом указывая на моих пораженных подруг. После чего, мы возбужденно направились на улицу и начали выяснять отношения. Мы кричали друг на друга, пытались задеть, кто побольнее, все доходило до взаимных, едких упреков и незадачливых, смешных до абсурда обвинений. Не вынося обиды от твоего бесстыдства, с моих уст тогда выходили такие отвратительные вещи. Помню, когда ты в тот раз, ударил меня, я перед этим сказала тебе: «Тебе просто нестерпимо видеть меня счастливой, ведь ты сам несчастен». И ты дал пощечину. Это был первый раз. Разъярившись еще более, не на тебя, а на себя за то, что дала такому случится. Я еще настойчивее начала кричать, оскорблять, пока ты стоял с мучительным выражением лица, будто убил кого-то. Из-за того, что ты не обращал на меня никакого внимания, и ушел в себя. Я решила заставить тебя почувствовать такой же гнев, какой я ощущала. Мне нестерпимо было видеть твой ужасный вид, и я хотела, чтобы ты уж лучше злился на меня, стонал, кричал, лишь бы не стоял вот так. «Лучше бы ты не возвращался.» Ты посмотрел на меня с полным слез глаз, они мигом потекли по твоим щекам, лицо скривилось в гримасе нестерпимой боли, ноздри вздулись, потекли сопли, и ты отчетливо пробормотал поникшим лицом в ответ: " Думаешь мне этого не хочется?» Я смотрела вглубь твоих черных глаз, и понимала, что об этом ты думал тысячу, если не миллион раз. Что молился Богу лишь за тем, чтобы это сбылось. Я видела в гуще твоих решительных глаз весь тот ад, который тебе пришлось пройти. И я не могла поверить в то, что мы сейчас стоим вот так, после того, как преодолели столько всего. Как мы дошли до такого? Во что мы превратились? «Ты мне нравишься… Не смейся! Ну, же! Скажи что-нибудь, мне неловко! Андрей! Только не стой с этой улыбкой!» Не дождавшись ответа, она продолжила: — Вначале когда ты меня ударил, признаюсь, я испугалась, мне хотелось закричать, убежать подальше, и никогда тебя не видеть, но потом мне стало просто больно за тебя, за нас. Я пожалела об этих словах, не столько из-за того, что получила от тебя. Хотя такое и может быть. — сказав это она звонко рассмеялась. —Сколько из-за того, как я любила тебя. Мне было больно видеть нас такими, — больно и сейчас. «Давай задую рану на коленке? Вот увидишь, все сразу пройдет!» Почувствовав, что больше не может выносить этого, он сдавленно проговорил, переключив свой взор от её лица к сложенным нежно рукам в груди: — Мне нет прощения. Мне жаль. Слышишь? Я просто... Не смог. Я не могу, мне лучше уйти… Резко повернувшись лицом к нему, она растерянно взглянула на его чувственное лицо, со всей любовью, что оставалась в ней к нему: — Нет, останься. Прошу, вернись ко мне. Я люблю тебя, но мне больно. Ты любишь меня, но тебе тоже больно. « Спасибо, что проводил. Увидимся завтра?» Он смотрел ей в лицо, и ему казалось, что она не видит его, — а смотрит, куда-то сквозь него, будто он был прозрачным, будто его тут и не было. Шмыгнув носом, она быстро выскользнула из кухни, направившись в гостиную, чтобы выпроводить только что зашедших в дом детей. Андрей всё стоял в одном и том же положении, глядя в одно и то же место, где располагалась его жена. « Постой! Повернись-ка! Там следы моей помады остались хи-хи… Как неловко.Тебе так нравится? Ха-ха-ха! И вправду, тебе идет!» Чуточку погодя, он что-то начал напевать себе под нос своим низким, хрипловатым голосом: — Ла-ла-ла-лаа… Тара-тара-тара-тарараа… Тан-тарара-тантан-тарараа… Тан-тара-ра-ра-рараа… Умолкнув, он ровно прошагал строевым шагом до спальни, будто это прошлогодний парад. Открыв шкаф, его рука скользнула внутрь объёмных карман, откуда он достал пистолет. Сев на самый край просторной кровати. Он тихо начал напевать, все громче и громче. — В тёмную ночь ты любимая знаю не спишь И у детской кроватки тайком ты слезу утираешь. Он смотрел в окно, на этот сладко- душистый день в разгар полной надежд и грёз весны, деревья уже вовсю цвели и зеленели. Ему показалось, что это слегка даже жестоко по отношению к ним. Природа оживала, вот только так не скажешь о его душе. Его, и без того вся изнывшаяся и сожжённая душа, догорала свои последние остатки, и теперь оставался лишь чистый пепел. Но он все также громче и отчетливее продолжал: — Как я люблю глубину твоих ласковых глаз Как я хочу к ним прижаться сейчас губами. « Я лишь хочу помочь! Расскажи мне, что тебя тревожит! Я выслушаю и помогу, чем смогу! Дорогой! Ну же, открой дверь! Пожалуйста! Открой дверь! Прошу! Быстро! Открывай! Это я! Ты дома! Это Алиса! Слышишь? Ты вернулся! Милый! Ответь?! Пожалуйста! Просто открой и мы поговорим! Я Алиса! Твоя жена! Кирюша и Сережа по тебе скучали! Милый?! Пожалуйста… Андрей? Андрей? Андрей?» Алиса с трудом выпроводила детей на улицу, уверив их в то, что папе нужно сосредоточится для работы — к счастью, дети имеют свойство верить в любые небылицы, как и многие взрослые. Как только она закрыла дверь, все что она сдерживала до этого, вырвалось наружу. Она распласталась под дверью, и уже не плакала, а просто смотрела наверх в спальную, где сидел он — также несчастно и одиноко. В доме слышалось лишь спокойное, протяжное пение. Яркие лучи солнца проникали сквозь окна гостиной, освещая деревянную лестницу ведущую наверх. Неожиданно, она вспомнила про свою находку, — серый пистолет с выгравированными инициалами «А.Ф» — Темная ночь разделяет любимая нас, — Его голос все становился настойчивее и тверже. Алиса, быстро встав на ноги, прямиком направилась по лестницам на второй этаж в спальню, чуть ли не ползком от бессильности. Он взвел курок, направил дуло прямо в сердце и гордо улыбнулся на прощание: — И тревожная черная степь пролегла между нами.