Бесконечная история

***       - Расскажи сказку… - Какую, о султан моего сердца? - Ты знаешь… ту самую… - Об израненной птице… А не много ли в ней печали, повелитель моих грез? - Но ведь печаль ходит об руку с надеждой… ведь так, моя госпожа? - Позволь тогда мне начать… мы минуем начало, как первый весенний мотылек, пролетающий мгновенным взмахом крыльев… - Прелесть юности тускнеет перед созревающими плодами… - Не перебивай, господин мой, иначе ничего не выйдет… Да… мы минуем начало, чтобы не утомлять воспоминаниями твой слух… ты был там и помнишь лучше…       - Ей нельзя этого говорить, Сабер! – госпожа Ширин так и не научилась сдерживать свой гнев, - Что она-то сделает? - Будет знать! – горячо возражает ей ее муж, - Если бы со мной было такое, ты бы хотела узнать заранее? - Не гневи Аллаха такими словами! Я бы всех растоптала, кто посмел бы… - не решившись договорить, Ширин все-таки напоминает, - Она уже не жена ему! - Не жена? Разве глупая роспись заставляет людей – быть вместе? – Сабер не отпускает от себя все еще упорствующую жену, - Нам с тобой известны причины, да и он-то с ней не разводился! Шахеризада стоит, вжавшись в стену у двери, пытаясь обратиться во слух и в то же время борясь с внутренним голосом, что настойчиво напоминает о том, что подслушивать недостойно. Речь явно о Фархаде, о ком еще может так говорить Ширин. - И все равно, ты меня не убедил, - спустя какое-то время Ширин смягчается, - многие знания – многие печали, мне ли тебе объяснять. - Но, согласись, драгоценная моя, что госпожа Шахеризада – в судьбе господина Демоманди и не нам нити между ними разрывать. А если все пройдет удачно? Как ты тогда будешь ей в глаза смотреть? - Что случится с Фархадом? – не выдержав, Шахеризада рывком распахивает дверь, - Ширин? Господин Сабер? Ну говорите же! - Я ничего не знаю наверняка, Шахеризада, - Ширин останавливается перед ней, - но люди говорят… курсируют слухи, что и в Дамаске ваш господин Демоманди не унимается, пользуясь тем, что там цензура – не чета нашей, собрал вокруг себя достаточно большое число почитателей и даже последователей. Его считают потенциальной угрозой, тем более, что приговор ему здесь никто не отменял… - глядя прямо ей в глаза, Ширин твердо заканчивает, - Его хотят привести в исполнение, Шахеризада. Там. - Как это? - Очень просто, - в поисках поддержки Ширин смотрит на мужа, - у правительства всегда на подобные случаи есть наемные убийцы. Они обстряпают дело так, что это будет несчастный случай или убийство, если нужен шум в прессе, например. Приехал, сделал дело и уехал. - Но как же… - совершенно теряется та, - это же… Нужно же что-то сделать, Ширин! Его надо предупредить! - Ты ему пишешь? – переходит та на деловой тон и видя очевидные ее сомнения, нетерпеливо подгоняет, - ну же, Шахеризада, сейчас не время! Да и кому еще тебе доверять, как ни нам! - Госпожа Шахеризада, - привычно сглаживает неровности Сабер, - вы правильно сказали – господина Фархада надо предупредить, но без вашего участия мы – бессильны. - От него было всего одно письмо… - упавшим голосом отзывается она, - переданное нарочным, по эстафете видимо… он сообщал, что добрался и устроился благополучно… там не было ни обратного адреса, ни каких-либо указаний на то, где его можно найти… Я успела набросать пару строчек, человек спешил. Это все… - Шахеризада! – разочарованно тянет Ширин, - ну как же так! - Подожди, дорогая, - прерывает ее стенания Сабер, - госпожа Шахеризада, ведь после всего и до отъезда господин Фархад был в доме Бигбуди, так? - В доме госпожи Сарайи, да… - соглашается та, - и она очень хотела помочь, что-то сделать… - тихо выдохнув, Шахеризада будто наяву вновь переживает те дни между погребением Кобата и отъездом Фархада…       - Ты простила его! Простила – все… Почему? – она удерживает какое-то движение, - Не все… - взглянув внимательно, - Потому что он – изменился… хотел измениться. – Нахмурившись, Фархад явно превозмогает желание прервать ее и она, уловив это мгновение, спешит договорить, - В доме людоеда вряд ли возможно вырасти вегетарианцем… - И год назад я, наверное, тоже проявил бы понимание и даже сочувствие… но не теперь! Отец говорил – мальчики вырастают… мужчинами становятся не все. - Я помню… - Шахеризада устало опускается на ближайший стул, - тебе не нужно было приходить на похороны… ты в розыске. - А кто бы с тобой был… - Да, отец пошел бы обязательно… - тихо соглашается она, - Фархад… - и, сделав усилие, спрашивает обыкновенно, - Что ты будешь делать теперь? Тебе нужно где-то жить, пока… Ты обсудил с кем-нибудь свои планы и возможности? - Только с Сабером, - глухо отзывается он, - у него большой опыт. - Госпожа Сарайа хочет помочь – у нее деньги, связи… - тихонько вздыхает, - а в ее доме тебя никому не придет в голову искать. - Думаю, после признаний Теймури, Бигбуди и остальных, искать вообще никого не будут, - Фархад рассматривает свои ладони, - полиции и властям просто не до нас. - Я думала… - медленно произносит Шахеризада, - это вы с Ширин и Сабером убили их всех… - Да… - с горечью откликается он, - и чтобы убить твоего Кобада, похитили вашего Амида… - она долго молчит… - Ты прав… зная тебя, как я посмела вообразить, что ты – ты, Фархад, поднимешь руку на ребенка… - подняв глаза, Шахеризада смотрит прямо, - А ты, зная меня – как можешь говорить «твой» Кобад… «ваш» Амид… - и словно оправдываясь, - Он обещал, что я смогу забрать Амида – я вдруг поверила… и потом, стоящего на краю обрыва – подталкивать… - Шахеризада! – Ширин, как всегда, диссонансом бьет по нервам, - Ты слышишь? Если госпожа Сарайа покровительствует ему, то может помочь связаться. - Да… - как-то растерянно отзывается она, все еще пребывая – не здесь, - Да! Нужно ей написать! - Совсем ума лишилась! – всплескивает руками Ширин, - Ты еще в газетах объявление дай, чтобы наверняка! - Ширин… - останавливает жену Сабер, - постой. Дай госпоже Шахеризаде свыкнуться с ситуацией и понять… ты ее новостями оглушила и ждешь немедленных решений. - Но решать нужно сейчас, Сабер! – не улучшает положения Ширин, - и письмами тут не обойдешься, такое вообще бумаге доверять нельзя! - Ширин права… надо ехать, - внезапно успокоившись, решает она, - Ширин, если ты смогла бы как-то осторожно выяснить хоть какие-нибудь подробности... - Попробую, - соглашается та, - нельзя привлекать к себе внимание расспросами. - Я возьму это на себя, - Сабер прерывает обеих, - со мной будут более откровенны. - Ну да, конечно, - тут же язвит Ширин, - женщина не имеет право интересоваться делами мужчин! - Ширин, у семьи есть старые деловые партнеры, с которыми мы могли бы возобновить связи? – Шахеризада уже сосредоточена и собрана, - Это было бы неплохим поводом для поездки заграницу, если господин адвокат поможет с оформлением необходимых бумаг… - Да, я обо всем позабочусь, - кивает Ширин.       - Солнце уже показало свой лик, моя госпожа утомилась услаждать мой слух... - Даже птицы умолкают, чтобы их песни звучали лучше после тишины, господин мой… Насколько помнится мне, ты и сам плетешь прекрасное кружево слов… - Пускай тогда будет моя очередь говорить, пока госпожа набирается сил для продолжения рассказа…       - Благодарю, госпожа Сарайа… - откинувшись на спинку низкого диванчика, Фархад склоняет голову в знак признательности за обед, один в череде многих из тех, на которые был приглашен в этот дом, хозяйке которого так многим обязан…       - Госпожа Сарайа… - Фархад привстает, приветствуя хозяйку дома, - чай, кофе? Этот длинный французский хлеб тоже как будто с полки пекарни… - Я привезла с собой повара… - Хороши быть богатым, - с улыбкой отзывается Фархад. - Только если у тебя есть все остальное, - госпожа Сарайа рассеянно осматривается так, словно это чужой дом. - Тем не менее все в нашей жизни, - мягко возражает он, - связано с деньгами, их наличием или отсутствием. - Я могла бы напомнить вам, уважаемый Фархад Маманди, что родилась и всегда жила среди больших денег и они не сделали меня ни отважной, ни умной, ни счастливой, - помолчав, госпожа Сарайа продолжает, - А жизнью я обязана господину Хошим-хану, вашему отцу… - она смотрит ему в лицо с открытой печалью, - он сделал для меня то, что не сделали ни родные, ни остальные… Деньги здесь ни при чем. Прикрыв глаза рукой, Фархад склоняет голову и госпожа Сарайа, поднявшись, легко касается его плеча рукой, останавливаясь у покрытой вьющейся зеленью решетки террасы, - Обитель зла… - подойдя сзади, Фархад рукой пробует прочность заграждения, - Просто дом… - возражает она. – Хотя вы правы – все время борюсь с желанием уволить всю прислугу. - Так – увольте, а дом – продайте… - качнув головой, госпожа Сарайа улыбается, - Зачем же… пусть брат заберет под свою клинику.       Те дни в ее доме, когда полный хаос в мыслях и в жизни заставил остановится, стал своеобразным спасением от невзгод и местом перевести дух, чтобы понять – как быть дальше…       - Фархад… я принесла твои очки… - появившись в одно утро на пороге дома госпожи Сарайи, Шахеризада протягивает ему футляр. - Спасибо… - Госпожа Сарайа уехала… - она проходит в дом, - никто теперь не звонит вечерами, чтобы сказать «все хорошо»… Вот я и прошла – взглянуть сама. - Все хорошо, спасибо… - проследив за тем, как он надевает очки. Шахеризада решительно усаживается на низкой тахте. - Я теперь не жена тебе, и не подруга, не родня и даже не соседка… я – то, что осталось от ненавистного тебе дома Девансаларов… - Ты всегда умела понимать… несказанное, - он знакомым жестом поправляет очки, - мне будет не хватать и этого тоже. По-видимому, я, действительно, наивный, нежный и чувствительный… поэт… Это сказал мне тот, кого я хотел бы считать единомышленником… и что он имел ввиду – я тоже понял позже… - остановившись прямо перед ней, Фархад произносит, - Я понял, наконец, что ты – Шахеризада, вышла замуж за другого, у тебя своя жизнь – со всем, что в ней есть и нет, и меня она никак не касается… И главное, если бы не фокусы Ширин, вы бы и сейчас мирно жили-поживали вашим уважаемым семейством Девансаларов! Оба молчат, пока Фархад не спрашивает почти спокойно, - Почему ты молчишь, ничего не говоришь? - Зачем? Ты тоже умеешь слышать несказанное… Пойду… - поднявшись, подходит ближе, - Отец сказал бы – ты жив, Фархад, а значит, можешь многое… - смотрит серьезно, - Для меня это – самое важное. - Как Амид? – она останавливается, улыбаясь, - Надеюсь, спит… Он быстро засыпает рядом с Сасаном, - прямо взглянув, поясняет, - мы ведь все теперь живем вместе, у вас в доме Хошим-хана. У нас – Хамира вместе с мамой ходят за Кушангом… надеются. - Ты живешь в нашей комнате… - кажется, он не спрашивает. Она кивает, - правда – пора, пойду… - Подожди… - и, вспомнив, - как там Сабер? Где они… - В том доме, где ты нашел их, - с готовностью откликается она, - там теперь безопасно. Я бываю у них и господин Сейтнури… он говорит, что с документами, что у него на руках, благодаря вам и госпоже Сарайе, ручается за благополучный исход. - А дом господина Базорга? – Фархад идет за ней следом. - Там их люди… я вернула всех, кого разогнал Кобад, от имени Ширин… - на пороге Шахеризада остановившись, кладет руку на грудь Фархада, - все… Дальше я – сама… Едва добравшись до Дамаска, он не знал – куда себя деть, все валилось из рук, впереди не ждало ничего, минувшее давило тяжким грузом назначенного самому себе наказания, сердце томилось, а разум представлял в разной степени мрачные перспективы… Вот тогда снова и появилась мадам Сарайа с добротой и радушием заботливой тетушки, где-то наставницы, в чем-то помощницы… Благодаря ее рекомендациям ему удалось получить место преподавателя в местном колледже, и она же ввела его в небольшой светский круг соотечественников, осевших здесь. - Этот дом всегда открыт для вас, господин Фархад, - госпожа Сарайа улыбается, - мы рады, что можем хоть ненадолго вернуть покой в ваше сердце. - Покой… - Фархад вздыхает, - обманчивое состояние, госпожа Сарайа, появляется иллюзия, что – все хорошо. А когда разражается буря, мы не бываем к ней готовы. – Заметив внимательный взгляд хозяйки дома, он смягчает свои слова улыбкой, - Я замечательно устроился в общежитии для преподавателей, и так часто злоупотребляю вашим гостеприимством… - Фархад-хан! Какая удача, что застал вас! – несется еще от дверей и госпожа Сарайа снисходительно журит, - Бежан, мой мальчик, господин Фархад – наш гость, веди себя соответственно. - Слушаюсь, мама, - отвечает тот, сняв обувь и устраиваясь на коврах неподалеку, - Фархад-хан, мне хотелось бы просить вас… - Да, Бежан… - Фархад-хан, ребята очень надеются увидеть вас сегодня на встрече нашего литературного кружка, если вы не очень загружены работой… - Безусловно, я приду, Бежан, - непроизвольно сняв очки, он немного щурится, глядя на него, - Что у вас сейчас – настольной книгой? - Мы обсуждаем поэму... - и с осторожностью покосившись на делающую вид, что углубилась в отложенное вышивание, матушку, понижает голос, - а еще нам бы очень хотелось поговорить с вами… о вашей недавней статье. - Бежан, иди умойся и передай сестре, чтобы чай подали на террасу, - очень вовремя напоминает о себе госпожа Сарайа, - мы с господином Фархадом скоро присоединимся к вам… - сын, кивнув, поднимается, бросая умоляющие взгляды на своего учителя. Фархад позволяет себе короткую улыбку, - Мы непременно поговорим еще, Бежан. Госпожа Сарайа, - чуть помедлив, продолжает, - мне почему-то кажется, что вы ищете возможность о чем-то мне сказать, но не находите… скажите так… - Все это не так просто, господин Фархад… - она и вправду подбирает слова будто по топкому болоту идет, - Ваша статья… редактор звонил мне, как одной из учредителей, конечно… Он волнуется. Не то, чтобы здесь была такая же жесткая цензура, как в нашей стране, или множество заинтересованных лиц, но все-таки – вы слишком прямолинейны. Боюсь, как бы не накликали беду… - А он, мятежный – ищет бури, как будто в бурях есть покой… - со скрытой печалью в глазах цитирует Фархад, поясняя, - это замечательный и очень юный русский поэт, служивший своей Отчизне… - Дедушка рассказывал нам о Вазир-Мухтаре, - взгляд госпожи Сарайи затуманивается воспоминаниями, Фархад искренне заинтересовывается, - Ему довелось работать с ним? - Не так уж много… и скорее – восхищался издалека, дедушка был тогда еще неопытен и юн... И какая ужасная смерть, - госпожа Сарайа смотрит на своего гостя, - толпа не знает чувства признательности, ими правят жестокость и эгоизм. - Вы правы, госпожа Сарайа, толпа безжалостна… - помолчав какое-то время, Фархад чуть наклоняется в ее сторону, - но они – люди. Как-то, пытаясь меня вразумить, Шахеризада напомнила, что для успеха прежде всего нужна поддержка тех, ради кого идешь на борьбу, этих самых людей. Я не сразу нашелся тогда, что ей возразить… и, пожалуй, главного не сказал… - закурив, он не спешит гасить спичку, следя глазами за крошечным пламенем, жадно пожирающем ее, пока не обжигаются пальцы. – Эта готовность не берется из ничего, нельзя выжидать в надежде, когда критическая масса превысит порог и клапан просто сорвет – такая ситуация складывается раз в сто лет и далеко не всегда исход ее предопределен, чаще – наоборот. - Хотите сказать, что действие должно быть поступательным? – госпожа Сарайа вздыхает, - И людей надо загодя, медленно и осторожно к этому подводить? Вы – поэт, господин Демоманди, романтик… даже в этом. Но когда в газету с вашей статьей завернута единственная лепешка на всю ораву голодных ртов – меньше всего они думают о содержании этой самой газеты. - Но… - Фархад улыбается, - чтобы разделить лепешку, газету все-таки развернут… - Мама! Господин Демоманди! – несется с веранды девичий голос, - Ну где же вы – чай остывает… - на пороге останавливается младшая дочь госпожи Сарайи и пунцовея смущением, обращается к Фархаду, - Господин Демоманди, вы нам почитаете? - Манише, не приставай к Фархад-хану! – резковато одергивает ее брат, - Не слушайте ее, Фархад-хан. - Бежан… - негромко напоминает о себе госпожа Сарайа, выходя на веранду, - не веди себя так с сестрой. - Простите, мама, - тут же склоняет голову он, - но за ней глаз да глаз – в голове ветер… - Куда так спешишь? Спросил шёпотом ветерок. - Я соскучился здесь. Не хочешь покинуть эту пустыню? - Это моя мечта, но как? Мои ноги увязли в земле. Куда так спешишь? - Куда угодно, лишь бы отсюда. - Счастливого пути. Но во имя Всевышнего, когда успешно пройдешь эту ужасную пустыню, передай наш привет цветам, дождям… - улыбаясь, цитирует Фархад, добавляя, - Ветер – не всегда плохо, Бежан… Заметив его быстрый взгляд на часы, госпожа Сарайа кивает, - Надеюсь, мы не слишком задерживаем вас, не хотелось бы, чтобы вы опоздали в общежитие. - Ничего страшного, госпожа Сарайа, я еще успеваю к закрытию… - он отпивает чай, чуть салютуя чашкой, - Великолепно! – Манише, которая его заваривала и разливала, снова смущается, на этот раз от удовольствия…       Подобные обеды, что скрашивают в меру унылые будни, не разгоняют общей меланхолии, на фоне которой теперь проходит жизнь. Кажется, что все правильно и вошло в колею, но стоит выдержке дать малейшую трещину и приглушенное буднями чувство вины с радостью вгрызается в истерзанную душу. Наверное, вино могло бы помочь… притупить боль, но и этому искусству его уже некому обучить. Остается одно – писать… сперва из-под пера выходит некое подобие дневников – зарисовок за день, мыслей, чувств… что незаметно превращаются в длинные и подробные письма той, что их не прочитает… … все стало – иначе… не то чтобы – потеряло смысл, но отсюда видится по-другому. Как же мне не хватает здесь твоего ясного взгляда и разумности суждений… но, пожалуй – хорошо, что ты этого не прочтешь. Не потому что не хочу тебе этого говорить, нет! Еще там – дома… видишь, моя Сэнем, я улыбаюсь, пока пишу эти строчки – дом… все еще думаю так, а пора бы уже начать привыкать и думать – иначе… Ночи и дни там, в чужом доме, должны были приучить меня к одиночеству… Аллах – свидетель, как же мне хотелось выплакать боль в твои колени! И я сам… сам себе – враг, ты будешь тысячу раз права, говоря мне это. Обида… она – сильнее… понимание приходит потом, много позже… Иншалла, если вообще приходит. Сказанного не вернуть и сделанного не отменишь, остается мириться с последствиями, учиться с ними жить. Не думай, моя дорогая, что я тут совсем пал духом, это не так… но ты была права, снова, говоря – все имеет смысл только в свое время. Важно этот миг не пропустить… Только я глаза закрою – предо мною ты встаешь, только я глаза открою – над ресницами плывешь…       Перо застывает на оборванной, словно птица в полете, строчкой… Фархад вглядывается в темноту… за окном – ночь и по меркам города вполне спокойная. Но что-то… что-то тревожное тянет изнутри то ли тоскливым ожиданием, то ли печалью о несбыточном…       Утренний звонок из секретариата дирекции колледжа мало хорошего предвещает, - Господин Демоманди? Вас просят зайти к директору, он хотел бы поговорить с вами. - В перерыве между занятиями устроит? – уточняет он, по ту сторону трубки не возражают, разъединившись, Фархад невольно перебирает в памяти события последних дней, ища в них повод или причину для подобного к нему интереса.       - Добрый день, господин Демоманди, - директор приветливо улыбается, приглашающим жестом указывая на одно из кресел перед низким столиком, - может быть, кофе? - Благодарю, - не отказывается, но и не соглашается Фархад, - вы просили меня зайти, что-то не так? - Нет-нет, господин Демоманди, ничего из-за чего бы вам стоило волноваться, - директор сама любезность, - нас вполне устраивает ваша работа, разве что некоторые пожелания, не более того… Может, все-таки кофе? - Я слушаю вас, господин директор, - качнув головой в знак отрицания, отвечает Фархад, - советы, даже в форме пожеланий не бывают лишними, особенно, в нашей работе. - Мы довольны результатами, которые демонстрируют наши ученики по вашим дисциплинам, как младшие курсы, так и старшие, - по многолетней привычке директор начинает с похвалы, - и выбираемые вами литературные произведения не выходят за рамки обязательной школьной программы, однако, большая их часть традиционно представлена в разделах внеклассного или факультативного чтения. Не говорю, что это плохо, - торопится директор, - но все-таки мы гарантируем не только всестороннее образование, но и возможность поступления в университет. - Вы хотите, чтобы я строже придерживался программы? – Фархад откидывается на спинку кресла, с легким вызовом глядя на директора. - Господин Демоманди, - тот морщится, - мы – частный колледж и в силу этого мало зависим от обязательных учебных программ, но поймите и меня – родители выражают некоторую обеспокоенность… К тому же, - не дает перебить себя директор, - днями ко мне заходил господин Ирани как раз по поводу своего курса… Мальчики с воодушевлением говорят о литературном кружке, который вы, якобы, предложили им организовать, вам что-то известно об этом? - Так вот в чем дело… - задумчиво тянет Фархад, - понятно… Господин директор, в подобных внеклассных занятиях нет ничего дурного, курс господина Ирани – выпускной, мальчикам их возраста свойственно сбиваться в стаи… И я не вижу причин, почему бы им не организовать нечто вроде группы по интересам, ведь не всех литература увлекает… - Между нами, - лукаво улыбается директор, - я на вашей стороне, господин Демоманди… Разумеется, мы не собираемся ничего запрещать, но мне бы хотелось, чтобы вы – как куратор этого кружка, проследили за тем, чтобы туда могли попасть только те из мальчиков, что успевают по всем предметам. Пусть участие в вашем факультативе – назовем это так, будет неким поощрением за проявленное усердие. - Боюсь, вы не понимаете, господин директор, - намеренно не желая слышать и слушать намеки директора, Фархад поясняет, - я никоим образом не влияю на то – кого ребята зовут в кружок и что именно там обсуждают, это полностью их инициатива и я стараюсь в это не вмешиваться… - Учите их самостоятельности, - кисло подводит итог директор, - похвально… похвально, господин Демоманди… И все-таки, возьмите на себя труд заглядывать к ним на эти занятия хотя бы раза два в неделю, чтобы и нам с вами было спокойнее, и господину Ирани мне было что сказать. Договорились? - Ничего не могу обещать, - безмятежной улыбкой отвечает Фархад, - собственно, я ведь даже не знаю – соберут ли они подобный кружок… Это был просто рассказ… - Идея, которую вы заронили в их юные бунтарские умы, - директор грозит ему пальцем, - очень недальновидно, господин Демоманди… Будем исходить из того, что имеем и приглядываться к тому, что будет… Покинув кабинет директора, Фархад не спешит возвращаться в учительскую – не то, чтобы не сошлись с коллегами, но некоторая отчужденность все-таки есть. Пожалуй, только учитель математики господин Ахмет проявляет обычное в таких случаях дружелюбие. - А, господин Демоманди! – как раз тот, о ком подумал, и приветствует почитай что с того конца аллеи, опоясывающей парк колледжа. – Слышал, и вы побывали у директора, чем он вас потчевал – кофе или чаем? - Есть разница? – Фархад умеряет шаг, дожидаясь своего внезапного собеседника. - Для старожил – несомненно, - тоном поверяющего тайны отвечает он, - Директор наш консервативных взглядов, потому кофе почитает за напиток официальный, требующий соответствующей обстановки и компании. А вот чай… - Мы просто говорили… - уходит от ответа Фархад, - я здесь человек новый и не во всем еще оправдываю ожидания. Но я стараюсь. - Разумеется, - тут ж подхватывает господин Ахмет, - с нашими сорванцами заниматься чем-либо, кроме физкультуры, чистое наказание! - Наши с вами дисциплины требуют работы мысли, а заставить себя думать – не так легко и приятно… прежде что-то должно заинтересовать. - Не знаю, как вы, - смеется господин Ахмет, - но я доволен хотя бы тем, что они не спорят. - Говорят, в споре рождается истина, - Фархад улыбается, - даже если спорят стар и млад. - Ну уж… - господин Ахмет неодобрительно поджимает губы, - не в этом случае, дорогой мой господин Демоманди. В нашем случае ученики на позициях всегда неправого, потому что слишком юны для собственного мнения, особенно в вопросах, касающихся наших дисциплин. - Они учатся… - Именно! – не улавливает иронии тот, - Хвала Аллаху, в них еще достаточно вколоченного почтения и уважения к старшим… но что будет дальше… - звонок, слышимый и из парка, ставит точку в их дискуссии.       По окончании занятий мальчики отпускают его неохотно, продолжая задавать вопрос, мало относящиеся к изучаемой теме и литературе вообще. - Господин учитель, а вы нам обещали почитать что-нибудь из своего, - а особо бойкие даже переходят на личное, - Правда, что у вас должна выйти книжка? Фархад обводит их всех внимательным взглядом, с добродушной улыбкой откликаясь, - Ребята, давайте обо всем об этом поговорим на внеклассном часе. На этой неделе проведем его, скажем, в субботу днем, местом сбора назначим… - … парк? Давайте в нашем парке у боковой калитки, - предложения сыпятся наперебой, Фархад только и успевает отвечать, - Хорошо-хорошо! Пусть будет парк. И постарайтесь, чтобы у других преподавателей к вам не было претензий и вам не нужно было бы приходить на дополнительные занятия, договорились?       Заведя машину, он на какие-то секунды задумывается о том, как все-таки похожи и непохожи дети. Там, дома… вновь улыбнувшись про себя этому, Фархад продолжает – дома его класс был тоже живым и отзывчивым, открытым чему-то, что захочешь вложить в эти буйные подчас головы… Быть может, господин директор и господин Ахмет правы – традиции и воспитание… но всех ли это приведет, куда нужно. Направляясь ставшими знакомыми улицами в редакцию, где его уже ждут, Фархад невольно отмечает странное – кажется, за ним следят… Притормозив, он внимательнее присматривается к зеркалу заднего вида, но, похоже, там ничего особенного. Пожав сам с собой плечами, Фархад списывает это все на ту же неясную тревогу, от которой ноет сердце и болит душа – мама… сестра… жена… Нет, не так – жена… мама и сестра… Шахеризада… Одного ее имени достаточно, чтобы внутри снова и снова разгорался тот едва тлеющий фитилек, освещая и согревая душу… путеводная звезда его жизни, что сейчас скрыта туманом и кажется совсем далекой.       - Дорогой мой господин Демоманди, садитесь же! – редактор приветливо привстает из-за массивного стола, - Нам с вами есть, что обсудить… Ваша статья… давайте без обиняков – мы с удовольствием берем все ваши материалы в печать, несмотря на некоторую, скажем так, предвзятость в отношении вашей страны… - Я люблю свою страну, господин редактор, - стараясь быть не слишком резким, отзывается Фархад, - отсюда и моя, как вы выразились, предвзятость. Мне необходимо знать, что наши усилия не пропадают зря… даже если я вынужден сейчас жить за ее пределами. - Вы – идеалист, господин Демоманди, это в каждом из ваших материалов, и я могу только приветствовать подобное, - редактор медлит, перебирая бумаги перед собой, - но поймите и меня, мы не можем постоянно публиковать только политически-направленные материалы… Вы же – поэт, так? Давайте, вы напишите на этот раз что-нибудь для странички культуры, да? – будто его только что осенило, предлагает он. - Этот материал вы брать отказываетесь? – уточняет Фархад. - Боюсь, вы меня не поняли, господин Демоманди, - торопится редактор, - мы не отказываем вам, но сейчас не совсем удачная ситуация для публикации… - все это он говорит уже в спину направляющего к выходу Фархада, - постойте, куда же вы?!       Везде одно и то же! Стараясь погасить ненужное сейчас раздражение, Фархад, оставив машину, медленно идет по улице. Досадуя на себя за несдержанность, он словно наяву слышит голос отца: «Какой же ты еще младенец, Фархад». Пожалуй… Как там сказал редактор – «идеалист… поэт…»? Хочется верить, что все не напрасно, и все, что случилось – было не зря. К базарной площади становится все многолюднее, стараясь избежать толпы, Фархад направляется к другой стороне улицы…       Ее не может здесь быть, и тем не менее, Шахеризада – совсем такая же, какой он ее запомнил в последний раз, стоит на той стороне и взгляд ее скользит по лицам, ни на ком не задерживаясь, пока не пересекается с ним. Непроизвольно он сдергивает очки, словно это они мешают лучше ее рассмотреть, лишь для того, чтобы тут же надеть их. Люди уже идут и навстречу, и с его стороны, а они все стоят друг напротив друга, не решаясь сделать шаг. Кто-то или что-то сильно толкает в плечо, Фархад даже оборачивается, но ничего особенного не замечает. Рука же словно вдруг ужасно затекает и, кажется, что-то липкое течет по ней… уличный шум делается почти невыносимым… ноги не держат. Боясь, что все это было миражом, Фархад ищет ее в людской толчее, медленно оседая на колени… и вдруг снова повстречавшись с ней глазами, силится улыбнуться… каким-то непостижимым для него образом она оказывается уже рядом и мир вокруг стремительно суживается до точки – ее лица… пальцев, прижатых к губам – такого непроизвольного и совершенно домашнего жеста… ее голоса – Шахеризада говорит что-то, пытается заставить снять ставший отчего-то тяжелым пиджак… В ее глазах стоят слезы… море невыплаканных по ним двоим слез... Фархад пытается сказать что-то, чтобы облегчило ее боль, но выходят лишь булькающие звуки, которые похоже пугают ее. Дышать становится все труднее и в глазах темнеет… последнее, что он отчетливо видит – птица в клетке, качающаяся маятником туда-сюда… туда-сюда…       - Почему замолчал? - Солнце село, госпожа моя… как и мой голос. - Ты не можешь прерываться вот так! - Это моя история, Сэнем, и я волен рассказывать ее так, как помню… - Ах, так мой господин и повелитель говорит, что наступил мой черед услаждать его слух… Что ж… Ночь коротка, мы едва успеем вернуться…       Организовать отъезд получилось не сразу, но благодаря настойчивости Ширин, бесчисленным связям Сабера, неоценимой помощи господина адвоката Сейтнури и бесконечной благосклонности к ним госпожи Сарайи Шахеризада сейчас и едет в роскошном Персидском караване, курсирующем между Анкарой и Дамаском. Перелет до Анкары вспоминается сквозь дымку постоянной тревоги, что не оставляет ее с тех самых пор, как узнала… боязнь не успеть и в то же время – стать причиной, ведь могли специально пустить слух, чтобы легче было найти Фархада… постоянные и малоуспешные попытки отогнать эти страшные мысли… все это вместе повергает Шахеризаду медленной пытке, заставляет спешить, спешить внутри, подгоняя и подгоняя неумолимое время, как будто это как-то поможет сократить расстояние, что их разделяет…       Провожая ее, Сабер настаивает, - Как бы там ни было, госпожа Шахеризада, связи – это хорошо, но без денег и желательно в «удобной» валюте, они вряд ли помогут. Я не говорю, что так все непременно и будет, но лучше ведь иметь гарантии… - он вкладывает ей в руку внушительную пачку купюр, - здесь сумма, разрешенная к ввозу, так что у таможни к вам не будет вопросов, если они на это наткнутся. Если понадобится еще… - на ее отрицающий жест Сабер напоминает, - и такое может случится… вот – мой хороший… знакомый, сможет помочь, при необходимости. - Спасибо вам… - не зная, что еще сказать, она замолкает, убирая листок с адресом в свою записную книжку, - господин Сабер, думаете, я совершаю ошибку? Он смотрит внимательно, - Разве важно – что думаем мы все, госпожа Шахеризада? Так или иначе…Фархад-хану не стоило уезжать вот так, в никуда. И если у вас получится… - помолчав, глядя перед собой, он договаривает, - его надо вернуть домой. И сделать это можете только вы.       - Сабер! – разнообразный шумовой эффект подсказывает ему направление движения, - Осторожно, госпожа Ширин, дом не наш. - Вот именно! – голос Ширин звучит раздраженно, - Сколько еще мы будем торчать здесь? У меня свой дом есть и там мне не придется думать – что есть! - Положим, ты и здесь, моя госпожа, не сильно озабочена этим, - он в ответ ее возмущению, предостерегает, - совсем всю посуду перебьешь, есть будешь из чего? - Хочу домой! – она устало отворачивается. - Потерпи, - Сабер опускается рядом, - сейчас – нельзя… хочешь опять… - жестом напомнив ей, - … туда, где мы были. – Ширин молчит… - господин адвокат старается, но ведь уголовное дело так просто не закроешь… не представляю, как господин Сейтнури сумеет замять осложнения, связанные с тем, что мы все в бегах… - он подтверждает серьезно, - Привыкай, госпожа Ширин, теперь уж легко и просто да красиво – не будет… - она, против ожиданий, соглашается, - Я и сама боюсь, Сабер… - Мы подождем, госпожа моя, - привлекает ее к себе, - подождем и посмотрим – что будет…       - Мы теперь муж и жена… Наконец-то и у меня все так, как тетушка хотела… - А ты? – Сабер не улыбается, - ты хотела? - А я – только мечтала, как девушка на выданье, - Ширин замолкает, останавливаясь у окна, - В доме нашем мечты умирали… совсем как люди. Сабер обнимает ее, - Мы будем жить в другом доме… - Не представляю, как все будет – без отца… У Кобада ничего не получилось, хотя с ним были все люди отца и он – мужчина… - Меньше всего, думаю, его интересовали дела Девансаларов… - усмешка выходит у него невеселой, - мы не повторим его ошибок и постараемся избежать тех, что пришлись на долю господина Базорга. - Отец?! Мой отец! - Даже Всевышний от них не уберегся… и не кричи на мужа, госпожа моя! – Ширин захлопывает рот, всем видом своим выражая возмущение, но Сабера, похоже, это заботит мало, - Ты не забыла, кто убил твоего отца – его племянник и его телохранитель… твою тетушку убила твоя доверенная служанка… та, что так много знала о тебе, что легко повесила на тебя убийство… Нет, послушай…- он удерживает ее рядом, - Они – не просто злодеи в глухом переулке, они жили рядом дни, месяцы, годы… Но для вас они были вроде мебели – предметы обихода. Когда смотришь на людей сверху, они кажутся маленькими и ничтожными… но ведь это – не так. - У тебя хорошо получается с людьми, Сабер, - Ширин больше не пытается возражать, - ты и будешь решать – кто достоин доверия. - Решать мы будем вместе, - не принимает ее жертвы он, - но я благодарен моей госпоже за то, что согласна советоваться со мной и в этом…       Сабер ставит на низкий столик перед тахтой бутылку дорогого вина, расставляет три тонкостенных стакана… щедро плеснув из бутылки, легко касается своим бокалом двух других, приветствуя единственных соратников… - Господин полковник Фарух, мы даже мечтать не могли с вами… - усмехнувшись, он ведет этот молчаливый разговор, - Сабер Абдали оказался ошеломительно везучим… Красивый, обходительный, сладкоречивый, слегка развязанный и обаятельный… отважный и, пожалуй, добрый и верный. Ему удалось невозможное – госпожа Ширин Девансалар его жена теперь… любимая, обожаемая, неглупая, верная и почти добродетельная… Его Ширин. И Сабер Абдали возглавляет теперь возглавляет клан в Тегеране, победивший в войне за место около власти и денег… - Дотянувшись до второго бокала, взгляд его затуманивается, - Отец… как мне не хватает вас, Хошим-хан. Как мне справляться с таким грузом… почти неподъемным. Взгляните на меня, скажите мне – «Ну ты и нахал, парень!» Подскажите – кому доверить: суконное производство, магазины, рестораны и кафе, издательство… - он улыбается, отхлебнув из своего стакана, - С издательством, пожалуй, есть вариант… Фархада надо вернуть домой, без сомнений. Спасибо, отец… да-да, я помню про госпожу Сарайю… - с ленивой грацией кота он растягивается на тахте, - Арад Ахмади… Наверное, вы, отец, сказали бы – «Нет Бога кроме Аллаха… много болтаешь, парень…» Простите, полковник Фарух, вы велели мне забыть это имя, и все-таки… в минуту смертельной опасности оно вновь объявилось, как незнакомец на ночной дороге. Капитан Ахмади. Все-все, слушаюсь, отец… сплю. Да пребудет с нами воля Всевышнего…       В незнакомом город всегда есть опасность заблудиться, даже если знать куда идти, потому встречающая ее машина служит несомненным подспорьем. - Нет, одну я вас не отпущу, - госпожа Сарайа мягко улыбается, - все-таки чужой город. Бежан вас проводит. - Мне не хочется доставлять вам лишние хлопоты, - Шахеризада качает головой, - и так уже… - Не говорите глупости, милая, - похлопав ту по руке, госпожа Сарайа подвигает в ее сторону сладости, - угощайтесь. - Спасибо… - так и не притронувшись к тарелке, Шахеризада откликается, - думаете, я совершила ошибку, приехав сюда? - Моя дорогая, наши поступки так или иначе кому-то кажутся ошибками, если оглядываться на всех – то и шагу не ступишь. Самое главное, что вы считаете верным для себя. Шахеризада смотрит прямо перед собой, - Верным… не знаю, - слабо улыбнувшись, она переводит взгляд на участливую хозяйку дома, - Это получилось как-то само собой. - Все будет хорошо, вот увидите, - госпожа Сарайа кивает в подтверждении своих слов, - А, Бежан, вот и ты… торопишься? - Нет, конечно, мама. У нас встреча нашего литературного кружка… - Шахеризада с госпожой Сарайей понимающе переглядываются, - Замечательно. Проводи, пожалуйста, госпожу Саадат, она приехала к господину Фархаду…       Идущий рядом с ней Бежан не совсем уверенно произносит, - Могу сказать, госпожа Саадат? Фархад-хан будет рад вам. - С чего ты взял? – улыбается Шахеризада, - Господин Фархад что-то говорил? - Немного, - смутившись, Бежан пытается скорее все объяснить, - мы говорили – о семье, о доме… я спросил. Он ответил только, что – там остались жена и сын… Вы ведь жена Фархада-хана? - Д-да… - как-то по-особому, на выдохе, откликается она, - я его жена. Пройдя еще немного, Бежан останавливается, - Вот и пришли, - указывая на длинный одноэтажный дом в глубине парка, - ничего, если я пойду? Вас проводят в комнаты господина Фархада, даже если его еще нет. - Конечно, идите, Бежан, - чуть поспешнее необходимого соглашается Шахеризада, - я и так отняла у вас много времени. Дальше я сама со всем разберусь, спасибо вам. Сверкнув улыбкой на прощание, молодой человек испаряется так быстро, Шахеризада едва успевает посмотреть ему вслед, сама же все медлит. Так и не собравшись войти, она направляется вверх по улице, не очень ясно представляя себе – куда и зачем идет. Как сама ему сказал тогда – ни жена, ни подруга… никто. Слова, сказанные сгоряча и в обиде, их вроде бы и замечать не стоит, но память несмотря ни на что, возвращает туда, заставляя снова и снова говорить, объяснять, спорить… Только вот приходится делать все это самой с собой. - Зачем ты приехала? - Предупредить… - Хорошо, я принял к сведению… - И все? Иными словами, все останется по-прежнему… - Что ты хочешь, чтобы я сделал? - Я не знаю… чтобы ты подумал – о других… твоя мама, сестра… Ты – все, что у них есть. - А ты? Кто я – для вас, госпожа Шахеризада Саадат? Тряхнув головой, Шахеризада пытается прогнать настойчивое видение, навеянное пережитым внутри, но – Фархад, стоящий на той стороне улицы, никак не хочет рассеиваться… скорее, наоборот… явно ее разглядев, он сдергивает очки, чтобы тут же их надеть, и все старается удержать ее взгляд, словно боясь того же, чего и она… Громкие хлопки машин отвлекают внимание и на другой стороне улицы поблизости от него Шахеризада оказывается уже вынесенная встревоженной толпой невольных зрителей разыгрывающейся у них на глазах трагедии… Фархад оседает на пол все с тем же недоуменно-обиженным выражением лица, что мгновенно сменяется вымученной улыбкой, стоит лишь ему пересечься с ней взглядами, - Ты все-таки пришла… Рухнув на колени, Шахеризада быстро ощупывает его в поисках ранений, руки в крови, она оглядывает столпившихся кругом, - Пожалуйста… его нужно срочно доставить в больницу! - Скорая уже едет, госпожа… - охотно откликается кто-то из толпы, а кто-то еще и любопытничает, - А вы-то сами – кто? Врач? Кто вы ему? - Да… - невпопад отвечает она, - я – врач. И его жена!       - Вашему мужу повезло, что вы были рядом, - хлопотливый доктор, наконец, находит для нее время, - ранение из разряда нетяжелых, но быстрая и большая кровопотеря могла существенно ухудшить ситуацию… - ободряюще улыбнувшись, он продолжает, - Вам лучше всего сейчас пойти домой. К утру можно будет сказать более определенно, но на настоящий момент с ним будет все хорошо. - Могу я остаться, господин доктор? – заметив тень недовольства, Шахеризада торопится объяснить, - Нет-нет, не потому что не доверяю вам или вашим медсестрам… - У нас очень квалифицированные сиделки, мадам, - перебивает ее тот, - поверьте, ваш муж не останется без присмотра… - Пожалуйста… - тихо произносит она. Доктор внимательно смотрит на нее поверх очков, и разглядев что-то, кивает, - Хорошо… я предупрежу ночную смену. Да, госпожа Саадат, вы ведь понимаете, я должен был сообщить о происшествии… думаю, с вами непременно кто-нибудь побеседует. - Да, безусловно… - рассеянно отзывается она, глядя на спящего Фархада. Ободряюще похлопав по руке, доктор оставляет ее одну. Медсестра появляется какое-то время спустя, принимаясь за пациента. Шахеризада отходит к окну, чтобы не мешать и от советов ненужных удержаться. - Госпожа, если вы голодны, мы можем послать мальчика, - не отрываясь от своих обязанностей, говорит та, - прилечь можете на этой койке, доктор Рахман предупредил, чтобы сюда пациентов до утра не определяли. - Благодарю вас, - тут же повернувшись, отзывается Шахеризада, - не беспокойтесь, мне ничего не нужно. Постараюсь доставлять как можно меньше хлопот… - в меру безразлично пожав плечами, медсестра уходит и она снова остается наедине со своими тревогами. Все было бы по-другому, не будь Фархад таким упрямцем… ведь даже здесь, даже сейчас! И теперь это все не обойдется без полиции… и вполне вероятно, может всплыть все то, что стало причиной… - Ах, ну почему же ты такой… - в отчаянье шепчет она, вглядываясь и вглядываясь в его отражение в ставшем уже темном окне до того, что начинает казаться, что и он на нее смотрит... и – это, действительно, так. Стремительно развернувшись, Шахеризада склоняется над ним, ловя вполне осмысленный его взгляд. - Фархад? - Ты не помнишь звука своих шагов, потому что он всегда с тобой. Но я запомню его, потому что тебя нет со мной. И звук твоих шагов остался в моём сердце… - Фархад… - она обессиленно опускается на стул поблизости. – Доктор сказал, ты очнешься не раньше утра… - Я думал – ты мне привиделась… - со слабой улыбкой почему-то извиняется он. - В тебя стреляли… на улице, - словно не слыша, продолжает она, - ранение сквозное, но ты потерял много крови. - Мы в больнице? – беспокойно оглядываясь, Фархад пытается встать, - Попроси выписать меня под твою ответственность, нам лучше отсюда уйти… - До того, как полиция начнет задавать вопросы? – Шахеризада смотрит прямо на него, - Фархад? - Поверь, до этого лучше не доводить… - Но и ты здесь – по своим документам, и я не инкогнито приехала, - она пытается быть разумной, - даже если мы уйдем сейчас, к нам все равно придут… не завтра, так в другой день. - Нет, - Фархад тянется за рубашкой, - если ты – уедешь сегодня же! - Нет… - ее тон не оставляет сомнений, с небольшим усилием Шахеризада возвращает его на кровать, повторяя, - нет. Мы не будем бегать, ведь у нас нет для этого причин, так? – он молча ожидает продолжения, упорно отводя взгляд, - Фархад… ты и здесь делаешь то, что обещал мне не делать? - Невозможно жить, не причиняя неудобств кому бы то ни было, моя дорогая госпожа Саадат, всегда найдутся доброхоты, которым перешел путь. - Но на твоей дороге они встречаются чаще… - негромко парирует она, - не потому ли, что ты сам их ищешь… - не давая ему возразить, Шахеризада направляется к двери, - До утра мы будем здесь. Смирись.       - Сали! Посмотри же, что у меня есть! – Ширин, сдаваясь, обращается к мужу, - Ну почему он всегда выбирает тебя, Сабер! Ухватился за твой палец, будто конфету. - Ты очень шумишь, Ширин, а дети и звери ценят спокойствие, - Сабер, бережно прижимая к себе ребенка, продолжает разбирать бумаги на своем столе, - Прочти… - Я уже все просмотрела, - отмахивается было Ширин, неохотно беря документ, - откуда это у тебя? – лицо ее меняется… - Шахеризада отдала, - отзывается он. - Но это же… - Да, письмо Кобада… я хочу сжечь его сейчас. - С ума сошел! – Ширин крепче сжимает документ, - Надо отвезти его господину Сейтнури, он составит документ на права наследования, определит доли Кабира и Салара… - Нет, Ширин, - отложив в сторону счета и расписки, Сабер поднимает на нее серьезный взгляд, - я как раз очень хорошо все обдумал – Амид и Салар – единокровные братья, сыновья твоего двоюродного брата… старший – от второй его жены, младший – от временной, ты – их тетушка и единственная наследница состояния своего отца и мы с тобой выделим им равные доли имущества. - Но, Сабер… - Ширин вчитывается в строчки, - он тут пишет, что он вовсе не… - Ерунда, Ширин. Он писал это Шахеризаде, когда его сына держали в заложниках. Тут и не такое напишешь... письмо надо уничтожить. – Ширин кивает, отыскивая в столе зажигалку, - И прямо сейчас!       - Госпожа Сарайа, боюсь, мы снова злоупотребляем вашей добротой, - первое, что говорит Шахеризада, выходя из машины, что забрала их с Фархадом, когда ему разрешили уйти. - Аллах с вами, дорогая, - выходя им навстречу, отвечает та, - не в его же комнаты в общежитии вам его везти. - Я бы и там прекрасно себя чувствовал, - слышится из машины, Шахеризада переглядываются с госпожой Сарайей, - Он это говорит с тех пор, как нас отпустили. - И продолжаю настаивать на этом… - пытаясь выбраться из машины самостоятельно, Фархад с трудом удерживает равновесие, с благодарностью опираясь на руку вовремя подхватившего его шофера. - Господин Фархад, вы немедленно отправляетесь в постель, - непререкаемым тоном патронессы настаивает госпожа Сарайа, - и будете слушаться своего врача. - С вами со всеми – я не справлюсь… - пересекаясь взглядами с Шахеризадой, он слабо улыбается. - Фархад-хан, я помогу, - подоспевший Бежан освобождает шофера, поддерживая его с другой стороны, - идемте, нам надо вверх по лестнице… - Бежан, в ту, что по правую от лестницы руку, комнату… - ему вслед напутствует матушка, Манише подхватывает с веранды, - Мама, я помогу и прослежу за всем, не беспокойтесь! - Замечательные у вас дети… - Шахеризада смотрит вслед, - боюсь, мне придется еще раз попросить Бежана сопровождать меня – хочу собрать вещи Фархада… и еще его машина… - Надеетесь уговорить его вернуться? – она медлит, глядя на хозяйку дома, - Я не буду спрашивать… - Милая моя… вам придется трудно… - Я слишком долго пыталась примириться, подстроиться под обстоятельства, оставляя решения на других, - тут же отзывается та, - так долго, что почти потеряла самое дорогое… - скользнув взглядом в сторону лестницы туда, куда дети увели Фархада, Шахеризада возвращается к разговору, - Вам этого не нужно объяснять… - Мы все зависим от принимаемых не только нами решений, дорогая, - поднявшись, госпожа Сарайа договаривает уже на лестнице, - Бежан, конечно же, съездит с вами.       Книги, книги, книги… вещей совсем немного… и когда успел набрать так много книг… а еще – бумаги. Наметки, наброски, черновики статей, зарисовки… Шахеризада медленно, будто живое, перебирает все это – на столе, кровати, буфете, стульях и просто на полу. Нечто напоминающее дневник попадает в руки почти случайно и Шахеризада не стала бы его открывать, но вложенный между страницами листок заставляет тетрадь раскрыться, и глаза сами выхватывают строчки знакомого почерка… …Ночи и дни там, в чужом доме, должны были приучить меня к одиночеству… Аллах – свидетель, как же мне хотелось выплакать боль в твои колени! И я сам… сам себе – враг, ты будешь тысячу раз права, говоря мне это. Обида… она – сильнее… понимание приходит потом, много позже… Иншалла, если вообще приходит… Захлопнув тетрадь, Шахеризада уже не выпускает ее из рук. - Госпожа Шахеризада, я обо всем с комендантом договорился, - Бежан возникает на пороге, - сейчас возьмите необходимое, за остальным пришлем, когда вернемся, комнаты пока что останутся за Фархадом-ханом. - Спасибо, Бежан, не знаю, что бы делала – без тебя… - он молча кивает, помогая ей с упакованными вещами, - Подожди, еще бумаги… не все, но… - она складывает в папку с завязками все, что на столе, сверху укладывая драгоценную тетрадь.       Манише встречает их в дверях, - Госпожа Шахеризада, заходил какой-то полицейский чин, мама его к Фархаду-хану не пустила, но он хотел видеть вас. Сказал, что вернется еще сегодня. - Хорошо, мы этого ждали, - она чуть улыбается озабоченной девушке, - спасибо, Манише, передай маме – я поднимусь к Фархаду… - Он еще спит, должно быть, - немного ревниво отзывается та, - я заглядывала с полчаса назад, когда тот полицейский говорил с мамой… Вы не волнуйтесь, мы дали ему лекарство вовремя и проследили, чтобы он поел. Если что, я отнесу ему чай… - Я сама, спасибо тебе, дорогая…       - Фархад…- зайдя в комнату, Шахеризада не сразу находит его в полумраке закрытых ставень, вместо того, чтобы лежать, он сидит у одного из окон, теряясь в тени света и тени. – Как ты себя чувствуешь? - Падишахом, как минимум, - отзывается он, - впору призывать мудрецов и визирей, чтобы нас восхваляли. - С этим ты вполне справляешься сам, словоплет, - откликается она, положив на столик давешнюю папку, - вот, что на глаза попалось… - Ты была в общежитии? - Собрала твои вещи, - Шахеризада отвечает, не прекращая быстрый профессиональный его осмотр, - пока мы здесь, не бегать же ежедневно туда-сюда… Подожди, Фархад, - склонившись близко, она проверяет повязки на ранении, встречаясь с его пристальным взглядом, произносит тихо, - ты мне мешаешь… - Прости… - ничуть не смутившись он, едва касаясь, проводит кончиками пальцев вдоль ее щеки, убирая случайно выпавший локон, - давно тебя не видел, все кажется – исчезнешь. - Я здесь, Фархад. Я приехала. - Вижу… - завладев ее рукой, спрашивает уже иным тоном, - Почему? Зачем ты приехала, Шахеризада? - Потому что тебя – хотят убить… - она красноречивым жестом охватывает всю картину, - и вот… Как еще я могла сказать тебе это? - Сказать – что? «Будь осторожен, Фархад, не лезь на рожон»? – он встречает ее внимательный взгляд. - А ты бы прислушался? – улыбнувшись самой себе, качает головой, - Ведь нет… - Я… - возражает он, - стараюсь, по крайней мере… - поймав на раскрытую ладонь подвеску ее ожерелья, всматривается в нее, - Ты хочешь завернуть меня в вату, положить в коробочку и убрать в шкатулку – для сохранности. - Да… - забрав с его ладони птичью клетку, Шахеризада поднимает на него взгляд, - но даже там мне не удалось его сберечь… Сберечь тебя. Фархад едва заметно улыбается, - Я - не сказка, чтобы ты рассказал. Не песня, чтобы ты спел... Не голос, что ты услышал, или то, что ты увидел, или то, что ты узнал... Я - взаимная боль. Прокричи меня! - Я приехала за тобой, Фархад… - наконец, произносит вслух она то, чего подспудно страшилась все эти дни, - за тобой, потому что – не могу больше… Не могу быть решительной и сильной; не могу быть той, на которую вся семья смотрит с надеждой в трудную минуту; не могу постоянно думать о том – где ты и что с тобой, не знать – жив ли… - повернувшись, ловит мгновенно-потрясенный его взгляд, договаривая тем же ровням тоном, - Ты мне – нужен. Я не уеду без тебя.       - Солнце еще не показало свой лик, моя Сэнем, отчего же ты молчишь? - Сказка имеет обыкновение заканчиваться, о султан моих грез, даже если тебе это не по нраву… Слышишь, птицы выкликают зарю… - Пока солнце не встало, моя Шахеризада позволит мне… - Фархад!       - Бабушка! Тетушка Мерзие! Митра, Семин! Приехали! – все женское население дома торопится на зов. - Аллах Всемогущий! Кто приехал, Сосо? - Папа и мама Амида, - сбивчиво поясняет Сосан, - братишка, идем же скорее… - Амид с воодушевлением устремляется следом. - Шахеризада! – Митра и Семин наперегонки спешат к воротам, но скорый на ногу Сосан уже выскакивает на улицу, радостно вцепляясь в руку Фархада. Отставший Амид взывает, - Мама! - братишка подбадривает, - Это же папа, Амид, ты что – не узнал? – и, раскинув ладошки, тот, тут же подхваченный Фархадом, все повторяет, - Папа-папа… - Какой же ты большой! – выдыхает Фархад, поверх его головки ловя взгляд жены, и прижимая малыша к себе, обещает, - Ну, Сосо, тебя я точно не удержу… а в остальном – я твой должник. Шахеризада, едва справляясь с волнением, и переходя от одних объятий в другие, только и успевает отвечать, - Нет, мы не хотели ждать… Тетушка Мерзие, что вы, оставьте! Мама, все вещи я не донесу… Семин, Митра…       Переполох, вызванный приездом, постепенно сходит на нет, по дому еще слышны его отголоски… Устало опустившись на край кровати, Шахеризада против воли прислушивается… - Митра, дочка, принеси еще лепешек… - это тетушка Мерзие хлопочет вокруг Фархада, еще не окончательно пришедшего в себя после ранения и дороги… - Мама, мы уложили Амида, но он все просит, чтобы сестра зашла... – Семин из дальних комнат… Неразобранные толком вещи, остывающий чай на столе… Шахеризада с тоской оглядывает комнату, чувствуя наваливающуюся непреодолимую апатию… надо бы заставить себя подняться, допить чай, разобраться с вещами, Амида уложить… но на все это уже, кажется, нет сил. - Дочка… - госпожа Парвин трогает ту за плечо, - ты бы легла уже… утром все пойдет как обычно… - Да, мама, сейчас, только к Амиду загляну… - подобрав выпавшие из рук вещи, Шахеризада откладывает все в сторону, - как вы тут, ничего не случилось? - Не беспокойся сейчас ни о чем, дочка – все уладим… - погладив ее по руке, отзывается госпожа Парвин, - на Фархада его матушка да сестра не нарадуются, Амид с Семин, она их с Сосо спать уложила, поздно ведь уже… Мне тоже пора, а то твоя сестра там одна… - С господином Кушангом – все также? - А что с ним будет, - вздыхает госпожа Парвин, - лежит себе, да и лежит… Хамира звонила – завтра зайдет, повидаться… - госпожа Парвин медлит, - Как же вы теперь-то… с Фархадом? - Нас не задержали на границе… - по-своему предпочитает понимать ее вопрос Шахеризада, - позволили вернуться… Может, про нас просто позабыли… не знаю, мама. Лучшее, что мы можем – не обращать на себя внимания, как можно дольше… - поднявшись вслед за той, говорит, - Я провожу, мама… - Не надо, вы с дороги – отдохни. Найдется – кому за мной двери закрыть…        Дождавшись, чтобы Амид начал засыпать, Шахеризада обходит затихший дом и, помедлив на пороге, спускается в кабинет Фархада… - Хотела принести тебе чай… - спиной прижавшись к ею же плотно закрытым дверям, она прямо встречает его пристальный, проникающий в самое сердце, взгляд. Фархад молча кивает на стол, где еще стоит поднос с чайничком и сладостями. Шахеризада же продолжает, - ... но он у тебя и так есть. Дай – осмотрю твою рану, Фархад… - С ней все в порядке… - сделав шаг ей навстречу и еще один, откликается он, - как и со мной, впрочем… и я снова – чувствую себя падишахом… - Тебя любят, о тебе тревожатся… - сама не замечая – как, она оказывается очень близко к нему, - ты здесь – необходим… - А ты, Сэнем – тревожишься, любишь? – Фархад настойчиво всматривается в родные черты, - у тебя есть необходимость во мне? - Клетка – это мой рот, когда он замыкает в себе твое имя… - легко улыбнувшись вдруг, цитирует она, взглядом следуя за его рукой, накрывающей ее ожерелье-мангалсутру…       - И что ты прикажешь мне сегодня, моя госпожа? – подложив ладошку под щеку, Шахеризада молчит, отвечая лишь долгим взглядом… - Помнишь, здесь мы говорили… спорили о многом… мечтали… - Это было давно… - отзывается она, - почти в прошлой жизни… - Не так уж и давно… - склонившись близко, Фархад медленно произносит, - мы по-прежнему живем эту жизнь, Шахеризада, одну на двоих… - вновь обращаясь к всегда спасающей его поэзии, - Чтобы жить – два сердца нужны: одно чтобы любить и другое – чтобы любили его…       Составив компанию Шахеризаде и Фархаду в дороге, госпожа Сарайа прибывает в Тегеран, чтобы уладить важное, но все откладываемое по различным причинам дело. Попасть на прием к Генеральному прокурору при шахском дворе в столь короткие сроки помогают и положение в здешнем обществе, и многочисленные связи…       - Я должна еще раз поблагодарить вас, господин Рухани, что сочли возможным принять меня лично… не все можно объяснить и доверить бумаге… - госпожа Сарайа делает паузу, давая возможность Генеральному прокурору Его Величества сделать приличествующий жест великодушия – встретить и усадить ее в удобное кресло у огромного стола. – Прошение я, конечно, принесла, - она выкладывает на стол красиво инкрустированную папку, - но как я уже сказала – предпочла бы сама изложить дело. Занимающий должность Генерального прокурора при дворе шаха Пехлеви – Рухани принадлежит, конечно, к влиятельному и богатейшему семейству, но отдает себе отчет – какая между ним и его посетительницей, принцессой династии Каджар. - Госпожа, я ваш покорный слуга… - госпожа Сарайа кивает с благодарностью. - Я прошу вас, господин мой, вернуть мне и моим детям имя – гордое и славное имя моего рода, дабы стереть навсегда воспоминания о низком и подлом преступнике, в чьей власти мы находились столько лет. Я передала все документы, обличающие его в преступной деятельности и прошу все имущество Бигбуди передать в казну… - ошарашенный чиновник возвращает себе подобающую положению рассудительность не сразу. - Принцесса Каджар, Его Величество, без сомнения, удовлетворит ваше пожелание и, без сомнения, все что было вашим приданым – останется в вашем распоряжении и собственности, - госпожа Сарайа встает, принимая почтительный поклон, - Благодарю вас…       - Шахеризада вернулась… - Ширин встречает мужа в кабинете, - я только что говорила с ней… - А господин Фархад? – осторожно перенимая у нее из рук папку с деловой перепиской, которую она уже успела ухватить, уточняет Сабер. - И его привезла… Его там ранили, как я поняла, но все благополучно закончилось. Тамошней полиции лишние проблемы не нужны, тем более, что претензий у них не было… - проследив за тем, куда отправилась папка, Ширин морщит нос, - господину Сейтнури прибавится забот… - Пригласим их сегодня, госпожа моя, - обняв жену за плечи, ненавязчиво предлагает он, - посидим в семейном кругу… Их сын – твой племянник, Шахеризада – вторая жена твоего первого мужа… и не забывай, дорогая – Саларом мы обязаны только ей. - Перестань, Сабер, я все это знаю… - немного капризно реагирует Ширин, - Думаешь, им до этого сейчас? - А ты – позови, там посмотрим…       Оставив Ширин и Шахеризаду с детьми на террасе у фонтанов во дворе, Сабер устраиваются с Фархадом в кабинете. - Смотрю – обжился… - бросив взгляд на большой портрет, что висит над столом, Фархад садится поодаль в одно из кресел. - Приходится, - Сабер разливает кофе, - Кобаду было не до семейных дел – клуб и ресторан, издательство, магазины и лавки на базаре… все это требует неглупого и желательно честного человека… - Это трудно… - Фархад серьезен, - твой выбор могут не одобрить старейшины, а те, кого предложат они – не устроят тебя. - Так, ты видишь, Фархад, одному мне никак не управиться, - и с выражением озабоченной нерешительности упреждает, - Нет, ты обещал мне и Хошим-хану – возврата к прошлому не будет… и потом, это не сложнее, чем приговоренным к пожизненному сроку доказать свою невиновность. - Не приписывай мне чужие заслуги, - по достоинству оценивает ловкий маневр Фархад, - к тому же, не думаю, что прокуратура примет эту версию. - У них нет вопросов, - легко опровергает Сабер, - а у господина Сейтнури – родственник в этих рядах и на хорошей должности… Так что, давай – вспоминай, с кем Хошим-хан вел дела…       - Рассказать тебе сказку? - пристроив голову у нее на коленях, спрашивает Фархад. - Из тысячи известных нам историй, – включается в игру Шахеризада, - какая больше всего по сердцу? - Ни одна из тех, что уже случились… - чуть щурясь, потому что оставил очки на столе, отвечает он, - эту еще не слышал никто… и я не знаю, чем она заканчивается… - Все сказки кончаются одинаково, Фархад… - проводит ладонью по его лицу сверху вниз, заставляя закрыть глаза, - … свадьбой. А после…начинается жизнь… - А после… - перехватив ее руку, подносит к губам, - сказка остается только нашей… - и заставляет склониться, притягивая ближе, - Мы живем в ней, Шахеризада, в этой сказке, что сложилась – для нас, и верная птица вернется, потому что здесь ее дом. Израненная верная птица, словно скиталец, облетела край несправедливости и вернулась, печальная, потеряв интерес к воде и зерну. Будет искать она выход до дня освобождения. Ей известна одна из сокровенных тайн, ведь она – тайное ухо нашего больного мира. Разных людей она повидала и, едва произнеся: «Аминь», заботливо соединяла их вместе. Время отчаянья понесших утрату облегчала, претворяла мечты их, спрятав глубоко внутри историю народа. Израненная верная птица, словно скиталец, облетела край несправедливости и вернулась печальная, потеряв интерес к воде и зерну. Будет искать она выход до дня освобождения…