Обними меня

      Антон вяло плёлся в школу через чащу леса. За столько лет, проведённых в этой глуши, он успел привыкнуть к каждой коряге и кусту, которые попадались ему ежедневно по дороге. Вот ему уже шестнадцать лет, хотя казалось, что совсем недавно, буквально вчера, он бежал от ужаса по этой тропинке, через темноту зимнего леса, что одновременно так пугала и завораживала. Стоило ему услышать как какое-то лесное животное своим неаккуратным движением сломает хрупкую ветку, так по спине маленького мальчика мигом пробегала толпа мурашек, ещё сильнее наводя ужас, а сам он, сломя голову, мчался через эти редкие голые деревья, покрытые предрассветной дымкой и горами снега, что так красиво искрился в лучах восходящего солнца. Лишь бы быстрее выйти, лишь бы быть подальше от этого всего кошмара.       Но он закончился. Также внезапно как и начался. Стоило Антону ближе сдружиться с этой компашкой из двух главных «бандитов» его новой школы, так сразу Алиса со всей ее паранормальной компанией исчезла без следа, словно их никогда и не было. Да, дети не перестали пропадать, но происходить это стало гораздо реже и при менее мистических обстоятельствах. Поэтому теперь вся эта история казалась Антону не более чем страшным и неприятным сном, который просто слишком затянулся. Сейчас, когда он вытянулся, а голос его начал понемногу ломаться, Петров стал чувствовать себя настоящим мужчиной, который не имеет права бояться таких мелочей, как треск веток или шелест листвы в лесу. Даже когда в нем было очень темно. Единственное чего он не переставал побаиваться, где-то далеко в своём подсознании, так это Ромки Пятифана, своего закадычного друга. В свои шестнадцать он выглядел гораздо старше своих одноклассников. Далеко не из-за роста, хоть тот и был немного выше Антона, буквально на полголовы. По мере их взросления, он все чаще и чаще ходил «покукарекать на турничках» и продолжал заниматься боксом, поэтому своими широкими плечами легко мог закрыть выход из кабинета всем девчонкам, которые перестали расти ещё в седьмом классе. А на фоне бледного и худощавого Антона, Ромка и вовсе смотрелся пышущим здоровьем Геркулесом. Однако несмотря на такое различие между ними, они оставались на протяжении стольких лет отличными друзьями, хоть и были каждый со своими заморочками. — Хэй, братан, тебе бы подкачаться, — нередко говорил ему Пятифан, прощупывая своими грубыми и жесткими пальцами его мыщцы на плече, додавливая до кости, — а то стыдно с таким дрищом корефаниться, даже вон, Бяша шире тебя. — и изображал наигранную гримасу презрения, высовывая язык, а после заливисто смеялся, неизменно повторяя, — Да я шучу, Тох, не ссы.       Тоха и не «ссал», просто внутри что-то сжималось, спутываясь в тугой клубок, от этих грубых прикосновений Пятифана. Ему казалось, что эта сила Ромки его пугала чуть ли не до дрожи в коленках, ведь они отпетые хулиганы, а он тощий ботаник в очках. Он никогда не участвовал в их разборках или стрелках, только после помогал им замазывать синяки и ссадины на следующий день. — Ты прям как моя мамаша, — говорил в такие моменты Пятифан. — Если б она у тебя была. — едко хихикал Бяша, каждый раз упиваясь этой своей шуткой, а Ромка лишь озлобленно опускал глаза, сжимая кулаки и сдерживаясь, чтобы не прописать другу в челюсть. Петров же каждый раз мягко останавливал его, аккуратно кладя свою ладонь поверх его кулака, без слов говоря мол, «он и так дурак, что с него взять» и парень успокаивался, только и проносилась у него в уме мысль: «как-то по пидорски это, хотя…», и убегала дальше в неизведанные подкорки сознания, почти мгновенно забываясь.       Такие ребята редко становятся друзьями, только лишь если те не хотят поглумиться над слабым исподтишка. Нагнать в углу, в который закадычные «друзья» позвали, да и запинать там твёрдыми кроссовками до полусмерти. Бить по печени и почкам, получая удовлетворение от того что такой доверчивый лошок повелся, на их сказки о дружбе и хороших взаимоотношениях между давно выделенными кастами «хулиганов» и «ботаников».       Подобные мысли редко проскакивали в голове Антона. Каждый раз, стоило только подобной мысли прокрасться к его сознанию, словно мерзкому червяку, желающему вгрызться в сочное спелое яблоко, высосав весь покой из его головы, как Петров сразу же намеренно вспоминал все моменты, когда у них была такая возможность или же когда эти трое вместе замечательно проводили время, тусуясь за гаражами или играя на фантики от жевательных резинок. И после этого волнения успокаивались, тянущее чувство беспокойства будто по волшебству растворялось, прекратив прерывать то удовольствие, которое Антон получал от дружбы с этими двумя разгильдяями.       Так, медленно бредя в своих мыслях через мёрзлый лес, вспоминая все то хорошее что с ними случилось за эти года, Антон и не заметил как позади него подозрительно размеренно хрустел снег. — ХА! — резко воскликнули у него за спиной, а тяжелые руки с громким хлопком рухнули на узкие плечи парня, — Испугался? — ухмыльнулся Ромка, разворачивая друга крепкими руками лицом к себе.       Глаза Антона расширились, а губы широко растянулись, представив замерший в горле крик. Парень лишь захрипел и стал откашливаться. От такого испуга сердце мгновенно улетело куда-то в район Нижегородской области. Склонив голову и уперев руки в колени, Петров приходил в себя. Хоть Пятифан нередко исполнял подобные розыгрыши, но в этот раз его конкретно застали врасплох. — Бля, чел, ты че, — удивленно пролепетал Рома, похлопывая своего «братана» по спине, — Ну пиздец ты хлюпик, конечно. — не забыв мдакнуть, сказал он распрямляясь. — Ниче, шёл, на лес зимний любовался, да и задумался, — с чего-то вдруг парень признался в своей любви к созерцанию природы, должно быть от слишком сильного испуга выскочила и часть мозгов, что отвечала за сохранение «немужицких» занятий от этих двух в тайне. — А ты тут чего забыл? — Какое-то занятие для девок… любоваться лесом, — почесывая подбородок в раздумьях, сказал парень, — Да я тут так, по мелочи, одного лоха в очках высматривал, чтоб к стенке прижать, — хитро посмеиваясь и заглядывая Антону в глаза, сквозь припотевшие от частого дыхания очки, быстро проговорил брюнет — а то он мне задолжал.       У Антона сердце удар пропустило после слов о стенке, а к щекам неожиданно прилила краска. Ну вот, снова его потряхивает, и даже не от колючего мороза, а от слов этого парня, который продолжает так настойчиво заглядывать в его глаза. — Эй, че ты покраснел то как рак? — отмахиваясь словно от мухи, отшатнулся Ромка от Антона. — На улице почти минус тридцатник, — немного дрогнувшим голосом, строго продекламировал Петров, — Было бы лучше чтоб я синел? — вскинув бровь дугой, посмотрел он, в ответ вызывающе блеснув бликами очков. — Ну, бля, — сбившись продолжил Пятифан, стараясь выкинуть из головы красное лицо этого очкастого придурка, — Ты же обещал мне нарисовать Полину, ну чтоб я ей подогнал. — замявшись и слегка запинаясь говорил он.       Как только дело доходило до Полины, сильный и крепкий Ромка размякал как вата, под струей воды, неважно какой та была, тёплой или холодной. Также и ему, Ромке Пятифану, местному Казанове этой деревни, от вида мышц которого шарахалась каждая вторая девчонка, было неважно с каким тоном обратиться к нему Полина, если та обращала на него внимание своих льдисто-синих глаз. Только на него они были обращены с таким недовольством и неким отвращением. Хоть раньше они и общались, дальше средней школы это не зашло. Не в ее утонченном вкусе были такие грубые мужланы как он. Ей нравились мальчики, такие как Антон, с тонкой душевной натурой, которые могли созидать и творить прекрасное, а не только разрушать все созданное непосильным трудом, такой жестокой грубостью, какой нередко орудовал Пятифан. — Да, помню. — Антон стряхнул с плеча снег, оглядывая провисшую ветку, — Как раз сегодня закончил, и альбом с рисунком в портфеле лежит. — сказал парень, мотнув головой назад.       Ромка знал что Полине больше по душе его друг, с его тонким точеным подбородком и аккуратными большими глазами, не то что у него, грубые черта лица и постоянный озлобленный прищур. А о том насколько разнятся их внутренние миры даже и заикаться не стоит, и без того ясно, что они слишком различаются. Но как тогда они вообще смогли и до сих пор находят общий язык? Этим вопросом Пятифан нередко задавался, но не найдя ответа, начинал думать как в очередной раз попытаться добиться от Полины взаимности. Он был из тех упёртых парней, которые вне зависимости от количества отказов продолжали обивать пороги девушки, если та хоть немного была им симпатична. — Ну как мне ее заинтересовать то, а?! — скорее сам себе воскликнул брюнет, нежели спрашивал своего друга.       На удивление, он не ревновал свою будущую, как он надеялся, не переставая, пассию к Антону. Почему-то безоговорочно верил словам своего друга о том что та ему перестала нравиться ещё в пятом классе. Хотя прекрасно понимал что Бяше и близко даже не стал бы доверять такие темы, тем более если бы Полина ему когда-то бы нравилась, пусть даже одну минуту. Так почему он так доверился этому приезжему очкарику, раскрывая перед ним свои слабые места?       Тряхнув головой, в надежде прогнать лишние мысли и глупые вопросы из своей головы, Рома повернулся в сторону Петрова. Тот лишь недоуменно хлопал своими длинными черными ресницами, совершенно не ожидая такого эмоционального откровения от своего сурового и закрытого, на первый взгляд, друга. — Честно говоря, не знаю даже, — смутившись такой неожиданности, пробубнил белокурый парень под нос.       Полина сама нравилась ему, когда он только приехал в эту деревню и она была одной из первых, кто стал с ним общаться. Он испытывал к ней ребяческий романтический интерес, по ночам перед сном мечтая, как будет гулять с ней за ручку, подарит конфеты и может быть даже осмелиться чмокнуть в щеку. Но это прошло довольно скоро. С Полиной он общаться не перестал, они стали действительно хорошими друзьями, но весь романтический запал пропал, как только он стал более дружен с Пятифаном. Теперь его мысли перед сном занимали фантазии о том, какую ещё мелкую пакость они сотворят или что ещё Ромка покажет ему в этом таинственном месте.       Болтая между собой и одновременно каждый погружаясь в свои мысли, этой маленькой компанией из двух человек они дошли до ворот школы, у которых их поджидал Бяша. — Че вы так долго, на, — шипилявя в своей привычной манере, сказал парень, — Че, клеились что ль друг к другу в лесу, раз девки не дают? — щурясь, попытался он их подколоть, — Педи… — Ну, Бяша, блять, — Ромка мигом подлетел к буряту, хватая за шиворот куртки, неистово тряся и угрожая кулаком, — Ещё хоть раз я от тебя услышу эту херню или не дай бог, ты назовёшь нас педиками, — почему-то эта тема всегда была очень болезненной для Пятифана. Антон никогда не понимал почему, сам он конечно не был педиком, чтобы бояться или сочувствовать, но и такой лютой ненависти к ним не испытывал, — Я клянусь, что выбью из тебя все говно, что копилось все эти годы. — дыхание горячими клубами пара слетало с обветренных губ парня, прямо в испуганное лицо Бяши, в то время как Петров засмотрелся на то как бешено вздымается и опускается широкая грудь под дубленкой. Внутри что-то снова начало грубо тянуть, сковывая движения. Не хотел бы он оказаться на месте Бяши в такой момент. И точно не хотел бы быть так близко к его разгоряченному лицу и чувствовать как горячее дыхание слетает с этих обкусанных губ. Нет! Антон зажмурил глаза, прогоняя глупые мысли вон и подбежал к ним, в попытке разнять своих друзей. — Бяша, реально, хорош херню городить, — стараясь не смотреть в глаза Пятифану, быстро тараторил он, вытаскивая бурята из цепких рук брюнета, — Заебал.       В ответ он лишь молча кивнул, испуганно косясь на Пятифана. Для себя он решил, что действительно небезопасно для себя так шутить про этих двоих, а то мало ли адекватного Антона в следующий раз не окажется рядом.

***

— А че ты так злишься, если тебя педиком называют, даже в шутку? — решил удовлетворить свой дозревший интерес Антон, пока у них была большая перемена, и они вдвоём, схватив быстро в столовой по булке с повидлом, скрылись в курилке, которая на самом деле была раздевалкой, в которой переодевались на физкультуру. Петров знал, что наступает на больную мозоль или сыпет соль на рану, как кому больше нравится, но не мог скрыть неподдельного интереса и непонимания. — Да мерзкие они, вот и все, — пробухтел парень, зажевывая сигарету толстым куском булки. — Мне тоже они неприятны, но не я пытался сегодня прибить Бяшу за подкол, — укоризненно приспустив очки, сказал Антон, глядя на парня. — Та бфять, — не дожевав, выругался Пятифан, а крошки из рта полетели на белую рубашку Петрова. — Долгая история, — отводя взгляд, сказал парень, проглотив остатки булки. — Так и перемена некороткая, — он знал, что лезет куда не стоит, но почему-то продолжал настаивать, будто ему было важно изменить его отношение к этому, только вот зачем это ему, парень не понимал. — Да че ты так настаиваешь? — уже возмутился Ромка, зажевывая зубами сигарету и поднося к ней заженную спичку, — Признаться что ль надумал, а? — иронично ухмыльнулся друг, пристально уставившись на тлеющей огонёк на другом конце сигареты.       Антон задумался. Нахмурив брови, он уставился невидящим взглядом в стенку. Действительно, почему именно сейчас он так настаивает и разузнаёт, казалось бы, самую щепетильную тему, которую лучше не трогать? Тем более если в нем и так живет семя страха к этому здоровому хулигану, который в любое время может засадить ему нож под ребро или же надавать по печени острыми носами школьных ботинок. Каждый раз, когда он видел как они с Бяшей набивали синяки очередному «должнику», или сам Пятифан прижимал к стенке, требуя отдать что-то материальное взамен. Он не хотел оказаться на их месте. Ни за что. От того в его груди становилось тяжело и екало, стоило только представить как Ромка прижимает к стене и с таким же озлобленным укором смотрит сквозь запотевшие линзы очков, как крепкой рукой давит на плечо, а колено ставит в упор к стенке рядом с его бедром, не давая никакой надежды на побег. Снова сердце пропустило удар, лишь от представления сцены, где Пятифан нависает над ним, глядя в упор и выдыхая остатки сигаретного дыма в его лицо, медленно приближаясь… Стоп. Щеки снова краснеют, от прилившей крови. Но от чего она прилила? От представления такого? Да быть не может. Не-е-ет, чтобы он, да… Это звучит как отличный план самоубийства. Однако румянец на щеках не хотел пропадать, что не ушло от взгляда Пятифана. — Че, серьезно что ли?! — в этот раз правдоподобное омерзение выразительно проступило на лице его друга. — Нет! Фу! Мерзость. Да я… — запнулся он, придумывая отговорку, и обещая себе подумать об этих своих мыслях на следующем уроке, — Да меня твои бредовые мысли заставляют в ступор впасть! — выкрутился Антон, радуясь тому, что ему удалось избежать избиения и сохранить их дружбу. По крайней мере пока. — Слава богу, а то я уж… — изображая наигранное удивление, выдохнул Ромка дым прямо в лицо своему другу, — уж думал согласиться. — и громко рассмеялся, ухватившись за живот, и сгибаясь от смеха.       Антон недоуменно поправил очки. То злится, когда его так называют, то сам так шутит. Действительно стоит быть с выражениями в его адрес острожнее, он слишком непредсказуем.       Пятифан сам не знал почему сказал так. Слова будто сами вылетели из его рта, как сорвавшиеся с цепи собаки. Да и понять не мог, почему так внутри кольнуло от слов Антона, о том что симпатия к нему «мерзость». Он бы понял, если бы это были слова Полины, но Антон — его кореш. Так почему он ему так много позволяет? Даже расспрашивать на эту тему, в то время как любому другому уже начистил бы лицо и ушёл, не забыв потушить о руку униженного сигаретный окурок. — Ну, эта херня была ещё в первом классе, — начал рассказывать свою историю Ромка, — То ли утренник, то ли еще какая херня, не помню. Был у нас танец поставленный, а мне в пару, чтоб его черти драли, попался пацан, мы с ним дружили, потому что девки либо между собой встали, либо с кем-то ещё. Мы с ним пришли последние, опоздали. Ну и решили, че нам корешам, встали вместе. — он сильно затянулся, а Антон внимательно слушал рассказ, хоть и звучало это до ужаса комично, чтобы быть действительным объяснением такой его ненависти, — И вот в день когда было выступление перед родителями, конечно же пришёл отец, я, как дурак, ещё радостно ему объявил, что буду лучше всех танцевать, училка реально хвалила, не пизжу, и что он должен обязательно это увидеть. Ну типо дети, че с них взять, тупые как пробки. И стоило только с началом музыки мне взять за руку кореша и так с ним пройтись по залу, как я заприметил озлобленный взгляд отца, хотя совсем не понимал его причин. — доверительно прикрыв глаза, рассказывал Рома. — И вот вроде все хорошо, по итогу выступления нас похвалили, все родители хлопали, дали нам какую-то херню в подарок и по домам распустили. И вот я вроде радостный иду, а отец по дороге ни слова не сказал и смотрел так, — по виду Ромки было видно что ему неприятно вспоминать озлобленность отца, но он комично спародировал его недовольное лицо, — Аж ссыкотно стало, а по приходу домой отхлестал по рукам, сказав, что настоящему мужику не положено даже в детстве брать за руку другого, мало ли что люди подумают не то. А он у меня очень от чужого мнения зависит, всегда важно чтоб о его сыне и о нем самом «ничего такого» не подумали. — он тяжело выдохнул густой табачный дым, чуть кашлянув, — И сразу, на следующий день, отдал меня в секцию по боксу, чтоб был настоящим мужиком. Понимаю, что звучит как-то хуево, но появилась со временем такая же реакция как у отца, родственники ж, чтоб его, — и брюнет, ухмыльнувшись, развёл руками. — Поэтому то каждому кто хоть посмеет пискнуть такое, без раздумья под дых даю. Так то мне на них похуй, лишь бы ко мне не лезли. Просто чтоб ни его не позорить, ни другим не давать думать что я п… пед… — Педик, я понял, — с серьезным видом договорил за него Антон, протирая очки краем рубашки.       Ромка по началу опешил такому уверенному и наглому перебиванию, а потом хлопнув тяжелой рукой друга по спине, громко расхохотался, не вынимая сигарету из рта. — Тебе б всегда, так уверенно стелить, как сейчас, Тоха, — прерываясь между смехом и затяжкой, сказал Пятифан. — Да-а, — лишь неуверенно протянул тот в ответ, хотя его голову весь рассказ не покидали мысли, которые начинали заставлять его сомневаться в том, что чувством, которое он испытывал в подкорке сознания к Ромке был именно страх.

***

      Оставшуюся часть дня Антон проходил погрузившись в свои мысли. Почему Пятифан, со своей грубой манерой общения и не только начал волновать его сознание и сердце? Почему оно каждый раз пропускает удар, а мурашки носятся по рукам и спине, стоит только Ромке ближе наклониться к другу, шепотом спрашивая какой будет ответ в номере или рассказывая что у одноклассницы юбка задралась? Антон понял, что его не так пугает симпатия к представителю его пола, как пугает то, что этим представителем оказался его лучший друг и по совместительству самый главный ненавистник подобных отношений. Может если бы это был кто другой, Рома и не стал бы бить ему лицо и унижать, может быть даже принял бы друга таким. Но после такого вряд ли стоит ожидать хорошего отношения, хоть немного даже нейтрального. Нет, если он посмеет заикнуться о признании, о спокойной жизни можно забыть. Лучше он будет держать все это в себе, до лучшей поры. Может это пройдёт само, когда он повстречает ту самую, прекрасную-распрекрасную девицу, что одним своим взглядом похитит его сердце и разобьёт его в миг, дав забыть об этом сильном широкоплечем хулигане, что с легкостью разобьёт его лицо о колено, стоит только сказать Антону, что он любит его . Причем далеко не как кореша.

***

— Хули весь день в облаках витаешь? — русско-литературным языком поинтересовался его друг, когда они выходили из школы, — От того что ты целый день от меня мечешься как угорелый, я не смог забрать у тебя рисунок для Полинки, чтоб тебя, — Пятифан показательно отшвырнул пинком снег, доставая из кармана потрепанную пачку сигарет.       Стоило только Антону в полной мере осознать причину этого тянущего чувства внутри груди, как нахождения рядом с бывшим другом стало просто невыносимым. Он не мог смотреть на свой нынешний предмет симпатии так, как раньше смотрел на своего кореша. И ему казалось что это даже сквозит в его взгляде, не то что в словах. Особенно пугало, что Пятифан мог с легкостью это заметить, он хоть и был дурак в учебе, но в отношении людей был на удивление проницательным. А предательская бледная кожа с легкостью выдавал даже легкий румянец на его щеках и кончиках ушей. На улице это было легко свалить на мороз, но вот в помещение такого уже не провернуть, поэтому Петров целый день так тщательно избегал общения с ним. — Не витаю, просто задумался, — буркнул он под нос, опустив голову почти вниз. — Если тебя так тронула моя история, так бы и сказал, — хихикнув, сказал парень, оглядываясь вокруг, — А где этот придурок? — Если ты о Бяше, то он сказал что пойдёт домой с Катей, — белокурый парень хитро ухмыльнулся и, подняв глаза, сказал, — Кто ещё из нас в облаках витает. — Ромка на секунду опешил от такого перевода стрелок, но ответ не заставил себя ждать. — Хуяет. — вполне в его стиле, подумал Петров и остановился, снимая рюкзак с плеч, а Пятифан затормозил следом, хоть и не ожидал такого от своего товарища. — Че тормозишь то? — На, — сказал Антон, гордо протягивая свой лучший, как ему казалось, нарисованный портрет, — Так что либо поблагодари и заткнись, либо перестань бубнить, — нахмурившись, выставил ультиматум парень. — А, — растерялся брюнет, — Спасибо, — взяв в руки листок, сам для себя неожиданно парень ахнул, — Ебать, Тох, как живая, нихуя ты, — Ромка положил руку на плечо своего друга, — Молодчик, братан, — от чего, как ему показалось, здоровый румянец на щеках друга усилился, а глаза забегали из стороны в сторону. От этого у него самого что-то в груди повисло тяжелым комом и он поспешил отнять руку. — Ага, — сказал Антон, закидывая портфель обратно за спину и продолжая шагать дальше. — Ну ладно, ты тут поворачивай к Полинке, герой-любовник… — и на этих словах Антон почему-то запнулся, у него неприятно защемило в груди, от осознания, что кто угодно сможет получить Ромку, даже его подруга Полина, но только не он сам, — а я домой пойду. — Так до твоего поворота и той развилки ещё топать и топать, — Пятифан искренне не понимал, почему Антон скорее пытался сбежать от него, вроде он не поддевал его обидными словами. Так зачем им так быстро расходиться? — Ну, тебе ж настроиться надо, все дела, — Антон бубнил отговорки себе под нос, пытаясь сбежать от этого раздирающего душу чувства. — Такое обычно в одиночку делают. — Да, но… — Ромка пораскинул в голове, — Дай прогоню с тобой, прикину чего говорить, так и дойдём туда где обычно расходимся, — почему-то после сегодняшнего откровения и истории из жизни он не хотел отпускать Тоху так быстро. Может хотел убедиться что тот всем не растрещит? Да нет, он был уверен в нем. Тогда что? Что не так? Весь этот день казался ему каким-то неправильным. — Ладно, — Антон тяжело вздохнул, но поддался предложению друга и пошёл с ним дальше. — Так, в общем… — Ромка сразу замялся, стоило ему только представить на месте Тохи Полину, хотя ее образ почему-то никак не хотел заменять самого Петрова, — Я тут проходил мимо и вот решил к тебе заскочить. — старался парень сказать увереннее. — Ага, каждый день мимо ходишь, — недовольным тоном, возмутился Антон, вживаясь в роль и вспоминая язвительные фразы, направленные в сторону Ромки. — Да бля, Тох, нормально не можешь, а? — громко возмутился парень, хватая другого за шиворот куртки. — О чем ты вообще? Совсем что ли последние мозги в своих драках растерял? — Антон уже целиком вжился в этот образ, стараясь зацепить друга, то ли чтобы подшутить, то ли чтобы отбить желание идти к Полине. То ли и то и другое сразу. — Ах вот ты как значит, — сказал сам себе Ромка, отпуская друга, — Ну ладно, щас так тебя зафлиртую, что Полинка сама точно не устоит. — Конечно, — парень не сдержался и фыркнул от смеха, — Зафлиртовать ты можешь только глупеньких дур из соседнего села, им только сила и важна, чтоб в коровнике убираться. — похоже что Петров совсем разошёлся и останавливаться не собирался. — Именно поэтому тебе стоит оценить такого парня как я, буду тебя на руках каждый день носить, — сжимая бицепсы под курткой, улыбался парень во все тридцать зубов, два из них выбили в разных драках. — Таскать каждый дурак может, а вот написать портрет — нет, — хлопая ресницами, возмущённо заявил парень. Только сейчас Ромка заметил, глядя на него сверху вниз, какие у Антона густые и длинные ресницы. — А про портрет… точно, вот, для тебя, — и протянул Тохе обратно его работу, он сразу затормозил. — Хм-м-м, — задумчиво протянул он, — Недурно, узнаю работу Антона, — и вернул свой листок, пихнув его в грудь Пятифана, и пошёл дальше. — Я и сам могу научиться, не только рисовать, но и как ты, играть на скрипке, чтоб играть этим… как его… дуплетом! — Дуплетом поиграй в карты со своими дружками-хулиганами, а для дуэта я найду кого-нибудь получше, — покачав головой, Антон уверенно шагал дальше, пытаясь подражать походке Полины, неуверенно виляя бёдрами. — Да что ж ты… — Ромка и вправду начинал злиться, но не на Антона, а на Полину, ведь та каждый раз таким же образом отшивала любую его попытку привлечь ее внимание. — Раз не выходит словами, возьмём действиями, — разгоряченный этим маленьким спектаклем, он уже видел ее вместо Петрова, она ровно с так же гордо поднятой вверх головой уходила от него. Секундное помутнение на фоне собственного бессилия в попытках добиться ответной симпатии. И вот он грубо хватает Антона за рукав куртки, притягивая к себе лицом к лицу, и легко целует друга прямо в губы, только осознание совершенного приходит слишком поздно, когда он отстраняется от Антона, держа его плечи в своих руках. В недоумении они смотрели друга на друга на протяжении нескольких секунд, но из-за этого проишествия им обоим казалось будто этот момент тянется долгие часы. Лицо Антона постепенно заливал багряный румянец, а Ромка понял, что совершенно не испытывает отвращения к тому, что только что сделал, а, наоборот, ему было приятно коснуться его мягких губ, и становилось противно от самого себя. Пятифан понял, что до сих пор держит в руках плечи Антона, крепко сжимая их, вдавливая сильными руками рубашку прямо в мышцы. И резко отпустил так, что Петров отшатнулся назад. — Д-да, знаешь, — почему-то продолжил играть Антон, — давно хотела сказать что ты мне тоже… — он сбился на полуслове, поняв, что раз случилось такое, то уже терять нечего, — Хотя, хотел сказать, что, да, — Ромка непонимающе вперился в своего друга… однако, уже друга ли? — ты мне нравишься… — белокурый парень на секунду замялся, — не как друг       Пятифан отшатнулся, будто его водой окатили, а Антон лишь робко улыбнулся, закидывая руку за голову. Брюнет было открыл рот, чтобы ответить, что он не педик, и вообще это мерзко, но слова почему-то застряли в горле, и поток оскорблений отказался вылетать в сторону этого паренька. — Я другого не ожидал, — понимающе кивнул, — Больше мы не будем с тобой друзьями, спасибо за эти года, правда, — глаза его заблестели, казалось от подступающих слез, но он сдержался, — И правда дошли до развилки, — он мягко улыбнулся, подняв с земли упавший листок с портретом Полины и сунув его в руки растерянного Ромки, который так и стоял посередине заснеженной лесной тропинки, смотря в след удаляющемуся бывшему другу.

***

      Антон сидел у окна, то и дело поднимая в руке кружку с уже давно остывшим чаем, покачивая из стороны в сторону. Как странно, ещё с утра он был одним из самых уважаемых учеников в школе, среди учителей за отметки, а среди учеников за дружбу с Пятифаном. И за один день умудрился так опуститься. Ясно что Ромка не поленится всем растрепать каким на самом деле оказался его «друг», поэтому все ополчаться против него, в том числе и учителя, их воспитание и само это место не позволяет им легко принимать что-то другое… Кого-то другого. Поэтому он старался наслаждаться последним спокойным вечером без побоев или преследований с разными приятными посылками, которые теперь будут его каждый день поджидать у двери. Так и родителям же сразу все расскажут, а его отец тоже очень консервативный, а мама уже причитает о том, когда же у него появится девочка, чтобы потом мечтать о внуках. Но видимо не судьба.       Лишь воспоминания о губах Ромы выводили его из мрачного состояния. Что на него нашло? Понятно, что он представлял Полину. Нет, полной картины это не объясняет. Не может человек так увлечься моделированием ситуации, чтобы насовсем забыть, с кем он ее моделирует. И вот в раздумьях, Антон опер голову на руку, а сам уставился в окно, как за ним плавно и медленно кружили снежинки, будто в танце. Прежде чем упасть на землю и смешаться в одну общую массу, они исполняли забавные пируеты, то приближаясь, то отдаляясь друг от друга. И вот краем глаза сквозь этот таинственный танец Антон заметил какое-то движение на лесной дороге, по которой он каждый день ходит в школу и решил присмотреться, чтобы узнать, кто же решил пожаловать к ним в такой поздний час. Ему показалась эта дубленка до боли знакомой. Но быть такого не может. Антон поднял очки на лоб и протер глаза, мало ли что могло померещиться. Денёк и правда был нервный. Но нет, дубленка не исчезла из поля зрения, не оказалась пылинкой на краю глаза. Человек, шедший в ней, вполне уверенно шёл в направлении его дома, и с каждым шагом его силуэт вырисовывался все отчетливее.       Решив не дожидаться, пока он постучит в дверь, Антон подорвался со стула, расплескав холодный чай, на конспекты и домашнюю работу по математике, но это осталось совершенно не замеченным, ведь сам Петров уже сбегал по лестнице. Схватив куртку и натянув ботинки, он как есть, в домашних шортах вылетел на улицу, позабыв о морозе в тридцать градусов. За калиткой уже стоял Ромка, удивленно глядя на выскочившего из-за двери Антона. Куртка была не застегнута и съезжала с плеча, тощие ноги хлобыстали в широких ботинках без носков и брюк, а изо рта облачками пара вырывалось дыхание, запыхавшись он медленно подошёл к калитке, выходя за забор, и отдышался. Пятифан глядя на такой вид Антона не смог сдержать улыбки. — Чего хотел? — немного резко бросил Петров, ожидая тумака или оплеухи. Однако ничего такого не последовало. Парень лишь опустил взгляд, тяжело выдохнув. — Полина меня отшила. — смог он лишь выдавить из себя. — Вроде такое каждый раз происходит, — неуверенно ответил белокурый, не ожидая начала обычной дружеской беседы. — Нет, — твёрдо сказал парень, — в этот раз окончательно.       Между ними повисла неловкая тишина. Каждый стоял погрузившись в свои мысли и разглядывая носки своих собственных ботинок, не смея посмотреть другому в глаза. — Обними меня, — быстро и неловко слетает с губ Пятифана. Несмотря на все его попытки отречься, он понимает почему сказал так. Антон медлит, не зная как поступить, но увидев, что Рома на этом холоде лишь сильнее сжимается под морозным ветром, решил выполнить его кроткую просьбу. Вытащив руки из карманов, он робко обхватывает Пятифана в кольцо своих объятий и кладёт голову на его плечо. Не стоило долго ждать, как парень ответил на эти неловкие объятия по середине бушующей метели. — Мне страшно. — говорит брюнет и зарывается носом в шею и аккуратно выстриженный затылок. — Мне тоже. — лишь тихо отвечает Антон, не разжимая рук. Сильный ветер порывом сорвал с Ромы шапку, закинув в ближайший сугроб. На что парень вскинул голову и встретился глазами с Петровым. — Я обещаю… — хотел было начать Пятифан, но Антон безмолвно прервал его. — Не давай мне обещаний, — и лицо его озарила улыбка, — Пусть все идёт своим чередом.       Метель начала постепенно успокаиваться, снежинки медленно падали по прямой, задевая пряди волос парней, стоявших и согревавшихся в объятиях друг друга. Мягкий взгляд упал на покрасневшие от мороза щеки и брюнет на мгновение расцепил руки, вновь поддавшись моменту. Положив холодные ладони на скулы и шею, парень неловко притянул к себе белокурого, нежно целуя обмерзшие на морозе губы. Однако на этот раз он видел перед собой только Антона.