Звезда

      Сяо думал, что Итэр сильный.       Сяо верил в это. У него были все основания. Путешественник, победивший сотни врагов, чьи силы могли называться божественными, казался ему особенным.       И он был особенным — правда, был. Его аура всегда была другой. Глядя ему в глаза, Сяо вдруг начинал думать, что любые невзгоды и дурманящие силы ничто по сравнению с ним. Не признавая того, он видел в Итэре свет среди густого мрака, что окутывал весь мир вокруг. Не было в этом мире ничего отчетливее его фигуры; ни одна звезда не светила ярче его души; засмотревшись на него — всего на секунду больше нужного — ему и вовсе начинало казаться, что ничего, кроме путешественника, не существовало вовсе. Был только он, Сяо и темный, пустой мир вокруг, не смеющий приблизиться к ним ни на шаг ближе из-за бесконечного света, исходившего от Итэра.       Итэр был его самой яркой звездой.       Но Сяо был бедствием.       Итэр давно чувствовал себя неважно: «Должно быть, простыл, — говорил он, улыбаясь. — Надо бы обратиться к доктору Бай Чжу». Сяо прикрывал глаза и опускал голову, и Итэр, должно быть, видел в этом невысказанное недовольство человеческим врачеванием или именно личностью доктора. На что путешественник всячески объяснял странность врачевателя, сводя все к тому, что, впрочем, целитель он хороший, несмотря на загадочность личности. Сяо кивал. Сейчас, рассуждая об этом, он понимал свой самообман как никогда раньше.       Его душа, словно обугленный листок, болезненно скрючивалась при каждом воспоминании об этом, — а помнил он об этом постоянно. Сражаясь со всевозможными монстрами, вышедшими словно из темнейших уголков Бездны, самым страшным чудовищем он видел себя.       Не так болезненны теперь были последствия порчи — он почти не замечал разницы. Разве только, надевая маску, он видел перед собой его, а снимая, — то, что с ним сделал.       — Ну же, Сяо, не будь такой букой! — возмущалась тоненьким голоском маленькая проводница, забавно корча рожицу в эмоции злости.       Сяо спокойно выдохнул.       — В прежние времена к адептам относились с большим уважением, — на это Паймон вдруг отпрянула, прижав руки к груди.       — Нет! Паймон не это имела в виду, — защебетала она. — Она имела в виду… просто…       Ему было все равно. Совершенно случайно он глянул на Итэра, будто в тайне что-то ему передавая — беглый взгляд, предназначенный только путешественнику; понятный только его яркой звезде и вообще замечаемый только ею.       Итэр улыбнулся на секунду — так тепло и слегка по-детски — и попросил Паймон слетать вниз до Ян Сяо и заказать у него обед.       — И что же мне у него заказывать?       — Все, что пожелаешь.       — Прям все-все-все?       — Да.       — Ну смотри — ты сам сказал! — и улетела.        Сяо проследил, как та исчезла за проемом постоялого двора, и отвернулся. Холодный ветер тревожно зашумел листьями, некоторые подхватывая и судорожно унося вдаль. Где-то впереди собиралась мрачная туча, несшая в себе бурю. Даже сейчас Сяо мог чувствовать ее морозные отголоски: по плечам прошелся пренеприятный холодок, содержащий в себе, однако, свежесть — ту самую, которая возникает, когда обливаешься с ног до головы холодной водой. Адепту показалось, будто этот ветер проходит сквозь его голову, наполняя ее мрачными тучами и грозой.       Он услышал, как Итэр подошел к нему и облокотился о перила.       — Останешься здесь? — спросил он невзначай.       — У меня всегда есть работа на ночь, — ответил адепт, не поворачивая головы.       Послышался короткий вздох, закончившийся чем-то вроде смешка. Он совсем случайно повернулся, желая рассмотреть эмоцию, но его встретил внезапный, будоражащий и резко выбивающий из реальности поцелуй.       Движимый нестерпимой жадностью до нежностей, хотя и не желающий этого осознавать, он не отпрянул, а только наклонился вперед, балансируя на перилах.       — А это считается за оказание уважения адептам? — путешественник, видимо, нашел это до того смешным, чтобы отпрянуть и рассказать. Сяо утянул того обратно.       Эта дурманящая, уносящая в незримую даль близость продолжалась до тех пор, пока Итэр не оттолкнулся и не отошел в сторону, наблюдая, как в дверном проеме на балконе появляется Паймон. Сяо тогда не в шутку подумал, что тот ее чует. Он отдалился и сел ровно, снова устремив взгляд далеко в горы, чувствуя глухое раздражение. Неужели ей правда нужно было возвращаться?       Таких случаев было много. Скрываясь от всего живого света, которому будто бы было что сказать, они наслаждались каждой секундой совместного существования, словно не было в мире других удовольствий.       Будучи вблизи, по разные стороны стола либо вообще на разных уголках Тейвата — Сяо успокаивала одна мысль, что где-то там, за сотни увиденных небесных тел, сияет его вечная звезда, способная своей силой осветить целый мир.       — Мы же… встретимся завтра? — с надеждой спросил адепт, лишь слегка повернув голову, чтобы видеть его лицо.       Итэр выдохнул и опустил глаза.       — Я должен кое-что закончить.       Сяо быстро кивнул и отвернулся.       Почему он отказывался понимать, что уничтожает его? Еще тогда. С самого начала.       Сяо всегда чувствовал себя отчасти виноватым в том, что не может помочь путешественнику. Что не обладает должным знаниями для того, чтобы сказать, где его сестра и что с ней — он просто наблюдал, стоя в стороне, как Итэр совершает подвиги ради крупицы информации, впоследствии оказывающейся бессмысленной. Обо всех своих похождениях он рассказывал иногда с грустной улыбкой, иногда без улыбки. Мрачность и странное желание огородить Итэра от всех этих глупых заданий и поручений порой накрывали его с головой, истерично вопя о том, что все его искания безрезультатны. Конечно, это было не так, и Сяо никогда не чувствовал себя таким дураком, как в эти моменты.       Видя его измученное боями и исканиями лицо, которое он не пытался скривить в улыбке (и Сяо был благодарен ему за такую услугу), адепт боролся с порывом жадности — загрести путешественника в охапку и никогда не отпускать.       … хотя раньше он еще смел называть это состраданием — сейчас он никого обманывать не собирался. Он был жаден. Испытав нежность и ощутив ее на себе раз, он более не смог от нее отказываться.       Жалкий, жалкий, глупый адепт…       Он должен был держаться от человеческого мира подальше.       А сейчас, ступая по твердой земле, адепт не ощущал своего тела прежним. Руки и ноги двигались механически. Движения головы были рваными и неожиданными. Весь мир вокруг казался таким ярким и темным одновременно, таким насыщенным, что это сбивало с толку. Звезды и луна слепили. Однако, словно заведенный, он уставился на них, щурясь и высматривая в глубине тысячи огней что-то, что светило бы нежнее. На что смотреть было бы не больно. Что-то, что любило бы его так же, как он любил его. Но он не ощущал ничего, что хоть капельку походило на это чувство.       — Выглядишь неважно, — заметил Сяо на одной из встреч.       — Должно быть, лекарство Бай Чжу не помогло.       Никакие лекарства не помогали.       Наверное, в какой-то момент Итэр догадался, в чем дело. Он неуверенно поглядывал в его сторону, отчаянно и грустно улыбаясь, но все равно не покидая его — наверное, нечто человеческое в нем подсказывало, что смысла в это уже нет. Сяо встречал его улыбку, будучи абсолютно уверенным, что она послужит ему наказанием.       До сих пор он видел ее время от времени во снах.       И спустя время, которого он уже не помнит, его звезда померкла.       С настоящей любовью он держал погасшее тело и с теми же чувствами убивал монстра, возникшего на его месте.       В такие моменты героя истории ждет смерть — в наказание, в отпущение грехов, в знак справедливости, но Сяо не был героем. Он шел по черной земле, иногда неуклюже пошатываясь, как пьяница. Теперь, проходя сквозь множество битв, сражаясь как никогда бездумно, он ждал, пока жгучая карма наконец прожжет его насквозь и испепелит на месте.