Вы прекрасны в своей непохожести

      Феликсу скучно.       «Уныние, князь, — единственная наша вампирская болезнь».       Так и сейчас, сопровождая Руневского на собрание негласного комитета и созерцая унылый пейзаж за окном машины, Юсупов не мог выхватить взглядом ничего, что могло бы привлечь его внимание хоть на минуту. Всё слишком серое. Слишком мутное. Руневский под эту характеристику не подходил, но внешне старался уподобляться остальным вампирам. Старался быть обычным. Это было ему не к лицу, по мнению Юсупова.       Как же опостылели ему все эти однотипные, серые лица. Вампиры вечно чем-то озабочены, бегают, суетятся, мельтешат перед глазами подобно надоедливым мошкам в жаркий день. Жару он тоже не любил, кстати.       А вот люди Феликсу нравились. Они его веселили. Тридцать лет назад было забавно наблюдать за их тщетными попытками прикончить императора, которые были абсолютно жалки и даже смешны, но, какая жалость, сопровождались огромными потерями среди людишек. Юсупов даже несколько обрадовался долгожданной для революционеров смерти монарха. Конечно, ему нужно было поддерживать образ скорбящего приближённого, но то, что было трагедией для остальных вампиров, заставляло его умиляться. Как люди умиляются первым шагам ребёнка. То, что малыш разбил вазу в процессе, ведь не столь важно, правда? Из размышлений князя вывел голос Руневского, вопрос которого он пропустил, охваченный раздумьями.       — Прошу меня простить, князь, не могли бы повторить? — проговорил Юсупов, кокетливо наклонив голову к собеседнику.       Феликс был в восторге от своего сегодняшнего наряда и амплуа юной модницы в трауре. Кружевное платье и яркий макияж выводили окружающих из себя, но они закрывали глаза на столь скандальное поведение, ведь Юсупов не нарушал Правил. Действительно важных правил, а не устаревших социальных норм. Эксцентричного, безрассудного князя Юсупова перестали воспринимать всерьёз лет двадцать назад, сместив его на незначительную должность, в которой он мог быть полезен, не создавая притом проблем. Но князю нравилось это пренебрежение по отношению к нему. Это значило, что его не будут грузить многочисленными совещаниями и прочими делами чрезвычайной важности.       — Вам не надоело быть мальчиком на побегушках? — повторил Руневский.       — Отчего же? Это весьма занимательно: путешествую, встречаюсь с разными личностями. Но все они необычайно скучны… Чего не скажешь о вас, князь, — чёрт, похоже, кокаин развязывает ему язык. Хотя с другой стороны так даже веселее.       — Чем же я от них отличаюсь?       Юсупов загадочно улыбнулся и отвёл взгляд к окну. Погружённый в свои мысли, он даже не заметил, когда сельский пейзаж успел смениться городским. «Руневский, вы плохо на меня влияете. Хотя, может, это кокаин».       — Я думал, никакое влияние не может испортить вас сильнее, чем вы сами.       Юсупов рассмеялся, отмечая, что произнёс мысли вслух, «треклятый кокаин»:       — И всё же вы ханжа, господин Руневский.       Вампир фыркнул на такое заявление и отвернулся. Но почти сразу же снова заговорил:       — Ну, раз уж я ханжа, — пробормотал он, — давно хотел спросить, князь, сколько вам лет?       — С чего такие вопросы, Руневский? Неужели вы не знаете, что подобного рода вещи не принято спрашивать у дам? — проговорил Юсупов, многозначительно выделяя последнее слово и смотря на собеседника из-под опущенных ресниц. В его глазах плескалось веселье.       — Платье не делает вас женщиной, вы сами это знаете, Феликс.       — Знаю, — согласился вампир, загадочно улыбаясь. — Но оттого лишь интересней.       — Вы не ответили на вопрос, князь, — проговорил Руневский, отмечая, насколько хорошо собеседник вжился в образ. «Из вас вышел бы неплохой шпион, Феликс, а вы тратите сей дар понапрасну».       — Я перестал считать проходящие года, когда их количество превысило сотню. Да и зачем?       — Вы не боитесь внезапности смерти?       — Считается, что нам отведено около шестисот лет на этой земле, — задумчиво начал Юсупов. — Смерть для столь долгого существования — подарок. Пусть она будет моим последним сюрпризом… К тому же зачем считать прошедшие лета, если телом я буду вечно молод? — он подарил собеседнику грустную улыбку, что не укрылось от Руневского.       Конечно, князю незачем знать, что Юсупов пытался, действительно пытался тратить свою жизнь на благие дела, но его ждало разочарование. В системе. В вампирах. В жизни.       Чтобы скрасить однотипные десятилетия, он с энтузиазмом изучал новые плоды человеческой цивилизации: синематограф, дирижабли, кокаин в конце концов! Так было веселей. Так было проще.       И снова из печальных мыслей вампира вывел голос Руневского:       — Если уж вы ответили на столь неприличный, по вашим словам, вопрос, то, может, ответите и на первый? — он с ожиданием и интересом смотрел на князя, охваченного раздумьями.       — О чём вы?       — Вы сказали, что я чем-то отличаюсь от остальных, — он говорил медленно, аккуратно подбирая слова и потирая подбородок. — Не уточните?       Юсупов усмехнулся.       — Как вы сегодня любопытны, Руневский! — Феликсу показалось что на мгновение собеседник смутился, но тот быстро взял себя в руки и с вызовом ответил на взгляд юноши.       — Пользуюсь затуманенностью вашего разума.       Юсупов рассмеялся.       — Жестоко с вашей стороны. Но я вас не осуждаю, — он замолчал, обдумывая то, что собирался сказать. — Вы интересный, в отличие от остальных. Но зачем-то пытаетесь уподобиться им. Я знаю про девушку, обращённую вами ради спасения её жизни, знаю про нападки на вас из-за нечистоты крови, знаю про заказные убийства оппозиционеров. Вы не можете позволить себе пойти против системы, но она чужда вам так же, как и мне, (о, не отрицайте, что в этом мы с вами схожи). Система гниёт изнутри, — пояснил вампир. — Она устарела и уже не способна так чутко реагировать на вызовы времени. Всё же этим миром, особенно сейчас, правят люди, каких бы иллюзий мы ни строили.       Руневский не спешил оспаривать позицию собеседника по вопросу утопичности созданной вампирами системы. Он лишь наблюдал за Юсуповым, вдруг отбросившим свой нелепый для Руневского образ и открывавшим ему глубинные тайны своей души.       Он продолжил:       — Вы можете этого не замечать и даже отрицать, но вы отличаетесь от других. Вам не нужно пытаться подстроиться под них — вы прекрасны в своей непохожести, — Юсупов наконец перевёл на князя взгляд, до этого обращённый на свои руки в чёрных перчатках.       Руневский мягко улыбался, не способный отвести глаза от лица собеседника. «Вы тоже прекрасны», — подумал он, но решил, что пока не станет это озвучивать. Вместо этого он произнёс:       — Не боитесь, что и вас мне прикажут убить как оппозиционера?       Юсупов усмехнулся, отмечая при этом, как потеплел взгляд Руневского. Надеясь, что князь запомнил не только часть про неприятие системы, он ответил:       — Кому, как не вам, знать что вампиры своих не убивают.       Салон погрузился в уютную тишину, которая была нарушена лишь по приезде на условленное место тихой фразой Руневского:       — Вы тоже прекрасны, Феликс.