No Light, No Light / Без единого проблеска

Шум школьной перемены помогал Рину оставаться на связи с реальностью. Непонятно, чем это объяснялось, но в австралийских школах было гораздо шумнее и оживлённее, чем в японских. Мацуока так и не смог к этому привыкнуть, хотя первое время после переезда он старался присоединиться ко всеобщему веселью, но из-за языкового барьера часто чувствовал себя лишним. Шёл третий год его пребывания за границей, он уже свободно говорил по-английски, адаптировался к новому окружению и подружился с некоторыми одноклассниками. Хотя как сказать, подружился, скорее нашёл общие интересы. По шкале дружбы Рина от незнакомца до Соске, австралийские одноклассники были ближе к первому варианту. — Я заметила, ты часто сидишь в наушниках. Почти всё время, если мы не на уроке. Ты любишь музыку? — спросила подошедшая к парте одноклассница. Что Мацуока не любил, так это внезапные вопросы, даже от друзей. Но Джейн, эта рослая девушка старалась всегда быть тактичной, говорить медленно и разборчиво. Рину нравилось. Что удивительно, она была одного роста с Мацуокой и почти такой же комплекции, хотя плавание бросила ещё в начальной школе, по её словам. У Рина складывалось впечатление, что все австралийцы сидят не стероидах, другого объяснения их физической форме он не находил. — Я не всегда слушаю музыку, — начал Рин. По привычке продолжаю слушать подкасты и радио на английском, я ведь всё ещё плохо говорю... — Нет-нет, ты что! У тебя очень хороший английский! — оживлённо ответила Джейн. — Ну, песни я тоже слушаю, — Мацуока продолжал, — на английском и на японском — чтобы родной язык не забыть. — Знаешь, мне показалось, у тебя такая аура... — начала издалека Джейн. Рин вскинул бровь. Если это подкат, то ты не по адресу, девочка. Словно прочитав его мысли, Джейн спохватилась: —.... нет, ты не подумай, что я имею в виду что-то такое! В общем, у тебя романтическая аура. Романтическая — я имею в виду любовь к свободе, там... и ко всему красивому. — Ты права. Наверное... Мне говорили об этом. Все, кто знал Мацуоку за пределами бассейна и соревнований, замечали за ним некую сентиментальность. По сравнению с тем же Соске, а уж тем более с Харукой, Рин был очень нежным и впечатлительным. Был. Пока не уехал из Японии, не попал в чужую страну, в чужой класс, в чужую команду. Возможно, он всё ещё такой же ранимый, но за внешней оболочкой это не чувствуется. Видимо, Джейн умеет читать людей. — Послушай Флоренс, — завершила свою мысль девушка, — тебе очень понравится. — Кого? — Florence and The Machine. Мне кажется, ты найдёшь что-то для себя. Прозвенел звонок. — Ладно, я пойду! Увидимся! Джейн ушла к себе за парту, а Рин тем временем быстро нашёл плейлист Florence + The Machine в интернете. Кинул в избранное, решил, что послушает по дороге домой. По дороге домой ему послушать не дали. С Рином увязались одноклассники, решившие скрасить его единственный за неделю вечер без тренировки. Мацуока вроде бы и был рад, что его не считают изгоем, но в тот вечер ему на душе было тяжело. Он снова вспомнил Японию. Хотя как можно было её забыть? Вспомнил Сано, Иватоби, вспомнил всех, кто с ним учился и плавал. Вспомнил Хару, этого холодного, упёртого, ничего не замечающего вокруг себя, кроме воды, Нанасе. Вспомнил этот бездарный, до слёз обидный проигрыш. И это ощущение во время заплывов с ним. Ничего не поделаешь, но каким бы невыносимым Хару ни был на суше, быть с ним в воде — удовольствие и драйв. — Рин, ты вернулся? — голос Лори из кухни выдернул Мацуоку из воспоминаний. — Да, я дома! — ответил Рин, скидывая рюкзак. — Ты сильно голоден? Ужин будет только через полчаса, прости! — Нет, я пока поделаю домашнюю работу, — зайдя на кухню, сказал Рин. — Отлично, тогда я тебя позову, — улыбнувшись, пообещала Лори. — Как ты, мой дорогой? — Я в порядке. Сегодня нет тренировки, решил вот учёбой заняться, — не глядя в глаза, пробормотал Мацуока. Ему не нравилось рассказывать о своих чувствах и переживаниях. Рин не любил врать, говоря что ему хорошо, но знал, что никто не поймёт, если он расскажет, как ему плохо. — Тогда не буду отвлекать. Тебе, должно быть, очень нелегко? — Нет, я уже привык, — ответил Рин, натянуто улыбаясь. Он привык почти ко всему. К тому, что он не видит своих родных и друзей, к тому, что в плавании он лучший из худших, к тому, что он понятия не имеет, что его ждёт дальше. Ты знал, на что шёл. Терпи и не жалуйся. Уравнения решались быстро, даже пересчитывать не приходилось. В какой-то момент Мацуока осознал, что с переездом в Австралию его ненависть к математике постепенно улетучилась. Зато появлялась ненависть к плаванию. Он ненавидел себя за то, что не может плавать так же свободно, как раньше. Свободно. Вольно. Как Хару. Чёрт, снова всё съезжает на него. Что там Джейн советовала, Флоренс? Может помочь отвлечься. Полистав плейлист, Рин решил начать с What The Water Gave Me. Вода. Вода окружала Рина везде, вода была практически частью него самого. Но он мог жить без воды. В отличие от Хару. Инструментальное начало очень походило на японскую традиционную музыку. Мягкий голос певицы и ритм песни действительно напоминали поток воды. Рин вслушивался. Ему нравилось. Он буквально чувствовал волны своим телом. Но, прошу, любовь моя, Не забывай обо мне, Когда я позволю воде забрать меня. Песня действительно пробуждала что-то романтическое, как выразилась одноклассница. Дальше по очереди шла No Light, No Light. Слова были слышны отчётливо. Ты — пустота в моей голове, Ты — пустота в моей постели, Ты — тишина между тем, Что я думаю и что говорю. У Рина была самая что ни на есть сентиментальная привычка — связывать песни с людьми. Даже так: пытаться адресовать песню кому-то конкретному. Ты — ночной страх, Ты — ясное утро, Когда всё заканчивается, ты только начинаешь Ты — мой разум, Ты — моё сердце. Песня про любовь, определённо. Но почему-то Рин никак не может понять, есть ли в его жизни такой человек, к которому относятся эти строчки. Ни единого проблеска в твоих ярких голубых глазах... Голубые глаза, в которых нет места свету. Безразличные. Рин пропустил почти весь припев, осознав, о ком он думает, пока слушает эту песню. И я сделаю всё, чтобы ты остался. Сделал ли Хару всё, чтобы Рин остался? Хотел ли Хару, чтобы Рин остался? Мацуока часто думал о том, как бы сложилась его жизнь, если бы он не уехал. Где бы он учился, как бы он плавал? Почему-то он был уверен, что променял своё душевное спокойствие на более качественное образование и тренировки. А так как результаты ему были важнее, он понимал, что сделал правильный выбор. Небеса, помогите мне, Мне нужно сделать всё правильно. Он почти не видел границы между мечтой отца и своей мечтой. Должен ли он плавать только потому, что Мацуока-старший грезил об олимпийской медали? Песня вызвала слишком много мыслей. В какой-то момент Рин даже пожалел, что начал слушать. Ведь теперь в его памяти воскресли те самые голубые глаза без единого проблеска. Глаза, напоминающие воду. Тёмную воду океана, которая когда-то забрала у него отца. Покинешь ли ты меня, если я скажу тебе, что я сделал? Покинешь ли ты меня, если я расскажу, во что я превратился?... Эти вопросы мучали Рина с того момента, как он перестал общаться с друзьями. Мацуока не писал и не звонил ни Соске, ни Хару, просто потому что не хотел им показывать, как ему на самом деле тяжело. ...Ведь это так просто рассказать толпе, Но так трудно, любовь моя, Рассказать лишь тебе одному.