Если тень, Тень беды на жизнь мою легла, Если ты, как солнца луч, ушла, Зачем он был, тот светлый день? Вместе день, Только день мы были, ты и я. Ты моя любовь и боль моя, И одинок я здесь теперь. (The Beatles «Yesterday»)
Молодой человек лет двадцати пяти, одетый в черный плащ, шатаясь брел по ночным улицам города. Редкие прохожие шарахались в сторону от фигуры в черном, некоторые особо сердобольные спрашивали, все ли в порядке и не нужна ли помощь. Он игнорировал вопросы и молча шел дальше. В порядке было далеко не все, но никто не мог ему помочь. Никто не мог разделить и даже просто понять его боль. Боль мага, оказавшегося бессильным. Боль человека, утратившего смысл жизни. Рыжий, курносый, неунывающий смысл по имени Милдред Гоббс. Они поженились всего пару лет назад, и тогда казалось, что вся жизнь еще впереди, а теперь… Ник не мог поверить, что ее больше нет и просто не знал, как жить дальше. Он остановился на мосту и поднял красные, распухшие от невыплаканных слез глаза к ночному небу. «Почему ты ушла? Так глупо, так нелепо. Сколько раз говорил, не раскидывай рисунки!» — в отчаянии мысленно выкрикнул он. Глаза защипало от щекочущего жара подступивших слез. Парень машинально опустил голову и уткнулся носом в шерстяной оранжевый шарф, в нитях которого запутался сладкий фруктовый аромат духов Милдред. — Звездочка, спасибо, конечно, — всплыл в памяти собственный смущенный голос, — но на кой мне эта взбесившаяся морковка на шее? — Черной пряжи не было, — виновато и чуть обиженно ответила девушка. — Я пробовала поменять цвет ниток, но получилась тигриная расцветка. Ник, в жизни должно быть место разным краскам, а в одежде — ярким пятнам. Когда Гоббс понял, что этот шарфик Милдред сама тайком связала для него, то попытался отобрать свой законный подарок, но не вышло. — Свяжу тебе новый, а этот сама носить буду! — твердо сказала она в ответ на все заверения, что подарок прекрасен. Через месяц у мага на шее красовался непомерно длинный шарф цвета ночи, а «взбесившуюся морковку» девушка забрала себе. Ник с удовольствием носил второй подарок жены, но сегодня утром, собираясь, чтобы навек проститься с ней, почему-то надел ее шарф. Рыжий. Такой же яркий, как его хозяйка, которая была единственным светлым пятном в жизни темного мага. — Я люблю тебя, звездочка, — почти неслышно выдохнул Гоббс, сморгнув непрошенные слезы. Он никогда ничего не боялся, но сейчас вдруг стало страшно. До дрожи, до крика не хотелось возвращаться в пустой дом, где каждая мелочь напоминала о любимой, а на полу все также валялся тот треклятый рисунок, на котором она поскользнулась.***
Гоббс на подламывающихся ногах зашел в прихожую, закрыл дверь и медленно сполз по стене. Хотелось верить, что все это — лишь дурной сон, что стоит только позвать, и его веселая, жизнерадостная ведьмочка снова будет рядом. Но уютный и светлый в недавнем прошлом дом встретил хозяина оглушительной, звенящей тишиной. Придется учиться жить заново. Без нее. Гоббс в изнеможении прикрыл глаза и снова уткнулся носом в шарф, до головокружения вдыхая запах своей любимой. Из комнаты донесся оглушительный грохот, и потянуло сквозняком, но маг даже не пошевелился. Зато раздавшийся следом пронзительный кошачий вопль заставил поморщиться и открыть глаза. «Мил бы не одобрила, что я не забочусь о ее коте», — отрешенно подумал Гоббс, когда из комнаты пулей вылетела перепуганная серая тушка и подбежала к нему. — Ну чего ты? — снисходительно спросил маг. — Окно открылось от ветра, а ты уже дрожишь. И как Милли с тобой управлялась? Услышав родное имя, Табби поднял голову взглянул на Гоббса черными бусинками-глазками в которых читался вопрос. — Нет больше твоей хозяйки, хвостатый, — глухо ответил Гоббс, машинально гладя кота. — Хотя, что ты понимаешь? Котейка вывернулся из-под руки мага, посмотрел на дверь, тяжело вздохнул, и забрался к нему на колени. — Осиротели мы с тобой, Табби, — придушенно сказал Ник, потрепав кота за ушком и вновь смежив веки. Прежде парень лишь посмеивался над женой, которая могла часами болтать с котом и утверждала что «он все понимает, только ответить не может. Вернее, он-то отвечает, да только вот я по-кошачьи не понимаю». «Ох уж эта женская сентиментальность, помноженная на ведьмовскую чудинку», — думал он про себя. Но теперь, слушая как Табби, никогда прежде не шедший к нему на руки, тихо мурлыкает у него на коленях, Гоббс был уверен, что хвостатый трусишка понимает все. Очередной порыв холодного ветра заставил мага поёжиться. «Надо бы окно закрыть», — мелькнуло в сознании. Но сил встать с пола не было да и Табби сгонять не хотелось. Внимание Ника привлек тихий шелест. Нахмурившись, маг открыл глаза и увидел, что прямо нему в руки из гостиной летит белый лист, подгоняемый сквозняком. Машинально схватив бумажку на лету, Гоббс взглянул на нее и вздрогнул. С листа бумаги на него смотрел статный черный маг с печальными глазами, волнистые волосы которого доходили до талии. На первый взгляд — обычный набросок на скорую руку, ничем не отличимый от сотен своих собратьев, если бы не подпись правом нижнем углу: «Ник Гоббс. 4 мая 2000 года». Мысли заметались со страшной скоростью. «Что за…?! Мы познакомились в двухтысячном, но не в мае, а в сентябре, на первом курсе! Да и на рисунке мне явно больше тогдашних шестнадцати лет! Он ведь сделан совсем недавно! Но эта дата…» — Быть не может! — неверяще пробормотал черный маг. В памяти всплыл диалог с Милдред времен второго курса, когда они только начали встречаться. — Знаешь, у меня такое чувство, что мы были знакомы раньше, — сказала она в один из вечеров, вглядываясь в лицо темного мага. — Будто я где-то встречала тебя до знакомства в академии. Но где? И когда? Не помню… — Может, я тебе снился? — со смешком ответил тот и перевел разговор на другую тему. Согнав с колен пронзительно мяукнувшего Табби, Гоббс вскочил на ноги и ринулся на второй этаж их с Милдред особняка. До боли, до дрожи хотелось увидеть ее хотя бы еще один раз, взглянуть в эти удивительные глаза цвета морской волны и раствориться в них. «Полчаса! Всего полчаса рядом с ней и большего не надо!» — твердо сказал себе Ник. Он понимал, что не вправе просить судьбу о большем, ведь даже эти тридцать минут, украденные у прошлого, — недопустимая роскошь для большинства людей. Вбежав в спальню, Гоббс дрожащей рукой схватил прислоненный к стене витой посох и начал торопливо читать заклинание переброса в прошлое. Сбивался, зло выдыхал и начинал сначала. Голос дрожал, как у мальчишки, впервые признающегося в любви, губы отчаянно не желали слушаться. Открыть портал удалось лишь с пятого раза. — Стареет твой муженек, милая. Стареет… — печально усмехнулся маг в пустоту комнаты. — В былые времена любое заклятье от зубов отскакивало, несмотря на состояние. Гоббс на мгновение запрокинул голову и прикрыл глаза. «Интересно, куда меня забросит? Впрочем, не все ли равно? Главное, что она будет там». Успокоив себя этой мыслью, Гоббс открыл глаза, положил зажатый в руке рисунок на стол и шагнул в сужающуюся воронку портала. Перемещение было подобно пытке. Перед глазами, словно кадры в ускоренной перемотке, мелькали моменты из прошлого. Свадьба, вечер выпуска из академии и их с Милли танец под луной, первый разговор, первая встреча. «Куда ж меня несет-то, звездочка?» — с тоской подумал Гоббс, ощущая как с каждым вдохом в груди все сильнее разгорается пламя нестерпимой боли. В коридоре времени Милдред была разной: где-то смеялась, где-то грустила или смотрела на мир широко распахнутыми глазами. Живая, совсем еще юная, и не знающая, что ее ждет. Последним кадром была лесная поляна с огромным камнем, на котором сидела мисс Хаббл листом бумаги и карандашом в руках. «Выпускница академии Кэкл», — понял Ник, разглядев эмблему на форме, за миг до того, как коридор закончился. Удар сердца — и вот он уже стоит на той самой поляне, в двух шагах от своей любимой ведьмочки. Милдред задумчиво гипнотизировала взглядом пустой лист, размышляя, что бы нарисовать. Совсем еще девочка, почти ребенок с румяными щеками и длинными темно-русыми косами. Ник ощутил, что сердце защемило от бесконечной нежности. Почувствовав на себе пристальный взгляд, девушка подняла глаза от листа бумаги и вздрогнула. — Кто вы? — испуганно спросила она. «Твой муж, только ты пока не знаешь об этом, звездочка», — печально усмехнулся Гоббс, склонив голову на бок. Хотелось подойти к этой смешной испуганной девчушке и обнять ее, сказать ей все то, что сейчас разрывало душу на мелкие кусочки, но… нельзя. Нельзя менять ход событий. — Я тот, кто никогда не причинит тебе вреда, — с печальной улыбкой ответил Ник. — Случайный прохожий, ищущий покоя. Синие глаза ученицы выпускного класса вдруг округлились и воодушевленно сверкнули. Гоббс не смог сдержать ухмылки. Сколько раз он видел этот колдовской блеск вдохновения в любимых глазах и каждый раз — как первый. Каждый раз дыхание мага неизменно учащалось и по коже толпами бежали мурашки. Карандаш парил по бумаге словно птица, а Милдред то и дело бросала быстрые любопытные взгляды на незнакомца. — Что? — не выдержал он наконец. — Ты странный… ой, то есть вы! Господи, что я несу… Простите, мистер… — Ник Гоббс, — внезапно севшим голосом сказал маг — для тебя просто Ник. И на «ты». — Милдред Хаббл, — с легкой настороженностью откликнулась девочка. Гоббс на мгновение опустил голову, пряча улыбку. Какая же она милая, нежная, доверчивая. Его маленькая звездочка. Неожиданно Милдред встала со своего места и подошла к Нику, внимательно вглядываясь в его лицо. — Мы знакомы? — вдруг робко спросила она. Ник ощутил, как все внутри переворачивается от нестерпимой боли. Милдред, разумеется, не узнала его, но почувствовала сердцем. «Да! Знакомы, женаты и я люблю тебя!» — кричал пристальный и нежный взгляд зеленых глаз. — Нет, — почти беззвучно прошептали бледные губы. Милли хотела сказать что-то еще, но резкий порыв ветра заставил девушку растерять все свое красноречие. Шутник-ветер вырвал из рук художницы лист с черновым наброском и закружил его в воздухе, унося все дальше. «Мне тоже пора уходить», — тоскливо подумал Ник и вымученно улыбнулся. Остановить бы время и остаться навеки здесь, в этом лесу, рядом с ней! Милдред вдруг подошла к новому знакомому почти вплотную и машинально протянула руку к его лицу. Она сама не понимала, почему и зачем, но ей до зуда в кончиках пальцев хотелось убрать с его щеки налипшую черную прядку. Это казалось чем-то настолько простым и естественным, что сил противиться странному желанию не было. Тем более, что Ник, заметив протянутую к нему руку, наклонился к девушке и прикрыл глаза.***
— Говорила я тебе, собирай волосы в хвост! — шутливо ворчала Милдред, бережно убирая со щеки мужа смолисто-черную прядь. Гоббс в ответ только усмехался, ловил тонкие пахнущие жасмином пальцы своей ведьмы и осыпал их поцелуями. Это было негласным ритуалом двух влюбленных и поводом лишний раз словно невзначай проявить нежность друг к другу. Именно ради таких мимолетных мгновений парень всегда ходил с распущенными волосами. Теплые пальцы, что сейчас осторожно касались его щеки, еще не пахли жасминовым кремом. Но Гоббс все же поймал их и, не открывая глаз, поднес к своим губам. Она и не она, родная и в то же время совсем чужая, такая близкая и такая далекая. Он ловил губами тепло ее кожи, желая в последний раз подарить любимой эту ласку, а она почему-то даже не пыталась высвободиться. «От шока, наверное», — с горечью подумал Ник, и вдруг ощутил, что касание развеялось. Открыв глаза, парень увидел, что стоит посреди их с Милдред спальни, а рядом на полу лежит тот самый рисунок. «Ведь помню же, что клал его на стол», — подумал Гоббс и снова смежил веки. Отпускать свою ведьмочку не хотелось, тем более что кожа еще горела от ее касаний. — Я люблю тебя, звездочка… слышишь? Люблю! — едва слышно прошептал маг. Ответа не последовало. Только Табби тихонько процокал коготками в сторону кухни. Открыв глаза, Гоббс решительным шагом подошел к туалетному столику жены, взял с него фиолетовую резинку для волос и собрал их в хвост. — Я больше никогда не распущу их, Мил. Обещаю. Стоя у зеркала, Гоббс медленно провел кончиками пальцев по своей щеке и, круто развернувшись, поплелся на кухню: пора было кормить кота.END