Жизнь длиною равной бесконечности 2

1990 год. Париж. Он стоял на расстоянии метра от нее. Глаза его сверкали как никогда, любовь переполняла все его тело и воздух, который был так напряжен и давил со всех сторон. Но это не мешало ему оставаться таким спокойным и сосредоточенным (как казалось, ибо весь он был рассеян и мысли его метались в голове с необъяснимой скоростью). Она в свою очередь сильно переживала, но переживала не так, чтобы был страх, а переживала от радости. Весь сценарий следующих действий был уже прописан в ее разуме. Все мечты ее были только с ним, все переживания, все радости, все страхи, все было связано с ним. Такой неповторимый и неотразимый. Никто не предполагал, чтоб было продолжении их дружбе. Было много претендентов на место пред ней, которое сейчас занимает он. — Эмили, ты знаешь какие чувства я к тебе питаю, знаешь как ты на меня действуешь. Я долго думал и все, о чем я думал это была ты, — он положил свою руку в карман, а сам начал приседать на асфальт. — И знаешь, я прошу тебя, Эмили Грэм де Ванили, — тут он стал немного запинаться, но все предложение было обдумано в его голове, поэтому пойти что-то не так не могло. — стань моей женой. Все ее мечты сбылись, этих слов она ждала последний год. Она сначала боялась услышать их, ведь значило это, что пришел конец ее свободы и она теперь обременена тяжелой ношей, но это в какой-то степени радовало ее, ведь эта несвобода была рядом со своим любимым человеком, а это уже даже наоборот казалось ей свободой. Поэтому, как только он произнес эти слова, она прыгнула на него и заключила в свои очень нежные и любящие объятья. — Да, Габриэль Агрест, я согласна, согласна быть твоей женой. Они смотрели друг на друга еще очень долго, прежде чем пойти куда-нибудь. Она его уже не боялась так, как это было в первую их встречу, когда он приехал со своими родителями в их поместье. Его костюм и его строгие очки ей показались отвратительными и вовсе не модными. Габриэль казался ей напущенным дураком, который пытается скрыть это под умными мыслями. Его шутки смешили всех, кроме нее. Он улыбался крайне редко, но еще тогда, в первую их встречу, улыбка его казалась ей сотворением всего светлого, доброго и лучшего, что могло быть в человеке. Постепенно, когда родители ее и его стали чаще заезжать друг к другу они начали сближаться и уж тогда вся его мимика, остроумие и доброжелательность восхитили Эмили в полной мере. Все, сказанное им, раньше казалось ей пошлым и глупым, теперь же это было для нее верхом развития человеческого. С первого взгляда Габриэль смотрел на нее, как на собрание всего замечательного в одном человеке. Несмотря на первоначальное неприятие к нему с ее стороны, он все равно пытался показаться хорошим и с добрыми намерениями. Когда же он стала рассматривать его как человека не скудного, а приятного, он тогда уже хотел начать выказывать свое внимание к ее личности, но совесть не позволяла сделать этого, что было скорее к лучшему, ибо бог знает что могло бы получится, если бы не сама судьба начала сводить их пути. Слухи о женитьбе пары начали расходиться на следующий же день после предложения по всему Парижу, и все смотрели на них с умилением и желанием, чтобы все вышло хорошо в их семейной жизни. Приготовления к свадьбе начались достаточно скоро и окончились шикарным событием сразу для двух семей. На мероприятии присутствовали только самые близкие и самые роскошные гости. Род Грэм де Ванили был с самых давних времен достаточно богат, предки были богатыми и почитаемыми, поэтому при правильном расчете денежных средств семья была состоятельной. Династия Агрестов являлась дизайнерской. Талант первого в их роде и привел к богатому настоящему. Безусловно у Габриэля был огромный талант, который и помогал остаться семье в достатке. Все гости обращались к невесте и к жениху с почетом, без капли злого умысла. — Дорогуша, Эмили, как, душечка, похорошела, давно ж я тебя не видала, нет, ну право. Ты стала совсем взрослой, душенька, не думала, что уж доживу до этих моментов, ну, милая, пришло твое время — иди же вперед, не смотри на прежнюю жизнь, душечка, иди же, — подойдя, сказала одна из старушек, находившаяся на торжестве как особо важный гость. Целый вечер пара слышала слова умиления их парой и благословения на долгий и счастливый брак. Все это время длилось так долго, но не в смысле утомительно, а в смысле радости и счастья. Все это казалось так необыкновенно и странно, что это, наверное, навсегда осталось в их душе. На всех знатных вечерах Габриэля как бы рекламировали, все главные критики выказывали свое внимание на этого юного, талантливого дизайнера. — Мне кажется что мы должны обратить на юношу все свои глаза… Посмотрите, господа, этот юный парень должен привлечь ваше внимание… Габриэль Агрест, ах, этот юноша действительно хорош… Если вам нужен действительно хороший костюм обратитесь, месье ***, к Агресту, — слышалось на каждом вечере знатных особ. Все это кружило голову молодому Габриэлю и позволяло добиваться целей, иногда, до того, как он их ставил. Везде слышались возгласы о его безупречном таланте, смешанные к тому-же еще и со словами о том, какой он примерный семьянин. Не прошло и пяти лет, как он уже устраивал свои показы, а его модный дом считался одним из самых престижных и лучших. Туда рвались все, там можно было начать свое дело. Одного слова о том, что ты работаешь у Габриэля Агреста, хватало, чтобы на тебя смотрели с уважением и завидовали. В некоторых журналах просто так печатались цитаты дизайнера, даже не всегда нужные. Все это предало род Агрестов такой славе, какой еще никогда не было. Их династия считалась одной из самых богатых по Парижу и даже по всей Франции. Спустя еще два года он стоял на втором месте после мэра Парижа по богатству, а по некоторым сведениям вообще возглавлял рейтинг. Единственное, что волновало родственников и удивляло общество, было то, что у пары не было детей за семь лет их совместной жизни. Этот вопрос они пытались избегать, но люди всегда норовили пустить слухи, и поэтому некоторые говорили, что либо Эмили, либо Габриэль больны бесплодием. Это возмущало пару, но отвечать они не хотели. — Нет, ну скажите, месье, им же уже не двадцать и даже не двадцать пять, скоро тридцать стукнет и у таких чудных людей не будет памяти о них, ведь страшно так умереть, ничего не оставив после себя, — говорили некоторые. — Месье, не соглашусь, почему же ничего, невозможно, чтобы после того, что делали они, ничего бы не осталось, поверьте о них будут говорить еще очень долго, а коли не так, то значит ничего хорошего они из себя не составляли, — говорили другие. Спустя еще три года наконец появились новости, что у пары должен появиться мальчик. В обществе это известие немного повергло в шок некоторых, но большая часть смеялась, что они как история о Марии Антуанетте. И действительно спустя некоторое время появились статьи, что родился мальчик. Он был невероятно красив: зеленые, светло-изумрудные глаза и светлые, блондинистые волосы. Все, кто наведывался в дом Агрестов, смотрели на него с такой доброжелательностью, что казалось, они хотели забрать его к себе, съев его своими глазами. Родственники и знакомые приезжали поздравить родителей и посмотреть на их чудо. Всем симпатизировал этот младенец, еще ни о чем не думающий, но уже все понимающий. Но никто не знал, что произошло на самом деле. Младенец не был рожден матерью, он был искусственно создан. Нет, не от суррогатной матери, не был взят из приюта или еще откуда, он был сентимонстром. В одной из поездок, в Тибете пара нашла необычный сувенир, он не напоминал ни обычную брошь, ни заколку, но когда Габриэль взял его в руки из него вылетело маленькое необъяснимое существо. Естественно пара испугалась своей находке, но выслушала, что говорила непонятная букашка. Она говорила что-то непонятное про талисманы, про мастера, про каких-то квами. Неподалеку был найден и другой такой талисман. Так как в семье были проблемы с ребенком, несмотря на то, что никаких заболеваний не было ни у кого, ребенок не появлялся на свет, то один из таких талисманов очень пригодился бы паре. Так было решено создать Адриана Агреста, который рос как нормальный обычный ребенок, выглядел как обычный мальчик. Во время его создания (которое на себя взяла Эмили) произошло что-то с талисманом и он повредился. Квами предлагала отказаться от идеи с ребенком, но Эмили стояла на своем и добилась этого, но постепенно с развитием Адриана ей становилось плохо и каждый раз был страшнее и больнее. Так где-то на тринадцатом году мальчика мать сначала слегла в постель, а потом и вовсе больше не могла передвигаться и так она завяла. Слова последние ее были: «Верни меня, прошу тебя, дорогой Габриэль…». Они звучали как приговор. После того, как Габриэль застал жену умершей в своей постели, он впал в истерику, он крушил, он метал, все что он пытался сделать пропало даром, он не мог себя сдерживать, жизнь была кончена. Его крики слышались по всему особняку, он не смел прикоснуться к ее телу кому-то кроме себя, как сторожевой пес. Не давал даже посмотреть на нее. Некоторые считали, что ему место в палате психбольницы, но таких людей было скудное меньшинство, потому что обычно совесть и уважение к такой персоне, как Габриэль Агрест не смели такое говорить. Мужчина лежал, почти неподвижно, около постели, почти неделю, никто не мог оттащить его от места смерти Эмили. На похоронах гроб был закрыт, так как это было театральное выступление одного актера. Настоящее тело Эмили, находилось в подвале дома. Он все еще надеялся, что жизнь он сможет повернуть в нужное русло и скоро эта капсула опустеет, но наполнится жизнью его жилище. С того момента началось его существование на темной стороне. Всю прежнюю многочисленную прислугу он распустил, оставил только давнюю подругу семьи, гувернантку Натали и телохранителя Адриана. Иногда он смотрел на своего сына, особенно всматриваясь в его глаза и ища ответ на вопрос в чем его сущность. «Он смотрит на меня, своими глупыми бесчувственными глазами, зачем он здесь стоит и сейчас ищет во мне любовь, чего он ожидает, неужели ласки и нежности от меня, зачем он вообще существует, почему он сейчас вместо Эмили, неужели этот мальчик, даже не мой родной, стал мне важнее Эмили. Нет, лишь она мое счастье, потерянное счастье, единственное, в котором я видел истину и ясность своей жизни, но теперь я больше не вижу ее, а вижу его — ложь и глупость» — думал он. Но все-таки мысли были сменяемы другими: что Адриан последнее, что осталось от его жены, единственное, что питает его жизнью, но все же жить он больше не мог, он просто существовал с мечтой опять начать жизнь. Теперь мысль о жизни человека сменилась, жизнь любого для него не считалась важной, жизнь в его понимании — это особое значение стоимости, отдельная плата, отдельная монета. С тех пор появился последний его план, который он мечтал привести в исполнение. С момента первого использования талисмана против закона, прошло около двух лет, и с того времени он стал настолько груб, что если бы он увидел себя тогда, в прошлом, таким, какой он сейчас, то наверное отказался бы от своего замысла. Мысли его теперь были заполнены грубостью. Он не против был убить либо Кота Нуара, либо Леди Баг, так бы его план был бы воплощен и жизнь его бы вернулась. Все свои замыслы он передавал Натали, для нее вся эта жестокость была сверх всего возможного, но она понимала, что для него это важно, поэтому еще и докидывала различных идей по скорейшей победе над подростками в куске ткани. Натали была безумно влюблена в Габриэля, поэтому была еще одна причина, по которой она соглашалась на все. Только Натали смогла некогда успокоить буйства Габриэля после смерти жены. Она надеялась, что если она во всем будет подчинена мужчине, то тот ее полюбит и постепенно все его невзгоды пропадут, но этого не случилось (конечно, ибо Агрест был не из тех вечно влюбчивых людей, которым совершенно все равно кто с ними находится, и главным для которых являлась только мысль, чтобы это была любовь искренняя и детская в каком-то роде, нет он был явно не таким, он был скорее как лебедь, у которого пара была на всю жизнь и он был готов на смерть ради своей возлюбленной), и постепенно она перестала смотреть на него как на любовника, а стала смотреть как на своего господина, у которого она была в долгу, который надо было выплачивать беспрекословно и с чувствами лишь светлыми, как будто это вклад в будущее. Когда мужчина стал сходить с ума от жестокости, она уже была сама не в разуме. Вся эта такая для кого-то странная романтика являлась для нее образом жизни. Но все же когда мужчина стал переходить черту и думать об убийствах она пыталась его остановить, но было поздно. То, что замышлял Габриэль было явно лишено разума и всякой морали. Убийство в принципе всегда было страшным событием, но убийство подростка, почти ни в чем невиновного. — Габриэль, неужели это стоит того? Подумайте, ведь он или она тоже люди, тоже имеют свои мечтания, неужели вы возьмете на себя это клеймо, — не успела договорить Натали, как ее перебил Габриэль. — У меня более масштабные мечты, тем более как только я осуществлю свой замысел они останутся живы и все будет как в сказке. Мне совершенно все равно на этих людей…да, даже если я беру на себя грех, меня не остановить, я добьюсь своей цели…она, она приходит ко мне по ночам и каждый ее приход с каждым разом все хуже и хуже, она молит меня о помощи, как тогда, в тот проклятый день, когда она покинула меня. Ты понимаешь меня? Ты не понимаешь, у тебя не было того, что было у меня, у тебя не было той любви, не было той боли потери. У тебя если и была любовь, то явно не до гроба. У меня нет соотношения добра и зла, я есть воплощение всего грешного и ужасного, но с этим я уже ничего не поделаю, я кошмар, я аморален, во мне нет ничего святого, я потерянный человек, меня уже ничего не спасет, поэтому я буду до самого конца идти, пока не доберусь, даже если я стану тем, кого пару десятков лет избегал, презирал и пытался исправить или наказать. Я стал тем кого боялся больше всего, я стал своим страхом. Так пусть же никто не мешает мне опустится до конца, ты можешь уйти, можешь не смотреть на меня, на то что я делаю, может так будет даже лучше. Натали, ты хороший человек, со своими грехами, но не упущенный как я…не пятнай свою совесть, уйди. Нет — право, иди же, я тебя отпускаю, ты мне все равно не поможешь, уйди же и не мешай мне. Она смотрела на него испуганным взглядом, как будто только осознала все, чего она раньше не замечала, он высказал ей все, она не должна вмешиваться в его дела, его дела только его. Никто не должен в них вмешиваться и искать правосудия и того умысла, который он скрывал за своими действиями. Он в свою очередь смотрел на нее теми дикими глазами, которыми он смотрел на мертвенное тело Эмили, в нем читалась та скорбь, та боль, которая сейчас больше всего мучала его, чем когда-либо. Эта дикость подтверждала его правоту, что он является потерянным, ушедшим человеком, без чувства морали, без осознания своих дел, без качеств, присущих лишь действительно осознанному человеку. Вселяя страх в гувернантку, он дождался момента, когда она действительно уверилась в его сумасбродстве и покинула кабинет. Спустя пару-тройку дней женщина покинула и сам особняк под предлогом семьи, которая проживает не лучшие времена. Так Габриэль остался с самим собой наедине. Ему было нужно это время, чтобы точно увериться в правоте своих действий и мыслей. Спустя две недели он принял окончательное решение о начале своей миссии.