Страшная месть

Когда я познакомился с моим другом Шерлоком Холмсом, то сразу обратил внимание на его слабые познания в литературе. В своем смешном аттестате его способностей я даже написал, что он не имеет понятия о литературе. Только спустя годы я понял, как ошибался: Холмс прекрасно знал литературу, правда, зачастую читал ее затем, чтобы потренировать на ней свой знаменитый метод. Одна из таких историй запомнилась мне на всю жизнь. Как-то раз, кажется осенью девяносто пятого года, мы с Холмсом сидели перед пылающим камином. Вечер был дождливым, и за окном в густых клубах тумана зажигались газовые фонари Бейкер-стрит. Ливень усиливался, и крупные капли барабанили по стеклу. Откинувшись на спинку кресла, Холмс небрежно водил смычком по струнам лежащей на коленях скрипки, а я не мог отвлечься от книги в черном переплете. Это был перевод на английский русского писателя Николая Гоголя, умершего почти полвека назад. Я купил книгу недавно в большом магазине на Бейкер-стрит. Автор рассказывал жуткие мистические истории о жизни на юге России, где находился город Полтава. Сейчас он и сам казался мне опутанный тайнами и ужасами, словно там до сих, как и три века назад, по улицам бродили колдуны со свечами, гномы, духи и какая-то нечистая сила, а в церквях летали гробы. Дождь настолько усиливал мое мистическое настроение, что я, взрослый человек, чувствовал легкий ужас от предстоящей ночи. — А все-таки согласитесь, Ватсон, нас притягивают средневековые сказки, — раздался чуть насмешливый голос Холмса. — Вы прочитали эту книгу? — потрясенно спросил я. — Разумеется, мой друг. Еще вчера, когда вы ходили играть в бильярд, — карие глаза Холмса блеснули озорным огоньком. — И даже чудовищную повесть «Вий»? Я не мог поверить своим ушам. Холмс мог прочитать «Братьев Карамазовых», о чем я рассказывал в новелле «Смерть русского помещика», но прочитать жуткую южную сказку «Малой России», как звали те края сами русские, было выше моего понимания. — По этой повести можно неплохо тренировать начинающих сыщиков, — мой друг отложил в сторону смычок и поставил скрипку рядом с креслом. — Но на серьезное дело она, конечно, не тянет. — Тренировать? — я не мог поверить своих ушам. — Конечно. Она гораздо лучше повестей про жалкого тупицу Лекока, и вполне сошла бы на роль учебного пособия для нашей работы. Но именно для новичков, — подтвердил Холмс. — Не заварить ли нам чаю? — изумленно спросил я, хотя внутри уже ожидал услышать интересный рассказ. Право, к ночи, он, признаюсь, был бы очень кстати. Миссис Хадсон, нашей хозяйки, не было дома, поэтому я сам заварил чайник и расставил белые чашки с синей каймой. Холмс тем временем достал трубку, как бы показывая, что он готов к интересному разговору. — Ну? — нетерпеливо спросил я, когда чай наконец начал завариваться в маленьком металлическом чайнике. — Вы говорите, Ватсон, что это жуткая мистическая повесть. Но я не увидел там никакой мистики. Скорее, наоборот: это довольно легкое дело для сыщика, — лениво сказал мой друг. — Убийство и кара. Холмс протянул тонкую длинную руку и поправил крышку чайника. Как и всегда, манжета была немного коротковата для его длинного запястья. — Тогда поясните, — изумился я. — Что мы знаем? — пожал плечами Холмс. — Хома Брут, известный пьяница и дебошир, заехал с друзьями-собутыльниками в дом к некой старухи. Через некоторое время его стали преследовать странные видения: что старуха хочет его поймать, прокатиться на нем верхом. Хома избивает ее поленом и видит, что он находится на берегу реки и избил девушку, которая умирает. Какое объяснение дадите вы, доктор? — Сумасшествие и месть? — пожал я плечами. — Я предположил, что козни дьявола и нечистая сила здесь не причём, — сказал Холмс. — Зато я вспомнил, что в старину (а дело происходит в семнадцатом веке) старухи делали молодым девушкам аборты. — Кажется, понимаю, — задумался я. В самом деле, это простое объяснение разом меняло ситуацию. — Аборт — процедура довольно болезненная, — продолжал Холмс. — В те времена анестезии не было. Зато сельские старухи обезболивали некими наркотическими зельями, погружая в сон или полузабытье. — А вдруг? Логично. — Хома остановился на ночлег. Девушка, дочь сотника, пришла сделать аборт к старухе, — продолжал Холмс. — Старуха, видимо, использовала некое наркотическое зелье, напоминающее по действию опиум. От этого у Хомы помутился рассудок, и начались видения. — Все складывается… — пробормотал я, пораженный, как на моих глазах исчезала вся чудовищная мистика, словно таял небольшой рождественский снежок. — Дальше проще простого, — пожал плечами Холмс. — Старуха попросила Хому, как мужчину, отнести девушку из дома. Ведь потеряла много крови. Ему показалось, что старуха ловит его руками. Наверное, Хома согласился и вынес её на плечах. Но тут действие зелья усилилось — девушка или ее одежда были им пропитана. Это и дало, полагаю, Хоме видение ведьмы, едущий на нем верхом. — Как просто, если вдуматься. И вправду никакой мистики. Я с тревогой посмотрел на книжную этажерку: неужели Холмс и дальше также спокойно развенчает эту жуткую и таинственную историю. — Хома в наркотическом угаре хватает полено и бьет девушку потерявшую много крови. Бедняжка умирает, — вздохнул Холмс. — Хома испытывает жалость, но трусливо бежит с этого места. Оставив девушку умирать, — грустно заключил он. — Жалость жалостью, но ее это не вернет. — В Киев приходят слухи, что дочь богатого сотника пришла с прогулки домой избитая и умерла. Но сама дойти домой она не могла, — сказал Холмс. — Зато старуха знала, кто она и кто гостил в её доме. — Если допустить, что она и старуха не одно и то же лицо, то все меняется… — вздохнул я. — Чудесно. Очевидно, некто забрал её тело у старухи и узнал эту историю, — продолжал мой друг. — Тем более, что отец сразу велит ректору прислать Хому прочитать над ней молитвы. — Отец в курсе этой истории? — догадался я. — Это не подлежит сомнению. Хому надо заманить в поместье с какой-то целью. И ректор, видимо, отчасти в курсе. Он жёстко говорит Хоме, что его никто не спрашивает, хочет он или не хочет читать над ней заупокойные молитвы. Хотя мог бы, кстати, и отказать, — мой друг принялся набивать глиняную трубку. — Тоже об этом думал. Не могли ведь слухи взяться из ниоткуда. — Дальше происходит самое интересное. Хома видит в доме ее тело без следов побоев. Она лежит, словно живая. Ему кажется, что она вот вот усмехнётся. Что из этого следует? — Шок? — спросил я. — Куда делись следы побоев? Отчего ему кажется, что девушка смеётся? И дальше ключевая фраза книги, — закурил Холмс. — Вдруг что-то страшно знакомое показалось Хоме в её лице. — Знакомое, но не тождественное, заметьте! — Словно какой-то розыгрыш… — изумился я, словно сам открывал какую-то другую книгу. — Тогда я предположил простую вещь, — мой друг с наслаждением выпустил кольцо дыма. — У этой девушки была младшая сестра. — Боже… Как это просто! — словно луч света блеснул в моем сознании, освещая эту совершенно темную историю. — Сестра была весёлого, но жёсткого и мстительного нрава. Она-то и забрала тело старшей сестры и узнала эту историю. И сестра той девушки решила поквитаться с Хомой, сыграв роль жестокой карающей ведьмы. — Да! И все сходится, — темная сказка гасла буквально на моих глазах, превращаясь в самую обычную историю. — Обратите внимание на поведение отца, Ватсон. Он горюет, но жесток и допрашивает Хому. Если бы он потерял единственную дочь, он был бы убит горем. Но если дочь была не одна..... — Всё встает на свои места… — ответил я. — Хотя странно: ведь девушка погибла возле города Киева, — удивился я. — А Хому везли куда-то далеко. Неужели она шла делать аборт в дальние края? — Скорее всего, его возили по окрестным дорогам и буеракам, — пригубил Холмс чая. — Дело было не очень далеко от города, как вы правильно заметили. — Я не заметил главного… — вздохнул я. — Посмотрите, что происходит дальше, — сказал Холмс. — Поминки по умершей дочери полковника или как его… Не могу выговорить это странное слово. О чем же говорит дворня на поминках? Рассказывает ужасы об умершей. Она была опасной ведьмой, которая пила кровь из людей и убивала их! — И правда очень странно… — согласился я. — В конце концов это кощунство, так говорить о покойной, не правда ли? — добавил Холмс. — Да! И глупое. — Но если вспомнить, что сейчас Хома пойдёт читать над её телом молитвы, то все встаёт на свои места, — пахнул мой друг трубкой. — Дворня в сговоре с сестрой и намеренно пугает Хому. — Похоже на то. Все сходится. — Я чуть не засмеялся при словах, что ведьма подъехала к кому-то в виде стога сена. Это был уже перебор, — ответил мой друг. — Похоже, дворня любила сестёр. — Я, признаться, и забыл об этом. А ведь правда забавно звучит, если не поверить, — подтвердил я. — И посмотрите, Ватсон, что рассказывает во время поминального ужина дворня. Ведьма каталась верхом на псаре и сожгла его заживо. Вспомните, ведь это и было видением Хомы, будто ведьма катается на нем верхом. — Да! Они явно в курсе. — Я тоже закурил, чувствуя, как меня охватывает азарт от этой истории. — Значит, это была история, придуманная намерено для Хомы. И придумал ее тот, кто забрал тело, — выпустил Холмс кольцо дыма. — И… кто? — я терялся в догадках, хотя понимал, что Холмс уже знает ответ и на этот вопрос. — Сестра. А ей все рассказала старуха, — спокойно ответил мой друг. — А может быть и кое-кто еще, но об этом чуть позже. Именно младшая сестра лежит в гробу, играя роль умершей. — Все же в гробу была не умершая? — Дорогой доктор, вы не хуже меня знаете, что за прошедшие трое суток труп давно бы покрылся синюшными пятнами. А тело было свежим и словно живым, — снова закурил Холмс. — Значит, это был некто очень похожий на умершую, но не она. Вспомните ключевую фразу Хомы: «Но в ее чертах ничего не было тусклого, мутного, умершего. Оно было живо, и философу казалось, как будто бы она глядит на него закрытыми глазами». А что если она и была жива? — Тогда все складывается… — пробормотал я. — Дальше испуганный до предела Хома идёт в темную церковь и становится у гроба якобы убитой им ведьмы. И ему снова кажется, что она живая. Словно вот-вот засмеется. «А что если он был прав?» — подумал я. Перепуганный Хома смотрит на неё. Ему мерещится, будто у ведьмы капнула кровавая слеза. Она плачет кровью, напоминая, что Хома убил ее. — Но как она сделала кровавую слезу? — Проще простого, друг мой. Малиновый сок, — пожал плечами Холмс. — В тех местах растет много прекрасной малины. — Но как появилась слеза из сока? — спросил я. — В церкви было очень плохое освещение. Сообщник из дворни мог капнуть сок сверху. Или сама тихонько сделала это в темноте, — лениво отозвался Холмс. — Но вернёмся к делу. Перепуганный Хома идёт читать Псалтырь. Младшая сестра убитой встаёт из гроба и идёт ему навстречу, имитируя, что хочет его поймать. Хома еле жив от страха и чертит круг. Сестра в погребальной сорочке ходит вокруг него и кошмарит, — спокойно рассказывал Шерлок, словно говорил о чем-то самоочевидном. — Все же самой лечь в гроб и изобразить мертвую сестру, пусть и из мести… — поёжился я. — Люди позапрошлого века относились к этому намного проще нас, — охотно отозвался мой друг, — особенно сельские жители. Возможно, она и впрямь прежде играла в ведьму, изображая колдовство у зеркала. «Абра Кадабра откройся!» Или что-то в этом роде. — Погодите, Холмс, но ведь сказано, что ведьма была страшна и посинела, словно труп пролежал несколько дней. — Проще простого, Ватсон. Косметика или соки каких-то растений, — мой друг снова с наслаждением выпустил кольцо табачного дыма. — Не мог же труп посинеть за час! Я молчал, не зная, что ответить. Все было настолько просто, что я сам диву давался, как же я не смог догадаться. — Обратите внимание на важную деталь, — звучал скрипучий голос моего друга. — Оживший труп ведьмы посинел пятнами. Значит, она нанесла краску в нескольких местах, а не по всему телу, только и всего. — Но если это была живая девушка, то почему она не перешла меловую черту круга? — недоумевал я. — В том-то и дело. Ватсон. что тогда ее обман был бы раскрыт, — спокойно ответил Холмс, словно говорил о чем-то само собой разумеющимся. — Если бы она перешла черту. то она стала бы просто живой девушкой, а Хома был намного сильнее ее физически. Подозреваю, он бы просто избил ее или того хуже… Ее задачей было доведение Хомы до сердечного приступа. — Погодите, Холмс: но ведь на вторую ночь гроб ведьмы летал! — сказал я. — В церкви было паршивое освещение. На крыше могло быть установлено что-то вроде лебедки или тягача. Сообщнику было достаточно привязать гроб светлыми темными к каким-то крючьям на потолке и запустить в действие механизм, — охотно отозвался Холмс. — Заметьте, муляж гроба летал не кругами, а бороздил линиями, что естественно при наличии некой качалки. — Но… как? — Заметьте, Ватсон: гроб полетел не сразу. Сначала ведьма походила, погрозила Хоме пальцем, а затем полетела. Очевидно в полутьме они накинули верёвки на петли, только и всего. — Но как же ветер пошёл от ее слов? — Нет ничего проще: дворня открывала окна или что-то ещё и запускала поддув! — охотно пояснил мой друг. — Меня насторожил один момент: каждое утро дворня находила еле живого Хому и спрашивала, не видел ли он чего-то странного. Странного, а не страшного, заметьте! — Кстати, да! Любопытно, — согласился я. — Они волновались о судьбе своих хитроумных приспособлений: не заметил ли их Хома, — пояснил Холмс. — Но самые интересные события произошли на третий день. — Что же там такого интересного? — насторожился я. — Утром отец покойной девушки жестоко говорит с Хомой, угрожая ему поркой плетьми со спиртом, — ответил Холмс. — Отчего же он в такой лютой ярости? Полагаю от того, что дочь до сих пор не добилась успеха. Хома пробует бежать и попадает в дикий заброшенный сад. Странно, что богатый сотник не следит за своим садом, не правда ли? — спросил Холмс. — Меня это тоже поразило, — признался я. — Но я думал это от какой-то дьявольщины. — Нет, друг мой. Просто полковник или как там его был не так глуп, чтобы расправиться с Хомой в своем поместье. Очевидно, за эти пару дней они сделали декорацию поместья в каком-то заброшенном доме у старой церкви. Или в заброшенном селе, в котором были один-два дворика. Добавьте к этому, что один из представителей дворни поймал нашего героя при попытке побега. — Не вижу, что здесь странного? — пожал плечами. — Не видите? Очевидно, доложил нашей «ведьме», что Хома струсил и ее боится: можно переходить к решающей стадии. Помните, Ватсон, наш герой корил себя, что ведьма узнает о его трусости. Как же она может это узнать? — Пожал плечами Холмс. — Только если некто доложит ей об этом. — Тот, кто видел его попытку сбежать? — понял я. — Погодите, Холмс, но на третью ночь церковь заполонили чудовища с крыльями и хвостами! — Ба! Дворня в масках и карнавальных костюмах, — отозвался мой друг. — Хорошо ли наш Хома разглядел их в темноте? — А жуткий шар с клешнями? — вздрогнул я. — А… Сделали из рыбьего пузыря или чего-то такого, что было в семнадцатом веке, — отозвался Холмс. — Заметье, Ватсон, сам автор намекает нам на то, что это был спектакль. Духи пропустили первый крик петуха. Но настоящие духи не могут пропустить крик петуха, — пожал он плечами. — А Вий? Король гномов? — спросил я, снова удивляясь способности моего друга подмечать мельчайшие детали. Холмс откинулся и выпустил кольцо дыма. — Вспомните, Ватсон, как жестко утром говорил с Хомой отец. Угрожал ему поркой кожаными плетьми со спиртом. — Боже… Вий… Ее отец? — я не мог поверить словам моего друга. — А почему бы и нет? — лениво отозвался Холмс. — Финал грандиозной постановки. — «Вия, привидеться Вия!» — крикнула панночка. — И дворня четко пошла за «Вием», Ватсон. — А что ожидало бы Хому при поимке? — спросил я. — Отец описал довольно четко: зелье и дикая порка кожаными плетьми, — отозвался Холмс. — Или какие-то пытки якобы нечистой силы. Но Хома умер от страха, что возможно и было целью сестры. — Опять же, все складывается, — вздохнул я. — А что случилось с той девушкой? — С девушкой? А вспомните, Ватсон, чем кончается книга. О смерти Хомы рассказывает его приятель Тиберий, который стал философом вместо него. Откуда же он узнал об этом? — Неужели от… отца той девушки? — спросил я. — Скорее от нее самой, — лениво отозвал Холмс. — Подозреваю, что они могли быть любовниками, и именно Тиберий предоставил ей справку о Хоме и распространил слухи, что дочь одного из богатых помещиков умерла. — Но… Почему вы так решили? -изумился я. — Да по той простой причине, что отец в первой беседе отлично знал, кто перед ним. Видимо, ему дали сведения. Кто же мог дать сведения о Хоме, как ни его приятель? К сожалению, мы не знаем имени этой девушки, но она, должен сказать, была замечательной актрисой и любящей сестрой, — закончил мой друг. — А та, убитая, девушка? — Скорее всего, ее похоронили в настоящем поместье. Не будет же труп лежать целую неделю без бальзамирования? — улыбнулся мой друг. — Согласитесь, Ватсон, — подмигнул Холмс, — это все же намного интереснее занудного сопляка Лекока! И, словно предугадывая мою просьбу, Холмс подошел к скрипке, чтобы сыграть мне чарующие мелодии Мендельсона.