–Ты рил собираешься...–с описанным недопониманием и возмущением на лице у меня спрашивал мой темноволосый друг, глаза которого блеснули тут же в свете экрана загоревшегося в его руках телефона.
–Не вижу проблемы, –я старалась говорить максимально размеренно, однако сбитое дыхание и гневно подрагивающие руки меня выдавали. –Ты мне жалуешься на него не в первый раз.
Последнее время я, если быть максимально уж честной, ощущала себя психологом вышеупомянутого. Он изливал мне душу, он раскрывал мне повседневность...
Мне наверняка стоило бы представить «его».Сейчас достаточно знать, что «он», до того названный мною уже несколько раз—мой друг-коллега, кто сопровождает меня по жизни вот уже четвёртый год и каждую суету в голове моей обрисованную помогает воплотить в жизнь.
Сергей Юрьевич Татищев.. Отмечу, Сергеем он становился (и становится) только в особых случаях, по мере своей косячности. Но! Я использую эту форму его имени не так часто, пусть он и ведёт себя не всегда лучшим образом. И я сейчас не про случаи вовсе, когда он грабил банки, или, быть может, попал в КПЗ просто потому, что пытался украсть из магазина пачку сигарет. Я про моменты, в которые он, заимея наглость и возвысив самомнение лез в спор и ругань. По правде говоря, из-за того он не раз получал, а синяки и ссадины уже существовали на его теле как нечто постоянное и такое неизменное.
–Так, братан, ты чего удумала? –вновь дернувшись, будто от испуга переспросил Серёжа, пальцы которого ещё несколько секунд назад бегали по экрану гаджета в его руках.
–Да нет, пока ничего еще... –ответила я вопреки своим идеям и мыслям, так и рвущимся наружу. Честно говоря, я была в сомнениях касаемо их... А стоит ли? Наверняка уж. И вообще, почему я снова прикрываю его задницу? Он с этим Данилой ругается, а я ещё его и вытаскиваю? Хотя хочется...
Меня буквально проедало недовольство, жгучее и, не считая этой ситуации, обычно выражаемое через вспышки агрессии, либо плач. Но именно сейчас я не хочу стать тряпкой в глазах Серёги, он и так не раз меня утешал горячими объятьями, пока я из раза в раз заливала слезами его одежду и всхлипывала в плечо или грудь.
–По глазам вижу, Вась, ты ж меня не проведель.–он как-то то ли ехидно, то ли выражая любопытство улыбнулся и лицо его всё ещё оставалось образом всего лучшего и выдавало внутреннее добродушие.
–Обожаю тебя за твою проницательность.
Мою задумку он всё равно не раскроет, даже в силу своего ума и догадливости. А так, пусть хотя бы будет готов.
–И чо? Дальше?
–Что ты хочешь ещё знать?
В этот же миг лицо сменило своё выражение.
–Ты чего делать, говорю, собираешься? –переспросил у меня Серёжа, пока сдержанность в его голосе всё ещё существовала. Хотя он все равно не сорвётся на меня. Даже при должном раздражении очень сложно заставить его повысить голос.
–Не будем вдаваться в подробности. –выдала я на улыбке и игриво оцепив его карий, почти чёрный взгляд своим, не давая выбора.
–смотришь на меня так...
–как?
Тут же лицо моего собеседника засияло в улыбке и, не успела я моргнуть, как он вскочил с места и, тяжело дыша, поднял меня над полом.
–Ты чего творишь?! –уже будучи перекинутой с одного плеча на другое на выкрике спросила я. В действительности было ясно, к чему ведёт этот спектакль двух актёров.
–Будешь молчать—будешь платить.
Будто отрезал...
–Сволочь ты, Татищев!
–Это уж какой есть, –сквозь слова его вылетал смех, дававший надежду на пощаду.–только нежничать не стану, я тя порешаю.
Я этого не видела, но более чем уверена, что он проговорил всё радостно и так нежно улыбаясь. Он так улыбается, когда я из раза в раз грозилась "дать по шее". Сейчас же он в предвкушении самого непринуждённого времяпровождения не мог сдержать улыбки. Первый выходной за три недели, так ещё и с подругой, тоже порядком подуставшей от университетских будней.
–Серёжа! Отпусти!–уже без шутливых интонаций я просила, нет, буквально давала приказы о своём освобождении другу, который, в свою очередь, лишь аккуратно спустил меня на пол в центре комнаты.
–Не ори, ты чо
–А ты? Балбесина, если бы ты уронил меня, или сам упал?!
–Да че, всё ж обошлось, –продолжал он своё, улыбаясь.
Меня смутила реакция. Неужели здесь можно посмеяться, или... Юморист хуев! Как он.. Почему... Чт.. Агрх, у меня просто слов не находится!
–Вот вроде ударить тебя, а вроде и жалко.
–Смешно злишься, как шипящий котенок. –он снова приподнял уголок губ и, понимая, что ходит по тонкому льду, залился смехом.
Я не могла продолжать ругать его, видя, как вечно пьяные и усталые глаза засияли ярче фонаря за окном. И пусть он меня вывел из себя, в моих возможностях лишь посмеяться вместе с ним, дабы мы оба вновь почувствовали эту связь. Невидимую и не слышимую.
* * *
И всё же мне казалось, что вся эта ситуация не даёт Серёже никакого покоя. Последующий час от нашего разговора да, действительно, мне будто удалось отвлечь его, но сомнения о забвении друга появились уже ближе к утру.
По обыкновению своему в ночное время мы попали того сами не заметивши. На часах уже 2 ночи. Все, чего хочется сделать сейчас–лечь спать. За этот длинный день я вымоталась нереально, это ещё не считая моих перелётов из одного города в другой. Минимум 7 часов было проведено мной в кресле, на борту самолёта.
Магнитогорск стал для меня «вторым домом», я часто здесь бываю и провожу свои долгожданные выходные, ибо в большинстве случаев для меня их не существует (они теряются под кипой университетских проектов), а друг мой помогает мне их провести с достоинством и удовольствием для обоих. Как же он дорог мне... Дороже любой валюты и значимее, наверное, самого сильного препарата от моего вечного бронхита. Лёгкие мои, лёгкие... Стоило бы их поберечь вместо сигарет, красующихся у меня в руках чаще уже гитары или канцелярского ножа. Хотя, положено помереть от них раньше—сопротивляться людскому своему приговору я не при воле. Каждый, кому положен конец, принять его лишь в силах. Но нужно ли тогда бороться? Мы ведь делаем это зачем-то.
Так, смертельно больной человек на последнем издыхании оттянет «момент затухания» лечением, но по исходе всё равно умрёт. Достойно боролся, а ушёл. Ну где справедливость?
Но умрёт не всяк человек, а лишь тот, кому дан день. Кому дана эта минута.
* * *
Серёжа уже давно заснул, пока я была погружена в свои бесконечные размышления и монологи. За окном глубокая ночь, а я не взяла с него примера. Скорее всего, я позже пожалею об этом. Вообще, он часто говорит мне, мол, спать больше нужно. И я согласна с этим, даже уже режим пытаюсь привести в порядок. Спросите, почему же я тогда не сплю? Иронично, но мучает бессонница. Хотя здесь трудно было не уснуть, ведь пока мой друг лежит рядом, чуть слышно сопя, я у него под боком и мне так тепло... Дома я обычно обнимаю свою подушку, вот только у неё нет таких тёплых и мягких рук. Хотя, может быть, эти руки и пропахлись табаком, что могло быть для меня роднее их? Да и моя подушка вряд-ли смогла бы крепко прижать меня к себе, не давая и подумать о страхе, либо о любых внешних угрозах, коих на самом деле было приличное количество.
Здесь я чувствую себя в безопасности, под защитой, даже рискуя своей задницей каждый день и нарываясь на конфликты с абсолютно рандомными людьми. Я чувствую: он рядом, он здесь, и подвести его нельзя. Впрочем, в силу своего словарного запаса и бесконечного потока мысле, я могу долго рассказывать о своём братане, да вот только почему бы ему вас со мной не познакомить?
