Дотянуться до тебя

Ещё один последний раз… Между ним и Питером расстояние в пару сотен вселенных, между ним и обществом — непересыхающий во век красный океан, который никакой Моисей не раздвинет. А до улицы ему всего один коридор и хлипкая деревянная дверь. Но Паркер предпочитает сидеть в затхлой, замусоренной комнате, куда несколько недель не проникал солнечный свет, потому что его глазам было невыносимо. Дни сложились в сплошную плеяду пробуждений, трипов и походов в туалет. Точнее ползков. Но его ничего из этого не останавливало. Ни запахи, ни непрекращающиеся звонки, ни даже шум жизни за окном, преимущественно исходящий от играющих соседских детей. Его вселенная встала. Спустя какое-то время телефон стал реже трезвонить, а затем и вовсе смолк. Детские возгласы уже не докучали ему, он просто стал не восприимчив. Наступила тотальная тишина. Питер валялся на полу, головой в сантиметрах от содержимого собственного желудка, и водил слюнявым пальцем по голой груди, наблюдая, как в строго очерченном солнечном луче танцуют пылинки. Паркер улыбался по-дурацки и думал, каким же раньше был идиотом, что не видел такой красоты. Все летал где-то в облаках, по крышам бегал, спасал вселенные. А за все старания его заносчивая вселенная отплатила ему одиночеством и пустотой внутри, как то место, где, казалось, все пару дней назад недавно стоял Питер два и растворяясь в пространстве помахал рукой на прощание. Это прощание казалось ему тогда нереальным. А теперь так тем более. И теперь ему нравилось больше. — Не смотри на меня так! — Питер пригрозил куда-то абстрактно в воздух, обращаясь к Гвен. Но Гвен давно не смотрела на него, задыхаясь под слоем пыли, да ещё вовсе лицом вниз на столике с лампой. После этой реплики Питер умолк и даже задержал дыхание, чтобы прислушаться. Да, звуки этого мира его больше не волновали, но эти странные шарканья по паркету были тем единственным, что он так давно хотел услышать. Он подорвался и сел на полу, раскрыв широко глаза, словно это могло помочь слышать лучше и снять заложенность в ушах. По квартире действительно кто-то ходил. В нетерпении Питер попытался встать, но сил на деле осталось меньше, чем верилось возбуждённому мозгу. Тогда он пополз прямо под столиком, скорее к коридору, где раздавался шум. Где-то на середине пути силы его окончательно покинули, он перевернулся на спину, все ещё находясь под столиком основой частью тела, и устремил взгляд в потолок. Шаги тем временем зазвучали очень близко и стихли. — Совсем ты себя запустил, — так нежно и сочувствующе проговорил знакомый голос. Это беззлобное замечание так сильно разнилось с теми гневными осуждающими тирадами коллег и знакомых в голосовых сообщениях. А ещё это был голос Питера два. И его сдержанная теплая улыбка предстала взору Паркера, который все ещё глядел на гостя снизу вверх. — Ты слишком долго… — облегчённо выдохнул Питер. Наконец, он всё-таки его дождался. — Я надолго не останусь, — уже более строго сообщил Питер два, присев на корточки рядом с хозяином квартиры. — Я тоже надолго не останусь, — расплылся в ответ в улыбке, облегчённо представляя свою смерть от передоза. — Ты же герой, может в этот раз спасёшь себя? Питер 3 в непонятном намерении потянулся к лицу гостя, который так низко склонился над ним, и ехидно подметил: — Ты тоже герой. — Меня здесь нет, ты же знаешь. Ты же умный, Питер. Но ты выбрал самый ленивый способ справиться с этим. Перестань себя убивать, ты достоин большего. Сам прекрасно понимаешь. — Перестань говорить, как он! После того, как, рассвирепев, Паркер прикрыл глаза на мгновение, образ гостя исчез бесследно, будто и не было. Все дни работы насмарку. Неожиданно настигла истерика. — Вернись, вернись, вернись, вернись вернись... — повторял он до тех пор, пока хватало голоса. Питер резко подорвался, когда казалось, что вот-вот в уснет. Он попытался выбраться из-под столика, отбивая ногами воздух. И смог это сделать, только когда перевернулся на живот и воспользовался руками, чтобы подтянуть тело. Вокруг себя, в куче разбросанных упаковок из-под снеков и баночек от таблеток, его руки начали рыскать в поисках дозы. Но в этом хаосе было сложно что-то найти, и к тому же надежды, что у него ещё что-то завалялось в волшебном пенале, тоже не было. Не осталось и надежды ещё раз увидеть его. По итогу Питеру все же удалось «наскрести» ещё ампулу. Он хищно сжал в зубах ремень, которым перетянул голень и с горем пополам вколол содержимое шприца. Теплая рука коснулась его щеки — Питер 2 уже сидел рядом на диване, о который хозяин дома упёрся спиной. Теперь он уложил голову на колено гостя и начал бормотать что-то несвязное. И нечто удивительно нежное и усыпляющее растекалось по телу. С отчаянием ребенка, который не нашел под ёлкой тот подарок, что указал в письме Санте, Питер понял, что этот эффект не от настолько желаемых прикосновений, а от жалких веществ, которые имеют такую власть над ним теперь. — Я обязательно брошу. Только ещё разок… — Я знаю, тебе больно, но так дальше нельзя… — рука Питера 2 гладила макушку головы. Волосы на ощупь были спутанные и сальные — немытые уже много дней. Даже сам Питер, который давно привык к обстановке в своем доме, вдруг почувствовал ужасный запах, ударивший в нос. Это не было открытием, но ещё одной разочаровывающей деталью. Ему все сложнее было уходить от своей реальности. — Пока ты тут, мне не больно. Какая же стояла невыносимая вонь. Но слёзы из глаз Питера одна за одной катились далеко не по этой причине. В ответ Питер 2 ничего не сказал, не дёрнулся и даже не пошевелил ладонью на его макушке. Это означало, что тот привлекает внимание, чтобы сказать что-то совсем не радостное. Питер 3 в этот раз не стал долго оттягивать и поднял взгляд вверх, к лицу гостя. Тот по-матерински тепло улыбаясь, но с поникшим взглядом, произнес: — Давай это будет мой последний раз? Это был не вопрос. Питер 3 опустил глаза — он знал, что что-то такое и услышит. По началу выражение на его лице ничем не отличалось от надувшегося на предка подростка. И возможно, ещё будучи под влиянием веществ, Питер три так и воспринимал ситуацию: он просто ребенок, который хотел накуриться, но которого родители не пустили туда, где, казалось, происходит вся та самая жизнь. На деле все было куда серьезнее. Вскоре это стало ясно обоим — настоящему Питеру и его галлюцинации. Это был единственный способ для Паркера видеть то, что в реальности даже не светило получить при всех стараниях. И это был единственный способ видеть смысл в текущих днях. А теперь его же собственный воображаемый Питер запрещал ему воображать его. А это была последняя встреча. Скоро вещества перестанут приносить того самого эффекта. Придётся употреблять что-то похлеще. И в скором времени он загнётся прямо здесь на полу, в одиночестве. И даже Питера-галлюцинации не будет рядом. Да, ему бы и сдохнуть — чего себя мучать. Но кто знает, что там ждёт после этого конца. А здесь… здесь хотя бы у него будут воспоминания о Питере 2. Такая картина виделась ему чуть менее унылой нежели тотальное небытие, хотя он прекрасно отдавал себе отчёт в том, что воспоминания неосязаемы. Больше не будут — когда кровь очистится. Паркер задремал на коленях Питера 2 под его нудные наставления, превратившиеся в итоге для первого в бессвязный шепот. После последнего искорежившего его сознание наркотического танца мужчина, как можно глубже, вдохнул приятный запах, уткнувшись носом в свитер, за который цеплялся во время прихода. Ещё один взгляд полных слёз глаз — и слабая рука, невесомо касающаяся любимого лица, сползла вниз, по груди Питера 2, обмякла. — Я такой жалкий… Я не смогу... — Ты справишься, — снова ласково и настойчиво произнес гость. — Ты ведь замечательный, Питер… — Ты никогда не устаешь это повторять, — с лёгким укором, но благодарно прошептал измождённый Питер. Каждая капелька пота, стекающую по лицу, ощущалась. А вот размеренные поглаживания по спине постепенно становились все менее ощутимыми. И затем окончательно мужчина провалился в сон. Проснулся в лучах полуденного солнца, которые проскочили в тонкую щель меж плотных штор и улеглись прямо на его болезненное осунувшееся лицо. Питер недовольно нахмурился и выматерился, не раскрывая глаз. После душа, до которого он дошел, периодически страстно целуясь с полом, его стало знобить ещё сильнее. Вернувшись на диван, где ещё вчера был счастлив, утопая в своих иллюзиях, он медленно водил рукой по обивке, то и дело бросая взгляд в кучу мусора на полу в надежде, что где-то там на дне ещё валяются какие-то таблетки, волшебные пилюли... — Нет, нет, я обещал Питеру… — судорожно сжимая лицо в ладонях, бормотал он. И в итоге кинулся в прихожую, где зазвучал спасительный звонок телефона; торопился, лишь бы не сбросилось до автоответчика, так что заносило на поворотах. — Да, да! Да. Это Питер! — Питер, боже мой, пожалуйста, не бросай трубку! — уже лишенный любой осуждающей эмоции, даже без примеси праведного гнева, крайне счастливый голос подруги зазвучал в динамике. — Эмджей, пожалуйста, забери меня… — Я не могу найти тебя, Питер! Мы не можем. Куда ты пропал? Где ты, скажи, я мигом. Скажи, где ты… Паркер не знал, где находился. Из квартиры своей давно сбежал и снял где-то на окраине домик для своих путешествий в другие вселенные — все, что ему было доступно. Ему так сильно хотелось, чтобы оставили в покое, что теперь он даже не помнил, как далеко зашёл в лес, убегая от преследующих его друзей и близких со своими звенящими лицемерием сочувствиями. — Я н-не знаю… Просто забери меня, пожалуйста… Он заплакал и от бессилия выронил телефон. Сил поднимать его не было, хотя он сидел на полу и стоило только двинуть рукой на пару сантиметров вправо. Подруга просила его не отключаться и что-то ещё громко кричала в телефон. Питер отползал все дальше, к входной двери. Там снова шумели дети, проезжали машины, переговаривались птицы. Его словно заново родившееся создание туда очень манило. Но родился он так, словно с него сняли наживую всю старую кожу, так что все эти чрезмерно громкие звуки ещё и приносили едва терпимую боль. Но он дополз, открыл дверь и сел, уперевшись в косяк и выставив одну ногу на порог, где обжигало солнце. Оставалось только надеяться, что кто-то из знакомых проедет мимо и узнает его. Заберёт куда-нибудь подальше от этого позора. В дом, где хотя бы его зеркало напомнит ему, как он выглядит, потому что сам давно забыл. Под подушечками пальцев — только лишь рельефы очертаний его лица, в голове слова утешения его голосом. А вокруг слои самообмана, прикинутые горами мусора. Но пока он вдыхал свежий воздух и чувствовал тепло солнца на сером лице и синюшных губах, Питер был серьезно настроен найти среди этого мультивселенского беспорядка что-то настоящее, свое.