Ведь он — Юдзуру Ханю

10 февраля 2022 года

Юдзуру сдерживается из последних сил, до боли стискивая мешочек со льдом в левой руке. Что он чувствует? Какие эмоции? — Что вы ещё можете сказать? — Я не могу себя хвалить, — голос предательски дрожит, выдавая истинные чувства, — но я хочу, чтобы кто-то похвалил меня. Он кланяется, едва удерживаясь на ногах, и проскальзывает в коридор, скрываясь от взглядов сотен журналистов, пришедших посмотреть на него. На его триумфальное падение с вершины Олимпийского пьедестала. Четвёртый. Впервые за восемь лет он вне пьедестала. Впервые он не золотой Олимпийский чемпион. Впервые он тот, кто проиграл всем. *** Хавьер уже ждёт его в номере, тут же распахивая объятия и подхватывая содрогающееся в рыданиях тело. Тонкая талия помещается в руках, когда Хави пинком закрывает дверь и утыкается носом ему в волосы. Запах родного человека вперемешку с потом после проката… — Я же говорил, что не смогу без тебя, — Юзу плачет, утыкаясь ему в плечо, — я говорил, что не смогу один. Это ты виноват! Это все ты! — Это я, мой хороший, это все я, — сердце Хави в момент разбивается, когда он по-настоящему ощущает уровень боли парня. — Прости меня. Он знает, что Юзу так говорит от высшей степени отчаяния, что он совсем не обвиняет Хавьера и вовсе не думает, что это его вина, но то, как он рыдает, заставляет испанца снова пустить слезу, смешивая соленую влагу с его. Он тянет его ближе к себе, удерживая практически на весу, чтобы не напрягать травмированную ногу, стараясь забрать у него боль, но знает, что душевную просто так не заглушить. — Мне больно. У меня болит тут, — Юдзуру тычет рукой себе в грудь. — Очень больно, там разрывается все. Горит огнём. — Мальчик мой, амиго, — Хави поднимает его и преодолевает оставшиеся пару шагов до кровати. — Это пройдёт. Все пройдёт. Ты лучший, слышишь? Ты самый сильный и прекрасный в этом мире, никто не может с тобой сравниться по величине. Не медали делают фигуриста великим, помнишь, ты мне это говорил? Не они имеют ценность, а то, что тебя любят. Помнишь? Ты мне это говорил сам четыре года назад. И восемь лет назад тоже. Тебя любит весь мир, ты любим всем миром. Он гладит его по волосам, позволяя любимому человеку выплакать всю свою боль. Он не просит его сдерживаться, лишь шепчет бессмысленные слова, пропитанные любовью к человеку и верой в него. Он вкладывает это чувство в каждое поглаживание, в каждое прикосновение, в каждый поцелуй, которым сцеловывает его слёзы. Юзу плачет без перерывов несколько часов, пока в нем не заканчиваются полностью силы. Он обессилено отпускает футболку Хавьера, которую до этого сжимал в своей маленькой ладошке, и просто продолжает тяжело дышать, лёжа рядом. Хави касается губами его губ, не переступая черты, и встаёт с постели под стеклянным взглядом Юдзуру. Он знает, что парень будет благодарен ему завтра, когда уставшее от огромного напряжения тело погрузится сейчас в ванную. Он проходит в соседнюю комнатку и настраивает воду подходящей температуры, добавляя туда капли масел, без которых он никуда не ездит. Тёплая улыбка касается губ Хавьера: он знает, сколько капель нужно какого масла, чтобы получилась правильная смесь, дарящая расслабление уставшей голове. Он возвращается в спальню и подхватывает на руки не сильно сопротивляющегося Юдзуру, который обреченно опускает голову, не встречаясь глазами. Он по-прежнему где-то внутри себя, закрывшись в собственных мыслях о том, что произошло. Хави опускает его ногами на коврик и стягивает промокшую от пота и слез одежду, замечая, как по щекам Юзу снова стекают слёзы. Он не помогает Хави его раздевать, совершенно безразлично стоя посреди просторной ванной, цветом кожи практически сливаясь с белоснежными стенами. Изможденный. — Осторожно, — раздевшись сам, испанец за руку подводит его к ванне и помогает забраться, с горечью подмечая, что Юдзуру не стесняется своей наготы, хотя обычно, несмотря на их огромное количество лет вместе, всегда прикрывался и смущался до красных щёчек. — Вот так вот. Он придерживает его и забирается следом, устраиваясь позади. Притягивает к своей груди и позволяет обоим лежать в тишине. Дыхание Юдзуру постепенно выравнивается, становясь все более размеренным и спокойным, замедляя бешеное сердцебиение. — Позволь мне, — Хави берет мочалку и подносит ее к плечам Юдзуру, дожидаясь молчаливого кивка. Он моет его как ребёнка, мочалкой касаясь всего тела, подмечая каждый расцветающий синяк на коже, который утром будет отдаваться болью при движении. Касается распухшей лодыжки, боясь представить диагноз и боль, которая наверняка не умолкает ни на секунду. Не так должен был прозвучать этот сезон. Юзу не сопротивляется, когда Хави укутывает его в полотенце и на руках относит в спальню, бережно опуская поверх одеяла. Стеклянным взглядом смотрит, как Хавьер рыщет по ящикам, доставая шприц с обезболивающим, и просто подставляет бедро, зажмуривая глаза. Лучше оставаться в слепом неведении, лучше забыться в спасательной темноте. — Держи, — Хави протягивает ему стакан, наполненный зеленоватой жидкостью. — Выпей. — Это…? — хриплый от слез голос срывается, пока он дрожащей рукой принимает стакан. — Успокоительное твоё, ничего запрещённого, все в порядке. Он следит, как парень выпивает, чуть морщась, и отпускает его, позволяя лечь. Хави суетится, приводя в порядок вещи и коньки, оставшиеся без внимания. Ему горько видеть их состояние, и он максимально быстро проверяет лезвия, чтобы все было в порядке. Юдзуру лежит с закрытыми глазами, с благодарностью принимая руку Хавьера на своей талии, которой он прижимает его к себе. Тепло тела мужчины позади согревает и, кажется, немного помогает. Обезболивающее и успокоительное начинают действовать, унося в свой тёплый мир снов без сновидений. Хавьер не шевелится, пока Юдзуру окончательно не засыпает, полностью расслабляясь под его рукой. Он едва слышно сопит, равномерно поднимая и опуская свою грудную клетку. Хави позволяет себе пустить ещё одну слезу, губами касаясь плеча любимого. Все будет хорошо. Пускай ему больно, он разбит и морально уничтожен, но та сила, что живет в нем, обязательно трансформируется в спортивную злость, которая будет двигать им дальше, давая дышать полной грудью к следующей цели. Ведь он — Юдзуру Ханю. И по-другому быть не может.