***
Знаете, как говорят: ломать - не строить. Предполагается, что два этих качества - "ломать" и "строить" - в одном человеке не сочетаются. Кто-то созидает, а кто-то разрушает, ну, типа того. Откуда тем, кто способен только рушить, знать, что это такое - создавать, и сколько труда в это вложено, вот, в чём смысл. Тем поэтичнее выглядел Танос в своём твёрдом намерении создать нечто, ну, видимо, в его понимании прекрасное. На мой вкус выходило мрачновато, но, признаю, так себе из меня ценитель. Каждый день от рассвета и до заката я наблюдал за его работой - зрелище не особо динамичное и захватывающее, но выбирать мне было не из чего. Не то чтобы на полумертвой планете было страсть как много интересных занятий. Да и, чего уж там, во всей полумертвой Вселенной - тоже. Впрочем, не оценить его работу было трудно. Я уже потерял счёт дням, а он всё продолжал медленно, но верно делать своё дело. Насколько безумным и непредсказуемым он казался в бою - а этого добра я навидался - настолько же спокоен и вдумчив он был, пока строил этот храм. Был бы я философом или поэтом, подобрал бы слова, чтобы передать всю красоту метафоры, а так просто сидел и сам развлекал себя разговорами - чтобы болтать, мне другие слушатели были не нужны. Пришлось выработать этот навык, пока я несколько сотен лет в полном одиночестве прозябал на выжженной Земле до прибытия Пожирателя. Уж не знаю, сколько это всё продолжалось, но за это время Танос не обмолвился со мной и словом, будто обет молчания дал. А что, с него бы сталось. Я же за эти годы к архитектуре ближе так и не стал, но всё же зашёл поглазеть, над чем он так корпел, вблизи. И, честно, уж на что у меня вкуса нет, и крыша не на своём месте, а меня и то проняло. Некоторыми деталями, вроде тех же витражей, храм до боли напоминал мне земные, но, даже если закрыть глаза на то, кому он был посвящен, что-то всё равно разительно отличало его от всего виденного мною ранее. И, в общем и целом, впечатление он производил мощное. Виновник моей потери дара речи стоял у огромной статуи спиной ко входу. Не заметить моего присутствия он не мог, но пока не гнал меня ссаными тряпками, так что я этим воспользовался, чтобы подойти к нему и встать рядом. Задрав голову, я встретился взглядом с такими же пустыми глазницами, как у меня самого. Ни для кого во Вселенной не было секретом, в чьих костлявых пальцах бьётся чёрное сердце титана. - На первый раз я тебя прощаю, - тихо промолвил Танос, не отрывая глаз от статуи, - но больше не заходи сюда. Демону, что отрицает смерть, тут не место. - Замётано. Не то чтобы я особо расстроился. Когда первый восторг прошёл, храм стал для меня таким же элементом пейзажа, как и пустыня вокруг. Зато Танос в нём бывал довольно часто, и я не раз видел, как он стоял на коленях перед статуей своей госпожи. Не берусь представить, как эта дамочка себя чувствует, имея такого-то поклонника.***
Время шло, медленно тянулись столетия, начисто лишённые каких-то событий. От экзистенциального кризиса меня спасало собственное безумие и тот факт, что за свою долгую жизнь (вернее, по большей степени то, что было после неё) я пережил столько, что этого хватило бы на целую ораву любителей вспомнить былое вечерком у камина или потравить байки за барной стойкой. Танос, на первый взгляд, тоже от свалившегося на него безделья не особо страдал. Тут стоит принять во внимание тот факт, что вряд ли он был менее безумен, чем я сам, а сойти с ума второй раз было бы очень сложно. Но я ответственно заявляю, что ничего невозможного в мире нет. Обнаружить Таноса в то время можно было либо за приборами, в поисках хоть каких-нибудь признаков жизни, либо перед статуей в храме, и, надо сказать, чем дальше, тем больше времени он проводил у высеченных из камня ног своей госпожи. Тогда я не придавал этому значения, но сейчас это вызвало бы у меня понимающую усмешку, если бы она и так не застыла навечно на моём лице. Первый тревожный звоночек раздался у резко уходящих ввысь стен храма. Его порог я не пересекал с тех самых пор, как Танос его возвёл, и не столько следуя его запрету, сколько потому, что не видел смысла туда заходить. Честно говоря, я даже не знал, что Танос был внутри, когда проходил мимо, но зато он, похоже, знал о моём приближении заранее. Я не успел даже поздороваться, как мои ноги оторвались от земли. Шеи как таковой у меня не было, поэтому Танос схватил меня за грудную клетку, и я чувствовал, как мой сверхпрочный скафандр гнётся в его руке, будто жестяная банка. - Не с той ноги встал, босс? Вопрос, на мой взгляд, был вполне оправданный - выглядел он и правда крайне раздосадованным. Однако вместо ответа он приложил меня спиной об стену и обдал дыханием, которое, богом клянусь, на мгновение показалось мне более горячим, чем пламя вокруг моей головы. Наконец я додумался заглянуть ему в глаза, и по их рубиновому цвету я понял, что старик себя абсолютно не контролирует. Утешало только то, что убить он меня всё равно не сможет, в остальном иметь дело со сбрендившим титаном на пенсии я желанием не горел. В смысле, я всегда горю, но не желанием. Не этим. Однако всё утряслось само собой без моего непосредственного участия. Танос вдруг прищурился и разжал пальцы. Я с неприятным скрежетом сполз вниз по стене и грохнулся на каменистую почву. Рёбра ныли из-за того, что на них всё ещё давил искореженный скафандр, но в целом я, что называется, отделался лёгким испугом. - Всегда пожалуйста, - крикнул я в спину уходящему Таносу. - Обращайся, если что. Рад помочь. Если это помогло. Тогда я ещё не знал, что это было лишь началом. И остановило его, видимо, лишь то, что мы стояли буквально на пороге храма, хотя, подозреваю, в этом изначально и состоял его замысел. Но к этому мы вернёмся чуть позже, а пока остановимся здесь, на моменте, где я сижу и пытаюсь понять, в каком направлении поехала крыша у моего босса.***
После того случая я заметил, что храм он посещать перестал, ну или почти перестал - специально я за ним не следил. С чем это было связано я тогда и не подозревал, да и не особо-то я придавал этому значения. До определенного момента всё это оставалось где-то на периферии моего сознания, которому вообще было трудновато на чём-то сконцентрироваться. Но что я точно довольно чётко запомнил, так это падение железного занавеса, который старик вокруг себя возвёл. Если я всё время трещал без умолку, то он, напротив, предпочитал помалкивать, и, подозреваю, иногда он уходил в себя так глубоко, что вообще забывал обо мне, даже когда я буквально стоял у него под боком. Но изредка он всё же встревал в мои рассуждения и высказывал свою точку зрения. Диалогом это назвать было трудно - просто мой монолог плавно перетекал в его, а я из рассказчика становился слушателем. На все мои попытки что-то уточнить, переспросить, оспорить, в общем, хоть как-то поддержать диалог, он не реагировал: как бы плавно и неспешно ни текла река, брошенный в неё камень её течения не остановит. И как я уже сказал, случалось это довольно редко, однако постепенно моя, в целом, бессмысленная, болтовня, всё чаще становилась катализатором для его собственных излияний. И, хоть у меня не было голосового аппарата, которому требовался бы отдых, я был не против его послушать: всё интереснее, чем травить самому себе давно приевшиеся анекдоты. Кажется, безумный король наконец оценил плюсы наличия придворного шута. Хотя, один плюс он открыл для себя очень давно, едва ли не в первую нашу встречу. Конечно, я не мог не попытаться поступить с ним так же, как и с любым грешником, которого я встречал на своём пути - я воспользовался своим Карающим взором. И я помню своё удивление так, будто это было вчера: вместо того, чтобы испытывать страдания, Танос улыбался. Я видел всё, что видел и он, вместе с ним, и все те зверства, что он творил, вызывали у него улыбку такую нежную, что у меня бы застыла кровь в жилах, да вот только было бы, чему застывать. Воспоминание о первом убийстве вызывало у него такой же трепет, какой вызвало бы у любого нормального человека воспоминание о первом поцелуе, каждая смерть задевала какие-то струны в его душе, заставляя саму его тёмную сущность петь. И я был единственным, кто слышал эту песнь. Догадывался ли Танос, что я был в курсе всего того, что он испытывал и видел под моим Карающим взором, я не знаю; даже если и знал, его это вряд ли заботило, ведь поведать его тайны мне было некому, да и незачем. Более того, я и сам бы не стал этого делать: даже я понимал, что о большей части его поступков лучше не знать никому. Просто потому, что, не зная некоторых вещей, живётся куда спокойнее. Проще говоря, если до этого он скорее избегал моего навязчивого общества, после того случая он стал как будто относиться ко мне чуть более терпимо. Так мне казалось. А потом эпизод у храма повторился, только произошёл он в другом месте и зашёл гораздо дальше. Случилось это ночью. Я бродил по нижним этажам замка, шугая мелкую живность своим пламенем. С Таносом я столкнулся в обеденном зале, хотя, столкнулся - не совсем то слово. Вернее будет сказать, что этот восьмифутовый красавчик, который весил, как мой байк, умудрился ко мне подкрасться. Уж не знаю, сделал он это намеренно или нет, но пересрался я знатно. - Твою ж мать, босс, не надо так прикалываться. Я, может, и бессмертный, но нервы у меня не железные. Танос мне не ответил, лишь протянул к моему лицу руку и положил ладонь на то место, где когда-то у меня была щека. Он приподнял мой подбородок, и я встретился с ним взглядом. Игра теней от пламени на его лице вводила в заблуждение, и всё же я видел, что, в отличие от прошлого раза, внешне он выглядел спокойным и собранным. Впрочем, я давно усвоил одну вещь: нельзя было полагаться на выражение его лица. С одинаковой задумчивостью он мог разбирать как внутренности одного из своих изобретений, так и человеческие. Для него просто не было разницы. Пока я, будто кролик под взглядом удава, стоял, не шевелясь, вторая рука босса скользнула к застёжкам на моём скафандре. Меня вдруг кольнуло осознание: неужто ему стало настолько одиноко, что?.. Меня пробрал смех, но я не смог издать ни звука. Да, опрометчиво с его стороны было уничтожить всех баб тоже, хихикал я про себя, пока он ловко разбирался со скафандром, прижимая меня своим телом к краю стола. Ту ночь я запомнил надолго: жар его тела, соревнующийся с адским пламенем, его сбивающееся дыхание, которое эхом отдавалось от стен просторной залы, и гробовое молчание, которое он хранил. Впрочем, слова ему были и не нужны. На следующий день он тоже ни словом, ни жестом не показал, что между нами что-то было. Я тактично эту тему поднимать не стал - ну, подумаешь, со всеми бывает. Да и после того, через что мы прошли за нашу совместную карьеру, это было ещё цветочками. Учитывая, с кем я имел дело всё это время, удивительно только, что он тянул так долго. Короче, я отнёсся к этому с пониманием, и, откровенно говоря, первое время считал дни до следующего инцидента. Считал, пока мне не надоело: сбился где-то на семьсот двадцать восьмом, а потом и вовсе постепенно стал об этом забывать. Но, как позже выяснилось, я просто быстро сдался.***
Разнообразием наш досуг к тому времени перестал отличаться уже очень давно. Дни были так похожи друг на друга, что это напоминало какой-то день сурка, только дико унылый, и порой казалось, что в таком состоянии всё и останется во веки веков. Но я ошибался. То утро началось со страшного грохота. Стены замка заходили ходуном, будто от сильного землетрясения. Я выглянул в окно и с удивлением обнаружил там горстку героев, которые до этого прятались где-то по самым отдаленным уголкам Вселенной. Впрочем, эта "горстка" могла бы стать большой проблемой, если бы не одно "но". И это "но", судя по просторной рубахе и закатанным штанам, ещё недавно изволившее почивать, уже стояло перед ними. Танос был безоружен, его гномьей работы доспехи остались в покоях, но мне ли было не знать, что этого вполне достаточно, чтобы покончить со всеми ними разом. Да, одного Таноса было достаточно. Что, впрочем, не помешало мне эффектно присоединиться к нему прямо в пылу битвы. Что я, дурак, что ли, самое веселье пропускать? Бойня вышла славная. Интриги, конечно, никакой не было и в помине, но как же приятно было размять свои кости впервые за долгое время, уж прошу меня простить за каламбур! Танос тоже наслаждался происходящим: его глаза азартно блестели, с лица не сходила улыбка, да и в целом он выглядел почти безмятежно, счастливо, словно художник, на которого снизошло вдохновение. Он был стихией, пожирающим всё на своём пути лесным пожаром, ураганом, который играючи крутит и швыряет куски зданий. Он смеялся, разбрызгивая кругом свою и чужую кровь, полной грудью вдыхал пыльный воздух, до хруста сжимая в руке чей-то череп. И я смеялся вместе с ним, почти не глядя поливая противников автоматными очередями под бушующий рёв пламени. С того дня на безжизненной планете нас было уже трое: я, босс и его псина. Остальные стали частью безжизненной планеты, или, говоря проще, с честью погибли от руки Таноса. Ну, некоторые от моей руки, но если вдаваться в терминологию, то моё звание как раз и было - Правая Рука Таноса, и... Короче, неважно. Может забирать все лавры себе, я не жадный. Почему Танос не убил тогда зелёного парня вместе со всеми - я не знаю. Может, как Филиас Фог, точно знал, что рано или поздно он ему пригодится, может, понимал, что смерть стала бы для монстра избавлением, а потому, со свойственной ему жестокостью, оставил несчастного в живых. Последнее кажется мне более правдивым, потому что, когда Танос втоптал в грязь всех его друзей, тот уже не смог продолжать сражение. Танос прекрасно знал, как можно уничтожить человека, и речь сейчас не об убийстве. Факт то, что посаженный на цепь пёс даже не пытался вырваться, только тихо выл, оплакивая погибших, когда Танос рывками тащил его за собой, намотав цепь на кулак. Хотя, скажу без лишней скромности, даже если бы тот попытался её разорвать, ничего бы у него не вышло. Кажется, её тоже выковали гномы, и если мне не изменяет память, с ней связан целый миф. Рукастые вообще ребята были, надо отдать им должное. Легендарная это была вещичка, короче говоря, и мне повезло её заполучить. Пса загнали в подземелье, и вспоминал о нём только я, когда надо было бросить ему костей. Конечно, я сказал, что теперь нас было трое, но на деле это - большое преувеличение, потому что для Таноса его вообще будто не существовало, а я относился к нему, не как к собаке даже, а, скорее, как к аквариумной рыбке. Раз в пару дней покормил - и ладно. Разговор с ним не клеился, знай себе, бубнил под нос: "Убей, убей...", - а больше из него ничего вытянуть было нельзя. Неудивительно, что после этой небольшой, но довольно приятной встряски, всё очень скоро вернулось на круги своя. Время снова замедлилось, а потом и вовсе как будто встало. Оживившийся было, Безумный Титан снова стал тих и угрюм. И я снова стал замечать его в храме. Низкий голос гулко отдавался от стен, и, хотя слов я разобрать не мог, звучал он крайне недовольно. Он больше не сидел перед статуей на коленях, он то стоял перед ней, с вызовом задрав голову, то ходил между рядами скамей, и было видно, что он еле сдерживает порыв перевернуть всё вверх дном. Продолжалось это довольно долго, прежде чем он снова отловил меня в коридорах замка. На этот раз обошлось вовсе без горизонтальных поверхностей, как в прошлый раз со столом. Всю ночь мои ноги практически не касались пола, и будь я живым, точно застудил бы себе спину, которая постоянно касалась ледяной стены. В общем и целом, это мало чем отличалось от прошлого раза, только Танос периодически впадал в такое буйство, что переходил на рык, и будь на моём месте кто угодно другой, далеко не факт, что он остался бы цел и невредим. И пока титан тяжело дышал над моей головой, в этой самой голове понемногу складывались детали пазла. Что-то мне подсказывало, что смена его настроения как-то связана с храмом, и даже не как-то, а, скорее всего, напрямую, ведь в первый раз всё едва не случилось как раз у его стен. Правда, думать дальше было тяжеловато, так что я отложил своё расследование до лучших времён.***
На следующий день повторилась история с тотальным игнорированием ночных событий. Лицо Таноса за обедом (завтрак он, по понятным причинам, пропустил) было непроницаемым, будто это не он ночью вжимал мою бессмертную тушку в стену. Да и ради Бога, если он всё ещё где-то есть. Меня поведение босса начинало даже веселить, о чём я не преминул сообщить псу, пока кидал ему объедки. Тот на мои разглагольствования ответил тихим ворчанием и чавканьем, даже не стал в этот раз хватать меня за лодыжки со своей обычной просьбой сей же момент окончить его существование. Обиделся, что ли? На следующий день я вспомнил про своё расследование и стал чуть внимательнее отслеживать перемещения босса. Мне очень остро не хватало длинного пальто и шляпы, а также голоса рассказчика за кадром, как это обычно бывает в нуарных детективах, но пришлось со всем этим смириться и продолжать без шляпы и пояснений со стороны. Однако, к моему разочарованию, ни в тот день, ни в один из последующих озарение на меня так и не снизошло. Я всё ещё придерживался мысли, что в храме, должно быть, что-то происходит, что как-то влияет на Таноса, но ничего странного мне увидеть так и не удалось. И, несмотря на очевидный крах моей затеи со слежкой, наша следующая брачная ночь не заставила себя ждать. Её я запомнил особенно хорошо, и именно её я предпочёл бы забыть напрочь. Началось всё как обычно: ночь, замок и наименее романтичные локации этого монументального строения. Хотя, вру: на троне Таноса всё же было лучше, чем на столе или у стены, так что грех жаловаться. По крайней мере, так я думал, пока он не произнёс властно давно знакомые мне два слова: - Карающий взор. Мне стоило больших трудов не уронить свою челюсть куда-то между наших тесно прижатых друг к другу тел. - Что, вот прямо сейчас? - Я не собираюсь повторять дважды, - с ноткой угрозы процедил Танос. - Да ладно, ладно. Ну и фетиши у тебя, конечно. Мне пришлось задрать голову, чтобы встретиться с ним взглядом. В первые мгновения я чувствовал, словно падаю в тёмные провалы его глаз, как Алиса - в кроличью нору. Только на дне меня ожидала отнюдь не Страна Чудес. Падение прекратилось на какой-то незнакомой мне планете. Честно говоря, я не мог оценить пейзаж, всё было размыто, будто кто-то провёл мокрой тряпкой по картине, превратив всё вокруг в мешанину из беспорядочных мазков. Зато можно было отлично разглядеть действующих лиц этого воспоминания. Пацан с фиолетовой кожей, несомненно, был Таносом. Далеко не такой огромный и мощный, как своя взрослая версия, мальчишка всё равно внушал уважение шириной плеч и размерами кулаков. И этими внушительными кулаками он с упоением месил нечто, некогда бывшее лицом, а сейчас напоминавшее свежий фарш. На удивление, несчастный ещё дышал и даже пытался остановить своего обидчика, но с каждым новым ударом его потуги становились всё слабее и слабее. Танос занёс руку и на мгновение замер, прежде чем нанести последний удар. Тело под ним конвульсивно дернулось и замерло навсегда. Молодой титан тяжело дышал, и в такт ему раздавалось хриплое дыхание моего босса, в чьи глаза я продолжал смотреть. Сцена сменилась. Этот Танос уже был старше, он стоял посреди импровизированной арены, сжимая кривой клинок. Глаза ему заливала кровь, но титану уже не нужно было зрение, чтобы знать, где находится его противник. Зверь это был или разумное существо - сказать трудно, но смрад, исходящий от него, позволял безошибочно угадывать его местоположение. Я видел, как это существо изготовилось к прыжку; Танос тоже это понял. И когда казалось, что зверь вцепится ему в глотку, титан, пригнувшись, крутанулся на месте и одним движением вспорол ничем не защищенное брюхо. Ядовито-зеленая кровь дождём пролилась на титана, кожа зашипела, словно её обдали кипятком, но Танос не чувствовал боли - только бесконечную радость и торжество. Танос приложил меня об пол так, что из моих глазниц посыпались самые настоящие искры. Я неосознанно вцепился в его предплечье и снова погрузился в его воспоминания. Танос стоял по колено в воде. С его рук что-то капало. Он смотрел на еле брезжащий рассвет. Я опустил глаза к воде, в которой отражалось багровое рассветное небо, чувствуя неладное. К сожалению, воспоминание длилось достаточно долго, чтобы я успел понять, что же тут не так. Вода была красной не из-за неба. Я перевёл взгляд дальше против течения реки и наткнулся на гору тел, сваленных прямо в воде. Танос улыбался. Дыхание босса становилось всё более отрывистым. Находясь в его голове, я каким-то образом чувствовал его болезненное возбуждение. Я задыхался, хотя давно потерял потребность в дыхании. - Это какая-то нездоровая хуйня, - в шутку просипел я, хотя мне было вовсе не до смеха. На мою реплику Танос ответил раздраженным рычанием, и я снова потерял связь с реальностью. Пальцы смыкаются на чужом горле, раздаётся хрип и бульканье, тело дёргается, сучит ногами, глаза закатываются, руки беспомощно скользят по ткани перчатки, тихий щелчок, с которым ломается шея... Дальше. Острый скальпель в руке профессионала входит в плоть, как горячий нож - в масло, пила вскрывает грудную клетку и обнажает пульсирующие органы. Кляп заглушает крик находящегося в сознании несчастного, когда куски рёбер с металлическим звоном падают рядом с хирургическими инструментами... Дальше. Пожар. Крики умирающих ласкают уши, в нос бьёт тяжёлый запах горелой плоти... Дальше. Калейдоскопом проносятся тысячи, сотни тысяч, миллионы и миллиарды, триллиарды, нет... Бесконечное число смертей. Женщины и дети, воины и гражданские, самые жуткие и самые мирные существа - и всего этого мало. Мало, чтобы угодить Ей... И в один момент всё взрывается. В моей голове звенит пустота, благословенная пустота небытия, конец всего... Или же... Всё возвращается резко и неожиданно, будто я вынырнул из воды и первый глоток воздуха наполнил мои лёгкие. Танос лежал прямо на полу рядом со мной, его бока тяжело вздымались, кожа в лунном свете блестела от пота. Лица не было видно за седыми прядями, которые колыхались в такт его дыханию, и когда я протянул руку, чтобы их убрать, Танос схватил меня за запястье. Я уже приготовился к тому, что меня сейчас швырнут в ближайшую стену, но он лишь убрал мою руку от своего лица и, слегка пошатываясь, поднялся на ноги. Всё моё тело ныло, так что я остался лежать и ещё долго слышал его удаляющиеся шаги, переваривая произошедшее.