Декабрьское лакомство

Дорога от станции до бабушкиного дома заняла минут пятнадцать. Две из них Энни Броуди потратила на то, чтобы убедиться: таксист не будет доставать разговорами. Она не любила, когда незнакомые люди навязывали беседы, и сама редко заговаривала первой. В этот раз ей повезло: водитель, похожий на отставного военного, вел машину молча, полностью сосредоточившись на дороге, дворники смахивали с лобового стекла мокрый снег, радио приглушенно бормотало о политике. Энни расслабилась. Еще восемь минут ушло на чтение сообщений и быстрые ответы. Босс отпустила ее на две недели, но с условием, что она постоянно будет на связи. Такси углубилось в лабиринт боковых улочек, потянулись однотипные ряды ленточной застройки. Был поздний вечер, и в большинстве домов светились только рождественские гирлянды. Энни спрятала телефон в рюкзак, вздохнула. Оставшиеся минуты были отданы беспокойству, воспоминаниям и чувству вины. Таксист высадил ее и не без труда развернулся на узком пятачке: бабушка жила в крайнем доме, дальше дорога обрывалась, начинался лес Трех дев. Энни проводила взглядом красные габаритные огни. Дом окружала изгородь из шиповника с двумя калитками: одна железная, с замысловатым, как она помнила, узором смотрела в сторону чащи, другая — низенькая деревянная — крепилась к арке-шпалере для вьющихся растений. Эта калитка никогда не запиралась. Энни откинула крючок, старые петли привычно скрипнули, отвлекая память от другого. Ботинок по самый нос погрузился в холодную грязную воду. Огромная лужа во всю ширину дорожки никуда не делась и не утратила интереса к давней забаве подкараулить не слишком внимательного гостя. Бабушка говорила, что там живет свой дух. В целом духи луж народ бестолковый. Слишком короткая у них жизнь, лужи ведь не озера. Они существуют неделю или две, и поминай как звали до следующего дождя. Но этого духа бабуля пожалела, по каким причинам, точно не скажешь, скорее всего, ей захотелось посмотреть, что получится, если дать ему возможность пожить подольше. Получился тот еще вредина. Маленькая Энни рассказы бабушки принимала на веру: в засушливые дни она по собственной инициативе подливала в лужу воды и часто сидела рядом, высматривая неуловимого духа. В пять лет лужа была ее Лох-Нессом. Та старая фантазия, а взрослая Энни прекрасно знала, что все бабушкины истории были лишь убедительными сказками, не утратила своей силы. Девушка поймала себя на мысли, что вопреки здравому смыслу хочет пристыдить лужу: «Ну что ты, ведь свои же». Тряхнув головой, Энни приподняла чемодан на колесиках и по бордюру обошла лужу. Над крыльцом маняще горел фонарь. Палец вдавил медную кнопку звонка. Сварливое дребезжание напоминало о старых громоздких будильниках, его было слышно в любом уголке дома, а также через дверь. Энни смахнула с шапки и пальто мокрый снег, вытерла ноги о коврик. Она почему-то думала, что ей откроет сиделка или кто-то вроде, но Лидия сама доковыляла до двери. Они неуклюже обнялись, мешала бабушкина трость. — Тебе нужно сесть. — Еще чего. Я ведь сказала по телефону, что не умираю и умирать не собираюсь. Это всего лишь растяжение лодыжки. — Врач говорил о микроинфакте. — Врачи — перестраховщики, — бабушка тряхнула неизменными рыжими кудряшками по плечи. Она и правда не выглядела умирающей, ее карие глаза живо блестели, выражение маленького смуглого лица говорило не о печалях или думах о вечном, а о желании поделится каким-нибудь секретом. Энни хорошо помнила, что обычно следовало дальше: рассказ об очередном духе места, цветочном народце или предупреждение об ужасной Королеве Сов. Она напряглась, не зная, как себя вести, если Лидия заведет речь о ветре-разбойнике, который повадился воровать теплый воздух из печной трубы. Было страшно обидеть близкого человека; не удержавшись от скептической улыбки. Энни нарочно долго возилась со своим пальто, пристраивая его на тяжелую стоячую вешалку, украшенную резными павлиньими перьями. — Ты чудесно выглядишь. Настоящая красавица. — Нет, совершенно обычная, — Энни нервным движением провела по длинному свитеру грубой вязки. Она не считала себя красавицей, хотя и претензий к своей внешности тоже не имела. Она просто была обычной: среднего роста, стройная, без особо выдающихся форм, но с большими серыми глазами. Что еще? Выпуклый лоб. Правильные черты лица. Светлые волосы. Одевалась Энни тоже как все, ее узкие джинсы и белый свитер казались скучными в сравнении с бордовой китайской пижамой Лидии и бирюзовым шелковым халатом. — Тебе нужно посмотреть в гладь пруда утром после рассвета, но до того, как высохнет роса. Тогда ты сможешь оценить себя без всяких комплексов. Энни опустила глаза — ну вот, началось! — а потом ощутила сочувственный взгляд. Лидия будто чувствовала, какой камень лежит на сердце внучки. Чувствовала, но не могла дотянуться, чтобы его снять. — Пойдем на кухню, чай уже готов. — Тебе не нужно было… я бы сама… — пролепетала Энни, следуя за маленькой хрупкой старушкой, не без изящества управляющейся со своей тростью. Ей вдруг стало стыдно за свою молодость и здоровье и за то, что в битве со временем перевес пока еще на ее стороне. — Это всего лишь чай, а не битва с трехрогим отродьем хаоса. Да и печенье сделала Полли. Я, кстати, теперь заказываю продукты на дом. Это весьма удобно. Кухня не изменилась: побеленные стены, простая деревянная мебель, две открытых полки с посудой и ряд черных сковородок, стоящих на специальной подставке над раковиной. Лидии, чтобы дотянуться до них, приходилось вставать на скамеечку. От позапрошлого века остался очаг, прошлый — втиснул в угол электрическую плиту. Холодильник находился в кладовке, почему, Энни уже не помнила. А новое столетие принесло в дом микроволновку. Она отвоевала себе место в буфете, где раньше лежали старые газеты. Стол остался на своем месте у окна. Ради любимой внучки Лидия достала лучший фарфор, китайский с голубыми пионами. Женщины сели. Энни разлила чай по чашкам и бросила взгляд в темное окно, тут ее кольнул еще один осколок прошлого. На подоконнике стояла белая кружка с толстыми стенками и надписью «Я тебя люблю». Слово «люблю» заменяло красное сердечко. Из нее обычно пил Черри, большой черный кот. Энни не помнила, чтобы бабушка говорила о смерти любимца, но сделала вывод из банального житейского опыта: коты редко живут больше двадцати лет. Должно быть, у Лидии не поднялась рука убрать кружку. — Не волнуйся о моем здоровье. Если бы эта небольшая неприятность случилась со мной в любой другой месяц, я бы не стала никого беспокоить. — Нет, никакого беспокойства, — поспешно заверила Энни. Чувство вины крепче стиснуло стальные челюсти. Она могла бы навещать бабушку чаще. Да, они постоянно перезванивались и встречались в разных городах, Лидия любила путешествовать, но это все было не то. — Ты сидишь так, будто ждешь вызова к школьной директрисе. Ты ни в чем не провинилась, милая. Со мной все в порядке, но декабрь — очень суетливое время, и тут нужно быть больше чем в порядке. — Я помню, перед Рождеством к тебе всегда приезжали старые друзья, и на неделю ты отправляла меня погостить к тете Сесил, говорила, что тебе нужно подготовиться к их визиту. — А ты на меня дулась. — Меня злило, что у тебя есть от меня секреты. — Ну что ж, — Лидия подняла взгляд от своей чашки, — кажется, пришло время поделиться моими секретами с тобой. Мне нужна твоя помощь в приготовлении угощения. — Без проблем. Я взяла две недели отпуска, и я вполне неплохо готовлю. Могу съездить в Лондон за какими-нибудь экзотическими продуктами. Или найду их в Интернете… — чувство вины тараторило, торопилось заполнить пустоты между редкими встречами и недолгими телефонными разговорами, укрепить позиции. — Да, Интернет весьма упрощает поиски, — бабушка внимательно рассматривала чай, будто отогревая взгляд; Энни закусила губу, было неприятно думать, что в ней сомневаются. — Хотя кое-кто слишком консервативен, чтобы вылезти из старых печных труб. Присказки Лидии многих старили в тупик. Люди считали ее чудачкой, и на ее внучку тоже посматривали косо. Чем старше становилась Энни, тем больше это тяготило. И сейчас тоже. «Я будто пытаюсь втиснуться в собственное детство», — она нахмурилась и отпила чай. — Я с радостью приму твою помощь, но сначала попрошу тебя сделать одну вещь. Это больше для тебя, чем для меня. Помнишь самодельный зоотроп, с которым ты любила играть в детстве. Он лежит на тумбочке в твоей старой комнате. Пожалуйста, раскрути его в полночь. А потом мы вернемся к этому разговору. Энни подняла брови, Лидия покачала головой, и хотя улыбалась она тепло и ласково, взгляд оставался твердым: время для объяснений еще не пришло. Дальше они болтали о всякой рутине. * * * Энни поставила будильник на телефоне на 23:55 и вытянулась на кровати. Зоотроп, широкий черный цилиндр с узкими щелями, немного похожий на корону, лежал на тумбочке. На внутренней стороне была изображена бегущая рыжая волчица. Войдя в комнату, Энни на пробу крутанула зоотроп, но ничего необычного не случилось. Точнее, не случилось для взрослого человека. Ребенком она все воспринимала иначе. Следуя бабушкиным инструкциям, она захватила с собой пальто, теперь оно висело на спинке кровати, и не стала раздеваться, только достала из чемодана теплые носки. От волнения у нее замерзли ноги. Энни подумала было залезть под одеяло, но побоялась проспать, даже несмотря на будильник. Зря. Сон не шел, зато одни и те же мысли носились в голове, нарезая круги: что случится в полночь? Ведь что-то обязательно случится. Лидия не стала бы над ней подшучивать. А может, она и не шутила, но… может… она перестала видеть четкую границу между выдумкой и реальностью? Энни переехала к бабушке в четыре года и жила у нее пять лет, пока у матери был «сложный период». Потом Уиннифред остепенилась и забрала дочь к себе в Лондон. О Лидии она говорила редко, называла фантазеркой, а в дурном настроении прибавляла: «Твоя бабуля окончит свои дни в дурдоме». Энни дернула за цепочку бра, свет погас, теперь она хотела забыться сном, чтобы одним махом перескочить через пустые минуты. Но мозг успокаивался медленно, а когда, наконец, мысли с бега перешли на шаг, затренькал будильник. Энни села и включила свет. Поправила хвостик, протерла глаза. В туалет не хотелось, да она бы, пожалуй, не успела. Положив телефон перед собой и взяв в руки зоотроп, она следила, как меняются цифры. Торопливо тронула пальцем экран, когда тот начал гаснуть. Прикусила губу. Отчет пошел на секунды, и тогда она раскрутила зоотроп. Рыжая волчица начала преследовать саму себя. Картинки сменяли друг друга все быстрее, пока не слились в одну красную полоску, а потом… Потом полоска обратилась в дымку, взметнувшуюся в воздух. Разрослась и опустилась на тонкий зеленый ковер, обратившись в огромного косматого зверя. Энни выпустила зоотроп из рук. Она открыла рот, но голос пропал, как в какой-то книжке. Волчица смотрела на нее темными спокойными глазами. Реальная. Ей было тесно в крохотной комнате, и, развернувшись, она задела деревянный шкаф. Створки окна распахнулись. Энни вздрогнула, в отчаянии куснула себя за костяшки пальцев. Волчица осталась в комнате. Реальная. Темные глаза снова посмотрели на девушку, в их взгляде читалось приглашение. «Окно слишком маленькое, — шепнул здравый смысл, — и нет места для прыжка». Энни встала. В детстве она гадала: преследует ли волчица кого-то или наоборот — сама спасается бегством. Теперь она знала ответ: волчица разбегается, чтобы взлететь. Зверь бежал вверх, будто по невидимой лестнице, Энни чувствовала, как слаженно двигаются мышцы под шкурой. Руки крепко обвили шею волчицы. Девушка прижалась к ней, зарывшись носом в густой рыжий мех, который совсем не пах псиной. Это был странный запах разогретого солнцем цветущего луга. На глаза навернулись слезы, Энни трясло. Волчица согревала ее своим теплом, но холодный ветер когтями скреб по спине. Она забыла про пальто. Призрачная лестница осталась позади, бег стал ровнее, но и быстрее. Энни собралась с духом и посмотрела вниз. Они мчались над городской окраиной. На крыше одного из домов толкались маленькие старушки в чудных лохмотьях и подставляли котелки под лучи лунного света. Глаза ухватили эту странную картинку, но сознание не знало, что с ней делать. Как и с призрачным серебристым змеем, обвившим старую водонапорную башню. Энни сглотнула. Слева к городу подступал лес Трех дев. Вместо сброшенной листы деревья обросли неестественной густой темнотой, которая выглядела морем спящих щупалец. Сердце заколотилось шибче, захлебываясь страхом и восторгом. Даже страшные чудеса оставались чудесами, и, казалось, ими невозможно было насытиться. И вот Энни решительно покрутила головой по сторонам, только теперь она заметила небольшую птицу, летевшую рядом с ними. Волчица замедлила бег, будто не хотела, чтобы крылатая спутница выбилась из сил, держа ее темп. А потом птица развернулась, уводя их обратно к дому. Внизу, на крышах зданий, мелькали тени, изломанные, неясные, прыткие, перламутром переливались чьи-то гибкие тела, вспыхивали круглые не по-человечески яркие глаза. Мяукали кошки, им вторили каркающие скрипучие голоса, но слов было не разобрать. Только общую мелодичность языка, похожую на смех колокольчиков. От этих звуков холод снова вцепился в Энни, дрожа, она зарылась лицом в густой волчий мех. И как маленькая попросилась домой. * * * Она ворвалась в комнату бабушки без стука. Лидия сидела на кровати все в той же бирюзовой пижаме, одну ногу она вытянула, вторую прижала к себе, поставив на колено кружку с какао. Еще одна кружка исходила уютным белым паром на прикроватном столике. — Я… я, — начала Энни, но голос снова подвел. — Садись, моя девочка. Возьми какао, отогрейся, тогда и говорить станет легче. Энни последовала совету, как рассеянный заблудившийся путник следует за местным старожилом. Мелкими глотками она пила горячее какао и обдумывала случившиеся. Лидия ее не торопила, тоже погрузившись в свои мысли. — Ты ведьма? — Да. — И ты умеешь превращаться в птицу? — Да, хотя этим не стоит увлекаться. Говорят, феи стали такими маленькими потому, что каждый раз теряли в росте, перекидываясь из одного существа в другое. Пожалуй, здесь есть доля правды. Я вот не выросла и вес никогда не набирала, сколько ни ем. Энни посмотрела на бабушку, Лидия всегда отличалась какой-то особой невозмутимостью. О ней можно было твердо сказать, этот человек — на своем месте, занимается своим делом, живет своей жизнью. Вот только жизнь эта оказалась с чертовщинкой. — Ты говоришь об этом так спокойно, — голос дрожал, после каждой фразы Энни требовалось перевести дух, будто она надстроила еще один этаж карточного домика. — Как давно ты… умеешь колдовать? — Почти всю свою жизнь, — бабушка посмотрела на нее с тревогой, — но это не значит, что я жду того же от тебя. Ты не обязана оставаться и помогать мне, если это тебе в тягость. — Я хочу остаться, — выпалила Энни, стиснув пустую кружку. Это решение шло не от здравого смысла, а от какой-то другой части, компаса, который четко указывал, куда идти, чтобы не сдохнуть от тоски и разочарования. И впервые этот голос звучал настолько властно. — Да, ты справишься. — Но… Но как возможно, что мы живем рядом с волшебными существами и не замечаем их? А они? Замечают ли они нас? Лидия поставила свою кружку на столик и уселась удобнее. — Большинство людей слишком поглощены собственной персоной и редко оглядываются по сторонам. Они избегают того, что может поставить их перед необходимостью пересмотреть всю свою жизнь. Энни нахмурилась, уставившись на выцветшие обои. Что-то ткнулось в ее тапок. Она глянула вниз: гладкий черный кот, сложением похожий на стареющего громилу, выбрался из-под кровати и активно чесал морду о ее ступню. — Я думала, Черри умер… — Я попросила его пока спрятаться; увидев его раньше, ты бы начала задавать вопросы. — Он тоже волшебный? Черри, содрогаясь от удовольствия, завалился на пол. Он не сидел на коленях, не любил, когда его гладили, но зато обожал ноги. Кончиком тапка Энни почесала наетую кошачью щеку. — Да, немного. — И твои гости, они ведь не люди. — Гости… — Лидия вздохнула. — Их будет пятеро. Нэнни пуговичная шляпа, Яблоневый человек, Худое пальтишко, Человек с пустошей — не доставят проблем. Они неплохо относятся к нам, людям, и угощение для них приготовить легко. А вот с Королевой Сов будут трудности. — Стой. С той самой Королевой Сов из твоих рассказов? Значит, она настоящая? — Настоящая. Хитрая, опасная, безжалостная бестия, — лицо бабушки приняло озабоченное выражение, и у Энни сразу возникло с десяток новых вопросов. — Так мы всю ночь проговорим, — опередила ее Лидия, — а тебе нужно сначала переварить часть информации, и лучше всего это делается во сне. — Но я не усну! Старушка посмотрела на нее с хитрой улыбкой. — Уснешь, и гораздо быстрее, чем думаешь. Энни покосилась на нее, подозревая в волшбе, а потом подумала, может, ведьмам тоже нужен отдых? Черри прыгнул на кровать и свернулся клубком в изножье. — Я попробую, доброй ночи, бабушка. — Доброй ночи, моя девочка. Я рада, что ты здесь. — Я — тоже, — Энни встала и забрала пустые кружки. — До завтра. * * * Энни и правда уснула, но ближе к утру, после того, как припомнила все бабушкины истории, раз за разом задавая себе один и тот же вопрос: а это тоже реально? Вниз она спустилась часов в одиннадцать, Лидия сидела на кухне с кашкой кофе, перед ней лежала толстая потрепанная книга в коричневой обложке. Кроме этого, на столе стояли тарелка с яичницей и сосисками, корзинка со свежими булочками, вазочка с фруктами, баночка апельсинового мармелада и чашка кофе. Все горячее и свежее. Все для Энни. — Бабушка, тебе не нужно заниматься домашними делами, я все… — Не волнуйся, завтрак приготовила моя помощница. — Ты кого-то наняла? — Не совсем, — Лидия глотнула кофе, пряча улыбку, — Она живет в доме, но не любит показываться на глаза людям. — Она не человек? — Энни села и нерешительно взяла вилку. Ей было немного не по себе при мысли, что ее еду приготовило сверхъестественное существо. Но потом она вспомнила детство, и тогда она очень редко видела бабушку у плиты, тем не менее в назначенный час никто не оставался голодным. — Брауни. — Ты еще каждый вечер оставляла для нее блюдце с молоком и печенье, но я думала, молоко пил Черри. Дремавший на табуретке кот поднял голову и выразительно посмотрел на подоконник, как бы говоря: «Зачем мне это, если у меня есть своя кружка». — Он нас понимает? — Прекрасно. — И он может разговаривать? — Пока я не слышала от него ни слова, но это ничего не значит. Большинство котов слишком высокомерны, чтобы разговаривать с людьми. Ты ешь, а я постараюсь рассказать тебе все по порядку. Энни последовала совету бабушки. Яичница оказалась божественно вкусной. — Люди и добрый народец столетиями живут рядом, и в какой то момент, уже никто точно не помнит, когда именно, появилось нечто вроде традиции: устраивать в конце декабря, в вечер зимнего солнцестояния, совместную трапезу. Мы приглашаем маленький народец встретиться на ничейной земле. — Приглашают ведьмы? — А кто же еще, — Лидия хмыкнула. — Много сейчас настоящих ведьм? — Не очень. И да, — бабушка опередила ее следующий вопрос, — каждая дает свой собственный прием. Конечно, мы стараемся приглашать тех гостей, которые в целом лояльны людскому роду, но иногда приходится делать исключения. — Как для Королевы сов? — Да. — Она правда такая ужасная? Незаметно для себя Энни прикончила яичницу и взяла булочку. Все ее мысли были заняты ведьмами и волшебством. — Она чуждая нам. Познакомившись с волшебными существами поближе, ты начинаешь замечать в большинстве из них те же черты, что присущи и нам. Иногда в преувеличенном, карикатурном виде, но они есть. В ней же ты не почувствуешь ничего общего. Лидия посмотрела в окно, ветер трепал ветки старой сирени. Бурый сад выглядел мокрым и грустным. Не будь все это ново и необычно для нее, Энни бы забеспокоилась — из глаз бабушки пропал озорной огонек, на лицо будто набежала тень. Но девушка только вчера столкнулась с настоящей магией и была как под градусом, поэтому беспечно спросила: — Какое угощение она захочет? Лидия дождалась, пока внучка дожует и проглотит булочку, и ответила: — Сердце мужчины, рожденного в декабре. Энни застыла с раскрытым ртом. — О, не пугайся, убивать никого не нужно и расчленять тоже. Королева Сов должна выиграть свое угощение у ведьмы. Если ведьма окажется хитрее, то нелюдь уйдет ни с чем. Ее можно победить, и мне это удавалось, — не без хвастовства сказала бабушка. — В последний раз я была уже замужем, и твой дедушка страшно ревновал, он думал, я влюблюсь в того мужчину. Сказочные шаблоны, по его мнению, имеют большую власть. Правда, через несколько лет он ушел от меня к молоденькой секретарше, поддавшись другому шаблону. Но то дела прошлые, сейчас важно другое: в этом году противостоять Королеве Сов придется тебе. И, девочка моя, это опасное дело. Подумай еще раз, хочешь ли ты таких приключений? — Ты научишь меня противостоять Королеве Сов? Откуда-то вспомнилась старая присказка: коготок увяз — всей птичке пропасть. Еще ей на ум пришла такая мысль: а восхищались бы люди розами так же сильно, если бы у тех не было шипов? — Научу, но, пожалуй, начнем мы с того, что попроще. Я покажу тебе, как открывать шкаф в зеркале. — Ты говоришь о шкафе перед зеркалом? В коридоре стоял огромный старинный буфет со множеством затейливо украшенных ящичков. Энни всегда подозревала, что бабушка хранит там какие-то тайны. Лет в восемь она даже пыталась открыть один из ящиков маникюрными ножницами, но взломщик из нее получился никудышный. — Нет, я говорю о его отражении. Именно там я храню все нужное для волшбы. Допивай кофе и пойдем. — Ага, — только и смогла выдавить Энни. * * * Энни припарковала машину рядом с кафе. Сегодня они со старым бабушкиным фордом проделали долгий путь: сначала побывали на ферме Мидвичей, забрав сидр и яблоки, потом доехали до самого края пустоши, где стоял старый дом с тринадцатью дымоходами. Некоторые торговцы и правда до сих пор не вылезли из печных труб. Дальше они двинулись в Нордсайд, там Энни купила сладкое клубничное вино для Нэнни Пуговичной Шляпки и сушеных тритонов для особого пузырящегося супа. К четырем часам они вернулись, постояли немного в пробке на главной улице, Энни немного забеспокоилась, вдруг она опоздает, но пробка рассосалась, и к кафе они подъехали даже раньше, чем нужно. Там ее ждал Джереми Двайерт, тридцать два года, родился шестнадцатого декабря, фольклорист, писатель-любитель, фанат Вlue oyster cult. Энни нашла его на сайте знакомств. Лидия, взглянув на его фото, тут же сказала, что он согласится. — Почему? — Он — кошка, а таких людей тянет к магии. Энни присмотрелась внимательнее. Парень как парень: лохматые каштановые волосы, симпатичное чуть удлиненное лицо, веселые карие глаза. Она вопросительно подняла брови, но бабушка лишь сказала: — Сама увидишь, — и улыбнулась. И она действительно увидела. Когда Энни вошла в кафе, Джереми поднял глаза от книги. Улыбнулся мальчишеской улыбкой. Серый костюм сидел на нем небрежно, и в этом тоже была своя доля обаяния. Он встал и протянул ей руку. Энни ее пожала. — Простите, я никогда не знакомился с ведьмами. Его манеру вести себя Энни назвала бы естественным нахальством. Как у кошки. Кошка вытянется поперек кровати, ничуть не заботясь о том, что причиняет хозяину неудобства. Должно быть, Джереми частенько игнорировал неписанные правила приличий, и во многих случаях ему это сходило с рук. Как кошке. — Ведьма — моя бабушка. Я — ее помощница. Они с Лидией поспорили, решая, сколько правды можно рассказать Двайеру. Бабушка считала, что всю. Энни была не согласна. Разве можно доверять их тайну совершенно незнакомому человеку? Что помешает ему рассказать об этом в Интернете? Вдруг он один из искателей дешевой славы? Честолюбивый графоман. Но бабушка лишь качала головой. И в конце концов Энни сдалась. Наверно, Лидия владела каким-нибудь особым колдовством, которое предотвращало нежелательную огласку. — Это все точно правда? Не розыгрыш для телешоу? Или новый вид мошенничества? Его пальцы схватили пакетик с сахаром, повертели. Под внешней непринужденностью скрывались свои сомнения, волнения и страхи, которые перевешивала ненасытная жажда чудес. — Нет. Это все серьезно, и вы должны понимать все риски. — Да… Мое сердце… Я поискал информацию о Королеве Сов. Не то чтобы о ней было много известно. Как я понимаю, это существо привязано к местному лесу. Одна из персонификацией хаоса, тьмы, зимы, умирания. — В вас заговорил фольклорист. — Да, — Двайер смущенно улыбнулся. — Мне нужно пройти какое-нибудь испытание? Энни подготовила целую речь, в которой расписала все минусы своего предложения, но, глядя в горящие от нетерпения глаза нового знакомого, она поняла: любые ее слова будут лишь пустым сотрясением воздуха. И все же она попробовала: — Это не сказка, мистер Двайер, у меня нет для вас гарантий счастливого финала. Если я проиграю, Королева Сов заберет ваше сердце. Вы умрете. — Вы… простите, я не спросил вашего имени… — он подался вперед. — Я хочу сказать, я всю жизнь мечтал о настоящей магии. Если я упущу эту возможность, сердце мне будет не нужно. Джереми нельзя было упрекнуть в недостатке решимости. — Я — Анна Броуди. И для начала я предлагаю съездить за настойкой из мандрагорьего корня. А потом, если вы не передумаете, бабушка ждет нас к ужину. — И что же из двух будет моей проверкой? — Мы вас не проверяем, скорее, это ваша возможность проверить себя. Голос Энни сквозил холодком, и Двайер потупился. — Простите, я… начинаю напирать… — Ну, я тоже нервничаю, всего неделю назад я искренне верила, что магия — это сказки, а теперь предлагаю незнакомому мужчине рискнуть своей жизнью. И по правде, это и без вашей торопливости порядком напоминает сумасшествие. — Согласен, — Джереми вздохнул, но вроде бы не обиделся. Кошки, они ведь всегда приземляются на четыре лапы. — Я сейчас куплю карамельный латте, бабашка просила угостить куст рододендрона, и мы поедем, — Энни не заметила, как переняла манеру Лидии говорить о чудесах как об обычных делах. Двайер наморщил лоб, но уточнять ничего не стал, лишь кивнул. Ожидая своей очереди — ей никогда не везло ни в магазинах ни в барах, — пока они с Джереми разговаривали, у стойки баристы никого не было, а тут на тебе, целых трое, Энни ловила на себе быстрые взгляды компаньона. Интересно, удостоилась бы она такого внимания, если бы не была внучкой ведьмы и пропуском в мир настоящей волшбы? Она закусила губу и достала телефон. Он стоял на беззвучном режиме, и на экране Энни увидела три пропущенных звонка от Марион, своего босса. В электронной почте ее ждали четыре непрочитанных письма, в последнем вместо темы стоял частокол из восклицательных знаков. «Разберусь позже», — сказала себе Энни, сейчас ей было не до составления опросников. Она торопливо напечатала бабушке: «Дж. Д. не сбежал. Едем за настойкой». Сообщение от Лидии пришло как раз тогда, когда бариста, женщина средних лет с усталыми глазами, но доброй улыбкой, протягивала ей большой бумажный стаканчик, Энни улыбнулась в ответ и торопливо прочитала: «Отлично. Что ты думаешь насчет сливочного соуса к индейке?» Она торопливо отбила: «Для кого? Для Нэнни или Х.П.?» «Для нас. Спроси у Дж. Д. любит ли он сливочный соус?» Интуиция добавила в конце предложения смайлик, бабушка считала, что все идет хорошо. На душе стало легче. Дорога к продавцу волшебных настоек не заняла много времени. Однако это не помешало Джереми засыпать ее вопросами. На большинство из них Энни смогла ответить, потому что совсем недавно спрашивала у Лидии то же самое. Хотя ей не пришло в голову поинтересоваться, бывают ли среди мужчин колдуны. А еще бабушка так и не объяснила ей, как именно одолеть Королеву Сов, в чем Энни честно призналась Двайеру. Они уже подъезжали к нужному дому, каменному громоздкому чудовищу за кованой оградой, и у нее появился повод свернуть разговор, но Энни не хотела обманывать. Она и так чувствовала себя извращенкой, заманивающей наивного парня в темный переулок. — Бабушка говорит, что каждый раз Королева Сов придумывает новые испытания. Но качества, которые нужны для победы, всегда остаются неизменными: ум, смелость, решительность, сильная воля. Она думает, эти качества у меня есть, — Энни взяла у него стакан с кофе. — А в чем будет заключаться моя задача? Просто стоять? — На самом деле, это не так легко. Королева Сов будет вас обольщать, звать к себе, и если вы откликнетесь на ее зов, то вас уже никто не спасет. И, возможно, меня тоже. Энни заглушила мотор, некоторое время они просидели в молчании. Броуди крепче стиснула стаканчик. Кофе был еще теплый. Хорошо. Она распахнула дверцу и вылезла из машины в промозглый декабрьский сумрак. У входа распушился вечнозеленый куст, Энни подсунула под него белый стаканчик, поправила трубочку, подавив желание обернуться и посмотреть на лицо Джереми. Круглые белые фонари ярко освещали дорожку, все его эмоции были бы как под прожектором. Но и ее тоже. А начинающая ведьма старалась выглядеть увереннее, чем ощущала себя на самом деле. На входной двери висело шесть серебряных молоточков, Энни взялась за тот, что заканчивался головой дракона, и постучала трижды. — Скажите, может, мне нужно знать какие-то особые правила? Что-нибудь вроде магического этикета… Энни пожала плечами и покосилась на Двайера, тот остановился перед кустом, ссутулившись и сунув руки в карманы старого синего дафлкота. Его взгляд был направлен на стаканчик латте. — Глазеть точно не стоит. — Простите, — он торопливо взбежал на крыльцо. — Я боялся, что пропущу что-то необычное… И тут Джереми получил шанс полюбоваться на необычное. Дверь отворил человек, из шеи которого вместо головы торчала большая рыба. Две железные распорки не давали рыбе завалиться на бок, и круглые выпученные глаза смотрели прямо на гостей. И хотя Энни готовила себя к чему-то подобному, несколько секунд она не могла произнести не слова. Что же касается ее спутника, тот, по-видимому, забыл, как закрывать рот. Из рыбьего рта вылетела красная нить, которая, извиваясь, превратилась в фразу: — Что угодно, уважаемые? — Нам нужна настойка из мандрагорьего корня, двухлетней выдержки. — Да, у нас такая имеется, — красная строчка выткалась в воздухе и почти сразу же сменилась другой. — Пройдемте в зал для прогулок. Энни дернула Джереми за рукав, тот посмотрел на нее отсутствующим взглядом. Дверь захлопнулась сама собой, и резкий звук привел его в чувство. Джереми вздрогнул, сморгнул, будто разбуженный лунатик, и сделал неуверенный шаг. Панели из темного дерева поглощали свет настенных ламп, коридоры дома выглядели мрачно и торжественно. По мнению Энни, именно так должны были выглядеть интерьеры какого-нибудь солидного мужского клуба. Толстые ковровые дорожки заглушали шаги. Она поймала себя на то, что неосознанно старается задержать дыхание. Тяжелая двустворчатая дверь медленно раскрылась, и существо с головой рыбы провело их в большое круглое помещение со сводчатым потолком. По всему залу летали капли размером примерно с дыню, в свете свечей они казались янтарными. Волшебным настойкам, как объяснила бабушка, иногда следовало порезвиться, чтобы они не застаивались. — Вы знаете, что нужно делать? — спросила красная нить, пока рыбьи глаза без всякого выражения таращились на гостей. — Да, уговорить одну из настоек стать нашей, — Энни глубоко вдохнула, ответное молчание она приняла за сигнал начинать и задрала голову, обращаясь к хороводу капель. — Простите, пожалуйста, есть ли среди вас мандрагорья настойка двухлетней выдержки? Нам она очень нужна… Ее голос звучал жалко и потерянно. Она абсолютно не представляла, как разговаривать с тем, что по сути было всего лишь спиртом. — Можно мне попробовать? — попросил Двайер. К нему вернулась его самоуверенность, в глазах снова читались нетерпение и желание коснуться волшбы. — Попробуйте, — сказала Энни не без любопытства. Джереми вышел в центр зала. — Драгоценные настойки, мы пришли к вам, потому что нам сказали, что только здесь мы сможем найти самый лучший, чудесный и особенный напиток из мандрагорьего корня, чей великолепный вкус станет самым драгоценным подарком для наших гостей… Двайер говорил как менестрель из сказки, и роль эта признала его, будто верный пес. Энни снова подумала о кошках, которые всегда приземляются на четыре лапы. * * * Дни, заполненные суетливыми приготовлениями, пролетали поездом, самолетом. Все время чего-то не хватало, и в день праздничного обеда Энни помчалась в магазин за приправами для тушеного гнилого пня. Она купила столько упаковок красного и черного перца, что у продавца вытянулось лицо. И если бы ее спросили, зачем ей столько пряностей, Энни бы честно ответила, мол, готовлю угощение для Коричневого человека с пустошей. На увертки у нее уже не осталось сил. К счастью, ее не спросили. Оставив пакеты в кухне, Энни на секунду задержалась перед дверью столовой, прислушиваясь к разговору Джереми и Лидии. Двайер опять рассуждал о том, как массовая культура искажает традиционные легенды и предания. В этом вопросе он был редкостным снобом, совершенно не признавал авторских сказок, не только современных, но и написанных в девятнадцатом или восемнадцатом веках. Послушать его, так все, кто писал о волшебстве, были не более чем подмастерьями, перевирающими старые отточенные временем сказки. Энни подозревала, что среди его амбиций есть и такая — сочинить идеальную книгу о чудесах и магии. — Я не спорю, сама по себе история неплоха, но она навязывает нам все те же стереотипы: ведьмы в остроконечных шляпах, бурлящие зелеными пузырями котлы, метлы и коты. — Ну, кот там хорош, от такого не одна ведьма не откажется. И не смотри на меня так, Черри, для меня ты незаменим… Первым появление Энни заметил как раз Черри. Кот расхаживал по столу, заставленному банками и тарелками, заваленному зеленью и овощами, свежими багетами и несъедобными вещами вроде костяных пуговиц, ниток, керамических черепков и пакетов с золой и сушеными листьями. На кухонном столе это все бы просто не разместилось. Черри принюхался к банке с журавлиными язычками, красть он ничего не крал, но усердно инспектировал. — Ну как, все купила? — спросила бабушка. Они с Джереми намазывали бутерброды толстым слоем сливочного масла, добавляя поверх апельсиновый джем. На тарелке перед ними уже выросла целая бутербродная гора. И это был еще далеко не конец. — Да, и даже с запасом. — Отлично. А мы тут мультфильм посмотрели и не сошлись во мнениях. В углу на тумбочке стоял старый телевизор с электронно-лучевой трубкой. Еще одна причина, из-за которой кулинары переместились из кухню в столовую. Сейчас он не работал. Двайер нахмурился, весь его вид говорил, как тяжело быть перфекционистом в неидеальном мире. — Где гнилой пень? — поинтересовалась Энни. — Все еще лежит в подвале в бочке с темнотой, — ответил Джереми. — Я сейчас принесу. Когда он вышел, Лидия подмигнула внучке и шепотом сказала: — Он такой серьезный, что мне так и хочется напялить остроконечную шляпу. Кажется, у меня осталось парочка после какого-то Хэллоуина. — Ты его подначиваешь. — Немного, — бабушка закончила очередной бутерброд и вытерла руки полотенцем с рождественскими оленями, — пойдем наверх, я покажу тебе твое платье. Надеюсь, оно тебе понравится. Платье не могло не понравиться: тонкие почти невесомые бретельки, легкая ткань персикового цвета. Оно лежало на кровати Энни поверх старого клетчатого покрывала и, казалось, излучало сияние. — В этом платье я буду как кинозвезда тридцатых. — Нам нельзя ударить в грязь лицом. Перед волшебным народцем нужно предстать во всей красе. Энни провела ладонью по гладкой ткани, борясь с ощущением нереальности. — Бабушка, я ведь справлюсь? — Да, — Лидия положила руку ей на плечо. — Ты справишься. * * * Утром бабушка достала из красного ящика зазеркального шкафа миниатюрную белую беседку и оставила ее за домом на полоске ничейной земли между городом и лесом. За четыре часа беседка выросла до нормальных размеров. Она была простой: деревянный помост и четыре столбика, поддерживающие крышу, похожую на военную каску. Внутри разместился круглый стол, в центре которого на железных лапах стояла железная чаша. Джереми наполнил ее углем и разжег огонь. Беседка наполнилась светом, вечером пошел снег, крупный и пушистый, он соткал занавески, отгородившие собрание от всего остального мира. Появление гостей и начало обеда смазались в памяти. Да и сейчас Энни чувствовала себя скорее разряженным манекеном, чем человеком. К дорогому платью добавились вечерний макияж и прическа. Брауни Полли оказалась мастерицей на все руки. Последним штрихом стало бриллиантовое колье. Энни казалось, что под всем этим блеском она сама тускнеет и бледнеет. Ей было далеко до бабушки, такой элегантной в своем темном винном платье с кружевными рукавами. Лидия вела непринужденную беседу, свободно ориентируясь и в сплетнях времен короля Артура, и в проблемах разведения карликовых драконов. На столе справа от нее сидел Черри и по-гурмански неторопливо кушал вареную куриную грудку. Энни немного завидовала его самодовольству — так же, как и непринужденности Двайера. В отличие от нее, Джереми не стеснялся разговаривать с гостями, хотя его реплики были не очень длинными, он будто сдерживал своего внутреннего фольклориста. Волшебные существа не пугали Энни, Лидия была права, приглядевшись, в них можно было различить те же черты, что присущи и людям. Нэнни Пуговичная шляпка, маленькая круглолицая рыжеволосая женщина в зеленом костюме и плоской шляпке набекрень, напоминала добродушную няню. Худое пальтишко, закутанный в увешанный ракушками плащ, улыбался как малолетний шалопай. И хотя его зубы были острыми, а глаза не имели зрачков, в нем не ощущалось зла или угрозы. Коричневый человек с пустошей был коренастым гномом с копной нечесаных рыжих волос. Его одежда по цвету совпадала с прошлогодней листвой. Красные глаза навыкате и громкий голос указывали на взрывной характер. «Взрывной, но отходчивый», — решила для себя Энни. Яблоневый человек, длинный тонкий дух дерева, с корой вместо кожи и листьями на голове, вел себя тише всех. Он единственный из четверых смотрел на юную ведьму с сочувствием, будто понимал, каково ей сейчас. В горле словно застрял ледяной комок. Может быть, общая дружественная атмосфера и сумела бы его растопить, если бы не черная как деготь сова, устроившаяся на жердочке. Птица ничего не ела и не пила, лишь изредка ворочала лупоглазой головой. В ее присутствии Энни не могла думать ни о чем другом, кроме предстоящего поединка. Чувствовал ли Джереми то же самое? Она искоса глянула на него. Но Двайер вроде бы совсем не беспокоился о будущем. Гости наслаждались застольем. Пустели бутылки с яблочным сидром, клубничным ликером, можжевеловым джином и молоком, как по волшебству таяли горы бутербродов с маслом. Исчез пузырящийся суп, тушеный гнилой пень разошелся в один момент. Нэнни хрустела пуговицами в глазури. Худое пальтишко уплетал желе с жабьми головастиками. Энни заставила себя проглотить пару кусочков индейки. В чаше плясал огонь, отгоняя холод и темноту. Звучал смех, в речи нелюдей слышался странный акцент, а еще они использовали много устаревших слов. Да и говорили в основном о добрых славных временах. Каждый раз, когда кто-то из чужаков бросал на нее взгляд, Энни натягивала улыбку, почти не сомневаясь, что кожа на губах вот-вот лопнет. Когда черная сова трижды ухнула, над столом воцарилась тишина. Королева Сов потребовала свое угощение. — Прошу нас простить, — сказала Лидия, — нам нужно ненадолго отлучиться. Гости кивнули, они знали традиции. В темных глазах Яблоневого человека Энни прочитала пожелание удачи и улыбнулась ему, искренне, без внутреннего принуждения. Ожидание закончилось, и с плеч будто сняли тяжелый груз. Они с бабушкой поднялись в комнату Энни. Теперь на кровати лежали теплая кожаная куртка и куча разномастных булавок, коротких и длинных, английских и французских. Энни скинула изящные ботиночки на шпильках и натянула шерстяные колготки поверх ажурных чулок. Сунула ноги в высокие тяжелые ботинки. Лидия, не слушая протестов, опустилась на колени и принялась подкалывать подол платья булавками. У нее это выходило споро и ловко, Энни, конечно, тоже крепила булавки к одежде. Вместе они справились за пару минут. Потом пришла очередь куртки и шапки-ушанки, сувенира, подаренного Лидии на счастье одним из старых друзей. Бабушка завязала ей шапку под подбородком и посмотрела в глаза: — Королева Сов — карга. Она не строит сложных планов, не придумывает хитроумных ловушек. Она действует грубо и примитивно. Она как холод ищет лазейку, а найдя, вонзает туда свои когти. Она бьет по самому уязвимому месту — смертности. Но она не понимает, что это не только слабость, но и сила. Не бойся этой силы, пусть она горит выше деревьев. И Лидия крепко обняла внучку. Двайер ждал их внизу. На Энни он посмотрел с интересом, ее новый облик наполовину светской леди, наполовину байкерши явно произвел на него впечатление. Джереми сменил вечерний костюм на джинсы и дафлкот, увешанный булавками. Булавки были хорошей защитой от сил тьмы. Хотя Энни предпочла бы волшебный меч, желательно такой, который сам бы умел драться. Лидия вручила им по толстой белой свечке в стеклянной лампадке. — Смотрите только вперед и никогда не оглядывайтесь, — предостерегла она. * * * Лес высился, будто черная стена. Свет от свечи Энни не разгонял эту темноту, а отражался от нее, как от гладкого камня. Смертным не оставалось ничего другого, как только брести по свежему снегу вдоль кромки деревьев и высматривать лазейку. — Сколько миль до Вавилона? — пробормотал Джереми. — Дважды пять и шестьдесят. — Вы боитесь? — спросила Энни. — Боюсь, но я верю, что вы справитесь с Королевой Сов. — Почему вы в меня верите? Дыхание срывалось с губ облачком пара. Вокруг была настоящая зима: белая, морозная, колючая, чародейская. — Интуиция, — Двайер улыбнулся. — Ну, в любом случае поворачивать назад уже поздно, — в стене деревьев Энни заметила разрыв. Перед тем, как нырнуть в чащу, они взялись за руки. Деревья будто расступались перед чужаками. Их корни не ставили подножки, ветви не хлестали и не цеплялись за одежду. Невидимые руки подталкивали в спину, но быстро отдергивались, ощутив силу железа. Энни не оглядывалась, лишь крепче держала свечу. Тишина нагоняла жуть, но ни она, ни Джереми не посмели нарушить молчания. Они подбадривали друг друга через прикосновение. Его рука сжимала ее руку, а ее — его. Тропинка привела их на поляну к огромному дубу-великану с распахнутым дуплом, похожим на пасть. Его ветви можно было принять за клубок сцепившихся змей. Энни совсем не удивилась, когда услышала шипение: — Пусть смертный станет в центр поляны, а ты, ведьма, трижды обойди ее вокруг посолонь. «По часовой стрелке», — подумала Энни. Джереми, и сам бледный, будто смерть, выдавил из себя ободряющую улыбку. Шепотки преследовали ее с первого шага, они вились вокруг будто снежинки. Морочили. Призывали из темноты картины. Энни видела мертвую Лидию. Видела похороны и кладбище. Снова похороны и снова кладбище. Ей показывали будущее, где годы не приносили ей ничего, кроме разочарований, потерь и одиночества. Впустую потраченное время. Равнодушие любовников. Равнодушие друзей. Холод больницы. Ребенок, убитый в утробе. Беспомощность. Первые морщины. Первая седина. Слабость и болячки. Равнодушие врачей. Первые признаки надвигающегося слабоумия. Жизнь, сжимающаяся до размеров четырех стен. Утрата навыков. Утрата памяти. Утрата себя. Медленное стирание. Усталые соцработники, которые порой смотрели на нее, как на собаку. Покормил, помыл, убрал говно. Приют. Лекарства. Жизнь, съежившаяся до размеров одной койки. Ненужная обуза. Расходный материал. Упрямая оболочка с пустым взглядом… По лицу Энни бежали слезы, всхлипы разрывали горло, но она продолжала идти. Вместе с болью и страхом в ней поднималась упрямая злость: пока я дышу, меня рано хоронить. Эта была жизнь, которая пробивала себе дорогу, которая ползла, когда не было сил идти, которая цеплялась за отвесные стены, которая находила силы на еще один вдох, на еще один шаг. Именно об этом и говорила Лидия. Свет, исходящий от пламени свечи, становился все ярче, он окутывал ведьму сиянием, оттесняя тьму. Энни завершила третий круг и встала лицом к старому дубу. Половина поляны была освещена, половина — осталась во тьме. Джереми стоял на границе. Ведьма выполнила свою задачу, теперь все зависело от его выбора. От дуба отделилось нечто. Это было существо с ночью в глазницах. Вместо лица оно носило серебряную маску, а тело ему заменял зыбкий туман, ловко прикидывающийся обнаженной женщиной. Красивой женщиной. Она поманила Джереми. Она просочилась в его мысли, она соблазняла вечностью, древними тайнами, совершенством, властью. Энни вскинула свечу, у нее, в отличие от древней карги, была только короткая человеческая жизнь. Смертная жизнь. Прекрасная в своем несовершенстве и скоротечности. Пламя горело, отогревая поляну. Снег таял. Секунду-другую Джереми колебался между вечностью и участью смертного и, наконец, выбрал Энни. Когда он добавил пламя своей свечи к ее свече, сияние затопило поляну. Тьма отступила, а свет дал им тепло, которое не найдешь в вечности. * * * Выйдя из леса, они все еще держались за руки. Сказочный шаблон и правда имел большую власть. В какой-то момент они почти поцеловались, но Энни почувствовала, что так будет неправильно, и поцелуя не случилось. Может быть, позже. У калитки, кутаясь в пальто, их ждала Лидия. В руке бабушка держала старинную лампу, возможно, волшебную, придающую сил не сбиться с пути. Черри деловито отирался у ног хозяйки. И Энни и Джереми разом ускорили шаг. Ведьма поняла, что зверски проголодалась. Хорошо, что днем они наготовили с запасом. — Как думаете, индейка еще осталась? — Двайер будто прочитал ее мысли. — Надеюсь, еще я бы не отказалась от горячего какао. Весело переговариваясь, все трое пошли в дом, оставив лес с его тайной волшбой за спиной. До следующего собрания. До следующего поединка. До следующего декабря.