коннекшн

паша носит в школу мятые красные толстовки, одну тетрадь для всех предметов и едва заметные синяки под глазами, в классе ни с кем особо не общается да и в общении он так-то и не нуждается, в коридорах смотрит в пол или в экран телефона, внимание к себе не то чтобы не любит, но избегает школьных сценок и публичных мероприятий. паша слушает кровосток, делает домашку, не лезет не в свои дела, но за обиженных старшеклассниками детей и старушек в автобусах вступается беспрекословно. паша, наверное, немного скучный, но ему этого никто не говорил и сам он не проверял (как вообще можно это проверить?), да и ему, если честно, до пизды – не всем же быть интересными, писать романы и снимать фильмы. паше наедине с собой нормально и немного пусто, но не настолько, чтобы смотреть по сторонам и замечать мазки двух чужих взглядов по своему силуэту. первой паша замечает, конечно же, яну. потому что паше нравятся девушки, а еще потому что яна прикольная, «своя в доску», внимание не любит и запрещает себя как-то из их компании выделять. этим и привлекает: паше нравится ее тихая уверенность в себе, нравится, как она разговаривает и как одевается немного безвкусно, нравится, как она не умеет говорить шепотом, как она улыбается, нравится, как тяжело ей переступать через свою гордость, да и сама гордость тоже очень, очень нравится. яна любит математику и физику, кусать ручки и писать на полях библиотечных книг, а паше нравится крутиться у нее под рукой. яна верит в эзотерику – на грязном советском ковре раскладывает таро и вытаскивает паше карту отшельника – балор кивает с умным видом, хотя паша готов дать обе свои ноги на отсечение, что он ни черта в этом не разбирается. яна любит заброшки. проводные наушники. странные специфические вещи, о которых паша не задумался бы даже, если бы она не решила убедить его в том, что ее мнение по этому вопросу единственно верное. яна картавит: балор своим именем-фамилией-отчеством мучает ее по десять раз на дню, а паша радуется, что в его имени нет ни одной «р». паша влюблен в нее, наверное – яна давится сигаретным дымом, когда они ловят зрительный контакт, и он убеждается в этом еще больше. яна очаровательная в каком-то особенном для паши смысле: чем усерднее (и провальнее) она делает вид, что ей на него все равно, чем сильнее смущается в ответ на его смущение, чем быстрее отвечает на его сообщения, а потом игнорит для приличия пару дней, тем больше паше кажется, что в нее невозможно не влюбиться. «не кажется» – чужой ледяной шепот на коже. балор... не прикольный. паше нравятся парни, но он мысленно запрещает себе давать ему хоть какую-то позитивную или негативную характеристику (хотя и хочется), когда впервые его видит, потому что загадывает «подмигни, если читаешь мои мысли» и ловит подмигивание и воздушный поцелуй в ответ. балор – не «прикольный» как яна, балор – легенда. школьная, городская, какая угодно, на кухне у яны паша от ее брата и отца слушает истории про балоровы выходки, замечает случайно нож у него в кармане, когда по-джентельменски набрасывает олимпийку ему на плечи, тянет за волосы в шутливой драке за янино сердце и слышит тихий жалобный стон. у балора полные шкафы скелетов, тузы в рукавах, кролики в шляпе, балор являет собой абсолютный хаос и подростковую непредсказуемость. паша хаос не любит – боится. вот в него паша не влюблен совершенно точно (ни в него, ни в костлявые пальцы с облезлым лаком, ни в обкусанные губы, ни в «имя придурочное, предки с приколом», ни в музыкальный вкус, которого он стесняется, ни в то, как он поддерживает темы, в которых совершенно ничего не понимает, ни в мокрые от слез глаза после разговора с родителями по телефону, ни в поцелуи, ни в синяки под цвет корней волос, ни в то, как он танцует под ту самую музыку, которой стесняется, ни в то, как он аккуратно берет его под руку, когда видит на улице компанию алкашей – не прося у него защиты, а наоборот, защищая. ничего из этого паше, конечно, не нравится). компания у них получается следующая: балор и яна – неразлучные инь и янь, договаривающие друг за другом предложения, любящие друг друга чистейшей дружеской любовью, к которой с начала пубертата примешалась еще неловкая романтическая, и с ними паша. просто паша – сначала и не друг, и не парень, а просто «паш, сегодня у меня?» «паш, держался бы ты от нее подальше» и, наконец, любовное «паш, передай бутылку». паша не из тех, кто позволяет себя испортить, втянуть в плохую компанию или в какие-то странные отношения против своей воли, просто у паши хорошая чуйка: он видит их и знает, что все, что они предложат, ему нужно, как глоток воздуха утопающему. балор только открывает рот, а паша уже знает, что без их с яной предложений покурить за гаражами/посмотреть властелин колец по древнему телеку, прижавшись спиной к ковру на стене/попробовать цыганский поцелуй или поцелуй с языком он страдает и вообще живется ему очень-очень плохо. время с ними – его панацея от взросления и от слишком сложных мыслей. паша топит себя в их смехе, запахах, в их чувствах друг к другу и к нему самому. паша в какой-то момент думает, что это глупо, да и в принципе невозможно – быть влюбленным в яну и не любить ее влюбленность в балора. паша думает, что его к ним чувства скорее похожи на чувства металла к магниту: для притяжения, очевидно, нужны оба полюса. москва огромная, и все спальные районы, стройки, ларьки, торговые комплексы, лавочки и подъезды, детские площадки, теплотрассы, унылые пятиэтажки и бесконечные лабиринты гаражей похожи друг на друга, так что они втроем теряются во дворах и шароебятся по заброшкам, родители не звонят и не ищут – все влюбленные подростки похожи друг на друга тоже. одинаковые хрущевки спят, спит на ходу и паша, раскручивая их двоих на карусели, пока балор греет пальцы зажигалкой, а яна смотрит по лунному календарю, благоприятный ли сегодня день, чтобы проебать матешу. втроем почему-то всегда благоприятней. сердца у них бьются не то чтобы в унисон, а скорее наперегонки, давая фору городскому темпу, поэтому они покоряют не успевающий за ними город без труда: балор становится городским принцем бесконечных заборов, пустырей, труб, вылезающих из-под земли на поверхность, спящих бомжей, грязных подъездов и использованных шприцев, а яна – ведьмой, видящей будущее в бензиновых лужах и созвездия в окурках от пашиных сигарет, бабой ниной из передачи «слепая» по тв-3, которую они втроем иронично (иронично ли?) смотрят, гадалкой из тиктока и повелительницей если не всех, то как минимум двух человеческих судеб. паша становится их рыцарем и телохранителем, личным оловянным солдатиком с перцовкой вместо сабли и «придурки вы оба» вместо присяги. янины поцелуи отдают вишневым гаражом и картошкой из мака, а балоровы - мятной жвачкой. разные: по-разному вертят на языке его имя, по-разному смотрят на чужих людей исподлобья (балор – загнанным зверем, яна – охотником скорее), по-разному обнимают на прощание, когда паша доводит их обоих до яниного дома («можно я сегодня с ночевкой снова?»). по-разному пихают его кулаками в плечи с обеих сторон, когда он с дурацким румянцем на щеках в десятый раз повторяет «красивая», «красивый». и одинаковые при этом тоже: когда расслабляются и кладут головы ему на плечи, позволяют себе сихронизироваться в мыслях и чувствах и тихо ловить коннекшн. паша со временем начинает ловить его тоже, начинает понимать и различать, например, что балорово «она нас убьет» и затем долгий, мокрый поцелуй – это скорее шутка, и страха в нем никакого нет, а янино «даня с папой сегодня неудачно вызвали сатану», наоборот, кажется, совершенно серьезное. паше нравится их понимать и нравится смотреть, как они понимают друг друга. паше нравится, как он, по сути, повелся на две загадки в странных шмотках, и как в итоге они стали для него во всем мире самыми понятными и самыми простыми. паше нравится, как его понимание и любовь в этих четырех глазах отзеркаливается. паша любит и разное, и одинаковое, и то, как сильно у них в головах все друг на друге завязано, и как он сам в эти головы постепенно вклинивается. в отношениях из троих человек паша без ума от двоих, и неосознанно к третьему начинает относиться немного лучше – их любовь учит любить и его тоже (неинтересного, простого, как пять копеек, не умеющего выражать свои мысли и тем более придавать им какую-то красивую и складную форму, никогда до этого не заботящегося о том, как лежат его волосы, со стандартным детским увлечением римской мифологией, дешевым дезодорантом и непониманием срачей за искусство в интернете). паша любит их флирт, маленькие детали и громкие поступки, любит звук их стукающихся зубов во время поцелуя, их голоса на всех частотах, любит их внимание и любит любоваться ими из тени. паша любит их маленькую игру в принцев, ведьм и рыцарей, которая ощущается гораздо более реальной, чем экзамены, подработка на лето и будущее в принципе. паше не хочется будущего, не хочется будущего и яне, и балору – втроем застревают в февральском сером моменте, дне всех влюбленных и дне защитника отечества («это ты что ли защитник? ты на физре хоть раз за полугодие был?»), в тепле рук и в сырой межсезонной обуви. стоит немного потеплеть, юбкам и штанам стать короче, а колготкам – прозрачней, и парные «Б» и «Я» партаки на коленках ослепляют пашу своей безоговорочной преданностью и уверенностью в том, что эта подростковая передружба-недолюбовь у них навсегда. ослепляет пашу конкретно, выжигая, наверное, пару каких-нибудь нужных извилин в мозгу, потому что через неделю на кухне у яны ему бьют за раз два партака все с теми же буквами. паша кусает губы и думает, что даже когда разлюбит, не пожалеет. у балора и яны же на локтях появляются две одинаковые «П» – «п» как протекция, как три пересекающиеся прямые, последовательное соединение проводников, парцелляция и параллелизм, как пиво, плохая погода, пересдача, поминки и похороны, прогулы, пропущенные вызовы. «п» как нецензурное слово, которое балор слышит себе вслед слишком часто, «п» как янины предсказания и привороты. «п» как паша очередько, конечно же.