***
Аято, тихо войдя к мужу в комнату, по совместительству в такие моменты кабинет, шепотом спрашивает: «Долго ещё?», на что Тома неопределенно кивает головой и пожимает плечами. Он ухмыляется, отходит на расстояние, чтобы его не было видно в камеру, обходит сзади монитора, и, подмигивая Томе, уже начинающему понимать, что дальше будет, садится на корточки, залезая под стол. Смотрит на подкачанные бедра, трогает руками, обводит внутреннюю сторону и не приближается к паху, хотя подмечает, что мышцы под его руками напряглись и ходят ходуном. Он опускает руки к щиколоткам и медленно проводит вверх под штанины, задевая специально короткими ногтями кожу, ласково царапая — знает, что Томе нравится, и чувствует руками лёгкую дрожь. Он продолжает так томительно гладить, доводить до истомы, даже ничего толком не делая, потому что знает и видит, как это сводит его с ума. Гладит, трогает, легко сжимает икры и снова проводит вниз-вверх к внутренней стороне колена, хоть штаны и мешают. Аято похлопывает по бедру, мол, приподнимись, и Тома делает без промедлений, но с трудом. Как будто ждал этого не те десять минут что Аято мучал его, а всю жизнь. Он снимает штаны вместе с бóксерами до колен, — не напрягается, они все равно потом спадут, любуется на вставший член, который едва ли не упирается в крышку стола, — потому что Тома слишком любит высокое всё: стулья, столы, здания... Аято, в конце концов; взглядом обводит мокрую от предэякулята головку и красивые надувшиеся от возбуждения вены. Возбудиться только от касаний даже не по члену Аято считает талантом. Мужчина проводит руками по внутренней стороне бедра, раздвигая мягко в стороны, целует посередине, пока руки уже медленно блуждают под коленями поднимаясь к паху. Дотрагивается до яичек, которые напряжены так же, как и их хозяин; другой рукой переходит на сам член, проводит до головки, наклоняет к себе и облизывает её, пробуя на вкус. Проводит языком по всему стволу, вызывая у Томы больше дрожи. — Ты такой чувствительный, я с ума схожу от этого, ты в курсе? — шепчет так, чтобы Тома услышал. — ха-а.. — легко выдыхает на член и мягко вбирает головку в рот, из-за чего сверху доносится хныканье. Аято чувствует, как ему самому уже порядком давят шорты, у него встает на мужа как по команде, но реакция Томы заставляет его всё больше ощущать на себе всё, не дотрагиваясь до паха руками. Он продолжает, вбирает член до середины, расслабляет горло и пытается привыкнуть, потому что минет, конечно, хорошо, но он не такой частый в их отношениях, как горячий секс или простое занятие любовью, когда они шепчут друг другу теплые слова. Тома, не зная куда деть руки, нервно сжимает их на подлокотниках и Аято, заметив это, перемещает свои руки с бедер, на руки любовника, заставляя его расслабиться, и немного сбавляет темп. Но у него то своя тактика, правильно? Он тянет его руки к себе в волосы, заставляет сжать в кулаке и управлять его головой, как хочет, но он, Тома, не делает этого, отдает власть Аято и позволяет взять контроль окончательно. Он не отпускает волос из кулака, нет, держит, но не сильно сдавливает, что немного начинает сбивать с толку. Мужчина решает не сдаваться, он хочет довести любовника до ручки, чтобы наслаждение стекало патокой по венам, сладкой, тягучей и горячей. Аято снова вбирает член до середины, на этот раз он не останавливается, он расслабляет глотку, периодически втягивает щеки и водит языком по члену во рту настолько, насколько это возможно, чтобы доставить как можно больше удовольствия. Тома головкой чувствует какой дальше жар, как приятно и хочется толкнуться, но не хочется причинить возлюбленному дискомфорт. Аято, удивительно, не бьется головой об стол. Он сжимает предплечье Томы своей рукой, потому что ухватиться толком не за что, а второй рукой, правой, гладит под коленкой, чувствуя, как из раза в раз напрягается мужчина над ним и дергается член во рту. Пропускает член дальше, в горло, пускает больше слюны, которая уже стекает по подбородку вниз, капая на пол, и мурчит что-то из середины, принося легкую вибрацию на член и зная, что у его мужа от этого поджимаются от удовольствия пальцы на ногах и появляются искры перед глазами; его рука всё ещё у него, Аято, волосах, который чувствует, как она крепко сжимается. Сверху доносится сдавленное «До свидания, хорошего дня», двойное клацанье мышкой и протяжной, громкий стон. У соседей сегодня веселье. Он выпускает член изо рта и дает Томе выехать на стуле из-под стола, таща за собой сидящего на полу Аято, который на уже покрасневших коленях смотрится ещё более возбуждающим, чем Тома себе представлял, пока смотрел поочередно в ноутбук и потолок, пытаясь не свихнуться только от одного его вида. У Аято взгляд затуманенный, лицо красное, а подбородок мокрый от его же слюны. Тома пытается вытереть это, но он шутливо бьет его по руке, мол, я отсасываю, а не телячьи нежности развожу! Хмыкает и возвращается обратно, к делу, потому что возбуждение отдает в виски пульсацией и желанием быстрее получить удовольствие. Он снова заглатывает, и снова до глотки, но не быстро, тягуче, хочет почувствовать горячий член во рту, почувствовать, как дрожит от удовольствия его любовник и тихо шепчет «Пожалуйста... прошу, быстрее», что окончательно сносит голову Аято. Он выпускает член изо рта, широко облизывает его снизу вверх, от яиц и присасывается к головке, из-за чего слышит нервное «А-аято..» и мысленно ухмыляется сам себе. Мужчина начинает надрачивать член рукой, помогая себе и подставляя рот под головку. Чувствует, как член в его руке пульсирует, обхватывает его губами и втягивает щёки, создавая вакуум. Проталкивает член настолько глубоко в глотку, как может, утыкается носом в лобок, и пускает больше слюны. В горло бьет струя спермы, горячей, вязкой, и для него, Аято, почему-то вкусной. Он её проглатывает, чувствуя как удовольствие прокатилось по позвоночнику, и как из-за этого, не касаясь себя, спустил в шорты... позорно кончил, как подросток в пубертате, который впервые посмотрел хорошее порно. До дрожи приятно, до трясущихся коленок и слабых рук. Но самое вкусное в этом моменте, это тот громкий и сладкий стон Томы, ради которого он готов делать ему хоть сотни минетов: он обожает его, он записал бы его в своем мозге и переслушивал каждый раз. Он просто зависим от него, от самого Томы и от всего, что с ним связано. От нежности и ласки, до доброты и до любых плохих эмоций. Аято смотрит на покрасневшего любовника — мужа, — как на картину, как на самое прекрасное, что он видит в этой жизни. Сморит с ощущением, что если моргнёт — всё пропадёт. Он определенно точно за-ви-сим. Вообще без сомнений. Сфотографировал и смотрел бы на него вечность. Тома переводит дыхание (пытается, правда!), откидывает голову назад, но все ещё тяжело дышит. Смотрит обратно на Аято, который до сих пор сидит у него между ног с мокрыми штанами, красным лицом с открытым ртом и таким видом, будто видит перед собой искусство. Он начинает улыбаться, и Тома улыбается ему в ответ, протягивает руки к его лицу и тянет на себя. Целует. Влажно, с пошлым чмоком, слизывая языком слюну и остаток спермы, который остался в уголке губ. Отстраняются и тяжело дышат — близко к друг другу, одним воздухом, будто у них одни легкие на двоих.***
Аято продолжает целовать Тому, пока тот не упирается в его плечи руками, мягко отталкивая. — Ну всё, хватит, — его продолжают целовать. — Аято! — возмущённо. Мужчина отстраняется грустно хныкает ему в ответ: — Почему ты так жесток сейчас со мной? — смотрит жалобно, выпрашивает ещё. Тома смотрит на него в ответ, и, честно, еле сдерживает себя, но понимает, что если они продолжат, то все остальные дела на день полетят к чёрту. Раздается хлопок входной двери, из-за чего оба вздрагивают. Аято удивленно смотрит на Тому, а у того в глазах осознание. Аяка. Он сам её пригласил и добросовестно про это забыл. И не предупредил Аято о её приходе. Тома смотрит на часы, которые стоят на столе и мигают белым: ровно два часа дня. Девушка словно телепортировалась в их дом, совершенно неожиданно и непонятно. — Тома? — зовет Аяка в коридоре. — То-ома! — Сейчас, подожди! — он пытается не выдавать паники в голосе пока торопливо надевает штаны и пытается снять пиджак. — Иди на кухню! Аято быстро встает и чуть не падает назад, попятившись, но всё же удерживает равновесие. Он смотрит на мужа, потом на шорты и снова на него. Вопрос «что делать?» повис в воздухе. Тома кивает на шкаф, как бы говоря, чтобы тот взял чистые штаны, а сам поправляет футболку и осторожно подходит к двери. Аято возится, переодевается, и пока он занят, его муж идет на кухню к подруге. — Ты что так долго? Я успела все разобрать, — Аяка спрашивает не оборачиваясь. — Совещание было, бумаги убирал... — тянет задумчиво. — Ставила чайник? Девушка отрицательно качает головой, левой рукой делая движение, мол, сам ставь. Аято выходит из коридора в кухню, шлепая босыми ногами по паркету, кивая сестре. — Чего красный такой? — Жарко, — отвечает уставши. Диалог не вяжется. Неловко. — Кондёр, кажется, сломался. — задумчиво тянет Тома, смотря на подругу. — Я вызову позже мастера. Чайник уже вскипел и две кружки с чаем стоят на столе, Аяка заливает себе кофе, добавляя молоко и пару ложек сахара. Тома и Аято переглядываются выразительно, и пока второй на него с возмущением смотрит и крутит пальцем у виска, его муж тихо хмыкает. Аяка даже слишком задумчиво с улыбкой колотит сахар в чашке кофе смотря в окно. Она в любом случае знает, чем они занимались.