Старость

      Иорвет касается руки Роше, оглаживает выпирающие костяшки, ведёт пальцем, словно стараясь разгладить кожу. Поднимает ладонь, опуская её на щеку спящего человека, тихий храп смолкает на секунду, а потом возобновляется. Иорвет смотрит на нахмуренные брови, на стиснутые зубы. Спокойствие не приходит к Вернону даже во сне. Рука гладит его, и Роше слегка расслабляется, пока палец проводит по морщинкам под глазами, пересчитывая их. Больше, чем год назад даже и уж точно куда как больше, чем было лет двадцать назад, когда они не делили ещё одну кровать на двоих, а гонялись друг за другом, мечтая вздёрнуть на ближайшем дереве или воткнуть в сердце меч.       Сейчас же Иорвет касается поцелуем лба и накрывает Вернона ещё одним одеялом — человек в последнее время постоянно мёрзнет, даже находясь в самой тёплой комнате и кутаясь в шерстяное одеяло. «Кости старые стали» — Роше это веселит, а ухмылка на его губах все такая же как раньше. Человек легко принимает свой возраст. Только вот Иорвету совсем не смешно.       Рука пытается разгладить кожу, натянуть, снова вернуть былую гладкость и свежесть. Стереть все морщинки.       — Что ты творишь? — сонно спрашивает Роше, приоткрывая глаза. Он ёжится: ему все ещё холодно. — Что тебе щека моя сделала, а?       Даже голос уже другой, тише, дребезжащий какой-то. А может ему просто кажется? Старость неумолимо утягивает Вернона в свои объятия, а Иорвету впервые за долгие десятки лет жизни не мерзко, а страшно от вида ставшей дряблой кожи, от тёмных пятен на ней. Страшно когда Роше, стараясь скрыть это, незаметно морщится и растирает спину. Пытается казаться сильнее, живее. Ради все ещё так же молодо выглядящего эльфа, словно и на секунду не постаревшего. Иорвет старше его раза в четыре. Если бы не острые уши, их могли бы принять за отца и сына. Хотя, скорее за старшего учителя и его ученика. На кровных родственников они все же совсем не похожи.       Иорвет убирает руку и видит, как щека Роше возвращает себе привычный уже вид. Лицо изрезано морщинами, а под глазами залегли тёмные круги. Он гладит волосы человека. Хорошо, что светлые — в таких почти не видно седину, однако если всматриваться, можно заметить как она побеждает русый, обесцвечивая его и захватывая себе все больше и больше пространства. Иорвет предпочитает не присматриваться, чтобы ничего не замечать.       — Ничего, спи, Вернон, — он снова целует Роше в лоб. Ждёт, пока дыхание станет умереннее и вернётся храп, а потом убирает руку, отодвигается, садясь и спуская тощие ноги на ледяной пол. Горбится, разглядывая свои ладони. Себя Иорвет чувствует старее Роше, но тело все ещё дышит жизнью и силой. Сколько осталось человеку? Десять лет? Двадцать? Тридцать, если очень повезёт и старые раны, болезни и регулярные голодовки не убьют его раньше. А Вернон не из тех, кто может спокойно умереть в постели в окружении родственников, будучи почти ничего не соображающим стариком. Собственная ладонь гладкая, а кожа упругая. Из людей такой могут похвастаться только юнцы да чёртовы чародейки. Сколько осталось самому Иорвету? Не меньше пятидесяти точно, а может и больше, если вокруг шеи не обернётся раньше висельная верёвка и не воткнётся под ребра вражеский меч.       — Вернись в кровать, — хриплым со сна голосом зовёт Роше. Иорвет дёргается, отмирает, не зная сколько просидел так, смотря одновременно на свои руки и сквозь них. Явно дольше «пары минут», раз человек уже успел снова проснуться. За спиной слышится копошение, зевок и недовольное бормотание под нос — с возрастом Вернон становится ворчливее. Иорвета обнимают поперёк груди, касаются сухими, обветренными губами плеча и упираются в спину лбом.       — Я не собираюсь умирать ни завтра, ни послезавтра, ни через год, — слова Роше заставляют его вздрогнуть — словно мысли читает. Или просто слишком его хорошо знает? Вернон шумно вздыхает и трётся холодным носом о его лопатку. — Да и жил же ты как-то без меня свою чертовски долгую жизнь. Ты справишься.       Иорвет в этом уверен. Жить без Роше, не зная каково это — его любить — было просто. Воевать с ним, постоянно отпуская в последний момент — интересно и легко. Узнав же как это — засыпать и просыпаться рядом с этим невозможным человеком, чувствовать его по-собачьи чистую любовь и преданность — слишком сложно представить себе существование в одиночестве. У него и так не осталось ничего, кроме старого уже не врага.       — Ты все равно умрёшь раньше меня, — звучит обиженно. Словно Роше виноват в этом и в том, что родился человеком. С круглыми ушами и коротким сроком жизни. — А перед этим сморщишься словно гнилая картошка. И, может, потеряешь рассудок.       Роше не обижается, наоборот смеётся над ним и сжимает крепко. Так же, как раньше, совершенно не ослабляя хватку со временем.       — Разрешаю меня убить если я стану безумным, путающим дни стариком. Умру как ты и хотел тогда — от твоей руки, — сухие губы Роше ласково касаются мочки его уха, заботясь и утешая. — Обещаю тебе после смерти прорваться на ваш остров яблонь и ждать тебя там. Чтобы продолжить мешать тебе спокойно существовать и в посмертии.       Иорвет кивает и поворачивается к нему, целуя и стискивая Роше в своих руках. Продолжая наслаждаться тем временем, что у них ещё есть.

***

      Он вспоминает об обещании, подходя к свежей могиле и ласково гладя светлый мрамор кончиками пальцев. Он вспоминает о нем, когда стрела точно пробивает его сердце, лишая жизни. А перед взглядом встаёт улыбка Роше, что был еще молод, с растрёпанными светлыми волосами.       Ждущий его все это время.