Разрушенная крепость

      Новости доходят до Филавандреля не сразу. Проходит пару дней после нападения на Каэр Морхен, когда он впервые слышит об этом от вернувшегося из города дозорного. Тот роняет это в разговоре, раздражённо фыркая на людей. Совсем недавно он жил среди них — в обычной человеческой деревне, но спасся лишь чудом избежав смерти в последнем погроме. Ему не жаль ни фанатичную чародейку, ни пошедших за ней людей, ни ведьмаков. Чем больше bloede dh’oine сдохнет, тем лучше.       Филавандрель замирает, передаёт жмущуюся к нему малышку стоящей рядом эльфке. Девочка тянет руки, не желая отпускать его и боясь оставаться с кем-то другим, но он мягко отстраняет её руки и спешит к дозорному. Среди своих она в безопасности.       — Что с ведьмаками? — в обычно размеренный, тихий голос прорываются нотки беспокойства, тревоги.       — Сдохли, а их крепость развалена, — в ответ зло пожимают плечами, не понимая его волнения. Да, мутанты, но чем лучше они других dh'oine? Такие же мерзкие твари.       Филавандреля не заботят все ведьмаки, ему интересен только один конкретный. Алчный, невозможно бесстыжий, временами слишком несерьёзный, да. Но всё равно его друг. У Весемира много отрицательных черт, но полно и положительных, тех, что не видно сначала за общим фасадом человека, заботящегося только о звенящих монетах и ни о чём больше.       Филавандрель замирает, а в его усталых глазах проскальзывает хорошо скрываемая боль. Он старается не показывать остальным свои эмоции (судя по всему, получается не очень — эльфы замечают его волнение и испуг). Он берёт коня и уезжает скорее — прочь, к разорённой ведьмачьей крепости. Надеясь на что-то, не успеть (уже поздно), а веря в то, что слухи неточны. На то, чтобы добраться, требуется время, лишние часы сковывающего душу страха и переживаний из-за потери кого-то их своих.       Дыма уже нет, но в воздухе всё равно витают запахи крови и погребальных костров. Это надежда. Это значит, что кто-то выжил. Иначе некому бы было их хоронить.       Лошадь под ним прядёт ушами и замедляет свой шаг — боится, чувствует кровь и зловоние от трупов людей и монстров. Приходится хлопнуть ладонью по крупу, чтобы она ступила на мост, ведущий в крепость. Филавандрель не слышит ничего. Ни голосов, ни чьих-то движений. Ни даже пения птиц. Он спешивается у разрушившихся ворот и ведёт упрямящуюся лошадь под уздцы. Вокруг разруха. Не убранные ещё тела погибших людей и чудовищ. Следы крови и каменная крошка, покрывающая весь двор. Каэр Морхен, крепость Старого Моря, выглядит совсем не так величественно-мрачно, как раньше. Филавандрель внимательно всматривается во всё ещё лежащие во дворе тела, не замечая на их шеях ведьмачьих медальонов. Просто люди — они не важны. Всматривается в пробитые старые стены, вспоминая одну из зим с десяток лет назад, проведённую тут вместе с Весемиром.       В голову лезут непрошенные воспоминания. О молодом ведьмаке, притащившем его сюда с приходом заморозков. Недовольное ворчание остальных. Едкий запах эликсиров и спирта, тепло от каминов. Взгляды мальчишек — с обычными ещё глазами — волчьи, настороженные. Комната Весемира, мягкая шкура на кровати, бутылки алкоголя и словно случайный, пьяный поцелуй с привкусом трав.       Старый эльф медлит, не желая заходить внутрь главного здания, предаётся воспоминаниям вместо этого. Оттягивает момент и впервые молится Дане за человека. Дверь поддаётся легко. Слишком. Стоит только коснуться её ладонью, и она бесшумно отворяется. Филавандрель тихо переступает порог, заходя в пустоту и темноту разрушенной крепости. Сначала он не слышит ничего. Но стоит замереть, не издавая ни звука, как получается различить голоса — потоньше, скорее всего, детский, и грубоватый мужской. Он спешит на них, стараясь не шуметь. Далеко не все будут рады эльфу. Уж точно не люди, напавшие на ведьмаков — эти готовы убить и своих, что уж говорить о нелюдях.       Звуки исходят из просторной залы, бывшей когда-то общей столовой. Комната выглядит целой, но чертовски пустой. Он помнит её другой — шумной, тёплой и хорошо освещённой. Сейчас же занят только один из столов в углу. Филавандрель видит детишек — ёжащихся, явно чувствующих себя не в своей тарелке. Один из них бросает на него подозрительный взгляд, щуря кошачьи жёлтые глаза — уже прошёл испытание травами. Мальчишка весь подбирается, но на его плечо успокаивающе опускается рука в чёрной кожаной перчатке. Тот, кого искал Филавандрель, жив. Поворачивается, улыбается непривычно печально одними уголками губ. Обычно Весемир выглядит иначе. Смотрит нагло, немного насмешливо и похабно. Сейчас в его взгляде видна усталость, боль потерь и непонимание, что делать дальше. У него на руках кучка мальчишек, смотрящих на чужака взглядами маленьких волчат, разрушенная крепость и сотни трупов, устилающих двор. И слабо заметный страх перед будущим.       Но это быстро уходит, скрываясь за очередной широкой усмешкой. Весемир встаёт из-за стола, и Филавандрель не спешит, совсем нет, просто быстро подходит и заглядывает в глаза этому невозможному и, к счастью, живому ведьмаку. И даже позволяет сгрести себя в крепкие медвежьи объятия. Обхватить в ответ, сжать и прижаться всем телом оказывается на удивление легко.       Им не сразу удаётся поговорить. На попечении у Весемира теперь дети — несколько мелких ещё, пусть уже и прошедших через мутацию мальчишек. Им нужна еда и постель для сна — желательно не прямо рядом с остывающим трупом. Да и Филавандрель не хочет говорить при них, особенно памятуя об остром слухе ведьмаков. Они и не говорят, вместе расчищая территорию. Потому, что это кажется правильным — неважно, что с телами людей, Весемира больше волнуют трупоеды, что могут прийти на запах недавно пролитой крови, и тела братьев по цеху, которые стоит по всем правилам предать огню. Филавандрель молча предлагает помощь, думая о том, чего хочет друг.       Устав к вечеру, они собираются снова во всё такой же пустой столовой, перекусывая картошкой из не заваленной камнями кладовой. Остаться одним и отойти на достаточное расстояние получается только ближе к ночи, поднявшись во всё ещё целую и всё такую же, как и раньше, комнату. В ней всё также стоит дубовая широкая кровать с чьей-то шкурой поверх одеяла, стойка под мечи и тяжёлый сундук.       Филавандрель подходит ближе к узкому окну, вглядываясь в тёмное небо и звёзды, не желая смотреть на разруху внизу. Он не говорит ничего о том, что случилось, понимает Весемирову боль. Знает её по погромам и людской ненависти к Старшим расам. Dh’oine всегда со страхом и злостью смотрят на тех, кто хоть как-то отличается от них. Но он об этом молчит.       — Думал, что я умер, да? Боялся, да, Фил? — Весемир ухмыляется. Почти привычно. Скидывает с себя доспехи до боли знакомыми движениями. И обнимает, заставляя проглотить всё возмущение. — Я рад, что ты приехал.       — А я рад, что ты жив, — Филавандрель позволяет себе тяжёлый вздох и усталую улыбку, чувствуя, как холодная рука ведьмака забирается под его плащ и ложится на поясницу. Как когда-то много зим назад Весемир касается его обветренными и на этот раз не хмельными губами поцелуем. Безмолвно обещая — не бойся за меня, эльф, я живучий, ещё долго не умру.