Chocolates and Hopeless Love/Шоколад и Безнадежная любовь

— Я ненавижу День Святого Валентина, — заявила Беллатрикс, вонзая вилку в кусок шоколадного торта. — Это глупый праздник был придуман жадными капиталистами, чтобы они могли завышать цены на всё, втягивая толпы бедных и невинных людей в свои агрессивные маркетинговые схемы. — Агрессивные маркетинговые стратегии, суть которых предполагает пристыдить любого, кто не идет на свидание в этот день. Ни для кого не имеет значения, что меня пригласили несколько человек, и я им отказала. Не имеет значения, что это МОЙ выбор не идти на свидание с кем-то, кого только встретила. Это все еще: "бедная одинокая Гермиона, уверена, что ты найдешь кого-то, кто... " — Ты не говорила, что тебя звали. Кто же пригласил тебя? — спросила Беллатрикс. — Маклагген, конечно. Этот ублюдок находит любой предлог, чтобы пригласить меня. Ты помнишь омелу. Беллатрикс прорычала. — А так же, Астория Гринграсс, Теодор Нотт, Эви ... — Кто же знал, что ты так чертовски популярна? — Это всего лишь свидание на День Святого Валентина. — Почему ты сказала «нет»? Уверена, что вы с Асторией прекрасно бы поладили, — в её тоне проскользнула злоба. Легкий жар разлился по щекам. Ответ сидел рядом с ней и выглядел совершенно очаровательно. На ней была одна из толстовок Гермионы, ранее любезно предоставленная в результате несчастного случая на кухне, и она была ей на пару размеров велика. Не то чтобы она когда-либо говорила Беллатрикс, что та выглядит очаровательно. — Они мне не нравятся, зачем мне идти на свидание с кем-то из них? — Чтобы ты не провела весь День Святого Валентина со старухой. — Ты не старая. Даже если и была старой, а это было не так, она не выглядела таковой. Ее кудри бросали вызов гравитации, а обсидиан еще не был захвачен серебром, бледная кожа была гладкой, как шелк, и сияла, как луч лунного света, вес еще не заставил сутулиться, поэтому она стояла прямо и царственно: аристократка среди массы бедняков. — К тому же, — продолжала она. — Мне нравится проводить с тобой время. — До сих пор не понимаю почему. Потому что день был пустым, если она не услышала хотя бы один из «зловещих забавных фактов» Беллы. Потому что любимый цвет Беллы - желтый, и что она ела бы сладости на каждый прием пищи, если могла. Ничто не заставляло Гермиону улыбаться больше, чем услышать, как каждый, кого Белла видела в тот день, сделал абсолютно всё неправильно. Обсуждения различных теорий, книг и магии не удовлетворяли, потому что никто не смог сравниться с ней в уме, кроме Беллы. Не могла заснуть, не услышав голос Беллы или ее смех, и не тот, которым она говорит на публике, а низкий, горловой. Показывала Белле, как работали маггловские вещи, и это было её любимым занятием, потому что у той появлялось милое выражение замешательства на лице. И она была так полна решимости понять их, что не остановилась, пока не сделала бы это. Жизнь ощущалась слишком предсказуемой без Беллатрикс. Без её энергии или же хаоса. Без её интенсивной заботы о тех немногих дорогих людях, но при этом о каждом животном, что заставляло ту появляться на пороге Гермионы с белкой и более чем одной кошкой. — Потому что ты моя подруга. — Которой не должна быть. У тебя есть все основания меня ненавидеть. Как она могла ненавидеть ту, которая заставила снова чувствовать? Когда мир стал черно-белым, Белла вернула ему цвет. Вызывала улыбку, даже когда сердце было разбито. Поддерживала, когда всё разваливалось на части. Не оставляла одну. Выслушивала про каждый кошмар, каждый страх, каждую неуверенность без капли осуждения. Когда она осталась одна, когда все ушли. Все, кроме нее. Белла стояла рядом. Никогда не навязывалась силой, уважала каждый выбор, каждое решение. Сидела рядом с Гермионой на лютом холоде, потому что понимала необходимость что-то чувствовать, даже если это "что-то" боль. Чувствовать, что все еще жива, потому что иногда, охватывало оцепенение и не было уверенности, в том, что ты не являлась ничем иным, как Спектром, гниющим среди живых. Приносила чай с булочками и сидела рядом с Гермионой, когда она не ела по несколько дней. Умудрялась мягко уговорить положить еду в рот, чтобы заполнить дыры, о существовании которых Гермиона и не подозревала. Заботилась и видела трещины, которые та так старалась скрыть, заполняя их золотом. Белла заставляла её смеяться и обнимала, когда та плакала. Именно она послужила причиной первой за долгое время улыбки Гермионы. — Я проработала это ещё давным-давно, Белла. Я не испытываю к тебе отвращения и никогда бы не смогла. — Ты должна! Я ненавижу себя. За все, что сделала и за все, что не должна была делать, но все равно сделала. — Ох, Белла. Гермиона прислонилась к Беллатрикс и приобняла за плечи. Беллатрикс положила голову на плечо Гермионы. — Ты заслуживаешь того, чтобы простить саму себя. Достойна счастливого конца. — Почему же я заслуживаю получить счастливый конец, когда украла его у столь многих? — Потому что ты отдала больше, чем взяла. Добро - вот что важно. — Все хорошее, что я сделала, покрыто такой болью и ужасом, что его вряд ли возможно считать таковым. Так почему же я не должна страдать из-за этого? — Потому что тебе не все равно, Белла. Возможно, ты немного заблудилась, но ты всегда стремилась к лучшему. Да, действие не то же самое, что и намерение, но это не значит, что намерение ничего не стоит. Намерение - это то, кто вы есть, именно оно определяет вас, а не действие. Твои намерения всегда были верными. — Намерение ничего не стоит, каждый человек думает, что он на правильной стороне, дорогая. Люди не ходят повсюду пытаясь быть злыми. Намерение сугубо лично, важно лишь то, что вы делаете. — И ты спасла нас всех, Белла. Ничто не может обойтись без потерь, и у тебя их было больше, потому что ты сделала такое количество добра, которое невозможно оценить. — Только потому что я сделала что-то хорошее, это не значит, что являюсь хорошим человеком. — Нет, но это значит, что ты не так уж и плоха. Получается, что ты где-то посередине, и это нормально. Ты прощена и заслуживаешь улыбки. Ты не обязана ненавидеть себя и не должна чувствовать вину за то, что живешь. Беллатрикс издала слабый смешок. — Боюсь я испортила тебе праздник. — Ты ничего не испортила, и мне плевать на праздник. Я забочусь о тебе. — Ты так говоришь только из-за своих плюшевых мишек. Гермиона могла сказать, когда Белла хотела сменить тему. Конечно она не стала бы давить, это ничего не дало, но в то же время не хотела позволить той соскочить с разговора. Не остановилась бы, пока Белла не простила себя. Сделала бы для Беллатрикс всё, что та сделала для нее, потому что действительно заслуживала этого, заслуживала больше, чем кто-либо заслуживал чего-либо. — Что я должна делать с тремя плюшевыми мишками размером в человеческий рост? Не могу же положить их на кровать, потому что иначе пришлось бы спать на полу, и дома оставить тоже не вариант. Ты вообще знаешь, как жутко спускаться по лестнице посреди ночи за стаканом воды только для того, чтобы обнаружить, что кто-то сидит на твоем диване, потому что совершенно забыла, что положила туда одного из медведей? Поскольку я логичный человек и не хотела умирать, выстрелила в него заклинанием. После этого он весь был изуродован, и в доме ещё несколько недель пахло просто ужасно. Хочешь знать самое худшее? В этом году они от одного человека. Он искренне считал, что мне необходимо трое гигантских плюшевых медведей! Какой психопат может подумать: "ого, идеальный способ ухаживать за девушкой - это послать ей трех огромных плюшевых медведей?" Беллатрикс, которая прижалась к её груди, сильно тряслась. Не издавала никаких звуков, кроме небольшого глубокого вдоха время от времени. — В этом нет ничего смешного! Это настоящая проблема! — Конечно же смешно. Ты спалила чертову плюшевую игрушку, потому что думала, что она пытается тебя убить. Кроме того, уверена, существует много людей, которые плачут, потому что у них нет медведя. — Я с радостью пожертвую своих медведей. — О, нет, мне нужно увидеть, сколько тебе потребуется времени, чтобы добраться до ста. Говоря об этом, где ты их хранишь? — Я... э-э, они в моем гараже. — В гараже? У тебя армия из семнадцати плюшевых медведей, которые просто сидят в твоем гараже. — Было неловко выбрасывать их, они стоили денег. И их всего шестнадцать. Мне пришлось выбросить того, которого сожгла в прошлом году. — Медведь, которого ты приняла за захватчика дома? — Да, того самого. — Хм, значит, с этими тремя получается девятнадцать. Я куплю тебе одного, чтобы было ровно двадцать. — Пожалуйста, не надо. — Эхх, понимаю, что никто никогда не заменит медведя, вторгшегося в дом, но тебе нужно постараться двигаться дальше. — Знаешь, что? Я иду на кухню. Наша вторая порция печенья уже должна была остыть. Гермиона позволила Беллатрикс отпрянуть, прежде чем встала с дивана. — Не ешь мои конфеты, пока меня не будет! — Не буду, но я не могу дать такое обещание за медведей. Гермиона добралась до кухни и подошла к противню с печеньем на стойке, не обращая внимания на то, как холодно без Беллатрикс. Ей необходимо было встать с того дивана. У нее не переставала кружиться голова всякий раз, когда Беллатрикс всем телом вот так прижималась к её. Это казалось таким естественным, то как идеально Беллатрикс вписывалась в него, словно, так и должно было быть. Слишком больно имея это, было обманывать себя и полагать, что между ними что-то могло бы произойти, что Беллатрикс когда-нибудь способна была почувствовать хотя бы малую толику того, что чувствовала она. Только для того, чтобы она оказалась вытянутой обратно в реальность. Реальность, в которой никогда не могла быть с Беллатрикс, по одной простой причине, Беллатрикс никогда не полюбит ее. Пыталась разлюбить, двигаться дальше, но это не сработало. Белла не покидала её мысли, и в конце концов Гермиона чувствовала себя хуже, чем до всех этих свиданий. Она осознала, что никто никогда не будет таким совершенным, как Беллатрикс, что никто и никогда не был способен заставить чувствовать то же самое. Это могло сработать, если бы ей удавалось сохранять отношения дольше чем на два месяца. Но не смогла, это слишком походило на ложь тому, с кем встречалась. Она их не любила, они были заменой, и притом очень плохой. Слишком часто лица превращались в лицо Беллатрикс, и слова звучали её голосом. Несправедливо, почему она не могла быть с кем-то, кто любил ее? Почему не имела и шанса испытывать такие глубокие чувства к кому-то другому? На данный момент перестала даже пытаться встречаться, к счастью, хотя бы, никто не упоминал, что у нее никогда не было романтической жизни. Немного обидно, потому что все они так интересовались личной жизнью друг друга, но им было абсолютно наплевать на её. Всегда только: ты с кем-нибудь встречаешься? Она говорила "нет", и все просто шли дальше. Пару раз видела, как обменивались чем-то похожим на галеоны, а это означало, что каким-то образом ее личная жизнь вошла в обширную сеть ставок одной из подруг. Гермиона наконец-то вспомнила, что пришла взять печенье. Быстро прикоснулась к ним, чтобы убедиться, что они не слишком горячие и положила их на тарелку. Беллатрикс развалилась на диване, переключая каналы на телевизоре, когда Гермиона вернулась. Также она открыла упаковку в форме сердца, полную шоколадных конфет, которые Гермиона специально велела той не есть. — Белла! — Что? — Я же говорила не есть конфеты. — На самом деле это кажется несправедливым. Сегодня мы делимся всем, почему бы не шоколадом? — Они от Рона. Он сказал, что эти особенные, я просто хотела попробовать, пока их не украли. — Ну, еще осталось... Ох, похоже, я все съела. — Как ты умудрилась быстро съесть так много? Гермиона подошла к Белле и поставила тарелку на стол. Снова села на прежнее место на диване. — Ммммм, не знаю. На самом деле я не обращала внимания на шоколад. — Да, вижу. Что ты делаешь? — Чувствую у меня настроение для имбиря. — У тебя… настроение для... имбиря? — Для имбиря, да. — Эм, почему? — Рон ─ рыжий. (ginger - имбирь/рыжий) — А? Ты же ненавидишь Рона. О боже, пожалуйста, не говори, что ты собираешься попытаться выстрелить заклинанием в того рыжего парня по телевизору, потому что не хочу, чтобы мой телевизор испортился. — Зачем мне стрелять в кого-то, кто похож на Рона. Он прекрасен. — О, очень забавно, ты невероятно уморительна. Она оторвала взгляд от телевизора и впервые посмотрела на Гермиону. — Я никогда не стала бы шутить о Роне. — Что-то случилось, раз тебе так внезапно начал нравиться Рон? Не пойми меня неправильно, я рада, что тебе наконец-то понравился мой друг, но... — Нравится? Нет, нет, нет. Я люблю его. — Ты что? — воскликнула Гермиона. Всякий раз, когда Гермиона упоминала Рона, на лице Беллатрикс появлялась гримаса отвращения. Ей также доставляло удовольствие напоминать Гермионе, что она считала его идиотом, совершенно лишенным креативности, грязным и в целом, довольно неприятным человеком. — Я люблю его, — она вздохнула — Он идеален. Все, что может пожелать женщина: огненно-рыжие волосы, которые подходят к его милым маленьким щечкам. Глаза цвета морской волны. Не говоря уже о теле, ох, игроки в квиддич всегда в отличной форме. — Я-я не понимаю. С каких это пор? Она нахмурилась. — Не могу сказать точно. Думаю, довольно давно. Как я могла не любить такое очаровательное личико? Но только сейчас смогла понять. Гермиона ожидала, что Беллатрикс влюбится. Стала бы счастливой и влюбленной в кого-то ещё. Не было ни шанса, чтобы она этого не сделала, она невероятна. Но двигаться дальше и влюбиться в Рона, ну, это было... шокирующие. — Как думаешь, я ему интересна? — она послала Гермионе полную надежды улыбку. — Нет. У Беллы на глазах навернулись слезы, и она опустила голову. — Ох. Ее грудь разрывалась на части. Слезы Беллы — редкость и она отказывалась становиться их причиной. Даже если это причиняло боль, счастье Беллы всегда ставила выше собственного. Это был не вопрос, не было чем-то, что должна была решать. Видеть боль Беллы всегда будет хуже, чем чувствовать собственную. — Нет, нет, Белла. Просто, думаю, он не очень хорошо тебя знает. — Мы можем это исправить! — Мы можем? — Вы с ним друзья, ты можешь отвести меня к нему. — На самом деле он не рассказывал о своих планах, так что я не могу этого сделать. Беллатрикс схватила пустую коробку конфет и швырнула в Гермиону. —Лгунья! Ты просто хочешь, чтобы он принадлежал только тебе! Гермиона потерла больное место на лице, прежде чем подняла коробку с колен. От неё исходил слабый запах. Цветочный и очень сладкий. Он ощущался странно знакомым, но она понятия не имела, откуда взялось это чувство. Определенно запах шел не от конфет. На самом деле, вероятно, он не было бы заметен с конфетами в коробке. Было ли что-то в шоколадных конфетах? Возможно она слишком остро отреагировала и позволила эмоциям взять верх. Или же она была в стадии отрицания, в конце концов, это первая стадия при горе. Но что-то действительно не так. Для Беллы не имело смысла симпатизировать Рону, не говоря уже о том, чтобы любить его. И что бы ни находилось в коробке, стоит полагать что-то серьезное. Есть вероятность, что это одна из разновидностей безумия перед неминуемой смертью. Как бы то ни было, она не могла позволить Белле умереть. Жизнь без Беллы вообще не была бы жизнью. Но куда она могла ее отвезти? Если это действительно была реакция на зелье, Белла убила бы ее за то, что та позволила ей выйти на публику в таком виде. Тогда, вероятно, убила бы любого, кто увидел, как она заискивает перед Роном. Кто же тогда? Пожалуй, одна из ее сестер. И это точно Нарцисса. Андромеда, может, и являлась ведьмой-медиком, но специализировалась на травмах, а не на зельях. Нарцисса разбиралась в своих зельях лучше, чем знала бывшего мужа. Единственная проблема заключалась в том, что Гермиона была почти уверена, что ее не пустят в дом. Сегодня День Святого Валентина, и она знала, что Нарцисса планировала отпраздновать данное событие. Гермиона взглянула на Беллатрикс, которая вырезала сердечки с надписью Р+Б на кофейном столике. Позже придется прочитать Беллатрикс лекцию о порче мебели, которая случалась достаточное количество раз, чтобы она точно знала, как пойдет разговор. Кроме того, были проблемы посерьезнее. Заменить стол она могла, а вот Беллатрикс нет. — Белла, ты права, я действительно знаю, где Рон, — на самом деле не знала, она не лгала раньше. — Я так и знала! Ты... — Я отведу тебя к нему, но сначала нужно съездить домой к твоей сестре. Гарри кое-что оставил там, когда ходил на чай в воскресенье, и попросил забрать. — Советую не прерывать мою сестру сегодня, мы должны пойти прямо к Рону. — Это очень важно. К тому же, если мы сначала пойдем к твоей сестре, ты сможешь попрактиковаться в том, что собираешься ему сказать. Она отчаянно надеялась, что Беллатрикс не начнет планировать вслух. Слишком тяжело слышать, как Белла говорила бы о ком-то другом. Вызванное безумием или нет, но это только подчеркнуло, насколько мал шанс, что она имела что-то большее, чем «мучительно близкие друзья» с Беллатрикс. Четыре человека могли аппарировать в дом Нарциссы, не подвергаясь нескольким проклятиям, призванным причинить как можно больше боли. Сама Нарцисса, две её сестры и Драко. Они также могли перемещать других людей внутрь, о чем Белла забыла упомянуть при этом, подробно рассказав Гермионе о кровных оберегах своих сестер. У нее чуть не случился сердечный приступ, когда Белла схватила ее за руку и аппарировала. — Хорошо, идём. Знакомое покалывание пробежало по руке, когда она схватила Беллу за предплечье. Затем тошнотворное чувство перевернуло желудок, и они оказались в грандиозном фойе. Полы и потолки из белого мрамора, а также золотые акценты покрывали комнату. Над ними висела люстра с множеством свечей. Арки вели в две отдельные части дома. Завершала комнату изогнутая лестница, ведущая на крытый балкон. Сверху донесся звук шагов, и Гермиона, подняв глаза, увидела Нарциссу, спускающуюся к ним по лестнице. Она была закутана в черный шелковый халат, и на лице виднелась легкая хмурость. Светлые волосы растрепались, но, как обычно, она все еще выглядела абсолютно изысканной. Гермиона убеждена, что женщина будет излучать царственность даже одетая в мешок для мусора и стоящая в свинарнике. — Белла, мисс Грейнджер. Чем обязана этим визитом? — сказала она, останавливаясь в паре футов перед ними. — Мне жаль прерывать ваш день, Нарцисса. Просто у Беллы небольшая проблема. — У меня нет проблем! — Белла, как ты относишься к Рону? Нарцисса приподняла бровь. — Он потрясающий, любовь всей моей жизни. Мы скоро его увидим? Ты обещала. — Сразу после этого, Белла. — О, хорошо, а то чувствую себя такой опустошенной без него. На самом деле он тебе не нравился. Ты не чувствовала себя опустошенной без него. — Беллатрикс съела несколько шоколадных конфет и начала вести себя вот так. От коробки странно пахнет, так что, очевидно, что-то с ней случилось. Особенно потому что Рон ей никогда не мог понравиться, по крайней мере романтически. Никогда. Нарцисса взяла коробку, которую ей протянула Гермиона, и осторожно понюхала. — Нет, моя сестра не влюблена в мистера Уизли. Полагаю, что эти шоколадные конфеты были пропитаны любовным зельем, — она снова повернулась, чтобы посмотреть на Беллатрикс, которая все еще болтала о Роне. — Интересно, как он пахнет, возможно теплым печеньем и домом. Или огнем, который так похож на его замечательные волосы. Ох, они наверняка такие мягкие. Надеюсь, что мне посчастливиться провести по ним пальцами. Даже услышать звук его голоса будет раем. — Нарцисса? Вы можете ее вылечить? — Конечно, мисс Грейнджер. Я просто хочу еще немного насладиться этим моментом. Беллатрикс напевала "Не могу не влюбиться". Гермионе хотелось, чтобы Нарцисса просто покончила с этим. В том, чтобы наблюдать, как Беллатрикс так глупо влюблена, не было никакого удовольствия. Она не должна быть такой. — Что же, думаю, теперь я готова. Дживви! — позвала Нарцисса, направляясь по коридору. Раздался хлопок, и рядом с Нарциссой появился домашний эльф. — Да, госпожа Блэк? — Пожалуйста, скажи моим гостям, что я занимаюсь семейным вопросом и, возможно, задержусь ненадолго. Они могут продолжать без меня. — Конечно, госпожа Блэк. Эльф исчез со вторым хлопком. — Где вы взяли эти конфеты, мисс Грейнджер? — От Рона, — отвечая Гермиона пошла вслед за Нарциссой, а прямо за ней Беллатрикс, все еще напевая. — Что согласуется с моей теорией. Зелье, скорее всего, предназначено для создания чувств к определенному человеку, в данном случае к мистеру Уизли, в отличие от усиления любых романтических чувств, которые у вас уже есть, — Нарцисса пробормотала что-то себе под нос. — Извините, что вы сказали в конце? — Не обращайте внимания. Когда он дал вам это? — Я получила их сегодня по почте. Нарцисса открыла дверь, и они вошли в оранжерею. Растения, свисавшие со стеклянного потолка и со стен, почти закрывая вид на сады снаружи. В большей части теплицы был земляной пол, и здесь тоже повсюду росли растения. Было почти невозможно пройти по нему, не наступив на них. Однако в этом хаосе существовала организация. Прошли в небольшую комнату с березовым полом и белыми каменными стенами. Там рядами стояли котлы самых разных размеров и материалов. На столах были разложены заметки, написанные черными чернилами и четким курсивом. Вдоль стен стояли старинные шкафы, сделанные из темного дерева и инкрустированные точной резьбой. Нарцисса собрала ингредиенты из ближайшего шкафчика и начала готовить их на одном из столов. — Вы планировали в ближайшее время встретиться с мистером Уизли? — Гермиона отведет меня к нему после этого, Цисси. Я ужасно нервничаю. Придется извиниться за все, что я ему наговорила. Может стоит позаимствовать что-нибудь из твоего гардероба? Возможно, он сочтет меня более привлекательной, чем в этой старой потрепанной толстовке. Любимая толстовка Гермионы. Отец купил её, когда водил смотреть на свой альма-матер, когда ей было девять. Конечно, изрядно поношенная, но это потому что она её любила. — Не хочу, чтобы ты нарушила пропорции, когда поймешь для чего они. Почему бы тебе не пойти и не выбрать для него букет в качестве извинений? — Да, это может сработать. Уверена, что смогу вспомнить, какие цветы лучше подходят. Спасибо тебе, Цисси, — Беллатрикс нырнула в заросли. — Будь осторожна с ядовитыми, Белла! — Не волнуйся, Цисси! — Итак, вернемся к тому, о чем говорили. Когда вы планировали встретиться с мистером Уизли? — Через шесть дней, двадцатого. — Тогда, скорее всего, это долговременный вариант. Хммм. Раздался громкий хлопок, и из котла поднялось большое количество дыма. — Вы сделали это? — Вряд ли, мисс Грейнджер. Только убедилась, что это не амортенция. Подозревала, основываясь на запахе, или отсутствии того, что должна была почувствовать, но посчитала необходимым подтвердить. Гермиона на мгновение задумалась, не спросить ли Нарциссу, какой запах она ожидала почувствовать, но решила, что из этого, вероятно, не вышло бы ничего хорошего. Они были друзьями, но Нарцисса не называла ее Гермионой, и скорее всего, не ответила на такой вопрос. — Что ж, хорошо, это поможет всё исправить, верно? — Да, не волнуйтесь, Белла скоро вернется к себе прежней. — И тогда она больше не будет любить Рона, и все вернется на круги своя. — Несомненно. Не думаю, что буду нуждаться в том, чтобы слышать, чьи-то комментарии относительно тела мистера Уизли, особенно от Беллы. Щеки Гермионы слегка порозовели. Далеко не тот образ в голове, которым могла бы наслаждаться. Белла и Рон, Белла и кто угодно. Ну, если это она и Белла, было бы, конечно, прекрасно. На самом деле, более чем прекрасно. — Её комментарии были только об этом, не так ли? Интересно... Это зелье похоти? — Нет, это любовное зелье. Комментарии касаются только тела, потому что мозг ищет способы оправдать то, что он сейчас чувствует. Оправдания основаны на том, что она заметила в нем, что не было негативным, зелье слишком слабое, чтобы превратить негатив в позитив. — Хотите сказать, что Белла находит Рона привлекательным? — Гермиона подумала, что ее сейчас вырвет. — Я говорю о том, что она заметила, как тот выглядит. Нейтральные вещи, например, его рыжие волосы или голубые глаза. Моей сестре не нравятся мужчины. — Ох, точно. Она совершенно забыла об этом в своей панике из-за эмоций Беллы, но да, она знала. — Не была уверена, что вы знаете. — Гермиона! Посмотри на этот букет, разве он не прекрасен? Белла бросилась к ней, держа в одной руке букет цветов. Вокруг них была повязана красная лента. — Они очень красивые. — Как думаешь, Рону понравятся? Нам никогда не придется это выяснять. — Как они могут ему не понравиться, они же от тебя. — Белла, у меня есть напиток для тебя, — Нарцисса зачерпнула часть противоядия в стеклянный флакон. — Оно поможет казаться более привлекательной мистеру Уизли. — Спасибо, Цисси, — усмехнулась Беллатрикс и подошла к Нарциссе. Она схватила пузырек пустой рукой и выпила все за один глоток. Беллатрикс начала кашлять и выпустила букет, чтобы прикрыть рот. Гермиона бросилась к ней. — Белла, ты в порядке? — Это было так отвратительно на вкус, худшее из того что когда-либо брала в рот. Не знаю, что Цисси туда добавила, чтобы помочь мне с... — она резко остановилась и уставилась на Гермиону с широко раскрытыми глазами и ужасом на лице. — Какого. Черта. Гермиона послала нервную усмешку. — Э-э, с возвращением? — Дорогая, что, черт возьми, это было? — Ты съела конфеты, пропитанные э-эм, любовным зельем. — ЧТО? — Любовное зелье, специально сосредоточенное на Роне. — Ты позволила мне проглотить любовное зелье? Я тебе доверяла! — На самом деле, уверена, что особо подчеркнула, что бы ты не ела эти конфеты. — Хотя бы могла сказать, что в них было. — Я не знала. Ну правда же, каким образом она должна была понять, что в конфетах любовное зелье, не съев их? — Верно, конечно, не знала. Не могу поверить, что ты позволила мне разгуливать повсюду, заявляя о любви к ласке, — она изобразила рвоту. На самом деле, это, вероятно, был искренний ответ. — Ох, ты слишком остро реагируешь. Это просто любовное зелье, кроме того, я не позволила тебе бродить где попало, а привела сюда, за помощью. Беллатрикс прищурилась, глядя на Гермиону. — Только попробуй кому-нибудь об этом рассказать, хоть слово. — Не расскажу, обещаю, — она подняла руки в знак капитуляции. Глаза Беллатрисы сузились. — Лучше тебе этого не делать, но если решишь сделать, помни, что у меня все еще есть Уэльс. Гермиона ахнула. — Ты этого не сделаешь! — Не расскажу, если и ты не расскажешь. — Я же сказала, что не расскажу. Твоя настоящая проблема - Нарцисса. Выглядело так, что она находит все это очень забавным. — Да, уверена, моя дорогая сестра нашла все это уморительным, — мрачно пробормотала Беллатрикс. — Кстати, куда она делась? Гермиона огляделась и заметила, что Нарцисса действительно исчезла где-то в своем доме. — Понятия не имею. — Найду ее завтра. Наверняка, уже со своими гостями и будет полностью занята. Кроме того, прерывание во второй раз обязательно заставит ее рассказывать эту историю на каждой из вечеринок, которые она устраивает в течение всех этих лет. — Сомневаюсь, что она сделала бы это. — Полагаю, ты права, моя сестра предпочитает иметь материалы для шантажа. Гермиона усмехнулась. — Действительно. — Но в самом деле, ласка? Это абсолютно ужасно. — О, поверь, у меня травма на всю жизнь, слишком много комментариев о теле Рона. — Я... О, Мерлин, как же много я их сделала. Почему так много? Мне необходимо духовное очищение. Немедленно. — Ну, сначала нам нужно покинуть поместье, — Гермиона протянула руку. — Пойдем? — Ах, еще нет, дорогая. Цисси невероятный параноик относительно тех, кто входит в ее лабораторию без разрешения. У нее есть защита, запрещающая кому-либо аппарировать внутрь и наружу, конечно если ты не хочешь закончить, как кровавая лужица. — Хотя никто никогда не мог быть большей "лужицей", чем ты пару минут назад, но да, хотелось бы избежать этого. Она не должна была продолжать поднимать эту тему, не хотелось, чтобы существовало постоянное напоминание, что Беллатрикс никогда не будет чувствовать того же к ней. Просто знала, Белла ожидала, что та будет дразнить, потому что именно это они всегда делали, и не хотелось, чтобы Белла подумала, что что-то не так. — Я не была "лужицей", и вообще не бываю такой. А если и была "лужицей", то ничего из этого не являлось моими настоящими чувствами. — Знаю, знаю. Просто было странно видеть, как ты ведешь себя будучи влюбленной. — Я не веду себя так, когда влюблена. — Ты... ты в кого-то влюблена? Беллатрикс никогда не упоминала ни о чем подобном. Может быть, она говорит о ней? — Нет, — категорично сказала Беллатрикс. Она направилась к двери. Мгновенная вспышка надежды исчезла. Конечно, не была влюблена в нее. С чего бы? Что было у Гермионы такого, чего она могла желать? Абсолютно ничего, вот что. Она никогда бы не полюбила ее. Медленно последовала за Беллой. — Кто? — Что? — Кого ты любила? — Почему ты хочешь знать? Вот в чем вопрос, не так ли? Она действительно не знала. Не смогла бы смотреть на эту "другую" женщину и замечать все свои недостатки и что никогда не может быть ею. Не хотела смотреть на фотографию улыбающейся женщины, которая была совершенна во всех отношениях, в отличие от нее самой. Сердце разорвалось бы в клочья, если пришлось смотреть в глаза женщине, которой Беллатрикс отдала сердце. Какая-то часть нуждалась в этом. Нужно было понять, почему Беллатрикс ее не любила. По крайней мере, тогда был бы ответ на вопрос, почему любовь безответна, и, возможно, этого оказалось достаточно. Возможно, тогда смогла бы двигаться дальше. Она устала от боли. Что-то настолько прекрасное не должно быть таким болезненным. Они связаны друг с другом, боль и любовь, одно не могло существовать без другого. Всепоглощающе, и она ненавидела это. Другая часть не могла двигаться дальше. Не могла перестать пить сладкий яд, которым была любовь к Беллатрикс. Если бы она не была наполнена этим, ничто не имело бы такого большого значения. Беллатрикс сделала её жизнь полной, потерять это означало прыгнуть со скалы в небытие. — Полагаю мне просто любопытно. Это часть тебя, а я хочу знать тебя всю. — Как мило, не правда ли? — яд капал с ее губ. — Серьезно, Белла? Это всего лишь вопрос. — И я, — она пошла открывать дверь, которая не открылась. — Не хочу, — та дернула её, но она все еще не двигалась. — Говорить об этом, — попыталась в третий раз, но дверь осталась на месте. — Черт возьми, Нарцисса! Беллатрикс бросила стеклянный флакон, и он разбился о дверь. — Она заперта? — Очевидно же! — она закричала и голосом, который стал выше обычного. —Эй, эй, эй, это всего лишь дверь. Мы откроем её. И мы могли бы поговорить о чем-нибудь другом, — она подошла к Беллатрикс и положила руку той на поясницу, надеясь успокоить. Беллатрикс оттолкнула ее. — Не прикасайся ко мне. — Извини, — пробормотала Гермиона. — Я не пыталась тебя расстроить. Могла проигнорировать это, могла. Ей не нужно было признавать, как пересохло в горле или же как облилось кровью сердце. — Я не расстроена. — Белла, очевидно, что это не так. Мы можем поговорить о.... — Я не хочу говорить на эту тему с тобой. Гермиона откинула голову назад и сморгнула слезы. Это не должно иметь такого значения. О некоторых вещах вы говорите с одними людьми, а не с другими. Но это относилось к разговорам о хобби; вы хранили их для друзей, с которыми разделяли этот интерес, а не для других вещей. Когда вы близки с кем-то, вы доверяете ему. Ты бы верила, что они помогут. Что не будут судить. Неужели Белла думала, что ей будет все равно? Что не поймет? Она все рассказывала Белле и думала, что та делала то же самое. Считала, что они были достаточно близки для подобного. Что не было никого, с кем были бы так же близки. Может, оно больше не являлось правдой, может, это вообще никогда и не была правда. Хотя не означало, что Белле не комфортно доверять ей. Потому что она могла доверять, что бы ни случилось, Гермиона стояла бы на берегу рядом с Беллой и встречала каждый удар волны. — Ты можешь, если хочешь, я всегда здесь. Несмотря ни на что. — Это ты сейчас так говоришь, но в конце концов уйдешь. Все станет... слишком по-другому, и ты не захочешь оставаться. Я не могу потерять тебя, Гермиона, я бы не смогла этого вынести. — Тебе и не придется, я всегда буду рядом с тобой. — Нет, не будешь. — Буду. — Ты не можешь этого знать. — Тебе не удасться отпугнуть меня, Белла. Я здесь, хочешь ты этого или нет. Ничто из того, что ты делаешь, думаешь или чувствуешь, не заставит меня уйти. Никогда — ее голос был тихим и ровным, с намерением успокоить. — Даже не знаю, с чего начать. — Тогда начни с малого. В чем ты уверена. Беллатрикс резко обернулась. Глаза изучали лицо Гермионы и внутри разгорался конфликт. Она кивнула один раз, и в глазах появилась печаль. Шагнув вперед, ее губы с отчаянием встретились с губами Гермионы. Электрический разряд пронёсся по всему телу. Вокруг больше ничего не существовало, только они. Глаза закрылись, и черно-белые узоры заплясали на веках. Голова бешено закружилась. Каждый волосок на ее теле поднялся. Вспышки тепла пробежали по спине, резко контрастируя с холодом руки Беллы, прижатой к подбородку. Губы Беллы имели привкус соли и растений. Кожа пахла лесом после прошедшего дождя. Это был чистый экстаз, и она нуждалась в большем. Этого было недостаточно, никогда не будет достаточно. Скиталась в одиночестве всю свою жизнь, а это было возвращением домой. Она никогда еще не была так ошеломлена, и все же этого недостаточно. Никогда не будет. Затем Белла отстранилась, и все стало пустым. Веки дрогнули и открылись. Лоб Беллатрикс прижался ко лбу Гермионы, и они были так близко, что дыхания смешивались и плыли как одно. Грудь Гермионы судорожно вздымалась и опускалась, сердце бешено колотилось. Гермиона уставилась в глубокие карие глаза, которые с удивлением изучали её лицо. — Ты поцеловала меня в ответ? — голос был хриплым и едва громче шепота. Она подняла палец и вытерла слезу с лица Гермионы. — Конечно, я это сделала. — Почему? — Потому что я люблю тебя, идиотка. Беллатрикс прерывисто вздохнула и прижалась к Гермионе. Она обняла Беллатрикс и зарылась с головой в ее волосы, вдыхая аромат. — На самом деле? Никогда еще ее голос не звучал так неуверенно. — На самом деле. И она никогда не собиралась отпускать её.