О сияющих звёздочках с голубыми глазами

      Розария замечает ее почти сразу.       Невысокая, маленькая, стройная. С белокурыми хвостиками и невероятными большими голубыми глазами, от которых, казалось, никак не спрячешься, даже если очень захочется. Этакий бескрылый ангелочек эпохи Возрождения, который непонятно как попал в этот гадюшник. Что она здесь забыла, Розарию мало интересовало, она не любила совать нос не в свое дело. Однако знала наверняка, что таким сияющим звездочкам не место в подобных местах, добром это не кончится. Но это уже точно не ее дело.       Плеснув себе в бокал еще вина, она взглядом отыскало место подальше ото всех, стараясь не попадаться никому на глаза. Розарию всегда устраивала роль безмолвного наблюдателя: дайте ей бесплатного вина и сигарет и до конца вечера вы о ней и не вспомните. Кэйа ее в этом всегда упрекал, однако все равно раз за разом звал ее на различные вечеринки, обещая, что ей обязательно будет весело. Но, конечно у Розарии было совсем другое мнение по этому поводу.       А потому, найдя удобный диванчик в полутемном углу, до которого не доставали ни размытые, раздражающе мерцающие лучи дискошара, ни посторонние взгляды людей, которых, казалось, было слишком много, она удобно устраивается на мягкой сиденье.       Музыка звучит отвратительно громко, бьет по ушам, заставляет внутри что-то ухать, вибрировать. Розария видит, как вокруг ее диванчика то и дела мельтешат парочки: безликие из-за темноты и безголосые из-за шума. Они наблюдают за ней, перешептываются, а затем поспешно отходят, боясь связываться с угрюмой хранительницей укромного места. Розарию такой расклад более чем устраивает, потому что более удобного места для наблюдения ей уже не найти.       Она видела все как на ладони: вот пьяная компания наблюдает за тем, как какой-то отчаянный паренек, скорее всего, на спор, вливает в себя бутылку алкоголя; вон там у стены, улегся полураздетый мальчишка, которого пыталась поднять еле стоящие на ногах девушки. Розария разочарованно вздохнула.       Кэйа, как всегда, обещал ей, что будет весело. И, как обычно, солгал.        Она одним глотком допивает вино, ставит его подле ног, достает из кармана сигарету. — Ого. Дай-ка мне одну!       Будто из ниоткуда возникает Кэйа, и Розария непроизвольно напрягается, сжимает в тонких пальцах сигаретную пачку, злобно зыркает на незваного гостя в своем уединенном уголке. Из-за гремящей набатом музыки, она не заметила, как к ней подобрались слишком близко, чего терпеть было категорически нельзя. Кэйа ей лишь криво скалиться, приветливо подняв руку. — Ты уже должен мне тридцать две сигареты, — недовольно ворчит она, но все равно протягивает папиросу, — это место дерьмо.       Он плюхается рядом с ней (нагло и неучтиво), смеется: тихо и, как всегда, невесело. Розарии не нравилась его манера проявлять эмоции: они были натянутыми, ненастоящими, лживыми до тошноты. Однако она никогда не спрашивала его об этом. Как бы там ни было, это не ее дело. — А я думаю, — наконец подает голос Кэйа. Он выпускает сизую, почти невидимую струйку дыма, расслабленно откидывается на спинку дивана, — что все не так уж и плохо. Бесплатное вино, чистое местечко и даже, вон там, — он тыкает пальцем куда-то в центр комнаты, в кучку пошатывающих силуэтов, — прямо там, есть настоящая фондюшница. Правда, в нее уже кто-то успел закинуть бутылку джинна. — Потрясающе, — Розария тяжело вздыхает, смотрит куда-то в сторону.       Раздражающие пятна в углу бесперебойно кружили, сменяли друг друга. — О, а еще, — рука Кэйи мягко, но настойчиво ложится на плечо, заставляет слегка ссутулиться, — все-таки, кое-что интересное тут есть. Ты не поверишь, кто пришел.       Розария чувствует, как внутри нее, обжигающей волной, поднимается злость. Он знал, что она ненавидит, когда к ней прикасаются, особенно без предупреждения. Розария фыркнула, слегка отстранилась, но даже так волосы Кэйи все равно лезли ей в нос, щекотали щеку. Зачем ему нужна такая пышная шевелюра, она тоже не знала, но сейчас очень хотелось спросить. — Взгляни-ка, — он снова тыкнул куда-то, и она вновь ничего не увидела. Людей было много, а в полутьме разобрать их было ужасно сложно, — вон, видишь, возле той двери?       Розария прищурилась, напрягая глаза. Но все равно ничего необычного не замечает, все суетятся, нелепо и в разнобой дергаются под чертовски дерьмовую музыку. Однако ничего необычного, зрелище вполне обыденное. Для нее уж точно. — Вон туда, — Кэйа аккуратно поворачивает ее голову в нужнее место под правильным углом, и Розария наконец замечает, — помнишь я рассказывал тебе о Барбаре? Та девочка с моего курса. — Которая поет в хоре по воскресеньям? — Да, именно. Не ожидал, что ты запомнишь, — улыбается Кэйа. Взгляд его отчего-то блестит неподдельным интересом, Розарию это даже немного пугает, — поразительно, что она пришла. — А до этого не ходила? — вяло спрашивает Розария.       Она неотрывно наблюдала за маленькой фигуркой, и внутри нее нарастала тревога. Подобно девятому валу, она росла и росла с каждой секундой, но Розария не понимала, почему, пока не заметила стоящего рядом с девчонкой парня. Он был высокий, худощавый, совсем безобидный. На первый взгляд.       Розарии он сразу не понравился. В глазах его было что-то отталкивающее, неприятное. Он протягивал Барбаре алый бумажный стаканчик, и та, нехотя, с явным желанием, брала его в руки. — А тот паренек рядом с ней Альберт. Тоже с моего курса, — шепнул в ухо Кэйа, — жуткий тип. Мы однажды пили с ним на дне рождение Эолы, так он мне все уши прожужжал про Барбару. А потом такое фетишистское дерьмо мне поведал, что уже не забыть.       После этих слов он рассмеялся, а Розария почувствовала тревогу с новой силой. Непонятное предчувствие заскреблось острыми когтями где-то в затылке, забегало мурашками по спине, от чего по позвоночнику прошел озноб.       Возможно, Кэйа шутил: он любил глупые шутки, коверкать правду на свой лад, приукрашивать. Но вот в своем чутье сомневаться никогда не приходилось, Розария это уже проверила на своем опыте. Но стоит ли хоть что-то сделать в данной ситуации, ведь это ее не касалось, ей это никак не аукнется. Она не будет ни в чем виновата, если останется сидеть здесь, в отдаленном уголке, и просто наблюдать за тем, как то, что должно произойти, происходит. Если она вмешается, поступит ли она правильно? Да и будет ли от этого какой-либо толк, ведь это не ее дело. А вмешиваться в чужие дела Розария не любила больше всего.       За размышлениями она не заметила, как достала помятую пачку «Virginia Slims», как рефлекторно протянула одну из сигарет Кэйи, а вторую сунула себе в рот. Все это время она наблюдала за Барбарой, не сводила с нее глаз. Вот она подносит ко рту стаканчик, вот делает нерешительный первый глоток, а вот морщится от отвращения, закашливается. Стоящий рядом Альберт с неподдельной радостью похлопывает ее по спине, что-то говорит ей у самого уха.       От этого у Розарии появляется щекотливое чувство некой озлобленности, подбирающейся длинными, как у паука, лапами к глотке. Внезапно даже для самой себя, она вскочила на ноги, чуть не уронив пепел от тлеющей сигареты себе на юбку. — Здесь есть туалет?       Кэйа закивал головой, явно удивляясь такой неожиданной реакции старой подруги. Он указал пальцем на невзрачную дверь в противоположной стороне от них. — Я отойду.       Ей ничего не ответили.       Спешно перебирая ногами, она аккуратно проскальзывала сквозь толпу, лавировала между стульями и откуда-то взявшейся компании идиотов, которые решили покурить бонг прямо на полу. Тех, кого обойти не удавалось, она грубо отталкивала, слыша отборную ругань в спину. С каждым шагом Розария чувствовала, что совершает ошибку. Ей не нужно это делать, но почему-то она продолжала шагать дальше. Кончики пальцев отчего-то покалывали, а в груди гасла ярость, предоставляя место колебаниям.       Зачем она это делает? Каковы будут последствия?       Однако, прежде чем все это хорошенько обдумать, Розария уже стояла возле Барбары. Как-то странно поблескивали ее голубые глаза. Они словно смотрели прямо в душу, в существовании которой сейчас очень хотелось верить. — Что-то нужно? — застывший от неожиданности Альберт глядел на нее исподлобья. Можно было заметить, как его цепкие пальцы отчего-то нервно то сжимали, то разжимали стаканчик. — Пойдем со мной, — вместо предисловий пробормотала Розария: грубо и грозно, но по-другому у нее никогда не получалось.       Барбара ей неожиданно согласно кивает, аккуратно протягивает ей тонкую ладошку, доверительно заглядывает в глаза. И в груди что-то неожиданно замирает, трескается подобно фарфоровой вазе, оглушительно ухает. На этот раз Розария, без раздумий о последствиях, хватается за чужое запястье и ведет за собой. Она слышит, как возмущенно вскрикивает Альберт за спиной, как его голос тонет в громогласной музыке.       Она тащит ее наугад, окончательно запутавшись в развеселенной толпе. Привычные каблуки внезапно стали неустойчивыми, но шага Розария старалась не сбавлять, откуда-то знала, что Альберт последует за ними. А с ним разговаривать не было никакого желания. Барбара это тоже чувствовала: она чертыхалась почти на каждом шагу, но все равно старалась не отставать от темпа своей проводницы.       Наконец, заветная дверь оказалась перед носом Розарии, совершенно неожиданно, но, безусловно, удачно. Она потянула свинцовую ручку, и дверь (к великому удивлению)поддается. Барбару она подталкивает вперед, затем входит сама, закрывает за собой дверь.       В туалете светло, флуоресцентные лампы ярким светом бьют по глазам, заставляют прищуриться. В нос бьет неприятный запах рвоты и чего-то еще кислого, но не менее отвратительного. Розария от этого невольно морщится, слегка прикрывает нос рукой. Барбару это, кажется не смущает. Она спешно опускается на колени возле туалета, опрокидывая рядом стоящую неполную бутылку коньяка, безжалостно пачкая свою кипенно-белую юбку в темно-янтарной луже. Розария безучастно отворачивается, чтобы не смущать. Опустив взгляд, она замечает, как наступила на использованный презерватив, и отвращение хлынет к глотке новым склизким комком. «Мерзость».       Когда Барбара опустошила желудок, она на негнущихся ногах встала и подошла к умывальнику. Розария позволила себе обернуться. — Ты в порядке? — спросила она холодно.       Розария видела в отражении зеркала, как лицо девчушки налилось шарлаховой краской, как беспокойно метнулись ее голубые глаза в угол, как мелко задрожали ее губы. Набожно спрятав выпавший из ворота рубашки крестик, Барбара наконец промолвила: — Извини, что доставила неудобства, — голос ее звучал тихо и мягко. Слегка певуче и трогательно, от чего что-то внутри затрепыхалось, — мне правда очень жаль, я не знала, что мне делать. А он был так настойчив, и я, правда… — Не стоит так оправдываться, — прервала ее Розария, она устало потерла переносицу. По сути, ее работа на этом выполнена. Скребущее чувство тревоги больше не донимало ее, не скреблось когтистыми пальцами в затылке, а потому не стоит больше затягивать с этим, — как только полегчает, убирайся отсюда и, советую, больше не наведываться в подобные места. А я пошла. — Нет, подожди, — Барбара сделала нерешительный шажок к ней, будто это могло как-то помочь, — мне нужна помощь. Прости, что я донимаю тебя, но я не знаю, что мне делать. — Как будто это должно касаться меня. — Но я думала, ты хочешь мне помочь и… — Это звучит так, будто ты хочешь добавить мне сверхурочной работы, — Розария поправляет лезущую в глаза челку, скрещивает руки на груди, — не думай, что я помогла тебе просто так. Мне нет дела до тебя и твоих проблем.       Девчонка на мгновение оробела, губы ее непроизвольно сжались в тонкую нить. Серо-васильковые глаза покраснели, обросли хрустальной корочкой накатывающихся слез. Еще немного, и будто по-настоящему разрыдается.       Розария набрала в легкие побольше воздуха, ноги отчего-то стали неустойчивей. Мысль о том, что сейчас она услышит, как совершенно незнакомый человек будет рыдать перед ней, как грешник на откровениях, вводили ее в странное состояние бессилия и в то же время паники. — Я понимаю, — внезапно уверенно заговорила Барбара, но в глазах ее все еще таились слезы, — я могу заплатить за твою помощь. Моя сестра дала мне немного денег, но, если будет мало, у меня есть сбережения. Только, пожалуйста, помоги. — Мне не нужны твои деньги, — Розария вновь потерла переносицу, совершенно не понимая, зачем она вообще в это ввязалась. Она мысленно упрекала и себя, и Кэйю, и эту девочку за то, что поддалась внезапному альтруистическому порыву, — и я действительно не буду тебе больше помогать. Найди кого-нибудь знакомого, и, возможно, тебя проводят до дома. — Но я не могу пойти домой. Я не хочу, чтобы моя сестра беспокоилась, — выпалила Барбара скороговоркой, — ведь я сказала ей, что останусь на ночь у своей подруги. — Не стоило врать.       Розария развернулась к выходу. Ее холод и безразличие наверняка отбили всякое желание связываться с ней: проверенный способ избавляться от докучающих факторов очень редко подводил девушку.       Громкий стук в дверь заставляет девушек на мгновение замереть. Барбара сзади тихо пискнула, отступила на шаг, будто пытаясь ретироваться. Неужели Альберт набрался смелости? Или же это просто парочка, что решила уединиться в туалете? Во всяком случае, это было неважно. — Я уже вызвал вам такси, — радостно и громко объявляет Кэйа, когда Розария настежь открывает дверь. Девушку будто током ударило, — Можете не благодарить, а просто скинуть моры мне на карту. — Что?       Розария чувствует, как внутри нее закипает злоба. Еще немного, и маска безразличия спала бы с нее, оголив истинное недовольство. Они будто бы сговорились вывести ее из себя, растоптать ее, добавить еще больше проблем. Возмущение накрыло ее с головой, подобно огромной волне, от которой нельзя было скрыться. Эмоции же начали выползать из-под маски бесстрастия, гневом горячим давя на макушку, и воротить душу, что напоминала несчастную землю, терзаемой Божественным судом. Розария почувствовала, как на бледных щеках ее вспыхнула алым прилившая к коже кровь.        Ещё немного — и ее негодование вырвалось бы наружу, но в считанные секунды все стихло в груди, будто настал полный штиль на бушующей водной глади.       Кэйа, будто ничего не заметив, улыбался ей во весь рот. Поправив неизвестно откуда взявшуюся пиратскую повязку на правом глазу, он приветственно махнул рукой. — Привет, Барбара. Очень рад тебя видеть!       Барбара неуверенно ему кивнула, совершенно ничего не понимая.       Розария оглянулась на нее зачем-то. Встретившись с взглядом голубых глаз, что смотрели на нее с затаенной надеждой, она внезапно поняла, что вполне может позволить себе подпустить совершенно незнакомого человека так близко. Но только сегодня. — Идем, — сказала она тихо, даже не зная, услышала ли это Барбара.       Розария миновала Кэйю, уверенно направилась к выходу. Вновь пробираясь сквозь разгоряченную алкоголем толпу, она пыталась прогнать мысли о том, что совершает ошибку, поддавшись такому непривычному для себя благодушию.       Это было не так важно на данный момент. Сейчас, уходя, ее беспокоило только один вопрос — идет ли за ней Барбара? Поспевает ли она за ее шагом? Розарии хотелось обернуться, и убедиться, что за ней следуют, что на этот раз она уходит не одна. Но она так и не позволила себе посмотреть назад.       Уже у выхода ее ухватили за руку, отчего Розарию будто током прошибло. Она резко развернулась, выхватила ладонь из хватки, чувствуя ледяную ярость от нежеланных касаний. — Извини, — затараторила Барбара. Лицо ее было красным, дыхание тяжелым, прерывистым, будто она пробежала марафон, — извини, мне не нужно было тебя хватать. Но такси… Номера…       Точно. Розария забыла, что даже не знает, какая машина должна была приехать за ними. В спешке она совершенно забыла уточнить это у Кэйи. А он, мерзавец, даже не напомнил. — Ты так быстро ушла, а я растерялась. Извини, что отстала. — Думаю, это не так важно, — с привычным холодом последовал ответ, — пойдем, иначе придется переплачивать.       Барбара ей почему-то лишь улыбнулась, да так чисто и открыто, что внутри Розарии что-то замерло, затрепетало, что-то внутри треснуло, будто стекло. Она смотрела на белокурую девчушку рядом, все еще не понимая, почему столь сияющая звездочка оказалась в таком гадюшнике в окружении давно погасших людей.       Может быть, впервые вмешавшись не в свое дело, она все сделала правильно?