он вернулся

Он вернулся, сутулясь слегка, как всегда. Перед домом в тумане мерцала вода. Он вернулся, когда уж никто и не ждал – моряки возвращались не часто. И, усевшись за старый бревенчатый стол, на пришедших соседей он зыркнул, как волк, даже старому другу: "иди куда шёл" на его восхищённое "здравствуй". Он вернулся и заперся, словно чумной, мутным взглядом за мутное глядя окно, и реальность запуталась в мареве снов, и так тошно - верёвку на балку б. Деревенские бабы шептались, грозя ребятне: "к капитану смурному нельзя, что взбредёт ему в голову, не предсказать, капитан наш во власти русалки." За оконным стеклом расстилалась вода. Он заглядывал в озеро и тосковал, всё на свете смиренно готовый отдать, чтобы вдруг вместо озера – море. Лишь бы снова тонуть в океанах-глазах, лишь бы в пене её приближенье узнать, перламутр хвоста в лихорадочных снах, чёрный жемчуг на мокром проборе. Ах, как сладко умела она целовать! В огородах клубника давно отцвела. Вот бы снова собрать и везти, словно клад, охраняя, как будто святыню. А награда – довольный и ласковый смех. До холодной груди дотянуться посметь, и услышав "иди, мой клубничный, ко мне", вместе с ней, растворяясь, остынуть. Наклонившись над пресной холодной водой, он рыдал "неужели не встречусь с тобой? Ты, я понял! – мой дом, и мне нужно домой! Не хватило, убогому, силы. Испугался, дурак, неизвестных глубин! Да, погиб бы, но рядом с тобою погиб! Ну и что, что в глубинах не видно ни зги, ты последний мой путь осветила б". Над холодной водой расстилался туман. Ранним утром, потерян, бессонен и пьян, бормоча "я иду, я к тебе, это я", брёл всё глубже, хромой и сутулый, словно видя во тьме очертанья хвоста. Севший голос метался, дрожа среди скал: "я устал я устал я так страшно устал". Плеск последний – и воды сомкнулись. * * * Приподнявшись над пеной лазоревых волн, она пела, и голос был горечью полн, минул месяц уже, где же он где же он, не мелькнёт ли знакомая мачта? И не нужно ни замков и ни жемчугов, и родная стихия вдруг стала чужой. От холодного ветра на жабрах ожог, и мираж корабельный обманчив. Пожалела забрать, от себя сберегла. "Уходи, уплывай!" – оттолкнула стремглав, подавляя мучительно рвущийся плач. Кто же знал, что последняя встреча? Как бы плавали славно в холодной глуби, растревожив косяк позолоченных рыб, как бы жили в дворце... если бы, если бы. Воздух в лёгких у смертных не вечен. Исступлённый прыжок из воды на скалу освещает луны посеребреный луч, и глаза, провожая прилива волну, стекленеют в последнем движеньи. Вдох и выдох – смертельная схема проста, на камнях изгибается девичий стан. И холодная зелень чешуек хвоста, и засохшие жабры на шее. * * * Гладь озёрная так же тиха и чиста, снится озеру пена и волны у скал. "Утопился сегодня смурной капитан" – побежал шепоток по деревне. * * * И волнуется море, и снится ему, словно тихие воды сменили волну. И звучит в унисон его бурному сну тихий призрак хрустального пенья.