Доброе утро

У Уайта всегда был чуткий сон. От этой проблемы он страдал с самого детства. Шорох ткани, скрип половиц, всхлипы матери, которые та пыталась заглушить краем старого халата - все это мгновенно выдергивало Уайта из сна и вызывало глухое раздражение, которое со временем переросло в отвращение к одной только мысли, что пока он спит, рядом будет находиться кто-то ещё. Жить с Греем было тяжело, но терпимо. Уайт мгновенно пресек любые попытки Грея помешать его отдыху. Писатель едва ли различал день и ночь, погруженный в мир своего романа, а Уайту нужно было не только присматривать за ним, но и ходить на работу, поэтому Грею досталась спальня возле кабинета, а сам Уайт переселился в комнату на другом конце коридора, как можно дальше от источника шума. Конечно, он все равно слышал, как Грей бродил ночами по дому, бормоча что-то, словно умалишенный, а потом принимался стучать клавишами пишущей машинки, но эти звуки были не громче шума с улицы, поэтому Уайт согласен был потерпеть. Спать с Гао Цзюньюем было невозможно. Уайт пожалел, что великодушно предложил ему половину своей постели, на второй день их совместного проживания. Первая ночь, к удивлению Уайта, прошла спокойно. Он ожидал, что запуганный до смерти Гао Цзюньюй не сможет уснуть, но тот просто отрубился и спокойно проспал до самого утра, так что Уайт даже на минуту поверил, что они смогут спокойно жить (и спать) вместе. Уайту было свойственно ошибаться в людях. Тихий и послушный днем, по ночам Гао Цзюньюй был невыносим. Он ерзал, и возился, и вздыхал, как будто не мог найти удобного положения. Уайт прожигал его затылок ненавидящим взглядом, но, к сожалению, действовал этот фокус только в светлое время суток - ночью Гао Цзюньюй напрочь забывал, что рядом с ним лежит кровожадный убийца, грозивший ему страшными пытками, и перетягивал одеяло на себя, заматываясь в него, как гусеница в кокон. Это было единственным, против чего Уайт не возражал - в комнате было тепло, и он готов был спать и так, если бы Гао Цзюньюй дал ему такую возможность. Гао Цзюньюй определенно был послан ему в наказание за грехи. В отчаянии Уайт даже задумался над тем, чтобы и правда выселить Гао Цзюньюя в спальню Грея, но рана от потери друга была еще слишком свежа и болезненна. Уайт устало вздохнул, глядя в темный потолок. Нужно было хотя бы радоваться тому, что Гао Цзюньюю не приходило в голову играть на гитаре или петь посреди ночи. Словно в ответ на эти мысли беспокойный сосед перевернулся на бок лицом к Уайту и издал тихий мелодичный стон. Уайт присмотрелся к нему. Необычайно красивое лицо казалось спокойным, но пальцы мертвой хваткой стискивали край одеяла, а острые колени уперлись Уайту в бедро, словно Гао Цзюньюй хотел подтянуть ноги к груди, а Уайт ему помешал. Это напоминало поведение маленького ребенка, ищущего защиты, и, конечно, Уайт был совсем не тем человеком, у кого её стоило просить. Однако он мог пойти против своей природы, если Гао Цзюньюю нужно было именно это. Уайт повернулся, одной рукой надавливая Гао Цзюньюю на колени и заставляя распрямить ноги, а второй притягивая его за плечо к себе. Гао Цзюньюй издал еще один стон, на сей раз недовольный, и приоткрыл затуманенные сном глаза. - Что… - забормотал он, но в следующее мгновение уткнулся носом в обнаженную грудь Уайта и затих. - Спи, - раздался над головой приказ, и Гао Цзюньюй отреагировал так, как уже привык за эти дни реагировать на холодный голос - подчинился. Уайт с удовлетворением ощутил, как плечи под его руками расслабились, и несколько минут спустя Гао Цзюньюй обмяк в его объятиях, наконец-то успокоившись. Ощущения были странными. Уайт не привык обнимать кого-то, тем более с целью успокоить, и уж конечно, он никогда ни с кем не спал в обнимку. Даже Грея, единственного человека, к которому у него были теплые чувства, он обнимал всего пару раз, чаще ограничиваясь дружеским похлопыванием по плечу. Но Гао Цзюньюй не оставил ему выбора, или так Уайт сказал самому себе. Уайт уперся подбородком в чужую макушку и стал ждать. Он не хотел засыпать, если через несколько минут его опять разбудят возней и сопением, но минуты шли, а Гао Цзюньюй тихо лежал в его объятиях, щекоча теплым дыханием кожу на груди. Возможно, спать с кем-то было не так уж и ужасно. С такой мыслью Уайт очнулся на следующее утро. Устройство, которое Гао Цзюньюй называл телефоном, противно пиликало на тумбочке с его стороны кровати, а сам он крепко обнимал Уайта, словно ребенок любимую игрушку, и это было приятно. Уайт с удивлением осознал, что мало того, что он выспался так хорошо, как давно не высыпался, так еще и вырываться из чужих рук совершенно не хотелось. Гао Цзюньюй был теплым и мягким, а еще, очевидно, глухим, потому что на свой будильник он не реагировал никак. Уайт аккуратно высвободил плечо, на котором спал Гао Цзюньюй, и убрал его руки со своего тела. Гао Цзюньюй на это недовольно причмокнул розовыми губами и потянулся вперед в поисках утраченного тепла, но Уайт уперся ладонью ему в плечо. - Эй, - позвал он охрипшим со сна голосом. - Пора просыпаться. Гао Цзюньюй тихо вздохнул и открыл свои удивительные глаза. Они были затянуты дымкой, словно он продолжал видеть сон, и сон этот, по всей видимости, был хорошим, потому что он не отпрянул от Уайта, как делал раньше, а улыбнулся ему, так светло и нежно, будто лицо убийцы на соседней подушке было лучшим, что Гао Цзюньюй видел в жизни. - Доброе утро, - прошептал он, и Уайт с ужасом почувствовал, как это мгновение - свет тусклого ноябрьского утра, разворошенная постель, даже писк телефона, который он не мог отключить - врезается в его сердце острым ножом и провочачивается, вытаскивая на поверхность чувство, которого он никогда раньше не испытывал. - Доброе утро, - ответил он спокойно и с максимальным достоинством сбежал в ванную, оставляя Гао Цзьньюя растерянно хлопать глазами ему в след. Возможно, спать с Гао Цзюньюем он научился. Осталось научиться с ним просыпаться.