***
Было бы, конечно, намного удобнее, если бы он обратил внимание на кого-нибудь попроще. Из девиц, например. Девицы в лагере сплошь из малых, пусть и уважаемых кланов, что очень удобно. Чуть-чуть нажать — и сразу вспомнят, что семьи-то у них уважаемые, но — малые. Где эта мелочь с их нищей гордостью, а где Цишань Вэнь. Можно было бы даже выбрать кого-нибудь из Ланьлина, раз уж так приспичило. Например, деву Ло. Как бишь её там называют, Мянь-Мянь? Хорошенькая, с типичной для уроженки равнины внешностью: если так хочется молочной кожи, карих с прозолотью глаз, тёмных, а не чёрных кос, — то почему бы не её? И самому проще, и Цзяо-Цзяо бы не так огорчалась. Вместо этого Вэнь Чао покачивается в седле и мрачно рассматривает макушку наследника Цзинь, бредущего впереди в толпе спешенных заложников.***
В глазах у Цзинь Цзысюаня недоверие и злость, когда Вэнь Чао улучает момент на привале и зажимает-таки его возле чахлой сосенки. Ещё привычная, выученная надменность. И под всем этим — искра зарождающегося испуга. Вэй Усянь вламывается в их уединение с грацией и воспитанием носорога. Колченогий Второй Лань тащится за ним мрачной, унылой, послушной тенью. Болтает Вэй Усянь нагло и громко, но вид у него слегка растерянный. Непонимающий. Он, несомненно — не то чтобы смутился, смущаться юньмэнский ублюдок не умеет в принципе, он зубоскалил, даже когда таскал навоз, — но не очень понял, во что вмешался. Будь на месте Цзинь Цзысюаня да вот хотя бы эта самая Мянь-Мянь, Вэй Усянь истолковал бы всё однозначно, может, и руки бы распустил, защищая деву, но идея, что Вэнь Чао может иметь виды на парня, да ещё и на этого конкретного парня, явно не укладывается в его голове. Вэнь Чао оскаливается на него, сплёвывает под ноги Второму Ланю, разжимает стиснутые на запястье Цзинь Цзысюаня пальцы и медленно, прогулочным шагом удаляется в компании Чжулю. Торопиться ему некуда, и настроение прекрасное. Судя по глазам Цзинь Цзысюаня, он как раз всё понял правильно.***
Ещё бы ему не понять, самодовольно думает Вэнь Чао. Цзинь Цзысюань ведь не Вэй Усянь, у которого в голове только женщины и который не может себе представить, чего мужчина может хотеть от другого мужчины, выкручивая ему руку в укромном уголке. И не Второй Лань прямиком из монашеской обители. Этот, наверное, до сих пор думает, что членом только ссут. У Цзинь Цзысюаня отец — Цзинь Гуаншань, который проституток тискает даже на официальных приёмах. Цзинь Гуаншань, который льстит Цишани почти за гранью приличия и первым отправил своего наследника в лагерь. И который очень вряд ли видит какую-то проблему в том, чтобы провести время «между покрывал» с человеком, который может обеспечить дружбу могущественного соседа. Цзинь Цзысюань должен это понимать. Наверняка папаша выдал ему указания перед отъездом, на что, как быстро и насколько охотно можно соглашаться, если Цишань Вэнь проявит интерес к союзу с Ланьлин Цзинь. Хотя Вэнь Чао вряд ли входил в расчёты. Да и чего такого, в конце концов, он от Цзинь Цзысюаня хочет? Силой Вэнь Чао действовать не станет, это должно быть понятно: всё-таки отец хочет удержать Ланьлин Цзинь на своей стороне, это нужно учитывать. Ублюдка Цзинь Цзысюань не понесёт, ущерба чести от такой связи тоже никакого — на всех углах о подобном не орут, но случается оно среди заклинателей чаще, чем все думают. Ровно никаких стоящих причин для отказа.***
Вэнь Чао подставляет лицо солнцу, довольно щурится и улыбается своим мыслям. Ван Линцзяо понукает лошадь, кривит в гримасе красивое подкрашенное лицо, кричит на охрану и то и дело прикасается к артефактному клейму, подвешенному к её поясу.***
— Цзяо-Цзяо, сокровище, жемчужинка... да уймись же, дура! — Вэнь Чао, потеряв терпение, бросает уговоры, хватает любовницу в охапку и как следует встряхивает. Раскалённое клеймо вываливается из её рук и падает на пол пещеры. Ну надо же быть такой идиоткой! Ладно бы речь шла о том, чтобы немного попортить шкуру кому-нибудь незначительному или безродному, вроде Вэй Усяня! Но клеймить из ревности наследника Ланьлин Цзинь — да она с ума сошла?! И отец, хоть и дал Вэнь Чао в лагере полную волю, такого бы точно не понял! Вэй Усянь бестолково дёргается в хватке Цзян Ваньиня, переводит взгляд с Вэнь Чао и Ван Линцзяо на Цзинь Цзысюаня и обратно. Вертит головой. Но даже Второй Лань, поколебавшись, делает шаг назад — остывающее клеймо тускнеет, никому не причинив вреда, а ввязываться в неприятности непонятно из-за чего, без духовного оружия и посреди подозрительной пещеры не хочется никому. В наступившей тишине особенно ясно слышен тихий всплеск. Бежать им приходится очень быстро — из подземного озера лезет такое, что Вэнь Чао сам не понимает, как ноги выносят его наружу. Что удивительно, убираются оттуда все, полным составом — Черепаха-Губительница отлично заменяет духовные мечи, и к выходу благородные господа и девы буквально летят.***
— Чем обязан, — голос Цзинь Цзысюаня звучит сухо, спина прямая, лицо спокойное, но Вэнь Чао чует страх, как хорошо натасканная гончая, и улыбается. — У меня есть кое-что для тебя, Цзинь Цзысюань, — без обиняков говорит он. Тратить вежливость и подобающие обращения на кого-то, кого собираешься трахать — лишнее. Никуда Цзинь Цзысюань — уже переодевшийся ко сну, в наспех наброшенном верхнем ханьфу — от Вэнь Чао не денется. Лучше сразу дать понять, как обстоят дела. Но сперва можно и нужно подсластить пилюлю. — Вот, — Вэнь Чао с негромким стуком кладёт на стол длинный, обёрнутый тканью свёрток. Узорный шёлк соскальзывает, открывая тускло поблескивающую золотом рукоять. Цзинь Цзысюань против воли ахает, чуть дёргается в направлении своего меча и замирает. Но отвести взгляд всё равно не может, то и дело посматривает на Суйхуа. Видно, как у него чешутся руки прикоснуться к оружию: Вэнь Чао специально узнавал, духовные мечи — слабость Цзинь Цзысюаня, а расставание со своим клинком, именитым, прославленным и внесённым в кучу ранговых списков, он переживал куда тяжелее, чем товарищи по несчастью. ...Никакого приличного повода для отказа. И много, много выгоды от согласия. Вэнь Чао делает шаг, ещё один, и Цзинь Цзысюань не выдерживает: пятится. Прижимается спиной к стене. Он не глуп: должен понимать, что это значит, если Вэнь Чао пришёл к нему поздно вечером и один. Комната в лагере перевоспитания у Цзинь Цзысюаня отдельная, устроенная без роскоши, но достойно: чем-чем, а скупостью и мелочностью орден Цишань Вэнь не отличается. Но просторной её не назовёшь, и деваться Цзинь Цзысюаню особо некуда. Он вздрагивает, но молчит, только плотнее стискивает губы, когда Вэнь Чао бесстыдно запускает руки ему под ханьфу. Высоко, до талии, задирает полы, будто девичий подол, щупает через бельё сразу обеими руками, постанывая от удовольствия. Обычно Вэнь Чао предпочитает, чтобы обхаживали и ублажали его самого, но, решает он, в обратном раскладе есть своя прелесть. В Цзяо-Цзяо нет и следа этой гордости, этого задавленного усилием воли, усмирённого унижения. О да. Вэнь Чао нравится.***
— Чао-эр, я хочу, чтобы ты возглавил наших людей и навестил один из великих орденов. — Как скажете, — Вэнь Чао склоняется в поклоне, следя краем глаза за бело-красным отцовским подолом. — Отец-Владыка уже выбрал цель? — Я думал о Юньмэне, — раздумчиво говорит отец. — Но, в общем, это не имеет значения. Цзян Фэнмянь достаточно податлив, чтобы его орден подождал ещё немного. Я бы выбрал Цинхэ, Не Минцзюэ так и не прислал своего брата к нам, так что повод для визита есть, но Нечистая Юдоль крепкий орешек. Пытаться усмирить их с одного удара всё равно что пробовать расколоть яйцом камень. К тому же и в Юньмэне, если двинуться прямо сейчас, и в Цинхэ дело наверняка закончится кровью... Ладно, проявим пока мягкость, остальным орденам не помешает напомнить, что Цишань Вэнь умеет являть милость в ответ на благоразумие. Отправляйся в Ланьлин, поговори с Цзинь Гуаншанем и одолжи некоторые артефакты из их оружейной, Чжулю передаст тебе список. И прихвати с собой наследника Цзинь, вы, кажется, близко сошлись в последнее время? Возможно, присутствие сына сделает Цзинь Гуаншаня посговорчивее. Сможешь — добейся его поддержки. — Да, отец. Покидая покои главы ордена, Вэнь Чао предвкушает, как ещё он сможет сблизиться с Цзинь Цзысюанем прямо нынешней ночью.