До боли близко

Алтан понимает, что влип, когда подскакивает посреди ночи в холодном поту и слезах. Лунный свет режет кровать пополам острой полосой сквозь неплотно задернутые шторы, и Алтан слепо таращится, спросонья пытаясь разглядеть во мраке спальни хоть что-то кроме. Заполошный стук сердца в ушах заглушает даже звук дыхания, и Алтан сжимает в пальцах одеяло, пытаясь обрести связь с реальностью. Обычно кошмары не балуют его разнообразием — с самого детства одно и то же, те же огонь, боль и крики, покореженный металл и чужие тела. Со временем они стали сниться лишь чуть реже. И Алтан почти привык к ним. В этот раз все совсем по-другому. Так же, но по-другому. В этот раз в огне тонут знакомые до боли руки, заново разрываются кровью исцелованные по сотне раз шрамы под вгрызающимися в кожу пулями. Раз, два, три, четыре, пять… Алтан жмурится изо всех сил, прогоняя ужасающую картину из головы. Опускается обратно на подушки, натягивая одеяло до подбородка. Хочется накрыться им с головой, как в детстве, но Алтан знает, что именно там его и ждут кошмары. Щеки мокрые от слез, он утирает их со злостью на самого себя и свое подсознание. Но ничего с собой поделать не может — то и дело по телу прокатывается дрожь, заставляя подтянуть колени к груди и обнять их. Алтан закусывает губу. Кровать внезапно кажется слишком огромной и пустой. Внутри все сосет и воет февральским ветром от тревоги. Они с Олегом так и не «съехались» окончательно. Волков приезжал по первому же звонку, оставался на ночь, но о переезде разговора ни разу не заводил. И Алтан сам не решался предложить — ведь это означало, что нужно будет признать, что у них все серьезно. Алтан плотнее закутывается в одеяло. Он знает, что значат подобные сны. Знает, осталось лишь признать. Признать, что Волков, нет — Олег стал ему настолько дорог, что теперь он боится его потерять. Теперь Алтан действительно влип по полной. Это неизведанная степь — потерять Олега можно столькими способами, и Алтан даже боится представить, что ждет его в следующем кошмаре. Подсознание наконец нашло целое, свежее место на его сердце и вцепилось в него с воодушевлением бульдога. Теперь не отпустит. Рука сама тянется к телефону. Алтан щурится, убавляет яркость. Три часа ночи. Олег был в сети три часа назад — вышел сразу после «спокойной ночи». Алтан мучительно вздыхает. Листает диалог вверх, отвлекаясь на чтение повседневных смсок. Ловит себя на слабой улыбке и стонет с отчаянием, утыкаясь лицом в подушку. Влип, как же он влип… Палец зависает над клавиатурой. Алтан теребит многострадальную губу, пытаясь придумать достойную причину для того, чтобы разбудить Олега. «Скажи, ты нормально ушел от Разумовского?» Сообщение складывается само собой, но Алтан ничего не может с собой поделать — он больше не уснет сегодня, пока не узнает. Алтан откидывает телефон на соседнюю подушку и закрывает лицо ладонями. Сам себе он сейчас кажется таким жалким, что просто невыносимо. Уведомление пиликает спустя несколько секунд, будто Олег и не спал. «Что случилось?» Лицо заливает удушливый жар. Алтан снова кусает губу, делает глубокий вдох. «Просто хочу знать, стоит ли мне в будущем ждать проблем с этой стороны» Отчасти это даже правда — они обсуждали это лишь однажды, когда говорили про теракт. Без подробностей, но именно тогда оплетающие голени шрамы Алтана оказались зацелованы впервые. Как и горящие яркими отметками на карте тела Олега пять потраченных кошачьих жизней. Еще пять причин желать смерти Разумовского. «Скоро буду» Олег всегда все чувствовал. Это было одновременно благословением и проклятием Алтана. Он утыкается горящим от неловкости и стыда лицом в сгиб локтя. Нет, он не сможет просто так лежать. Алтан поднимается, накидывает халат, ни на секунду не расставаясь с телефоном, словно тот — гарант того, что с Олегом ничего не случится. Он дает распоряжение сменить постельное белье, а сам спускается на кухню. Там его и настигает чужой звонок. Алтан растерянно смотрит на фото Олега на заставке — он совершенно не знает, что сейчас сказать. — Чем занят? — сонная хрипотца в голосе обволакивает все внутренности, заставляя тревогу осесть. Алтан слышит фоном пиканье в машине, а следом хлопок двери. — Завариваю чай. — А вот завелся двигатель. Алтан сыпет заварку в чайничек из китайского фарфора практически машинально, сосредоточившись на звуках, доносящихся из динамика. — С чем чай? — интересуется Олег, почти вгоняя в ступор — Алтан схватил первый попавшийся мешочек. — Мята и чабрец, — после короткой паузы отвечает он, понюхав содержимое чайничка. Заливает все кипятком. Телефон одобрительно хмыкает, и Алтану до зуда в пальцах хочется, чтобы это был видеозвонок. — А к чаю что-нибудь есть? — уточняет Олег, и до Алтана наконец доходит. Олег его отвлекает. Олег по одному сообщению понял, что у него был кошмар, и теперь не дает зацикливаться на этом — иначе бы не позвонил. Волна невыносимого смущения пополам с благодарностью затапливает по самые уши, заставляя щеки полыхать. Хорошо, что Олег не видит… — Есть, но я не буду полуночничать и хватать куски, — Алтан выдавливает усмешку и берет самую большую кружку из всех, что у него есть. — Подумаешь, пара печенюшек еще никого не убила, — Олег смеется куда-то в сторону, и у Алтана мурашки от этого смеха бегут по загривку. Сердце сжимается, когда перед глазами снова брызгают фонтанчики алой крови. Алтан стискивает кружку до боли в руках. — Скажешь это моим утренним отекам под глазами, — он сглатывает противный ком и отгоняет мысль достать вино. Вместо этого он наливает себе чай и устраивается на диване с телефоном. Подтягивает колени к груди, впав в какое-то оцепенение, пока Олег рассказывает рецепт какого-то невероятно вкусного пирога. Ладони греет кружка, но даже это не помогает прийти в себя. Алтан оживает только когда снаружи слышится шорох шин по асфальту. Ставит кружку с практически нетронутым чаем на столик и летит к дверям. Олег холодный с улицы, пахнет морозом и салоном авто. Алтан утыкается носом в шею и вдыхает полной грудью, не обращая внимания на удивленный вдох над ухом. Да, стыдно, да, слабый. Плевать. Сильные руки сжимают в таких нужных сейчас объятиях, горячее дыхание обжигает кожу. «Живой» — наконец проносится в голове, и Алтан почти чувствует предательскую влажность в уголках глаз. — Замерзнешь, — настоящий, не искаженный динамиком голос заставляет все внутри обмякнуть и расслабиться. — Плевать, — бормочет Алтан куда-то в плечо, чувствуя, как краснеют кончики ушей. — Мне не плевать, — ладонь мягко оглаживает спину через прохладный шелк, и Алтан невольно ежится, но все же отстраняется. Чужой внимательный взгляд тут же прикипает к покрасневшим глазам и искусанным губам. Олег хмурится и стягивает куртку. — В душ? — предлагает он, один за другим снимая ботинки. Алтан мотает головой, с трудом поборов желание закрыть лицо руками. Упорно смотрит, хоть и чувствует румянец на щеках. — Спать? — пробует Олег еще раз, ловя его руку. Алтан переплетает пальцы и кивает. В спальне он скидывает халат и первый проскальзывает под одеяло. Смотрит оттуда на то, как Олег раздевается. Впивается взглядом в знакомые шрамы. Олег замечает, естественно. Кивает каким-то своим мыслям и идет гасить свет. Алтан невольно задумывается о том, что снится в кошмарах самому Олегу. Тот не дает развить эту мысль — забирается под одеяло, сгребает в объятия, прижимается всем телом, утыкается носом в макушку. Горячий, живой… Алтан оплетает его всеми конечностями. Раньше он наверняка бы не позволил себе подобной слабости, лежал бы всю ночь без сна или глушил бы тревогу алкоголем. Но сейчас он не может не признать, что вот так намного лучше. Когда теплые пальцы поглаживают загривок, когда сердце мерно бьется под ладонью, когда дыхание едва-едва ворошит волосы. — Скажем так, у него не осталось ко мне претензий или чего-либо еще, что он мог бы мне предъявить. — Алтан слегка вздрагивает от неожиданности, и ладонь успокаивающе ложится на плечо. — Не думаю, что он когда-либо решится обратиться ко мне. Все, что сейчас может Алтан — это вздохнуть и помолиться за то, чтобы интуиция не подвела Олега и на этот раз. Олег вплетает пальцы в волосы на затылке, поглаживая мягко, и глаза закрываются сами собой. Нет, кое-что еще Алтан все же может. — Переезжай ко мне, — все внутри обмирает, когда пальцы в волосах застывают. Сверху слышится тихая усмешка. — Повтори это предложение с утра, и я соглашусь. — Алтан может чувствовать эту улыбку макушкой. Уши против воли теплеют. Он обязательно повторит.