— А как я ему скажу? — Да вот так и скажи. И было бы здорово, если мы бы смогли бы… — Ага, заняться любовью. Он выгонит меня… Да и не смогу я. — Не выгонит. И ты сможешь, вина, что ли, выпей, все говорят, помогает. Бар у него большой, наверное, посмотри, чтобы бутылка была уже открыта и стояла не на виду. Увидишь, все получится. — Ой, не знаю… — Да ты попробуй! Все, мне пора! — Ага. Пока! Подслушано в мужском туалете Института
***
Тесей расправил плечи, потянулся и взглянул на часы. Черт! С тех пор, как он позвонил домой и сообщил Икару, что придет поздно, прошло почти три часа. Поздно, куда уж позднее. Зато все дела были сделаны, и завтра целый день он может посвятить себе и своему воспитаннику. Поужинать он тоже забыл и пока поднимался в лифте на свой последний этаж небоскреба, мечтал, как разогреет фарики, польет их густым, вкусным соусом и заварит себе кружку восхитительного несинтетического чая. А потом душ — и спать. Либо, сначала душ, потом еда и сон. Аккуратно заперев за собой входную дверь и не включая общего света, Тесей повесил плащ и уже начал разуваться, как услышал шлепанье ног по полу. «Не спит, чертенок, еще и босой», — подумалось с нежностью и легкой виноватостью. Когда он разогнулся, за плечи обхватили теплые ладони, а в нос неожиданно сильно дохнуло терпким и спиртным: — Я ждал. И скучал, — промурлыкало это чудо(вище), почти повиснув на нем. — Икар, да ты что, пьяный?! Брысь спать! Тесей аккуратно отлепил от себя руки воспитанника и легонько подтолкнул его в сторону комнаты. — Нет, я тут, с вами. Икар встал на цыпочки и снова обвил его плечи заглядывая в глаза и дыша в лицо ядреным. Нет, дыхание мальчика не было противным, но, черт возьми, что такое он хлестал и по какому поводу? Икар в свои семнадцать лет ни в чем подобном замечен не был, и скорее всего, пил вообще первый раз в жизни. — Пойдем… Да не висни ты на мне, выпивоха! — Я не выпь… не выпихо… не он я! — Завалился вперед, чуть не упал, и интимно заглядывая в глаза, спросил: — А я красивый? — Очень, очень красивый! Давай уже, на кухню двигай. До кухни дошагали без приключений. Икар прошелся по ней винтом, был пойман Тесеем, усажен на стул и подперев голову ладонью, смотрел на своего опекуна, колдующего возле плиты, с выражением такого безграничного восхищения, что тому стало неловко. — Ты зачем напился, скажи мне? — Я целый день один, а вы все не идете и не идете. Я и вот, — он вздохнул, развел руками и махнул пушистыми кудрями. — Понятно. Есть будешь? — Нет, я уже поел. Один. Тесей покосился на Икара, поставил дымящуюся тарелку на стол, достал бутылочку с соусом и сел. — А я люблю вас! — Я тебя тоже очень люблю. — улыбнулся Тесей и подумал, что любит Икара чуть больше и совсем иначе, чем приличному опекуну положено любить даже самого распрекрасного воспитанника. А когда Икар чуть-чуть подрастет, и если он, конечно захочет… Порадовался, что хватило ума оформить опекунство, а не усыновление, ибо любить так сына, пусть и приемного, было бы совсем неправильно. — А я там свечки зажег, для ат-мо-сфе-ры, — по слогам произнеся сложное слово, поделился Икарушка, все так же глядя на Тесея влюбленным взглядом. — Твою мать! — взвыв, Тесей подскочил и побежал в гостиную. Там было все нормально, ничего не горело и не тлело, и вообще свечей не наблюдалось. В кабинете и спальне Икара тоже беспорядка не было. А вот в его… Да, его талантливый мальчик времени даром не терял. По всем горизонтальным поверхностям были расставлены широкие прозрачные емкости, наполовину заполненные водой, в которых на хитро сделанных «лодочках» плавали маленькие свечи. И это неожиданно было очень красиво — и так же очень смутительно. — Твою мать! — повторил Тесей снова. И еще раз, когда на прикроватном столике обнаружил почти пустую бутылку с криво прилепленной самодельной этикеткой «Бардовка». На ней красным карандашом были внесены исправления: первая буква «а» зачеркнута и сверху написана «о», между буквами «р» и «д» снова вписана кругленькая буква «о». А единственная «о» переправлена на «а». «Мальчик точно скучал», — подумал Тесей, глядя на это художество. Подарок Барда было неожиданно жалко, тот не часто баловал его подобными вещами. «Ну, он хотя бы закусывал». Коробка от конфет была пустой. А из сложенных ленточками фантиков была сплетена… штука. То ли тарелка, то ли рамка для фото, то ли еще какой-то предмет. Тесей аккуратно задул свечки, стараясь, чтобы легенькие «лодочки» не опрокинулись, ведь это было и правда красиво. На кухне уже грустный Икар вымакивал хлебной корочкой плошку из-под соуса. — Мать твою! — для разнообразия произнес Тесей. — Без ужина ты меня все же оставил. — Ага, — Икар неожиданно всхлипнул. — Идем спать. — Есть уже и правда, не хотелось. Он взял Икара за руку и повел из кухни. — А хотите, я Вам станцую? — в глазах мальчика горел энтузиазм. — Не надо! — почти испуганно взмолился Тесей. — Пожалуйста! — Я красиво могу! — он вырвал руку у Тесея и взмахнул кудрями. Танцор танцевал, рукава его желтой ночной пижамы трепетали вокруг худеньких запястий, а полосатый серый кот на груди, казалось, держался всеми лапками за ткань. Еще никто и никогда не танцевал для Тесея так страстно, сметая все на своем пути и немного все-таки путаясь в босых ногах. Танцор танцевал, а восхищенный зритель забегал вперед него и с истеричным хихиканьем придерживал хрупкие или тяжелые предметы, отставляя с пути стремительного танца мебель. Поймав портрет лучшего друга Барда, Тесей смеялся в голос, ему казалось, что глаза на портрете сделались гораздо больше и круглей, а интеллигентские очки взметнулись на лоб, аж до корней волос. Тесей совершенно не злился, он боялся, как организм юного выпивохи перенесет «совершенно натуральный и экологически чистый» продукт Бардовского изготовления. — Вам понравилось? — Икар влетел в его объятия и вытянулся в струнку, пытаясь коснутся губ. — Очень, Икарушка. Пойдем все-таки спать. — А давайте я вам спою! — это был не вопрос, но Тесей попытался отказаться: — Поздно, люди спят! — вообще-то, звукоизоляция в квартире Правителя Полиса была такой, что они с Икаром могли на пару орать песни, включив все имеющиеся вокруг источники звука, и все равно никого не побеспокоить. Но он хотя бы попытался сопротивляться. — Я шепотом. — И неожиданно сильно нагнул голову опекуна и защекотал ухо губами. — Ты у меня одна…. А дальше я не помню… И сладко зевнул. — Да что ж это такое! — Тесей перекинул сопротивляющегося мальчика через плечо и от души приложил ладонью по круглой заднице. Задница, то есть, по ощущениям Тесея, попка была восхитительной. Упругой, в меру мягкой и безупречно кругленькой. — Ай! — очень раздельно проговорил Икар. — Так нельзя! — Можно. И даже нужно, — он еще раз шлепнул по ягодице. — Спать! … На кровать Тесей сгружал уже спящего мальчика. — Чучело ты мое любимое. — Он укрыл Икара одеялом и не сдержавшись, погладил по пушистым волосам. — Подрасти чуть-чуть, и вот тогда, если захочешь…***
Утром Тесей проснулся поздно, полежал, прислушиваясь к тишине, взглянул на часы и все же встал. Все-таки принял душ, оделся. На кухне тоже было пусто и тихо. Он помыл вчерашнюю посуду, включил кофе-машину и пошел будить Икара. Постучал, раздалось тихое и жалобное: «Войдите!» Из-под одеяла торчали волосы, затем появились и глаза. Несчастные и перепуганные. — Доброе утро. — Доброе. Вставай, чудовище, завтракать пора. Он вышел из Икаровой спальни и отправился на кухню. Поджаривая яичницу, прислушивался к звукам в квартире. Протопало в туалет, потом в ванную, это быстрыми шагами. А вот на кухню кое-кто плелся нога за ногу. — Простите меня, пожалуйста. — Икар стоял в дверях, не смея шагнуть внутрь. — Не отправляйте меня обратно, я больше не буду. Икар всхлипнул, Тесею стало жалко его. Он быстрым шагом подошел к мальчику, прижал к себе. — Я не для того почти месяц оформлял опекунство над одним нахальным человечком, чтобы возвращать его в приют или куда бы то ни было. Он, этот человечек, мне самому очень нужен. Только пообещай мне одну вещь. Икар вопросительно взглянул на опекуна. В глазах мальчика была влага, готовая вылиться из них горючими слезами: — Все, что угодно! — Пообещай мне не устраивать подобные провокации до своего совершеннолетия. — Хорошо! Спасибо, я не буду больше делать такого… — Икар задумался, и уже ясно, со смехом произнес. — Еще четыре месяца и одиннадцать дней! — Вот и договорились. Давай кушать! … У них сегодня будет восхитительный день!