Мне некуда возвращаться

— Где мы?       Осаму со скрипом открыл дверь машины и, спрыгнув в мокрую от дождя траву, увяз массивными кроссовками в густой грязи — тропинку, спускавшуюся от дороги к огороженной редким леском и низкими холмами поляне, размыло ливневой водой, которая неприятно попадала в глаза, даже когда Дазай прикрывал их ладонью; Осаму совсем не обратил внимания на то, как отошёл от внедорожника к смолистым кустам вереса, мягкие хвоинки которого едва-едва липли к рукам, стоило Дазаю покрутить их между пальцами. — Пятнадцать миль до Мидвилля, штат Пенсильвания. — Ты обещал довезти меня до Гаррисберга. — Я помню, довезу. — Тогда почему мы остановились здесь? — Красиво, разве нет?       Осаму снова огляделся по сторонам, жмурясь от холодных капель дождя: — в Японии теплее: — серое небо совсем не переливалось тяжёлым июльским теплом, как в аэропорте Нью-Йорка; сильно пахло сыростью и дымом костра, словно кто-то жёг его на еловых прутьях; Дазай отогнул ветки можжевельника и присел на корточки, малозаинтересованно разглядывая мелкие синие цветы, — я уже видел такие. — Куда ты потом? — Не знаю. — Вернёшься домой? — Мне некуда возвращаться. — Почему? — Прости, я не могу тебе рассказать.       Вот тот человек, с которым я бы хотел поменяться местами. — Можно нескромный вопрос? — Валяй. — Ты гей? У тебя серьга в правом ухе.       Этот старик явно не поймёт меня, если я скажу ему, что «би». — Да. — Хочешь меня? — Что? — Просто шучу, извини.       Осаму недоверчиво сощурился, — странный мужик, — накинул капюшон чёрной толстовки на голову и, убрав мокрые волосы с лица, резко потянул вниз шнурки кофты, встал, сложил руки на груди, а затем обернулся и обратился к водителю: «Всё? Едем дальше?». Чуя отстранённо уставился в пасмурное небо, которое совсем немного и будет вовсе не разглядеть сквозь густой холодный туман, — с ним я точно не соскучусь. Накахара стряхивал налипшие листья с носков берц, оперевшись на открытую дверцу внедорожника, когда Осаму, время от времени проскальзывая подошвой по размокшему склону, вернулся к машине.       Как только внедорожник с громким грохотом тронулся с места, — что ты везёшь в своём багажнике, мужик? — Дазай спешно снял мокрую толстовку, неприятно липшую к коже, растрепал спутавшиеся от ветра волосы и звонко брякнул цепями на шее, оттянув их пальцами, чтобы вытащить из-под белой помятой футболки. Чуя схватился за банку пива, стоявшую в подстаканнике, поболтал ею из стороны в сторону и шумно смял, выбросил в открытое окно, из-за которого в салон лил дождь. — Может закроешь?       Накахара только отрицательно качнул головой, открыл бардачок и на мгновение глянул на Осаму, когда тот выхватил оттуда новую бутылку алкоголя, вальяжно закидывая ногу на ногу — Чуя промолчал и снова начал следить за дорогой, но затем всё-таки обратился к Дазаю: «Ваша наглость не знает границ», — плавно свернул налево, вдоль какой-то узкой речушки, в течение которой ветром повалило деревья, густо поросшие мхом — «Не боишься, что я разозлюсь и выпну тебя под дождь?»       Осаму безразлично пожал плечами и с хлопком отогнул кольцо на банке, спросил: «А разве сейчас ты не злишься?», — поднёс банку к губам, но ту же выругался, потому что Накахара резко крутанул руль на повороте и специально облил Дазая тёплым пивом; — фу, тёплым: нагрелось в машине; — Осаму обернулся на Чую и склонил голову на бок, когда тот коротко ответил: «Немного».       Дазай пошкрябал коротким ногтем грязное пятно на колене белых штанов, затем достал телефон из кармана, разблокировал его и сделал глоток из жестяной банки, но чуть не подавился, когда Накахара резко выхватил бутылку из его ладони, — ой, нервный какой, ну и пожалуйста, оно всё равно отвратное. — Ты не платил за него. — И слава Богу. Что за херню ты пьёшь, мужик? — Тебя волновать не должно.       Осаму удобнее завалился на спинку сиденья, без интереса листая ленту в Инстаграме, — маньячина какой-нибудь, атмосферу вокруг себя создаёт именно такую: раздражительный, угрюмый, задумчивый какой-то, ещё и подозрительно рассказать не может, почему это ему некуда возвращаться. Порывшись в карманах толстовки, которую он небрежно скомкал и кинул в зазор между сиденьем и дверью, Дазай вытащил пачку сигарет, закурил, открыв окно, а затем покосился на то, как в чужую банку пива лились холодные ливневые капли, пока Чуя болтал ею свешанной на улицу рукой, — блять, и так пойло. Мутный сизый дым пах ментолом и речной известью, будто Осаму курящим окунули головой с дощатого настила прямо в воду; Дазай высунулся из окна, услышав громкий гул — сквозь дождевые облака летел самолёт, — ничего интересного; нужно остановиться где-нибудь и купить нормального пива, а лучше джина.       Осаму ударился головой о дверцу и выронил сигарету на каменистый песок возле дороги, резко попытавшись вернуться внутрь салона, когда услышал громкий дребезг возле внедорожника со стороны водителя: Накахара выпустил из рук банку пива и она шумно грохнулась на асфальт; — я уж думал, что что-то от машины отлетело; — Дазай машинально стряхнул с пальцев горячий пепел прямо в салон и с удивлённой усмешкой спросил: «Ты чего это?» — Задумался. В любом случае, я бы уже не стал его пить. — Далеко ещё до города? — Минут сорок.       Осаму почти задремал, когда внедорожник остановился сразу у въезда в Мидвилль, в поле колосьев за деревьями, и даже глаз не открыл, стоило Чуе хлопнуть дверью автомобиля, но, как только он постучал пальцами по стеклу со стороны места Дазая, тот нехотя вышел из машины, сонно огляделся по сторонам и с нескрываемой издёвкой спросил: «Красиво?», — а затем непонимающе склонил голову, услышав от Накахары: «Дальше пешком». — Издеваешься?       Чуя побрёл вдоль дороги, хлюпая берцами по вязкой грязи и громко шурша двумя огромными непрозрачными пакетами из плотной ткани, как для походных рюкзаков, а Осаму торопливо вытащил сумку с заднего сидения внедорожника и, перекинув её через плечо, совсем скоро нагнал Накахару, — я почти уверен, что в багажнике был труп. Дазай снова закурил и задрал голову: темнело; дождь закончился, но небо до сих пор хмурилось, покрываясь плотными пасмурными пятнами, которые вот-вот и рухнут прямо в поле пшеничных колосьев горькой копотью, как от пожара. Красиво, но скучно, я видел огромное множество таких пейзажей.       Надеюсь, ты в самом деле скрываешь что-то интересное, рыжий маньячина, иначе я просто в пустую потрачу время. — Как тебя зовут? — Не могу сказать. — Кого ты убил?       Накахара остановился и резко обернулся, раздражённо сказал: «С чего ты взял? Что за глупости?», — а вот и не глупости, раз ты так злишься из-за этого вопроса; не хочу думать как-то иначе — это вгоняет в тоску. Дазай затушил окурок прямо об указатель с названием города, когда Чуя свернул с обочины на пшеничное поле, но остался стоять под знаком, сбросив сумку в выжженую солнцем траву.       Вернётся? Я же, вроде как, лишний свидетель, с чего бы ему так просто оставлять меня? Он странный даже для убийцы. Он оставлял ключи в машине? Если он сказал «дальше пешком», то почему бы мне не угнать её, раз она ему, по всей видимости, больше не нужна.       Накахара вернулся через минут тридцать, пропахший тиной и прибрежным песком, схватил Дазая под руку и долго вёл вдоль дороги до отеля с погасшей вывеской, нацепил тряпичную маску, когда шумная компания подростков у входа замолкла и любопытно оглянулась на них, — ахах, ты думаешь, я остановлюсь в этом клоповнике? За кого ты меня принимаешь? Неужели мой внешний вид больше всего напоминает тебе бомжа? Так. — Что за херня, мужик? Ты обещал довезти меня до столицы. — Я не поеду по темноте. Собираюсь остановиться в отеле, а ты, если хочешь, можешь поискать другого попутчика, но всё же советую остаться на ночлег. — Почему нельзя было сказать это сразу? Я не собираюсь ночевать в каким-то бомжатнике. — Ты не спрашивал. Никто не мешал тебе просто вырваться из моей хватки, я почти не держал тебя.       Конечно, никто не мешал: ты с огромной вероятностью замешан в каком-то криминале, буду я ещё пытаться сбежать. Только вот в таком захолустье я спать не буду. — Можешь искать другой отель, если тебе так угодно, но я не буду выслеживать тебя по городу, чтобы всё-таки отвезти до Гаррисберга, как обещал.       А вдруг он наркотой или оружием торгует? Точно что-то интересное, не могу бросить такого подозрительного человека просто так. — Я останусь здесь.       И поучаствую в какой-нибудь перестрелке, не иначе.       В номере было душно, даже когда Осаму открыл все окна настежь: в щели влетал только вечерний жар заката, который нёс с сбой дорожную пыль и цветочную пыльцу из чужого сада, огороженного каменной стеной, — банька-парилка, ёбаный в рот. Даже алкоголя здесь не купишь. Отвратительно. Нужно идти в какой-нибудь магазин, но я совсем не знаю города, да и столько усилий ради трёх банок пива? Мне потрахаться-то съездить через три улицы лень, хотя порой такие жаркие парни и девчонки были. Не бросали бы мы тачку — остановились бы в каком-нибудь нормальном отеле, в который и проституток заказать не стыдно бы было.       Осаму свесился с подоконника, зачёсывая прилипшую ко лбу чёлку назад, — накалившийся за вечер воздух едва холодил, так что пот с Дазая продолжал литься градом — отсто-ой, — увидел, как Чуя выходит из отеля, громко свистнул, чтобы тот обратил на него внимание — Накахара задрал голову вверх, разглядел Дазая и с подозрением склонил голову на бок, на ходу поправляя съехавшую тряпичную маску, — конспирация? — Куда ты? — Секрет.       Чуя больше не оборачивался на чужой голос, поэтому Осаму торопливо сбежал с лестницы второго этажа и последовал за ним, прочь из гостинницы, но совсем скоро почти передумал и хотел было развернуться да идти обратно, когда Накахара промолчал на все его вопросы, но в конце концов Чуя сказал: — «Возвращайся», — как только длинные-длинные еловые тени упали на лицо и скрыли зорные лучи, ярко осветившие горизонт густым малиновым свечением, тогда Дазай и решил из принципа не отставать от подозрительного попутчика. — Не хочу. — Ты не можешь пойти со мной. — Это почему это? — Я же говорил, что это секрет. — Ты подозрительный. — А ты нет? Зачем ты хочешь проследить за мной? Убить в лесу намереваешься, чтобы моё тело потом никто не нашёл?       Осаму недоверчиво прищурился, — это, по-моему, твои намерения, разве нет? — но идти за Чуей не перестал, даже нагнал его, запинаясь о мокрые камни и цепляясь одеждой за поломанные ветки, чтобы идти рядом, а не позади. Что-то гремело вдалеке, будто кто-то бил пустые стеклянные бутылки о стволы деревьев, а затем ходил по осколкам в тяжёлых военных сапогах, — жуть какая.       В таком месте снимать фильмы ужасов самое то. Я бы попробовал, всё-таки когда-то стать оператором было моей мечтой, только вот дядя всегда был против — неприбыльно. «Захотел бы ты лучше стать режиссёром, раз уж задумался о кино», — говорил он. Как бы самому не стать героем тупого ужастика рядом с этим угрюмым подозрительным мужиком.       А он внешне очень даже привлекательный, но его поведение отталкивает. И заинтересовывает одновременно. Выглядит таким опасным. Надо затащить его в постель, однозначно. Очень надеюсь, что он не против мальчиков. — Скажи мне, как тебя зовут, иначе я не знаю, как к тебе обращаться. — Нет. — Скажи-и. В этот раз я не отстану.       Надо же знать, какое имя стонать под тобой, угрюмый маньячина. Для тебя же стараюсь.       Накахара проигнорировал чужие слова, но чем чаще Дазай дёргал его за рукав пуловера, повторяя один и тот же вопрос, тем больше он хмурился и крепче сжимал ладони в кулаки в карманах дутой жилетки. Когда Чуя резко остановился, Осаму в самом деле подумал, что сейчас отхватит в морду за свою навязчивость, вот только Накахара схватил Дазая за запястье, дёрнул рукой вниз, чтобы тот нагнулся и их лица оказались не одном уровне, почти впритык друг к другу. — Ты меня раздражаешь, в курсе? Если я такой подозрительный для тебя, то что мне мешает, по-твоему мнению, закопать тебя в этом лесу живьём?       Ой, какие мы грозные. В самом деле ведь выглядит угрожающе, а я еле сдерживаю улыбку — ох, как сильно мне нравится исходящая от него опасность. Он может трахать меня прямо здесь: я почти возбудился. — У тебя нет с собой лопаты, чтобы похоронить меня заживо. — Прекрати донимать меня, иначе я заставлю тебя самому себе рыть могилу голыми руками.       Если я его прямо сейчас поцелую, то он сломает мне челюсть?       Накахара грубо оттолкнул Дазая от себя и быстрым шагом пошёл глубже в лес по узкой тропинке, на которую ветром выдуло поломанный камыш и звериный пух.       Эх, уже поздно гадать, но отчего-то мне кажется, что определённо сломает. И не только челюсть.       Осаму выглянул в просвет между еловых макушек и азартно улыбнулся, — я добьюсь его, однозначно, — неловко поскользнулся на мокрой траве и, зацепив Накахару, упал вместе с ним в россыпь мелких жёлтых цветков, но тут же перевернулся на спину и сел, пронаблюдал за застывшим Чуей, который безучастно всматривался в тёмное пасмурное небо, окрашенное холодными вечерними бликами.       Живём один раз.       Дазай наклонился над чужим лицом и, оттянув маску, чмокнул Накахару в губы, любопытно склонил голову на бок, переминая в ладонях редкие колоски какой-то луговой травы, тихо спросил: «Против мальчиков?», — и уже прижмурился, готовясь получить в нос, но Чуя только угрюмо перевёл взгляд с тяжёлых дождевых туч на Осаму и сказал: «Не делай так больше — это грубое нарушение личного пространства», — Дазай хмыкнул, — если не зол, значит, не против. Напьюсь с ним, и он охотно снимет с меня одежду, никогда не бывало иначе. — А если сделаю так снова, то что? Трахнешь меня?       Разумеется, а как же иначе? — А ты возбуждаешься от одного только чмока в губы? Ты не выглядишь на тринадцать, да и я тоже.       Хорошо, резонно. Но это не отменяет того, что я с тобой поебусь. Кого я могу не привлекать в конце-то концов?       Накахара на ходу стряхивал липкие хвоинки и жёлтые лепестки с одежды, спустился к реке и остановился, долго думая над чем-то. Притоптал прибрежный камыш, а затем раздвинул примятые стебли руками и вытащил из вязкой тины два больших чёрных пакета, накрепко привязанных к узкому настилу, который почти весь обвалился в мутную воду. — Что в пакетах? — Отвернись. — Ты подозрительный, мужик. Если там труп, то просьба отвернуться звучит максимально по-детски. — Там мясо. Вяленое мясо. Ты не выглядишь как человек, который рвётся на такое поглядеть.       Ага, ну да, я не поверю тебе. Если он сейчас развяжет пакеты, а там в самом деле мясо, то я досадно зря теряю время. Там просто обязана быть наркота или травка какая-нибудь. — Что в пакетах?       Накахара нахмурился, — ох, значит, всё-таки что-то интересное? — с нескрываемой угрозой сказал: «Тебе стоит поверить мне и выполнить мою просьбу», — хуёвый из тебя преступник: стоит побыть понавязчивее, так ты ни обмануть не можешь, ни прогнать. Если он маньяк, то сейчас происходит до ужаса напряжённый момент, а у него ни одна мышца в панике не дёргается. — На поясе моих штанов пистолет. Убедительно?       Блефует? Да наверняка. По его интонациям сложно понять, лжёт он или нет.       Чуя, не дождавшись желаемого страха на чужом лице, в самом деле достал пистолет из кобуры и направил его на Дазая, у которого руки от волнения затряслись: — что-то новенькое, давненько меня не пробивала нервная дрожь: — казалось, течение громче забилось об илистые берега, а на макушку будто стал накрапывать мелкий холодный дождь.       Опрометчиво. Даже если в его пакетах нет ничего противозаконного, я уже в любом случае могу привлечь его за хранение оружия, почему-то не думаю, что у него есть на него лицензия. Вот только в таком случае у него всё равно потребуют показать содержимое пакетов, потому что его действия очень подозрительны.       Ебаный из него преступник, но это не делает его секреты менее интересными. У меня подгибаются ноги. В последний раз такое было, когда меня покусали бездомные собаки, пока я возвращался из школы. Мне лет семь-восемь тогда было. Такое чувство не скоро приестся, это точно. — Отвернись!       Дазай резко обернулся, вздрогнув от чужого громкого голоса, непроизвольно вгляделся в темень хвойного леса, совсем не рассеивавшуюся со временем, сколько бы Осаму не щурился. Внутри всё похолодело и замерло, Дазай почти не чувствовал подрагивавшие кончики пальцев, хотелось упасть на колени и в страхе спрятать голову, когда Накахара выкрикивал угрозы.       Не помню, чтобы когда-то вообще появлялось такое желание. Неужели он и в правду выстрелит, если я попытаюсь сбежать или позвать на помощь? В его голосе совсем не чувствуется дрожи. Точно убил кого-то. Без сомнения.       По возвращении обратно в отель Осаму не мог заснуть: ему казалось, что Накахара всю ночь провёл у двери его номера, постукивая дулом пистолета о ручку. Дазай мельком глянул на себя в зеркало в углу комнаты, резко зажал руки между бёдрами, заметив, что до крови расчесал тыльные стороны ладоней от волнения, ухмыльнулся, забросив голову назад, — это сильное чувство страха вызывает такой азарт — я будто в фильме или игре какой-то.       Дазай долго щурился, когда уже утром встал напротив окна: небо было ясное-ясное, и июльское солнце неприятно слепило, выжигая влажные макушки деревьев. Сигареты валились из рук, поэтому Осаму сел в кресло и зажмурился, вытащил из кармана белую бандану, повязал её на голову, а затем, мельком глянув на сверкавшую от утренних бликов траву за окном, надвинул повязку на глаза и медленно выдохнул.       Думаю, даже если он и сидел ночью за моей дверью, то сейчас точно уснул или ушёл.       Интересно, он всё-таки отвезёт меня в столицу или просто убьёт? Или просто оставит здесь — навряд ли: я могу настучать. Да и не отпущу я его так просто, я ведь ещё даже с ним не ебался — думаю, это будет самый необычный оргазм в моей жизни.       Дазай сдвинул бандану с лица, как только Чуя открыл дверь в его номер и сказал, чтобы тот спускался и садился в машину, — воу, у меня колени начали биться друг о друга. Осаму перекинул лямку сумки через плечо и, схватив с подлокотника кресла ключи от номера, пошёл за Накахарой, чувствуя, как ноги непроизвольно подгибаются, когда он шагает.       В салоне авто было душно, потому что Чуя оставил машину на улице на всё утро, поэтому Дазай сразу высунулся из окна, как только автомобиль поехал, — это другой внедорожник: он весь исцарапанный, а краска местами стёрлась; он привереда, который ездит исключительно на внедорожниках? Нужно купить пива, иначе мои движения слишком рваные и нервные.       Накахара долго молчал, когда Осаму попросил его остановиться возле алкогольного магазина, но всё-таки высадил Дазая там и настолько внимательно наблюдал за ним из машины, что Осаму стало неловко, поэтому он спешил, заходя в здание и выходя из него.       Уже на выезде из города, Дазай открыл первую банку пива, отстранённо листал посты в Твиттере, а затем глянул на пшеничные колосья через окно, которые мутно размывались и сливались друг с другом из-за быстрого движения авто, открыл приложение «камера» на смартфоне, сделал несколько коротких видеозаписей и залил самую удачную из них в свой профиль в Инстаграме. Ухватился за цепи на шее и, медленно перебирая их в пальцах, не досчитался одной, — в поле наверняка вчера вечером потерял, — сдвинул бандану повыше и расправил её, делая глоток из жестяной банки. — Хочешь?       Чуя на секунду перевёл взгляд с дороги на бутылку, взял банку из чужих рук и едва не разлил пиво, входя в поворот, вернул бутылку обратно Осаму и сказал: «Чуть позже», — на что Дазай только пожал плечами, открыл бардачок и, любопытно порывшись в нём, вытащил баллончик с белой люминофорной краской и пачку презервативов, — интересный набор. Это прошлый владелец машины не забрал или Накахара проститутку заказывал? А может это я его проститутка? Неужели даже стараться его добиваться мне не пришлось? Думаю, это мой личный рекорд, если не брать в расчёт случайный секс в клубе, конечно.       Отсосу ему, пока он за рулём. Одна девчонка делала так, когда я вёз её из университета — опасность заставляла возбуждаться сильнее, я тогда выебал её в фонтане на заднем дворе её дома. Он точно вдарит мне, а потом застрелит. Испытываю новый приступ азарта. Интересно, у меня может встать от этого чувства? Осаму улыбнулся, пододвигаясь ближе к Чуе на своём сиденье, слегка наклонился, но затем закусил губу, потому что Накахара ухватился за волосы на его затылке и, крепко удерживая их между пальцев, спросил: «Что ты собираешься делать?», — Дазай резко отстранился.       Момент упущен.       Свесив руку из окна автомобиля, Осаму отстранённо вглядывался в отражение на стекле заднего вида: мелкие камушки скатывались с пригорка в мутную реку из-за тряски от движения машины, — пахшие ветром пшеничные поля остались позади, — то и дело мерцал солнечный блик, который пробивался сквозь листву и синие небесные тени осы́павшихся утренней росой облаков. Когда Дазай привстал со своего места и высунулся в окно почти наполовину — Чуя резко крутанул руль, что Осаму ввалился обратно внутрь авто, угрюмо сказал: «Опасно: вывалишься», — Дазай закатил глаза, ответив: «Какой ты скучный».       Как только машина въехала в Кларион, Осаму задался целью во что бы то ни стало выпить с Накахарой, поэтому настоятельно предложил остановиться в городе и взять что-то на обед, чтобы Чуя перестал следить за дорогой и в конце концов расслабленно распил с ним бутылку вина.       Интересно, насколько он восприимчив к алкоголю? Очень надеюсь, что этот рыжий маньячина станет разговорчивее и веселее, гляди, и до секса сегодня дойдёт. Или до убийства. Шутка. Я в себе очень уверен.       Дазай долго недовольно кусал губы, пиная коленом дно бардачка и жуя горький сигаретный фильтр, когда Накахара отказался оставаться в Кларионе дольше, чем на час, — я хочу ебаться сегодня. Как только машина выехала за черту города, Осаму твёрдо решил, что не откажется от своей цели напоить Чую, поэтому, стряхнув с рукавов ещё горячий синеватый пепел, свалившийся с сигареты, Дазай толкнул Накахару в плечо так, что тот непроизвольно свернул с дороги на обочину в кусты каких-то красных цветов, — я топтал такие, когда в последний раз был в этом штате.       Осаму совсем не удивился, получив от Чуи неслабую затрещину, — да-да, я капризный ребёнок, ну уж по-другому не воспитывали, извините, — без интересно выслушал от Накахары: «Ты идиот?! А если бы мы перевернулись?!», — у него даже крик обделён эмоциями, отчего-то я только сейчас это заметил. Очень подходящая маньяку деталь. Звучит он по-особенному угрожающе из-за этого.       Машина проделала глубокие рытвины в ещё сырой от дождя земле и грубо переломала цветочные кусты, из-за чего казалось, будто кто-то часами намеренно катался по поляне взад-вперёд, проторивая короткую широкую тропинку. Сегодня я напьюсь и потрахаюсь в этой долине. — Выпьем.       Чуя снова замахнулся, но тут же зажал руки между бёдер, — у кого-то проблемы с контролем гнева, — а затем сквозь зубы выдал: «Ты в самом деле подверг нашу жизнь опасности только из-за своей прихоти?», — Осаму пожал плечами и спокойно ответил: «Ну да, мужик», — Накахара подался вперёд и прислонился своим лбом к чужому, через силу удержавшись от того, чтобы с силой не стукнуть чужую голову своей, угрожающе низко произнёс: «Знай, в следующий раз я пристрелю тебя, капризный мальчишка», — о-ох, у меня от таких речей и интонаций всё внутри аж замерло. В конце концов у меня встанет, уверен. Не знал, что такое возбуждает меня. Необычно.       Хочу, чтобы он трахнул меня, удерживая дуло пистолета у моей челюсти.       Воу, какое фантазии.       Нужно поскорее начинать пить. Хочу его. Никогда никого так не хотел. Если ничего не выйдет, буду дрочить и плакать. Какие забавные мысли, разве такое возможно? Ахах. — Давай пить. — Я тебя сейчас снова ударю.       Дазай едва ли не насильно всучил Чуе открытую бутылку вина и выплюнул окурок прямо в салон, на заднее сидение, на что Накахара предупреждающе нахмурился, — теперь-то он не сможет сказать мне «проваливай»: слишком велик шанс того, что я начну трепаться обо всём увиденном.       Осаму вышел из машины и побрёл к огороженному низкой каменной стенкой участку, постоянно оглядываясь, чтобы убедиться, что Чуя идёт вслед за ним, болтая бутылкой вина из стороны в сторону и неловко перешагивая через поломанные кусты красных цветов, которые цеплялись за носки берц. Когда Дазай начал перебираться через ограду, Накахара поймал его за плечо и резким движением повернул к себе лицом, сказал: «Это частная собственность», — на что получит ответ: «Я знаю, именно поэтому я хочу пить именно там». — Я не стану и дальше потакать твоим желаниям, хватает того, что я согласился немного выпить с тобой. Интересно, когда ты собираешься добраться до столицы? Через месяц? Своей прихотью ты отнимешь очень много времени. — Ого, ты умеешь так много говорить. Мы заночуем здесь. — Ты глупый?       Дазай проигнорировал чужие слова и, ловко перемахнув через ограду, пошёл по тропинке между деревьев до теннисного корта, который занесло мокрыми листьями во время дождя, но остановился сразу у металлической сетки и обернулся, долго разглядывал облокатившегося на каменный забор Чую, попивавшего вино из полупустой бутылку, — ну да, я в дороги и вина выпил; надо было с собой больше пива взять, а то всё-таки придётся возвращаться за ним в машину. Я не помню, я брал виски? — Долго будешь там стоять? — Осаму крикнул, привалившись к ограждению вокруг корта, — не плохой такой у кого-то загородный домик, — услышал: «То, что ты делаешь, незаконно: это частная собственность», — закатил глаза, — а хранить оружие и угрожать им кому-то — очень законно, конечно. Что за бред?       Дазай вернулся к забору бегом, едва не выронив банку пива из рук, схватил Накахару за запястье и с силой потянул на себя, разглядел, как Чуя скептически приподнял одну бровь, — ага, ехидно улыбнись ещё; ну да, не хватает мне силёнок, так ты крупнее меня раза в два, мужик, здесь нет ничего удивительного.       Я не слабый. — Даже не пытайся. — Ты и так не один раз нарушил закон, я уверен. Так почему бы не нарушить его снова, какая разница? Тебе всё равно наверняка сидеть очень долго, может быть, даже пожизненное или смертная казнь, смотря где и что ты сделал.       Накахара задумался, опустив голову, кивнул сам себе, — вот-вот, я прав, — поднялся с колен и перебрался через каменное ограждение, ответив: «Ты прав. Уже нет никакой разницы, сколько раз я нарушу закон», — Чуя до пугающего неестественно улыбнулся, — он выглядит как человек, который сдался. С таким маньячиной будет не интересно: он не станет во что бы то ни стало не попадаться полиции, продумывая сложные действенные планы. Наверное, зря я так воодушевил его на бесшабашные поступки. Надеюсь, он не станет настолько шумным и решительным, что и меня поймают копы.       Как только Чуя зашёл на корт, Дазай допил свою бутылку пива залпом и, размахнувшись, перекинул пустую банку через металлическое ограждение, поднял порванную ракетку, лежавшую в выгоревшей от солнца траве под самой сеткой, и цокнул, — мало того, что тут только одна ракетка, так она ещё и сломанная. — Ты умеешь играть?       Ого, он стал разговорчивее. — Ага. Правда давно уже не играл. А ты умеешь? — Нет.       И замолк.       Осаму сел на корточки и начал вытягивать жёлтые тюльпаны прямо за бутоны через металлическую сетку, — они пролезали с трудом, так что сильно повреждались и переламывались в стеблях, — накидав у своих ног горку цветов, Дазай долго перемешывал её ладонями, пока из бутонов не начали выпадать лепестки. — Здесь красиво, — Дазай только пожал плечами на чужие слова, отирая грязную подошву кроссовок о траву, слипавшуюся из-за этого в комья, и безо всякого интересна оглядываясь: он был в этом штате — видел и здешние поля, и здешние леса, и здешних людей, — чему удивляться-то? Скучно. Ничего нового. Думаю, сейчас он спросит у меня что-то ещё, ведь так? — Как тебя зовут?       Да я ванга. Как бы все его действия не стали такими предсказуемыми: я просто помру от скуки. — Осаму. Что поменялось с твоим осознаем того, что нет смысла подчиняться законам в твоей ситуации? — Это осознание значит, что нужно провести время до заключения максимально комфортно для меня. Я уверен, что полиция очень-очень скоро узнает, кто я. — Ты совсем не собираешь как-то выкручиваться из ситуации? — Мои планы порушились, так что я просто не представляю, как это сделать. — Какие планы? Что ты сделал? — Я не буду отвечать на эти вопросы.       Накахара нахмурился и сделал глоток из своей бутылки, — какой же ты загадочный, мужик. Он сам по себе такой угрюмый? Вероятно, потому что он улыбнулся единожды только возле ограды. Да ещё и так жутко.       Похоже, я сбил весь его настрой. О преступлениях не сообщают каждому встречному, хотя, как вроде, он уже и сказал, будто абсолютно уверен, что его скоро поймают. — Как тебя зовут? — Не имеет значения. — Думаешь, что я сдам тебя? Я уже могу составить фоторобот, чтобы ты знал. — Тебе не обязательно знать имя такого человека, как я. — Самокритично.       Очень интересно, чего же он такого сделал? Изнасиловал кого-то и съел? О-очень надеюсь.       Дазай распинал сложенную им кучу поломанных жёлтых тюльпанов, — точно нужно было брать с собой ещё пива, — стянул с головы бандану и привязал её к столбику, на который была натянута теннисная сетка. Осаму удивлённо рассмотрел девушку в летнем белом платье, в подоле которого путался полосатый рыжий кот, пока та крадучись шла к корту. Как только она крикнула: «Я вызываю полицию», — Дазай сорвался с места и, схватив Накахару, только-только обернувшегося на чужой голос, за запястье, побежал к низкой каменной ограде, широко азартно улыбаясь, — возможно, нужно было бы подождать, когда приедут копы: от них я уже давно не бегал — было бы веселее.       Когда Чуя уселся на водительское сиденье, Осаму тут же всучил ему ещё одну бутылку вина, тогда Накахара спросил, громко откупорив её: «Я сильно напугал тебя возле реки вчера. Прости. Меня очень раздражало то, что ты неуклонно следовал за мной». — Как по мне, ты совсем не старался сделать так, чтобы я этого не делал. — Впредь мне стоит быть настойчивее.       Зачем он извиняется? Это так глупо. — Разве не стоит отъехать? — Мы уже не находимся на частной территории, не думаю, что она проследит за нами. — Как скажешь, судя по твоим словам, тебе лучше знать.       Осаму открыл ещё одну банку пива, затем сделал пару глотков и закурил, удивился, когда Чуя попросил у него сигарету, сообщил об этом: «Я думал, что ты не куришь», — Накахара снова нервно улыбнулся: «Не думай: плохо получается», — у него всегда такая улыбка? С такой бы в самом деле в фильмах ужасов сниматься. Дазай выдыхал дым прямо в салон, потому что Накахара делал точно так же, Осаму улыбнулся, когда Чуя сказал: «Приятные. Как называются?» — ответил: «Хуйню не курим. Это «Marlboro Gold», — Накахара хмыкнул: «Странно, что я не узнал их». — Ночевать сегодня придётся в машине: я начинаю пьянеть. — Понял.       Отлично. Потрахаюсь сегодня.       Осаму разглядел в ветках деревьев гамак за низким каменным забором, — бля-ять, там было бы очень классно пить пиво, но эта девчушка точно вызовет полицию, — его слабо раскачивало тёплым июльским ветром, который обычно поднимается по вечерам с густым туманом от лесных озёр к пристаням.       И трахаться в гамаке было бы явно очень необычно. В любом случае, я в гамаке ещё не трахался, только на дворовых качелях ночью, тоже не скучно, не спорю.       А вот в машине будет очень банально, но, видимо, либо в машине, либо в переломанных цветочных кустах. Я, конечно, мазахист в какой-то степени, но, нет, не в грязи и ветках, пожалуйста. Интересно, он согласится, если я попрошу его приставить пистолет к моей голове? А то в самом деле будет очень скучно.       Всё же я не во всём капризный, вот, я уступаю в постели, я молодец, разве нет?       Мне срочно нужно узнать его имя.       Когда Чуя вышел отлить, Дазай несколько секунд неотрывно смотрел, как чужой силуэт отдаляется от автомобиля, скрываясь за выцведшими до синевы соснами, которые отделял от цветочной поляны узкий деревянный мост. Осаму стал судорожно рыться в бардачке в поисках документов, вывернул карманы дутой жилетки, оставленной Накахарой на заднем сиденье, и нашёл там его паспорт гражданина Японии, в спешке выглянул в окно внедорожника, а затем рассмотрел чужую фотографию в документах — похож, но причёска другая, совершенно. Нынешняя идёт намного больше этому Чуе Накахаре. Может, это поддельный паспорт? Тогда очень умно было вклеивать в него именно старую фотографию: не прикопаешься к ней. Ему исполнилось тридцать этой весной, воу. Похоже на правду, пожалуй, да. С такими «взрослымим мальчиками» я ещё не ебался. Новый опыт, хули. Думаю, не пожалею. Почти уверен, что не пожалею. Особенно, если он согласится на мои условия в постели. Он согласится. Никто не отказывался от того, что я предлагал. Никогда.       Как только Накахара ухватился за перила деревянного моста, Дазай тут же положил чужой паспорт на место, открыл новую бутылку пива, не допив предыдущую, и, когда Чуя сел на водительское сиденье с букетом из блеклых роз и увядших трав, вопросительно склонил голову. — Будешь выёбываться — отпизжу этим веником. — Как скажешь, Чуя.       Накахара замахнулся, сказав: «Рыться в чужих вещах — отвратительно. Хотя, кому я говорю, да?», — но не ударил Осаму, а положил букет на переднюю полку авто, — ясно, этот букет просто красивый, — а затем сообщил, нахмурившись: «Ты снова нарушаешь моё личное пространство. Я вспыльчив, поэтому мои угрозы могут в скором времени стать вполне реальными, а я не хочу сделать тебе больно, Осаму».       Ой, какие речи, прямо как в глупых любовных сериальчиках. Сможешь оторваться, когда будешь иметь меня. Нам обоим это понравится.       Дазай поперекатывал ногой баллончик с белой люминофорной краской из стороны в сторону, поднял его и вышел из машины, поднялся к трассе, — время размя-яться, — даже не оглядываясь по сторонам, начал рисовать неаккуратные звёзды, которые ночью будут заметно светиться вдоль дороги, окрашивая бледным зеленоватым свечением пыль от автомобильных колёс, — сфоткаю, как закончу: классно смотрится. Осаму прикусил свой же язык, когда Чуя дёрнул его за руку и с размаху дал подзатыльник; кто-то часто-часто гудел, въезжая на горку. — Ты идиот?! — Ну я же слушаю, едет кто-то или нет. Машина ещё далеко, если ты об этом — я просто бы переступил на другую полосу и всё, паникёр.       Накахара насильно повернул чужую голову вправо: какой-то лихач ехал зигзагом, громко сигналя, пока пьяная девушка, наполовину высунувшись из окна на заднем сиденье, размахивала руками в разные стороны, — оу, да, меня бы сбили, однозначно. — Спасибо. Но это не означает, что я больше не буду так делать, мужик, — Осаму достал телефон из кармана штанов и начал идти вдоль трассы, подбирая подходящее место для съёмки, пока Накахара хмурился, — чего он парится? Собьют — не его вина. К чему такие волнения? Дазай сделал пару фотографий, а затем, жестом руки попросив Чую отойти в сторону, пошёл по самому краю трассы, записывая короткое видео.       Осаму долго наблюдал за тем, как Чуя залпом допивает бутылку вина, — он точно должен опьянеть от такого количества алкоголя до такой степени, чтобы попытаться раздеть меня. Как только Накахара выронил банку в запылённую холодным вечерним дымом траву, Дазай схватил его за запястье и повёл к мосту через реку, от поля к сосновому лесу.       В бору пахло закатным туманом и смолой, которая застывала на коже тонким слоем и очень трудно отставала от неё, что в конце концов Осаму просто закатывал глаза, прекращая тереть липкие ладони друг о друга. Чуя не задавал никаких вопросов, был заторможенным и сонным, но иногда подолгу оглядывался по сторонам, что Дазаю приходилось останавливаться и непроизвольно прислушиваться к трению сосновых иголок друг о друга.       Если он не по мальчикам, то я получу пощёчину.       Осаму поцеловал Накахару в губы и замер, стоило Чуе резко завалиться на спину прямо на сырую земляную тропинку, на которой от грохота затрещали мелкие острые камешки, крепко обняв его за пояс, — мне так жалко его кофту; весь салон будет в земле. Дазай медленно мял в пальцах опавшие влажные ветки, щекотавшие запястья, — они просто прогибались, даже когда Осаму брал их обеими руками и складывал пополам — никак не ломались. — Раз у тебя одни письки в голове. — Эй! — Раз у тебя одни письки в голове и цели, требующие обязательного осуществления, мне проще в самом деле трахнуть тебя, чем раз за разом прогонять.       Думаешь, я стушуюсь после твоих слов? Не-ет, конечно, нет. Я заставлю тебя трахнуть меня. Ну как, ты в любом случае сам этого захочешь.       Дазай машинально потянулся поправить бандану, но, вспомнив, что привязал её к сетке на теннисном корте и не успел забрать с собой, просто заправил чёлку за ухо. Осаму поёрзал на бёдрах Накахары и сказал, низко склонившись над чужим лицом: «Так трахни», — Дазай долго ожидал увидеть растерянность на лице Чуи, но тот выглядел серьёзным, в самом деле серьёзным.       Так. Да ладно. Как же сложно понять, шутит он или нет. У него почти всегда камень-лицо. — Ты шутишь? — Я думал над этим со вчерашнего вечера и пришёл к такому выводу.       Оу, так долго. Ну это я за секунды решаю и тут же делаю.       Трахаемся, так трахаемся, не зря, значит, с собой смазку таскаю.       Осаму снова поцеловал Чую в губы и, медленно забравшись рукой под чужую кофту, непроизвольно промычал, когда Накахара повалил его на опавшие ветки, от которых тут же промокла одежда, — сказать ли сейчас про пистолет? — а затем резким движением стянул с Дазая штаны. — Стой-стой-стой, я не возбуждён. Разве у тебя уже стоит?       Осаму коснулся чужого паха, но возбуждения не почувствовал, а Чую аж передёрнуло — Дазай поджал губы и шумно выдохнул, спросил: «Всё в порядке?» — долго наблюдал за тем, как Накахара медленно мотает головой из стороны в сторону, задевая макушкой низко отогнутые сосновые ветки.       Мне нужно покурить. — Я не по мальчикам. — Тогда зачем заставляешь себя? Ты собрался тыкать в меня вялым членом? Не находишь это очень нелогичным, нет, мужик? — Я привык решать возникающие проблемы, как бы сильно мне не нравилось то, какие действия это решение предполагает. Я думал просто трахнуть тебя пальцами и отсосать, разве это уже не считается сексом? — Меня пугает то, как легко ты говоришь подобные вещи после сообщения о том, что не по мальчикам.       Дазай неловко натянул штаны обратно и достал из них пачку сигарет, вытащил одну, не смог подкуриться от зажигалки, липшей к рукам, поэтому в конце концов зажёг сигарету спичкой, потряс открытый коробок из стороны в сторону, перемешивая мелкие пластиковые звёзды и бусины со спичками, — я и забыл, что использовал его для фотографии. Кисловатый дым смешивался с туманом и впервые резал глаза, что и Чуя, и Осаму прижмурились. — А от моих поцелуев тебе противно? — Если не лезешь с языком, то мне просто всё равно, но я считаю это нарушением личного пространства.       Ой, как скучно. Ну, значит, вместе будем трахать сук.       Дазай едва не упал обратно в сырые сосновые ветки, когда Накахара поднялся с земли и резко потянул его за запястье за собой, что у Осаму аж в глазах потемнело: закружившуюся голову обожгло холодным воздухом, а от стойкого запаха сигаретного дыма свело челюсть.       Всё так неловко вышло.       Дазай стряхнул пепел с заднего сиденья авто и нахмурился, — чем я думал, когда соглашался ночевать в машине? Ах, точно, членом, Чуя правильно подметил, — вспомнил про чёрную толстовку, которую было бы неплохо подстелить и которую он рассеянно оставил в предыдущем автомобиле Накахары, — дурачок, сука. Нужно купить новую. И бандану тоже: мои отросшие волосы меня бесят. Когда же настанет момент, когда я смогу собрать их? Нужно было не состригать волосы: а то мешают, мешают. Их хоть в хвост завязать можно было, а так эти волосы просто везде. А волосами как-то завтракать не вкусно, знаете ли.       Накахара недолго помял в руках букет из сухих цветов и выбросил его в открытое окно машины, отряхнул руки, а затем, неловко перебравшись на соседнее переднее сиденье, отогнул его спинку назад, что Осаму смог посмотреть в чужие глаза сверху вниз, Дазай смог бы и щёлкнуть его по носу, если бы захотел.       Простреленное колено. Нарушение личного пространства, как-никак. Как Чуя относит к другим касаниями? Его бы передёрнуло от такого? Нет, думаю, нет. Но он точно бы был недоволен. Уверен, он бы сломал мне руку, если бы я щёлкал его по носу достаточно долго.       Блять, как же жаль, что я не смогу поебаться с ним. Все мои фантазии идут на хуй. Я даже, пожалуй, раздражён этим: мне не нравится, когда всё идёт не по плану. — Не замёрзнешь ночью в одной футболке? Ты же, вроде, в кофте был, разве нет?       Да бля-ять. Да, я облажался. — Забыл в другом твоём внедорожнике.       Осаму долго ждал, что Накахара что-то ответит на это, но тот только угрюмо перебирал кольца на вытянутых к крыше машины руках и иногда задумчиво чесал щетину, — ладно я в душе не был сегодня: не до этого как-то было, но почему он даже не брился. Ах, да, душ. Бля-ять, зачем я согласился ночевать в машине, сука, дебил ебаный. Снова облажался.       Дазай нервно царапал грязное пятно на штанах, — я даже не переодевался, я такой безответственный, и осознание этого так бесит, — затем снова по привычке потянулся поправить бандану, цокнул, — дядя бы не порадовался такой безалаберности: все вещи растерял. Нужно срочно переодеться. Чуя даже стал искоса наблюдать за Осаму, который в спешке рылся в своей сумке, вытаскивая аккуратно сложенные вещи. — Ты чего? — От меня воняет? — Что? — Я не был в душе с самого отъезда из Нью-Йорка.       И ебаться ещё же хотел. — И почему ты вспомнил об этом только сейчас?       Дядя не приглядывает, вот и веду себя, как дурачок. Потому что и есть, блять, дурачок. — Я не могу водить в таком состоянии, но мы можем дойти пешком до города, если тебе так сильно нужно в душ.       Блять, я, вероятно, выгляжу очень глупо сейчас, но у меня зазудило кожу на руках и спине от мыслей о том, что я пропустил душ.       «Выгляди безупречно и веди себя так, будто уже купил всё, что тебя окружает». У, сука, не могу просто забить хуй, ещё и припоминая дядину фразу время от времени. Я когда-то рассказал об этом наставлении школьному знакомому: он посмеялся и сказал, что звучит «кринге», совсем как в клишированных фильмах. Думаю, я слишком привык слышать эту фразу, чтобы согласиться с ним.       Да, пожалуй, я чистюля, чтобы отказываться от чужого предложения. — Да, пошли.       Осаму шёл быстро, перепрыгивая через рытвины вдоль дороги, — нужно было больше пить, чтобы было похуй. Нет, нам бы ещё надо было долго ехать до следующего населённого пункта, — когда как Чуя был медлителен и много осматривался по сторонам, иногда даже останавливался, разглядывая что-то под ногами, но затем сразу нагонял Дазая, который в конце концов начал придерживать громко дребезжавшие на груди цепи, — раздражают.       После душа Осаму устало завалился на кровать в номере, — на ресепшене я даже на секунду подумал, что Накахара берёт нам один номер — его в тепле совсем развезло. Как нас только не прогнали? — просмотрел комментарии под своими постами в Инстаграме, полистал ленту, прежде чем получить сообщение в директ. «Привет 👋 Путешествуешь?»       Фотки в профиле у неё красивые. Все обработаны каким-то одним фильтром. Может, это маска какая с коррекцией цветов? Мне кажется, я где-то её уже видел. «Вроде того» «О, классно 👍 Я живу в Кларионе Встретимся? Ты очень милый 😻»       Не уважаю смайлики. Похоже, если я задержусь здесь завтра, то могу рассчитывать на секс. Что ж, один буду трахать сук.       Это ли не та девушка, которая прогнала нас с теннисного корта за городом? Блять, так и есть, вот фотографии с рыжим полосатым котом, на которых она в том самом летнем белом платье. Она не узнала меня? Как повезло, что она подписана на меня. Ой, как повезло. «Давай, но я уезжаю завтра утром» «Ты свободен через час? Мы могли бы погулять по ночному городу. Или ты очень надеялся выспаться сегодня?»       В машине посплю, а сегодня потрахаюсь.       Дазай вышел на балкон и облокотился на перила, выронил из рук браслет-цепочку, застрявший в сосновых ветках, — бля-ять, — уселся на пол и просунул ноги через прутья ограждения, закурил, затем вытащил спички из коробка, а бусины и звёзды высыпал в ладонь и, неловко замахнувшись, перекинул их через макушки деревьев возле отеля. «Давай через час. Где встретимся?» «У черты города, как ехать в Дюбуа»       Нужно возвращаться обратно. Интересно, её сильно смутит брошенный автомобиль у стен её дома? Как бы его не спиздили.       Дазай сидел у знака с названием города и шатал его одной рукой из стороны в сторону, пока ждал Агнес. Осаму бы и не заметил её, уткнувшись в телефон и прослушивая музыку, если бы Агнес не потрепала его по голове, присев рядом на корточки. — Приве-ет. А в жизни ты ещё милее. — А ты везде очень красивая.       Дазай улыбнулся и встал, подал руку девушке, помогая подняться, склонил голову на бок, когда Агнес стала перебирать цепи на его шее, сжал чужую руку своей и сказал: «Ты очаровательная, но не стяни их с меня, пожалуйста», — затем отпустил, а девушка в шутку резко дёрнула руку вниз, но тут же отпустила украшение на шее Осаму. — Куда хочешь пойти? — Не знаю, давай просто погуляем. Тут очень красиво вывески мерцают, когда на улице совсем темнеет.       Дазай пожал плечами, последовал за Агнес, которая поправила съехавший жёлтый берет и пошла вдоль улицы, застёгивая верхнюю пуговицу вязанной жилетки с подсолнухами, надетую на белый трикотажный топ. Сиреневый туман поднимался от соснового бора в город по тротуарам, от него, казалось, красилась одежда и волосы; холодало.