Фотография

      В семейном фотоальбоме хранилось столько воспоминаний, хороших и не очень, забавных и грустных, странных и не очень. В тот вечер подросток просматривал его вместе с дедушкой. В одиночку ему было страшно смотреть на лица родственников, словно их мёртвые глаза за что-то осуждали его. С дедушкой можно было хотя бы не бояться, а лёгкую дрожь списать на холод осенних ночей. Трэвор отчасти понимал его переживания, поэтому он впервые за столько лет достал сокровище из тайного уголка шкафа.       В связи с одним обстоятельством из прошлого, он старался не смотреть туда.       Гилберт улыбался милым фотографиям, где он совсем малыш, или вот, где он впервые пытался съесть лимон. И вот ещё одна, где дедушка учил его управлять поездом-буром. А на этой бабушка угощает всех пирожками с мясом и с яйцом. А вот дядя поздавляет его с выпуском из школы юных кондукторов. Куда бы он не посмотрел, как бы не просматривал, везде он видел молодого себя, юных родственников разной степени родства, и совсем давние фотографии бабушки и дедушки. Семья под боком и звать не надо, всё смотрят и смотрят... за что-то его осуждают, но что?.. Подросток этого не знал и не понимал.       Но что-то тревожило его. Это была едва уловимая тревога. Все были на фотографиях, вот только... что-то было не то, даже с присутствием фоток с дядей.       Трэвор встрепенулся, когда из фотоальбома выскользнула юркая тёмная фотография. — Смотри, дедушка, одна упала.       Гилберт наклонился над неуловимой проказницей и с взглядом маститого учёного начал её пристально разглядывать. Странно, он впервые видел подобную фотку. Настолько странную... настолько тёмную, без намёка на свет. Чувство беспокойства защекотало юного троодона в животе, после дальше направилась вверх. Тошнота заставила его согнуться пополам, лишь бы не стало плохо. Гораздо хуже, чем должно было быть. Он дрожащими руками приблизил фотку к глазам, не решаясь сказать что-то. Но слова сами сорвались с его губ. — Д-дядя?..