Зарисовки

У неё серая жизнь, серая внешность и потухшие глаза. Она смотрит на себя в зеркало и спрашивает: - Кто ты? Но девушка в отражении почему-то, как и во многие другие разы, не отвечает, и Алисе хочется плакать – или, может, смеяться? А что вообще принято делать в подобных ситуациях? - Гусеница, - тихим голосом зовёт она. – Скажи, почему я не отвечаю на свои вопросы? Гусеница, одетая в до безобразия яркое, кислотно-зелёное трико, обтягивающее все тело от пят до самого подбородка, разлепила сонные веки, чуть не выронив сигарету из дёрнувшихся пальцев, и недовольно посмотрела на Алису. - Потому что. И снова закрыла глаза, едва успев сложить руки на столе, умудрившись не задеть при этом ни одной чашки, кои в огромных количествах были раскиданы то тут, то там. Перед тем, как вновь потеряться в дрёме, она подумала, зачем же им так много чашек, если чай пьёт только Шляпник. Ах да, ведь Шляпник очень любит чайные чашки. Алиса опустила взгляд на зеркальную поверхность и начала внимательно всматриваться в каждую незнакомую черточку лица: ведь не она же, в самом деле, отражается там. Это не её серая жизнь, не её серая внешность, не её потухшие глаза – возможно, кто-то просто перепутал, и теперь её жизнь, внешность и глаза сейчас у кого-то другого, и им ужасно грустно без своей Алисы. Возможно, всё серое так легко путается. - А где же ваша Алиса? – спрашивает она, надеясь в этот раз получить ответ, но до ушей доходили лишь тихие вдохи и выдохи вечно спящей Гусеницы. – Вы что же, совсем по ней не скучаете? Интересно, каково это – скучать по кому-то. Раньше, когда Алиса была ещё не-Алисой, она, кажется, ощущала что-то подобное, но с тех пор прошло так много времени, что все воспоминания покрылись пылью и посерели – так, как полагается воспоминаниям любой Алисы. - Гусеница, - зовет она тихо, осипшим от промозглости вечера голосом. Та чуть приоткрывает веки, сверкнув мутными зелеными глазами. – Почему я – Алиса? - Потому что ты – Алиса, - отвечает она, и Алиса понимающе кивает. - Шляпник все время говорит, что Алиса без странностей – вовсе не Алиса. Разве у меня есть странности? - Нет, - отвечает Гусеница, лениво затягиваясь и выпуская изо рта колечки белёного дыма. – Но отсутствие странностей – тоже странность. Это всегда так: если ты обычный, значит ты не обычный. Чего же здесь непонятного. Алиса вновь понимающе кивнула, устремляя взгляд потухших глаз на зеркальную поверхность. Всё серое так легко путается. Есть ли разница между её серой жизнью и серой жизнью кого-то другого, если между ними – нет разницы? Этот вопрос Алиса тоже оставляет без ответа.