It's a long way down

Так тихо, что слышно стук собственного сердца. Оно не бьётся быстро, словно трепещут крылышки колибри, нет, вовсе нет. Оно бьётся медленно и размеренно, с совершенно обычной и привычной ему скоростью. Но можно расслышать каждый удар и, возможно, даже ток крови по своим венам. Просто так тихо. Я всегда любил не пруды, озёра, моря или океаны, а именно реки. Даже, может, ручьи. Но сейчас мы сидим на берегу реки, а вокруг стрекочут насекомые. Сумерки сгущаются, противные комары кусают всё чаще, так, что раздражение готово выплеснуться через край, но мы продолжаем сидеть на берегу этой реки, что на самом-то деле больше похожа на ручей. Но старик, живущий в деревне неподалёку, сказал нам, что это именно река, а я хочу ему верить. Я знаю, что на дне её нет совершенно ничего примечательного. Лишь вязкий ил, который стоит только потревожить, и красота прозрачной ленты, чей покой нарушается только неспешно ползущим потоком, будет разрушена. Вода смешается с грязью, и, если мы вдруг захотим умыться водой из реки, то в глаза непременно попадут противные песчинки, из-за которых нам придётся часто-часто моргать, чтобы избавиться от инородного предмета, раздражающего роговицу, а слёзы будут течь по сморщенному лицу. Мы не очистимся такой водой, хотя пришли сюда именно за этим. За очищением. - Природа, мало тронутая человеческой рукой, влечёт к себе с великой силой, ты замечал, Хазз? – парень не отрывает взгляда от кромки леса на противоположном берегу; солнце скрывается за ним и словно дарит восхитительный ореол тёмным высоким кронам. Зрелище, от которого Гарри не может оторвать взгляда, но это ничуть не мешает ему ответить на мой вопрос. - Человек, мало тронутый чужой человеческой грубостью и жестокостью, влечёт к себе порой куда сильнее. – Он всё же поворачивается ко мне, лениво растягивая губы в нежной улыбке. Последние лучи умирающего солнца отражаются в его глазах, давая мне возможность восхищённо замереть, разглядывая искорки, пляшущие в его глазах. Я знаю, что в этот же момент он занимается точно тем же занятием, что и я сам. Как-то он сказал, что хотел бы иметь такие же потрясающие глаза, как у меня, чтобы ему все завидовали, а я бы мог наслаждаться их красотой не только тогда, когда подойду к зеркалу. Я тогда сказал ему, что он дурак. Дурак с самыми потрясающими глазами на свете, с которыми мои не идут ни в какое сравнение. А он всё равно не согласился. - Думаешь, мы безумны? – я знаю, что он не переспросит меня, уточняя, расслышал ли всё правильно. Это один из плюсов того самого чувства на двоих, что люди называют настоящей любовью. Мы действительно понимаем друг друга с полуслова, и мне плевать, если это звучит как заученная цитата из книги, которую повторили уже столько миллионов раз, что хочется прочистить желудок. Не за такой чистотой мы здесь. - Думаю, что все безумны в какой-то степени. Мы оба молчим какое-то время, прислушиваясь к нарастающему стрёкоту и еле слышному шороху течения реки. - Звучит так избито, не правда ли? – слышится его вопрос. - Есть немного, - звучит мой ответ. – Все мы немного избиты, не правда ли? Понимающая усмешка затрагивает уголки его губ, заставляя приподнять их. Гарри с прищуром смотрит на меня, словно пытается заглянуть ко мне в голову. Не выйдет: у нас один мозг на двоих, просто мы по очереди извлекаем оттуда вопросы, ответы и простые реплики, потому что хоть молчание рядом с любимым и является вещью комфортной и интимной, но ты не можешь убежать от того, что слишком хочешь слышать его голос. И пусть он будет говорить точно те самые фразы, что готовы сорваться с твоего языка. - Интересно, а что там, на дне, помимо ила? – мой вопрос грубо вклинивается в симфонию стрёкота насекомых, разрушая резковатую, но всё же красивую музыку. - Я бы сказал, что камни. Возможно, какие-то водоросли. Хочешь узнать? – он придвигается чуть ближе ко мне, опираясь рукой о землю, покрытую влажной после дневной мороси травой. В паре миллиметров от моего бедра, от чего дыхание перехватывает. - Тогда сожми мою руку, малыш, это будет долгий путь. – Я сам накрываю кисть Гарри своей ладонью, тут же поднимаясь на ноги и утягивая его за собой, наверх. Кости протестующе ноют от резкого движения, совершённого после нескольких часов, что мы просидели практически неподвижно. Холодок забирается, кажется, прямо под кожу, но это не имеет никакого значения сейчас, потому что рука Гарри крепко сжимает мою даже тогда, когда мы начинаем снимать с себя одежду. Нам плевать на то, какой же холодной должна быть вода в конце августа, когда солнце уже давно скрылось за близлежащим лесом. Мы просто хотим узнать, что же там, на дне реки. А ещё тут так тихо, что я слышу, как сердце начинает стучать чаще, всё быстрее разгоняя кровь по замёрзшему телу. Глухие удары, означающие, что то, что сейчас происходит, вовсе не сон или какой-то мираж, потому что там не слышны такие мелочи. Так тихо, но мой слух недостаточно острый для того, чтобы услышать, как сердечная мышца сокращается в груди Гарри. Повторяет ли ритм за мной, или же стучит ещё быстрее? Даже жалко нарушать такую тишь, но мы всё равно делаем это, с разбега прыгая в ледяную воду. Плевать на то, что так можно заработать сердечный приступ. Мы пришли сюда за очищением. Наши ноги увязают в речном иле, но стоит нам пройти несколько метров против направления течения, как под ногами уже начинает чувствоваться мелкая галька. Здесь вода намного чище. Здесь мы и окунаемся, находя заветное очищение.