Слишком

      Очередное празднование в честь очередного приближённого к императорскому двору Руневский скрашивал беседой со Свечниковым, своим наставником и старейшим другом. Но, к глубочайшему сожалению князя, его собеседник удалился для срочного разговора со Столыпиным.       Понимая, что уходить в самом начале вечера — дурной тон, Александр посчитал, что укрыться от праздничной суеты в одной из многочисленных комнат особняка — лучшее решение из возможных.       Раскланявшись с ведшей с ним несодержательную светскую беседу княгиней, чьего имени Руневский не запомнил, он направился к выходу из залы. Приветствуя знакомых и неизвестных ему людей, вампир медленно, но уверенно продвигался к заветным дверям, не замечая пары карих глаз, наблюдавшей за ним из угла комнаты.       Покинув душное, заполненное ароматами различных парфюмов, слившихся в ужасающее нечто, помещение, князь облегчённо выдохнул. Ему физически необходимо было уйти оттуда. От этих фальшивых улыбок. Пустых бесед. Лицемерия и Лжи. Переведя дух, он направился на поиски подходящего укрытия. Преодолев несколько длинных коридоров, он попал в крыло особняка, содержащее хозяйские покои. Рассудив, что никому из гостей не взбредёт в голову изучать планировку поместья в разгар торжества, а с хозяином он сможет объясниться, Руневский толкнул первую попавшую ему на глаза дверь.       На первый взгляд, это была гостевая. Царивший в комнате приятный полумрак не позволял в полной мере насладиться её роскошным убранством, но для князя была важна лишь тишина и иллюзия безопасности. Руневский с удовольствием опустился на диван напротив разожжённого камина, расстегнул тугой воротник рубашки и вытянул ноги в чёрных классических брюках. Но его одиночеству не суждено было продлиться долго.       Дверь тихо отворилась, пуская по полу комнаты дорожку света. На пороге стоял Феликс Юсупов, сегодня хотя бы не в платье. Но выглядел он, по своему обыкновению, эпатажно: чёрные брюки слишком широкие, водолазка в цвет слишком узкая, колье на изящной шее слишком блестящее, каблук туфель слишком высокий, слишком небрежно был накинут на плечи пиджак, слишком… Юсупов всегда был слишком для Руневского.       — Платья вышли из моды? — язвительно интересуется Руневский, намекая на один из прошлых образов князя. «Ну, почему именно он? Почему именно сейчас?»       — Даже не поздороваетесь, князь? Как невежливо с вашей стороны, — Юсупов усмехнулся. — Я посчитал, что не хочу быть причиной сердечного приступа у кого-нибудь из наших влиятельных друзей. Это бы испортило вечер. Но ваш вечер, Руневский, и без того невесел, насколько я вижу.       — Чего вы хотите? — нетерпеливо интересуется вампир, желая вернуть хрупкое спокойствие, избавившись от общества князя.       — Я? Того же, что и вы: скрыться от этого скучного сборища, — после небольшой паузы и смешка в ответ на собственные мысли он продолжил: — и немного вина, — Феликс покачал бутылкой в своей руке, отчего на зелёном стекле заплясали блики.       «Пьянствовать в одиночестве. Это на вас не похоже, князь», — мелькнуло в голове вампира, пока незваный гость, прикрыв за собой дверь, устраивался на кресле, стоявшем боком к камину.       — Отчего вы меня ненавидите?       Руневскому показалось, что он ослышался:       — Вы пьяны?       — Ещё нет, — он многозначительно улыбнулся, принимаясь открывать вино.       На несколько минут комната погрузилась в тишину, нарушенную лишь тихим хлопком извлечённой пробки.       — Я вас не ненавижу, — тихо произнёс Руневский.       — Отрадно слышать, — с грустной улыбкой ответил Феликс, припадая к бутылке. Добиваться ответа не было желания, несмотря на то что собеседник явно чего-то недоговаривал. Вампир протянул Руневскому сосуд.       Поняв, что расстояние между ними слишком большое и им каждый раз придётся вставать, чтобы забрать вино из чужих рук, Юсупов поднялся с кресла и подошёл к дивану, на котором сидел Руневский. Вампир осторожно снял туфли и расположился на софе, опираясь спиной на её высокий подлокотник и подогнув под себя ноги, не заботясь о том, что ткань его костюма неизбежно помнётся.       Руневского поразило, насколько по-другому выглядел его собеседник. Юсупова, вечно перетягивавшего на себя всё внимание в комнате, умевшего носить самые нелепые наряды так, что все взгляды были прикованы к нему, Юсупова — «вампиры — высшая форма жизни», нельзя было представить таким. Рядом с Руневским сидел уставший расслабленный подросток с лицом Его Величества, князя Феликса Юсупова.       Руневский принял из его рук вино и, не заботясь о правилах приличия, отпил прямо из горла, как это делал прежде Феликс. Терпкий вкус напитка сменился глубоким послевкусием, после чего князь почувствовал тепло, медленно обволакивающее его внутренности.       Несколько минут прошло в тишине. Руневский смотрел на огонь, размышляя о том, что присутствие Юсупова на самом деле не такой уж и раздражающий фактор, что его компания, может, в чём-то даже лучше одиночества.

***

      Полбутылки и обсуждение ужасающих своим видом усов Столыпина спустя Руневский утвердился в мысли, что компания расслабленного, открытого Феликса, сейчас сбросившего мешавший пиджак, ему не неприятна. Князь погрузился в мысли о том, каким разным ему удалось наблюдать Юсупова и почему он так меняется, находясь наедине с Руневским. Из размышлений его вывел голос человека, занимавшего его мысли:       — Зачем безвременную скуку зловещей думою питать...       — Пушкин?       — Да. Когда-то он носил такое имя… Затем уехал в Европу, где назвался Дюма, (что за нелепое прозвище?). Саша никогда не был силён в конспирации, — Юсупов тепло улыбнулся своим воспоминаниям. — Не вынося разлуки со своим излюбленным Кавказом, он возвращался в Россию, не заботясь, что в нём могут узнать того самого безвременно почившего отца русского языка, хотя это было бы не так уж просто, учитывая его новую, — князь осёкся, — комплекцию. Впрочем обошлось.       — А где он сейчас? — поинтересовался Руневский.       — Откуда мне знать? — князь взмахнул рукой. — Может, исполняет детскую мечту. Однажды он сказал, что хочет посетить Африку, — пояснил вампир.       — Да вы шутите!       — Отнюдь. Его прадед был оттуда. Мальчишка чем-то приглянулся Петру Первому, ну он его и забрал к себе. Обратил. А потом сам же убил.       — Трагичная история.       Юсупов промычал что-то утвердительное, одновременно прикладываясь к бутылке. Руневский рассмеялся на такой ответ, за что получил вопросительный взгляд собеседника. Его всегда идеально уложенные кудри теперь растрепались, и рыжий свет камина играл с ними, перескакивая с одной прядки на другую и оставляя на лице князя причудливые тени.       — Скажите, Руневский, — не разрывая зрительного контакта, вкрадчиво начал Юсупов, нарушив установившуюся на несколько минут уютную тишину, — вам никогда не хотелось испробовать кровь вампира?       Руневский вопросительно поднял бровь. Он помнил мутантов, бедных созданий, обречённых на смерть от руки своих же. Для них питьё крови сородичей было неподвластным им бременем, но источником жизни. Вопрос князя озадачил его.       — Просто попробовать, князь, — Юсупов подался ближе и быстро зашептал, — узнать, какова она на вкус. Что вы почувствуете, когда кровь равного вам коснётся вашего языка. Будет ли она похожа на людскую кровь, или это будет нечто иное, уникальное. Отвергнет ли ваше тело противоестественную пищу или возрадуется ей, как возрадовалась Ева запретному плоду, — Феликс постепенно наклонялся всё ближе к Руневскому, и теперь сбившееся дыхание Юсупова опаляло его лицо. — Неужели вам никогда не хотелось поддаться искушению? — вампир прошёлся языком по пересохшим губам, что не укрылось от затуманенного взгляда Руневского.       — Вы предлагаете мне… — произнёс он внезапно севшим голосом.       — Да, предлагаю, — Феликс лукаво улыбнулся.       Может, дело в распитой на двоих бутылке вина, но Руневский не нашёл достаточно веских причин, чтобы отказать.       Вампиру не нужно было озвучивать своё решение: собеседник догадался о нём по прикушенной губе и блеску в глазах. Юсупов опустил прежде поджатые ноги на пол и придвинулся ближе к вампиру, ожидающе смотря на того.       — Давай же, — прошептал Феликс, задевая губами ухо Руневского. Того проняла сладкая дрожь.       Он наклонился к Юсупову, кладя руку тому на шею, и прошептал в крошечное пространство между их лицами:       — Если что-то пойдёт не так, останови меня.       Юсупов лишь откинул голову, открывая вампиру беззащитную изящную шею. Руневский чувствовал жар тела под его руками, ускорившийся ритм сердцебиения и тепло сбившегося дыхания. Он коснулся губами ямки под челюстью, где под сильными мышцами скрывалась сонная артерия, и затем аккуратно пронзил зубами плоть, стараясь причинять как можно меньше боли. Над его ухом раздался шумный выдох, который сменил короткий вдох с тихим невнятным звуком.       Тёплая кровь оказалась не похожей на человеческую. Она была пряной, густой, опьяняющей. Возможно, дело было в том же вине, но Руневскому не хотелось задумываться об этом сейчас. Важен был лишь восхитительный вкус, рука, зарывшаяся в его волосы, сильное тело под ним и тихие вздохи над ухом.       Юсупов легко потянул Руневского за волосы, отчего тот разочарованно зарычал, но всё же отстранился. Феликс сбивчиво прошептал:       — Достаточно. На сегодня.       Взгляд его потемневших глаз, устремлённый на каплю крови, стекавшую по подбородку Руневского, переместился на приоткрытые губы, жадно хватавшие воздух. Он потянулся, чтобы стереть жидкость, грозившую испортить белую рубашку вампира, но отстраниться ему не позволили. Князь обхватил руку Феликса своей и, притянув её к губам, слизал кровь с его пальцев: потерять хоть каплю было бы преступлением.       Продолжая держать руку Юсупова в своей, он спросил, глядя тому в глаза:       — Ты сказал «на сегодня». Это значит…       Договорить ему, как и прежде, не дали:       — Да, значит, — тихо проговорил Феликс, кладя руку, до сих пор удерживаемую Руневским, на его щёку, проводя большим пальцем по губам.       Руневский зарычал, что пустило по позвоночнику Юсупова томную дрожь.       — На сегодня, — задумчиво проговорил граф.       — На сегодня, — подтвердил Феликс и подался ближе к Руневскому, смотревшему на него голодным взглядом.       Поцелуй вышел страстным, мокрым, пьянящим. Плавясь под прикосновениями и ощущая вкус собственной крови на чужих губах, Юсупов заключил, что этот вечер вышел отнюдь не плохим, как он того ожидал.