***
Никакой тьмы в новом питомце не оказалось. Это была самая обычная черепашка, которая любила есть, спать и ползать. Гарри назвал ее Леонардо — («В честь магловского изобретателя и художника?» — «Нет, в честь героя мультика, который любил смотреть Дадли») — и Гарри принялся понемногу учить черепаший язык, делая в этом удивительные успехи. Леонардо отлично поладил с Хедвиг, и это было хорошо, потому что у змеи так, скорее всего, не получилось бы. Урок третий: Магическое наследие Поттеры были чистокровной семьей, и, хотя держались самых прогрессивных взглядов, за века успели понаскрещиваться практически со всеми известными темными семействами. «Попроси разрешения сходить в Гринготтс на рождественских каникулах», — велел Том Гарри. Когда Гарри недоуменно написал «Зачем?», Том объяснил ему, какие сокровища могут скрываться в сейфе Поттеров. Похоже, сам Гарри брал оттуда только галлеоны, кнаты и сикли, но, скорее всего, там была и коллекция семейных артефактов, представлявших для предков Гарри какую-то ценность. Разумеется, Том не упомянул о собственных надеждах на то, что среди них найдутся и какие-нибудь темные артефакты. Темные артефакты, которые могут искусить и сбить с пути истинного одного юного волшебника. «Никогда не думал, что там может быть что-то ещё», — написал Гарри. — «Наверное, мне бы хотелось узнать побольше о своей семье». Том приложил все силы, чтобы изобразить спокойствие. — «До этого момента мне и в голову не приходило подумать о твоем наследии, учитывая то, что ты обычно говоришь о своих магловских родственниках». «Я знаю, что им захочется наложить руки на все мое золото, если они о нем узнают», — написал Гарри. — «Том, я знаю, что ты дневник и не можешь ничего подарить мне на Рождество, но это для меня лучший подарок. Спасибо, дружище». «Я не думал об этом так, но понимай, как тебе больше нравится. Счастливого Рождества». Тома так и распирало от самодовольства. Вечером накануне того дня, когда Гарри собирался в Гринготтс, Тому удалось высосать немного жизненной силы из жуткой кошки завхоза. Теперь он сможет ненадолго покинуть дневник в виде призрака. Тому хотелось осмотреть сейф Поттеров лично.***
К раздражению Тома, Гарри не мог отправиться в Косой переулок один. Дамблдор дал ему разрешение, но только при условии, что его будет сопровождать крестный, Сириус Блэк. Они представляли из себя причудливую компанию: Гарри, водрузивший на плечо Леонардо и время от времени бормотавший ему что-то на языке, который упорно продолжал называть черепаштангом; Том — невидимый призрак, привязанный к дневнику, который покоился в кармане мантии Гарри; и Сириус Блэк, сбежавший заключенный, который трусил рядом в облике огромного пса. Когда они ступили в сейф, гоблин-проводник оставил их самостоятельно бродить между грудами золота, серебра и бронзы, и Сириус перекинулся в человека. — Никогда не был здесь раньше, — сказал он, оглядываясь. — Он меньше, чем фамильные сейфы Блэков. И уютнее, — его мрачный смех очень походил на лай. Том парил в воздухе, полный решимости обследовать сейф от пола до потолка. К сожалению, кроме монет, в нем было не так уж много предметов. Взгляд его привлекла старая полка с книгами, но надписи на корешках гласили: «Приключения ведьмы Уинифред: история для детей», «Дни с тобой как сон: поэзия учеников Илверморни, год 1926», и наводящее некоторый ужас «Камасутра для волшебников и волшебниц». Гарри и Сириусу, похоже, тоже не слишком везло. Гарри нашел несколько старых ножей для писем, украшенных гербом Поттеров, а Сириус — чучело головы грифона, зачарованное так, что умело моргать, поворачивать голову и открывать клюв. Зрелище было малоприятное. — Кажется, я его помню, — сказал Сириус, кивнув на голову грифона. — Твоя двоюродная бабка Дорея считала его забавным, но, похоже, потом они с Чарлусом решили, что он все же скорее жутковатый, и сунули сюда. Нигде было не видать ни единого меча, кинжала, посоха или палочки — и, если уж на то пошло, даже никаких зачарованных украшений. Видите ли, вся правда о Поттерах заключалась в том, что они были невероятно практичным семейством. Кроме золота, из поколения в поколение они берегли две вещи: мантию-невидимку и познания в целительстве и гербологии, которые передавали подрастающим наследникам через фамильные рецепты зелий и устные наставления. Хранить в сейфе растения и зелья смысла не было, а целительский талант со временем становился все слабее и слабее, пока в последних поколениях не угас окончательно. Если бы Джеймс Поттер был жив, он, наверное, научил бы Гарри тому, что сам смутно помнил о лечебных травах, а Лили добавила бы знаний в том, что касалось зелий. К счастью, в конце концов Гарри все же наткнулся на то, что можно было хранить в сейфе. Он обнаружил целый ящик снадобья «Простоблеск». Средства для волос не портились практически вечно, особенно в зачарованном хранилище. — Гермиона воспользовалась им перед Святочным балом, — сказал Гарри, вчитываясь в этикетку на ящике, которая хвастливо заявляла, что «две капли усмирят даже густые и непослушные волосы». — Хм. Похоже, моим предкам он тоже нравился. Или наоборот, если они сгрузили сюда этот ящик с той же целью, что и голову грифона. Взяв в руки банку, Сириус усмехнулся: — На самом деле твой прадед его изобрел. Продал компанию только перед выходом на пенсию. Куча моих знакомых в Хогвартсе молиться на него были готовы — разумеется, кроме Прюэттов, потому что на рыжих снадобье действует очень странно. Фабиан с Гидеоном как-то попробовали, а потом несколько дней ходили полулысыми, пока не сообразили, какое сочетание зелий для роста волос от этого поможет. Джеймс ухитрился их заснять и раскидал фотографии по всему Хогвартсу. Мы потом еще несколько недель вели с Прюэттами войну приколов! Гарри рассмеялся. Он тоже взял одну банку и повертел ее в руках, коротко пересказывая историю Леонардо серией щелкающих и шипящих звуков. Сириус посмотрел на Гарри с теплой улыбкой и добавил: — Чуть не забыл — «Простоблеск» никогда, ни единого раза не сработал на волосах Поттера. Ваши фамильные шевелюры нельзя укротить, это попросту невозможно! Сколько бы твой прадед ни заливал снадобьем свои волосы — и волосы Джеймса, когда тот был маленьким, — те всякий раз снова начинали топорщиться. Нелепые, неукротимые шевелюры Поттеров. Гарри провел рукой по волосам и вспомнил, как выглядели его родственники, которых он видел в зеркале Еиналеж. Том, незримо витая рядом, прислушивался к истории без особого интереса, но что-то в ней задело его, заставило заворочаться в груди какое-то неприятное чувство. У него, наследника самого Салазара Слизерина, никаких подобных баек в запасе не было — впрочем, они ему и не нужны, не так ли? Зато у него был василиск; да что там, он был самим Лордом Волдемортом! Как бы то ни было, Гарри Поттер покинул Гринготтс с банкой средства для укладки, зажатой подмышкой, и мыслью о том, что воспоминание об этом дне сгодилось бы для Патронуса.***
Был канун нового года, часы утекали один за другим, и Том не думал ни о чем особенном. Не думал о Гарри и его дурацкой улыбке, не думал о своих провалившихся планах. «Времена меняются», — решил Том. Возможно, ему придется перейти к более радикальным мерам. А затем на страницу упала капля чернил. Гарри. «С днем рождения, Том». Том невольно изумился. «Откуда ты узнал?» «В библиотеке есть книга, в которой сказана пара слов о каждом ученике, кто когда-либо получал награду «За особые заслуги перед школой». Там была указана дата твоего рождения». «Интересно», — написал в ответ Том, не совсем уверенный, что еще к этому добавить. «Я сегодня попробовал намазаться «Простоблеском» — внезапно написал Гарри. «Сириус был прав, на мне он не сработал, а потом мы с Роном чуть с ума не сошли, пытаясь его смыть. Я до сих пор выгляжу черти как». Том сосредоточился. Понадобилось немало сил — на это ушли последние крохи энергии, оставшиеся от той проклятой кошки, — но в конце концов он сумел создать себе подобие формы и посмотрел на Гарри. Гарри был в гостиной Гриффиндора один; только пламя весело плясало в камине. Все остальные, следуя традиции, отмечали праздник в Большом зале, а Гарри явно примчался сюда, чтобы успеть поздравить Тома с днем рождения, пока не пробило полночь. Завернувшись в плед, Гарри устроился в одном из кресел, держа на коленях Леонардо, а в руке дневник. И он был прав — волосы у него стояли дыбом, и к тому же блестели от остатков снадобья. «Времена меняются», — снова подумал Том, и наконец понял, что, быть может, изменился он сам.