========== 1 ==========
Нерадивые студенты часто «влюбляются» в преподавателей, но Уилла будто кто-то проклял — в захолустном колледже он был безусловным рекордсменом по количеству дисциплинарных комиссий. После седьмой, комитет начал тайком делать ставки, обойдётся ли в этом семестре без визита Сайфера. Те, кто ставил на то, что обойдётся, неизменно проигрывали, а комиссии год от года становились всё больше похожи на дружеские посиделки за чашкой чая. Нет, поначалу всё было как полагается, с серьёзными лицами, неудобными вопросами и прочими прелестями подобных заседаний, но потом как-то приелось. События повторялись каждый раз в одном и том же порядке. Сначала — знаки внимания в течение семестра, иногда недорогие подарки, от которых Уилл отказывался, или даже прямые предложения, которые он игнорировал. Потом — несколько бланков ответов на экзамене, сплошь исписанные признаниями в сердечной привязанности. Уилл, не читая дальше первых строчек, отправлял авторов на пересдачу. Большинство сразу забывало о своих глубоких чувствах и смиренно принималось за подготовку ко второму заходу. Спустя недели две его вызывали на комиссию — один или два студента из числа провалившихся повторно успевали написать жалобу о домогательствах. Тогда Уилл отыскивал в специально отведённом ящике стола их любовные письма и шёл на комиссию. После разбора полётов в присутствии студента, Уилл вместе с членами комитета читал признания, смеялся до слёз над ошибками, а после все разбегались по своим делам. Иногда Сайфер думал, что даже если бы он и в самом деле начал ставить оценки... не за успеваемость, и кто-нибудь об этом доложил, то он имел все шансы остаться безнаказанным. Вот только ему и в голову не приходило воспользоваться оказанным доверием. Чаще к такому способу перейти на следующий курс прибегали девушки, но и некоторые парни, забывая на время о своей ориентации, не брезговали ухлёстывать за преподавателем — при том условии, что в отношении его предпочтений до сих пор сохранялась интрига. Мужская половина «поклонников», как правило, проявляла большую активность, и иногда их ухаживания становились слишком навязчивыми, или даже агрессивными. Тогда Уилл мягко, но настойчиво давал понять, что не потерпит подобного. Некоторые понимали, что грубостью уж точно ничего не добьются, некоторые нет. Из-за одного из таких студентов ему пришлось обращаться к полиции, потому что преследование становилось действительно пугающим. Коллеги щедро делились советами. Уилл несколько раз менял стиль одежды, прикидывался психически больным, однажды покрасил волосы в морковно-рыжий, но все его старания пропадали впустую. Студенты продолжали терроризировать его своей корыстной «любовью», поэтому, найдя среди стопки контрольных работ на своём столе очередной конверт со скромным синим сердечком в самом углу, он только тяжело вздохнул. Немного поколебавшись, он всё-таки сунул письмо в портфель и покинул аудиторию, громко хлопнув дверью. Настроение было безнадёжно испорчено. Он-то уже понадеялся, что семестр пройдёт спокойно. По пути домой он думал только о том, что же с ним не так. Среди преподавателей и их помощников полно тех, кто требовательнее и жёстче его, но мучается почему-то он один. Уилл даже предмет вёл скучный — классическая литература эпохи Средневековья. Его курс выбирали чаще всего только для того, чтобы набрать недостающее до обязательной нормы количество часов. Зная это, он давал студентам достаточно поблажек. В конце концов, есть ли смысл спускать по четыре шкуры с тех, кто приходил на его занятия только ради посещаемости? По-настоящему увлечённых предметом людей на потоке можно было пересчитать по пальцам одной руки, а у них необходимости в понукании не было. К чему тогда весь этот отвратительный балаган с влюблённостями, если его требования и без того были неприлично низкими? Отвратительно. И, пожалуй, очень глупо. Ветеран дисциплинарной комиссии, старая испанка Роза Бланко, выдвинула как-то раз такую теорию: - Вот смотришь на тебя, мистер Сайфер, и копеечку дать хочется, - заявила она, выпустив в окно густую струю сигаретного дыма. Тщательно уложенные в сложную причёску локоны блеснули в косых лучах солнца. Крупные старинные серьги с янтарём качнулись, когда она повернула к мужчине голову и криво усмехнулась. - Плечики сутулые, глазки как у побитого, про прекрасных дам и рыцарей по полтора часа вдохновенно вещает... Откуда у такой ромашки характера отказать хватит? Вот и студенты не понимают, откуда. Ищут лёгких путей, а тут БАХ! - и выясняется, что у этого хиляка есть яйца. Внешность твоя, конечно, не последнюю роль играет, но дело как раз в сочетании одного и другого. - Не уверен, что понял, к чему вы ведёте, - с улыбкой ответил Уилл. Женщина потрепала его по голове чисто материнским жестом и проворчала: - К тому и веду, что непонятно — с виду позорище, а на деле сплошное железо. - Вы преувеличиваете, - пожал тот плечами. Да какое, к чёрту, железо?! Мелодрамы все выходные смотреть? На нагадившую у порога соседскую собаку крикнуть побояться? Разговор постепенно забылся, но неприятный осадок ещё долго отдавался в душе горечью. Случается, что вроде и комплимент сделали — но лучше бы вообще ничего не говорили. ...Дома, развалившись на диване перед телевизором, Уилл из чистого любопытства всё-таки достал из портфеля конверт и долго крутил в руках. Обычно, запечатанные письма он даже не открывал, так было проще сделать вид, что он послания в глаза не видел, но это умилительное синее сердечко в углу... «Чувствуется подготовка», - хмыкнул Сайфер и оторвал верхнюю кромку конверта. Вооружившись красной ручкой — исключительно забавы ради исправить ошибки в признании, Уилл пробежался взглядом по верхней строчке и замер. Автор письма явно подошёл к делу со всей серьёзностью. Серьёзнее своих предшественников уж точно! Не поленился зашифровать послание. Откуда ему было знать, что Уилл обожал разного рода головоломки? И это синее сердечко... Мистика какая-то. Будто отправитель действительно старался привлечь внимание. Хотя, для внимательного человека узнать подобные мелочи не проблема. Тем более, мужчина никогда не скрывал своих вкусов и пристрастий. Вполне возможно, пару раз у него на столе и мелькал сборник каких-нибудь математических развлечений. Не говоря уже о рубашках разных оттенков синего и голубого. Уилл боялся признаться даже самому себе, что автор послания его заинтересовал. Похоже, ему — всё-таки «поклонник», а не «поклонница», письмо было написано выражено мужским почерком — было очень важно произвести впечатление. Такой обстоятельный подход к делу он встречал впервые. Уилл пересел за рабочий стол и увлечённо принялся расшифровывать написанное. Он был немало огорчён тем, что из всего огромного списка популярных кодировок неизвестный выбрал одну из самых простых — шифр Цезаря, притом с минимальным сдвигом, всего-то на одну единицу. Расправившись с работой, Уилл переписал полученный результат набело, и погрузился в чтение. Разочарование от простоты поставленной задачи быстро сменилось удивлением, а после он не смог сдержать улыбки.“...Любовь со мной на радости щедра, Любовь дарит бесценными дарами. В мечтах любви тепло мне вечерами, Любви отвагой полон я с утра»
Забавно. Лекцию о творчестве Пейре Видаля он читал буквально на днях. Возможно, автор письма присутствовал среди слушателей. Но возникал закономерный вопрос: если студенту хватило ума на такое эффектное признание, зачем ему липнуть к Уиллу? Он вполне мог бы обойтись и без спектакля на тему «ах, моё сердце принадлежит вам, можно мне теперь дурака валять весь семестр?». «Наверное, он просто лентяй», - решил мужчина и отправил письмо в ящик стола, к остальной макулатуре того же рода.***
Осенняя серость за окнами сменилась серостью декабрьской, но Сайфер продолжал находить неизменные плотные конверты с трогательной синей пометкой. Воздыхатель чётко следовал учебной программе. Каждое следующее письмо содержало что-то из того автора, которого проходили на занятиях последним, а шифры усложнялись. То, что с некоторых пор он стал ждать очередного послания, стало для Уилла неприятным откровением. Версия «очередной недотёпа, которому не хочется тратить время на скучный предмет», разваливалась на глазах. То, сколько усилий автор писем тратил на эту одностороннюю переписку... Да любой, даже самый ленивый, студент уже давно приложил бы их к непосредственному изучению материала! К чему такие сложности? Что же — настоящие чувства? Сайферу было почти жаль, что ухажёру в конечном итоге придётся отказать. До него ещё никто не заходил так далеко. Было бы интересно познакомиться с ним лично. Мужчина прекрасно понимал, что уже через месяц после того, как письма по какой-то причине перестанут приходить, и не вспомнит про воздыхателя, который был чуть изобретательнее своих предшественников, но какая-то его часть хотела и дальше обнаруживать белые прямоугольники среди стопки сданных работ, или заткнутыми за дворник машины, или прямо в сумке, между других бумаг. И как только умудрялся так незаметно подбрасывать? Ему бы не литературу изучать, а какие-нибудь шпионские штучки. Любопытство постепенно брало верх над здравым смыслом. «Познакомиться — не значит дать согласие, - уговаривал себя Уилл, вскрывая очередное послание. - Он не похож на пустышку. Может быть, получится вразумить его, и тогда можно будет попробовать начать общаться как друзья». Когда заинтересованность достигла своего предела, Уилл предпринял вялую попытку вычислить поклонника. Судя по всему, тот посещал его лекции без пропусков. Можно было бы просто посмотреть список тех, у кого нет ни одного прогула. Но прилежных студентов оказалось куда больше, чем он себе представлял. С одной стороны, есть чему порадоваться — иллюзий по поводу того, что его предмет интересен кому-то кроме действительно увлечённых литературой людей, Сайфер не испытывал, а таких было немного. Собственно, только ради них он и распинался на каждом занятии. С другой — проверка ничего не дала. Кандидатов на роль анонимного автора зашифрованных писем набралось десятка два. На какое-то время он оставил попытки выяснить личность неизвестного, пока в один из понедельников не взял отгул — отец угодил в больницу. В следующем полученном письме обнаружились стихи собственного сочинения.«Терпеть разлуку мне невыносимо, Всем сердцем я стремлюсь побыть с тобой! Меня влечёт к тебе неизлечимо, И не желаю я судьбы себе другой!»
«Какой, однако, романтик», - подумал Уилл, и тут же стёр с лица совершенно дурацкую широкую улыбку. Отложив письмо в сторону, он положил голову на сложенные на столе руки и глубоко вздохнул. «Любому человеку было бы приятно». «Я просто начал дуреть от одиночества». «Кто вообще может влюбиться в кого-то вроде меня», - успокоил себя Уилл и решительно тряхнул головой, прогоняя неуместные мысли. «Здорово, наверное, быть любимым», - пропищал в голове ехидный голосок. Мужчина поднял голову, потянулся к письму и разорвал его на мелкие клочки вместе с конвертом. Позволить себе слабость один раз — значит, поддаться ей. Этого он допустить не мог. ...До конца вечера Сайфер не вспоминал о неприятном моменте, просиживая штаны в кресле с книгой и бутылкой коньяка, спокойный и уверенный в собственной непогрешимости. Но противный голосок не затыкался ни на секунду. «...Ни друзей, ни подруг, - хихикал он. - Тебе даже работа уже не в радость. Что вообще есть в твоей жизни, кроме вот этих одиноких вечеров? Если помрёшь, то заметишь только через месяц, а знаешь почему? Потому что ты уже покойник, а ведь тебе всего лишь тридцать пять. Что-то делаешь, куда-то ходишь, с кем-то разговариваешь, а внутри пустота, которую можно заполнить только другим человеком. Когда ты последний раз на свидании был? Три года назад, четыре? Как раз когда начал ухаживать за Николь. Помнишь, чем всё закончилось? Помнишь, как она раз за разом разбивала тебе сердце? До неё был Джек, и ему было на тебя плевать, а до него Лили, с которой дольше пятнадцати минут разговаривать не получалось. Знаешь же, почему всё так складывалось?» Голосок всё больше становился похож на скрипучее ворчание старухи Розы. «...Неужели тебе действительно нравится быть несчастненьким? Неужели тебя всё устраивает? Подумаешь, студент, он уже в отношения с тобой вложил труда больше, чем все твои бывшие вместе взятые!» Уилл захлопнул книгу и с размаху врезал ей себе по лбу. Лукавые речи остановились, но на душе было паршиво. Он поднялся на ноги, перед этим решительно приложившись к коньяку, и ушёл в спальню. Следующим утром, собираясь на работу, он вдруг заметил, проходя мимо стола, на котором всё ещё лежали остатки письма — уголок конверта, тот, который с сердечком, каким-то образом остался нетронутым. Мужчина молча смёл порванную бумагу в ящик стола и вздохнул. - Найду — выдеру, - нахмурившись, сказал он своей холостяцкой квартирке и вышел из дома.***
Уилл и представить себе не мог, благодаря какой глупости раскроется личность автора писем. Отличников на его курсе было немного, но среди них особенно выделялся один, парень по фамилии Глифул, с каким-то странным именем на «Л», которое Уилл никак не мог запомнить. Так сложилось, что с успешными студентами Сайфер общался куда реже, чем с отстающими — те постоянно канючили у него возможность исправить оценки, узнавали, что можно сделать с прогулами, и прочее в том же духе. Отличники тихо готовились к занятиям, тихо получали свои высокие баллы, и были почти незаметны на фоне основной массы учащихся. Работы Глифула всегда были безупречны, но сданная на прошлой неделе — будто бы и не им написана. Плоские, поверхностные суждения, грамматические ошибки, очевидно легкомысленное отношение к списку необходимой литературы. Мужчина несколько раз перепроверил фамилию на первой странице и твёрдо решил обсудить провальную писанину с её автором. В конце концов, у каждого бывают промахи. Портить рейтинг хорошему студенту Уилл не хотел. Не хватило времени на нормальную подготовку, или неожиданные проблемы со здоровьем, или ещё что-нибудь — мало ли что могло случиться. Этот Глифул вполне заслуживал понимающего отношения. После окончания очередной пары он, перекрикивая поднявшийся шум, попросил того остаться на пару слов. Дождавшись, пока все выйдут из аудитории, Глифул подошёл к преподавательскому столу и уставился прозрачными голубыми глазами куда-то в стену за спиной Уилла. Мужчина мягко улыбнулся и постучал согнутыми пальцами по заранее выложенным из сумки листкам. - Ваша предыдущая работа меня не очень порадовала, - сказал он. - Почему? - Студент коротко стрельнул в Уилла холодным взглядом и снова принялся сверлить глазами стену. - На фоне того, что вы сдавали раньше, она... я даже не знаю, её нельзя ни с чем сравнить! Совершенно не ваш уровень. - Уилл старался говорить дружелюбно, но что-то в поведении стоящего перед ним парня его напрягало. Чрезмерная неподвижность и скованность позы? Может, отсутствие зрительного контакта? - Мне переписать? - Да, перепишите. - Уилл поднялся из-за стола, обошёл его по кругу и встал напротив студента, протягивая ему бумажки. - Вы не могли бы напомнить мне своё имя? Фамилию запомнил сразу, а вот... - Ламаник, - ответил парень, принимая из рук мужчины листы и заталкивая их в сумку. - Рад познакомиться лично. Вы один из лучших на потоке, Ламаник, и я возлагаю на вас большие надежды. Парень не слушал. Он старательно пихал в забитую сумку сложенную трубочкой писанину, а потом из неё вывалился конверт. С синим сердечком в углу. Уилл пару секунд смотрел на письмо, даже успел подумать, до чего же тупо получилось, а потом перевёл взгляд на парня. Ламаник стоял ни жив, ни мёртв, побледневший до неприятной желтизны. Подобрав с пола бумажный прямоугольник слегка дрожащей рукой, он выпрямился, сунул конверт в карман джинсов и бросился вон из кабинета. Надо отдать ему должное, бегал он хорошо. Сайфер вряд ли смог бы его догнать, если бы тот не растянулся буквально в паре метров от выхода на лестницу, споткнувшись на ровном месте. Ламаник быстро поднялся и уже приготовился продолжить забег, но выскочивший из-за поворота Уилл схватил его за локоть и рывком развернул к себе. Какое-то время они молча стояли друг напротив друга, запыхавшиеся и растерянные. Отдышавшись, парень попытался выдернуть руку из захвата, но после предупреждающего шипения Сайфера перестал трепыхаться. Под взглядами случайных свидетелей сцены, Уилл поволок студента обратно в аудиторию. Ламаник шёл очень нехотя, практически повиснув у мужчины на руке, но тот не обращал на это внимания. Вернувшись в кабинет, он отпустил Ламаника и плотно прикрыл за собой дверь. - Ну и зачем? - спросил Глифул, привалившись к ближайшему столу. От прежней скованности не осталось и следа. На смену ей пришла куда более отталкивающая развязность. Небрежно кинув сумку на пол, он скрестил руки на груди и вперился в преподавателя ледяным взглядом. Уилл встал напротив него, зеркально повторяя его жест. Он не совсем понимал, какие чувства испытывает, но досада среди их числа выделялась ярче всех. Не такого он ожидал. - Полагаю, нам нужно обсудить... - А чё тут обсуждать? - перебил его уже не тайный поклонник, злобно прищурившись. - Вы же всё равно меня пошлёте, правильно? Всех посылаете. - Подобного рода отношения между преподавателем и студентом неэтичны, - попытался сгладить намечающийся конфликт мужчина, но парень фыркнул настолько вызывающе, что податливый и несколько робкий по натуре Уилл внутренне похолодел. Ему пришлось напомнить себе, что стоящий перед ним горе-Ромео — всего лишь его студент, и уже смелее продолжил: - К чему вам это всё? Вы же хорошо учитесь... - Вы совсем дурак, да? - снова перебил его Глифул, как-то сочувственно улыбнувшись. - Вы действительно думаете, что студенты за вами только ради зачёта бегают? А то, что в вас просто так влюбиться можно, никогда не задумывались? Он отлепился от стола и медленно подошёл к Уиллу. Тот едва не попятился. Похоже, мантра «вообще-то я тут главный» потеряла волшебную силу. - Разве вы не видите, какой... вы? - слегка запнувшись, спросил парень, останавливаясь от Сайфера буквально в полушаге. Кажется, его немного колотило, как на морозе, но лицо оставалось спокойным, взгляд — злым и колючим. Неужели люди могут так смотреть на того, кому два месяца подряд подсовывали любовные письма? Видимо, могут. Ламаник неожиданно преодолел разделяющее их расстояние, положил руки на плечи мужчины и, приподнявшись на цыпочки, невесомо поцеловал. Сердце Уилла пропустило пару ударов. Он с ужасом понимал, что у него не хватает духу отпихнуть нахального мальчишку. Что он истосковался по человеческому теплу слишком сильно. Что ему безумно хочется обнять того за талию и прижать к себе посильнее. Парень отстранился, насмешливо и в тоже время настороженно поглядывая на него из-под кокетливо изогнутых ресниц. - Это — аванс, - проворковал он. - Захотите больше — я полностью в вашем распоряжении. И, больше ни разу не взглянув на преподавателя, вышел из аудитории.========== 2 ==========
Жизнь покатилась своим чередом. Уилл приходил на работу, Уилл возвращался с работы. По вечерам — телевизор, социальные сети, книги. Потом полчаса под душем, мятая постель, которую он всегда забывал заправить. Носящиеся по кругу неправильные, неправильные, неправильные мысли, которых и возникать-то не должно было! Подсовывать письма Ламаник перестал. Теперь он вручал их лично в руки, задерживаясь после пар. Паскудно улыбался, трепетно хлопал делано-наивными глазами и каждый раз интересовался, не передумал ли он. Уилл неизменно отвечал, что не передумал, и тогда парень складывал «подковкой» красиво очерченные бледные губы, с наигранным разочарованием качал головой, и шептал: - Ну, нам некуда торопиться. Учился он по-прежнему блестяще, вот только синие сердечки теперь красовались ещё и на сдаваемых работах. «Ребячество», - тихо вздыхал мужчина, обнаруживая очередную метку. Хотел бы он чувствовать хоть половину того, что показывал Глифулу — раздражение, или, например, неприязнь к настырному поклоннику. На деле же Уилл каждый раз с трудом прятал смущённую улыбку. За ним ещё никто так не волочился. На внешность Сайфер никогда особого внимания не обращал — ему часто попадались потрясающие по содержанию книги в блёклых или потрёпанных обложках, и пусть речь здесь вовсе не о литературе, но Ламаник был ещё и красивым, ко всему прочему. Бесполезный, но приятный бонус. Красивым настолько, что мужчина боялся лишний раз на него смотреть, особенно на лекциях — он начинал путаться в словах, краснел, бледнел, заикался, в общем, жалкое зрелище. Ламаник, заметив, какой эффект производит, с некоторых пор садился только в самый первый ряд, бросал на преподавателя томные взгляды, от которых становилось жарко, развратно прикусывал губы, демонстративно расстёгивал верхние пуговицы, если таковые имелись... Уилл уже подумывал о том, чтобы честно попросить его прекратить провокации, но продолжал терпеть. И любоваться. Какая-то часть его уже смирилась с тем, что момент, когда можно было остановить набирающую обороты симпатию, безнадёжно упущен. Зато другая задыхалась от паники и металась в поисках выхода из крайне щекотливой ситуации. Очень осторожно, стараясь ничем себя не выдать, он попробовал спросить совета у старой Розы Бланка. Опытная старуха выслушала его сбивчивую полуправду очень внимательно, задумчиво пожёвывая фильтр сигареты, а потом выдала: - Дурак ты, мистер Сайфер. Слегка обалдевший от такой реакции Уилл удивлённо вскинул брови, а Роза продолжила: - Тебе самому таким святошей быть не надоело? Одно дело, если бы он через койку дела свои учебные поправить пытался, а он-то к тебе со всей душой. Умный, красивый мальчик, на всё согласный, чего ты морозишься? - Не по правилам... - пролепетал Уилл, и тут же весь как-то сжался под тяжёлым взглядом женщины. - Ну как есть дурак. Ты пойми, плевать всем на правила, пока кто-нибудь жалобу не подаст. Трахайтесь на здоровье, будто запрещает кто-то. - Старуха смешливо прищурилась. - Нельзя всю жизнь по одной половице ходить, иногда и расслабиться можно. Сечёшь, о чём я? - Секу, - согласился Уилл с понурым видом. Он так надеялся на поддержку, а теперь всё стало только хуже. Тот самый мерзкий голосок в голове, который практически сутками, не затыкаясь, вещал на тему «ты ничего не теряешь», заголосил с новой силой. Вечером того же дня Уилл вытащил из стола все письма и начал перечитывать, пытаясь проанализировать те чувства, которые у него вызывает их содержимое. Добравшись до половины, он стряхнул конверты с коленей на пол и прикрыл глаза руками. Мужчина не испытывал ничего, за что можно было бы зацепиться и вытащить себя из той пропасти, в которую он умудрился свалиться и теперь на полной скорости летел навстречу дну. Зато того, что доводило ситуацию до абсурда, было полно. Перед внутренним взглядом всплыло лицо Ламаника. Он улыбался, похабно облизывая губы. Тёмные кудри в беспорядке падали на лоб, касались чуть тронутых румянцем щёк, а в ярких глазах застыло очень блудливое, соблазнительное до невозможности выражение. То самое, от которого Сайфер терялся, будто впервые увидевший женскую грудь старшеклассник. «Ты ничего не теряешь». «Это может поставить крест на моей карьере». «Хоть раз поступи не так, как надо, а как хочется». «Пора завязывать», - сказал себе Уилл и ушёл в спальню, в совершенно несвойственной ему манере раздеваясь прямо на ходу и бросая вещи на пол.***
Для того, чтобы окончательно решиться на сложный разговор, у Уилла ушла неделя. Он всё ещё надеялся, что их отношения могли бы стать дружескими, а потому не хотел обидеть парня неосторожным словом. Он постарался продумать всё до мелочей, подобрать максимально убедительные аргументы, но всё равно занервничал, когда после очередной пары Ламаник подошёл к его столу и непринуждённо присел на край. - Сегодняшняя лекция была очень интересной, - сказал Глифул с очаровательной улыбкой. Уилл внезапно очень чётко представил, как закрывает на ключ дверь, крепко сжимает влюблённого парня в объятиях и целует в послушно подставленные губы. - Ламаник, нам надо серьёзно поговорить о том, что происходит. - Вы про экономическую стагнацию? Или военные действия на Востоке? О, точно, вы хотите поговорить о лесных пожарах на границе штата! Кошмарно, вы не находите? Настоящая катастрофа! - Нет, - устало покачал головой Уилл. - Про... нас. Парень ощутимо напрягся, но виду не подал, только улыбнулся ещё более холодной, чем обычно, улыбкой. - Вы передумали? Вы согласны? - Волнение всё-таки прорезалось в его голосе. - Ламаник, понимаете, я не могу дать вам то, о чём вы просите. Я преподаватель, вы студент, эти отношения могут поставить нас обоих в очень неудобное положение. При всём желании... - Уилл понимал, что говорит совсем не то, что собирался, но уже ничего не мог поделать. - При всём желании, говорите, - перебил его студент. - Похоже, вы всё-таки передумали. - Ламаник, вы вообще слушаете... - Очень внимательно слушаю! - весело фыркнул тот. - И вот что я слышу: вы просто боитесь себе признаться, что у меня получилось добиться взаимности. - Мистер Глифул, - ледяным тоном сказал Сайфер. Получилось не особо — что поделать, не умел он быть строгим и властным! - Пожалуйста, отнеситесь к моим словам серьёзно! - Отношусь серьёзнее некуда! - откровенно насмехаясь, отозвался тот. Ловко перекинув себя через стол, он уселся таким образом, чтобы Уилл оказался между его широко разведённых ног. Не сводя с него хитрого взгляда, он начал расстёгивать свою рубашку. - Если вы не согласны, то остановите меня. - Я не согласен, - шумно сглотнув, выдохнул Уилл, пожирая глазами не прикрытое одеждой бледное тело прямо перед собой. - Нет, так не пойдёт. Вы же мужчина, а мужчину украшают поступки. Остановите меня, если вам не нравится. Вышвырните вон из кабинета или уйдите сами. Сделайте хоть что-нибудь, если хотите, чтобы я прекратил. Ламаник распахнул полы расстёгнутой рубашки и оперся руками о стол позади себя. - Я вам нравлюсь, это видно, - с какой-то непонятной интонацией прошептал он, ещё шире разводя бёдра и наслаждаясь произведённым эффектом. Его преподаватель сидел очень неподвижно, как памятник, и смотрел на него жутковатым, голодным взглядом. Смысла «держать лицо» больше не было, всё равно мальчишка видел его насквозь. В последней отчаянной попытке вырулить из сложившей ситуации без потерь, он попросил: - Ламаник... Не надо. - Что-то не чувствуется уверенности, - щурясь, ответил Ламаник, склоняясь к его лицу. Он взял руку Уилла за запястье и провёл ей по обнажённой груди, намеренно задевая набухшие соски. - Видели бы вы себя сейчас, - он подцепил вторую руку мужчины и принялся вдумчиво вылизывать пальцы. Каждый, начиная с указательного. Обводил языком костяшки, посасывал, засовывал в рот и вытаскивал с пошлым чмоканьем. Сайфера повело. Тугой узел удовольствия, скрутившийся внизу живота, явственно намекал: если он сейчас сдвинется хоть на миллиметр, или даже вздохнёт чуть глубже, то просто набросится на своего же студента и трахнет вот на этом самом столе так, что тот ещё неделю не сможет нормально сидеть. Затаив дыхание, он наблюдал за тем, как влажный розовый язык скользит между пальцами, а потом спускается на запястье, оставляя на нём мокрую дорожку. Всё, что было в Уилле рационального, временно выключилось. Он несколько раз порывался ещё раз попросить парня остановиться, но не мог, пересохшее горло отказывалось повиноваться. И он просто продолжал тонуть в ощущениях. Ламаник наконец-то отпустил его руки и дышать стало как-то посвободнее, но только на пару мгновений. Соскочив со стола, парень встал вплотную к Уиллу, так, что тот почти уткнулся ему в оголённый живот носом и принялся оглаживать его щёки, плечи, шею лёгкими касаниями, иногда задевая кожу отросшими ногтями. Глядя на уже абсолютно невменяемого Сайфера сверху вниз, он улыбнулся кошачьей улыбкой и едва слышно прошептал: - Всё ещё не надо? - и зарылся ладонью в светлые волосы за затылке, вынуждая откинуть голову. Почему-то молча слушаться Ламаника казалось... правильным? Сам себе Уилл напоминал хозяйственную тряпочку, которой только что перемыли весь дом, а теперь начали полоскать, выжимать, снова полоскать. Он дошёл до полного безвольного принятия всего, что бы Ламаник сейчас не вытворил. Глифул размашисто лизнул его открытую шею, ткнулся губами в скулу и неожиданно отстранился. Улыбнувшись чуть шире, он резко опустился перед Уиллом на колени и, грубовато погладив того по внутренней стороне бедра, ни слова не говоря, без предупреждения, расстегнул ширинку и приспустил его штаны вместе с бельём. Прежде чем Уилл успел хотя бы попытаться предотвратить непоправимое, он с чувственным выдохом насадился горячим ртом на его член и начал размеренно двигать головой. Ламаник, похоже, знал, как сделать хорошо. Через пару минут Уилл уже без стеснения стонал в голос, прикрывая рот одной рукой, а другой судорожно сжимал его волосы. Процессом он руководить не собирался — парень действовал уверенно и напористо, и умело. ...Долго Сайфер не продержался. Кончил он сильно, с глубоким утробным стоном. Перед глазами потемнело и окружающая реальность на какое-то время померкла. Ламаник очень пошло улыбнулся, облизнувшись, и вытер уголки рта тыльной стороной ладони. - Ах, ну какой же вы, мистер Сайфер, - шепнул он и поднялся на ноги, а до Уилла наконец начало доходить, что произошло. Поспешно упаковав себя обратно в штаны, он как можно дальше отодвинулся от студента и с неожиданной даже для себя сталью в голосе приказал: - Вон отсюда. - Как скажете, - хихикнул Ламаник и, застегнувшись, вышел из аудитории, оставляя полностью растерзанного мужчину в одиночестве. Уиллу хотелось что-нибудь сломать или разбить, и лучше бы о собственную дурную голову.***
...С того дня он получил только одно письмо. В нём была только одна короткая строчка, номер телефона и неровно выведенное приземистыми, витиеватыми буковками «пожалуйста». Уилл сразу отложил бумажку подальше, во имя сохранения остатков собственного достоинства. Он чувствовал себя униженным. Ламаник держал ситуацию под контролем целиком и полностью, и единственный был знаком с правилами игры, а Уилл... а Уилл просто вёлся на все его провокации, просто следовал хитрому плану, просто влюбился как последний придурок. Проблемный парень стал вести себя куда скромнее. Лекции вести не мешал, романтических посланий не подсовывал, разве что иногда горестно вздыхал, когда думал, что Уилл не видит, а потом и вовсе пересел обратно на задние ряды. Там он занимался чем угодно, только не учёбой — и оценки мало-помалу начали снижаться. Уиллу было неловко и почти смешно от того, что единственный студент, который всё-таки смог преодолеть последний рубеж его обороны, и вроде бы всеми известными способами отработал — до чего же мерзкое слово! - свою пятёрку, теперь скатился на тройки. Делать вид, что такое положение вещей его полностью устраивает, а тоска во взгляде парня не заставляет сердце сжиматься и болеть, у Сайфера получалось мастерски. Вот только по вечерам дома не сиделось. В последнее время там было холодно и тихо, как в могиле. Каждый день, после работы, он приезжал к себе, слонялся по квартире час или два, а потом сбегал от удушливой тишины в ближайший парк, прихватив с собой какую-нибудь книжку. Так, с книгой, его и застал Джек — тот самый Джек, печальный привет из прошлого. Постоял какое-то время рядом, засунув руки в карманы куртки, глядя на погружённого в чтение мужчину, прикидывая, стоит ли отвлекать. - Эй, Сайфер! - решился всё-таки заговорить он. Уилл поднял на него глаза и расплылся в приветливой улыбке. - Какой неожиданный сюрприз! - Уилл закрыл книгу, заложив страницу пальцами, и похлопал по лавке рядом с собой. Джек послушно сел. - Сколько мы не виделись? - Года полтора, кажется, - ответил Джек, вернув Сайферу улыбку. - Как дела? Всё так же киснешь в своём колледже? - А куда мне деваться? - чуть шире улыбнулся Уилл. - А ты? Каким ветром в этих краях? - Шёл... к другу. Вот, по пути тебя встретил, решил поздороваться. К другу. Вот оно как. Уилл продолжал улыбаться, прикладывая все силы, чтобы сохранить на лице эту маску, но волна острой, до сих пор не прощённой, обиды, накрыла его и потащила за собой. Наверное, на встречи с новым «другом» Джек не опаздывает. Даже время поговорить со старым «другом» нашлось, поглядите-ка. Небось вышел чуть раньше, чем нужно было, чтобы не заставлять "друга" ждать, на таком-то холоде. Наверное, у него здоровье хуже, чем у Уилла — тот вполне мог подождать его полчаса или больше, в любую погоду. К чему беспокоиться о таком закалённом человеке? Скорее всего, новый «друг» получает достаточно внимания. Во внутреннем кармане Джека что-то топорщится, какой-то свёрток. Наверное, для нового друга всегда находится минутка в плотном графике профессионального безработного, а ещё место в памяти на всякие даты типа дней рождения. И потратиться на подарок не проблема, или хотя бы задуматься о том, что он вроде как нужен. И вряд ли к новому «другу» он заваливается на порог, пропахший дешёвым алкоголем и дешёвыми духами ещё более дешёвых женщин. Не обвиняет в истеричности, когда тот чем-то недоволен. Не врёт, не даёт обещаний, которые не собирается выполнять. Не проверяет каждый день телефон на предмет сообщений от кого-то, кто относился бы к его владельцу более уважительно. Может быть, даже любит его. Может быть, всё так же, как и тогда, полтора года назад. Но это уже не имело ровным счётом никакого значения. Уилл минуту назад решил, что он заслуживает другого к себе отношения. И другого человека. Последняя капля в чашу его терпения достигла своей цели. Каким чудом ему удалось сохранить самообладание, он сам не понял. Джек поёжился под его враз оледеневшим, пустым взглядом, который в сочетании с лучезарной улыбкой производит не самое приятное впечатление. Тот Уилл, которого знал он, не умел так улыбаться. - Извини, но мне, кажется, пора идти. Забыл сделать один очень важный звонок, - произнёс Сайфер ровным голосом и встал, убрав книгу в просторный карман пальто. - Ну, было приятно повидаться, - бормочет Джек, пряча глаза. - Я бы сказал, полезно, - ответил Уилл и ушёл, потуже затянув шарф. На улице и правда было очень холодно.========== 3 ==========
Когда куратор в категоричной форме заявил, что на курс средневековой литературы записаться надо в обязательном порядке, Ламаник только пожал плечами и капитулировал без боя. Всё, что было связано с учёбой, вызывало в нём беспросветную тоску и раздражение. Занимать место в учебной аудитории только ради диплома престижного по местным меркам колледжа ему было в тягость. После окончания школы он хотел уехать путешествовать по стране, прихватив с собой сестру, допотопную машину опекуна и полный багажник чипсов, но Стэн решил иначе. Он часто разглагольствовал о необходимости образования, и что дипломированный специалист никогда не будет голодать — близнецы посмеивались, но после выпускного дядя поставил ультиматум: или колледж, или полное самообеспечение. Мейбл мгновенно сообразила, что из предложенного лимона можно сварганить очень даже неплохой лимонад, и уехала учиться во Францию, положив в чемодан только гигиенические принадлежности, парочку милых сердцу безделушек, смену белья и шикарное парадно-выходное платье. Очевидно, возвращаться она даже на каникулы не собиралась ни под каким предлогом. С Ламаником ситуация вышла неприглядная. Опекун планировал передать Ламанику в наследство небольшой балаган, в котором близнецы батрачили лет до четырнадцати, пока не было решено заменить подросших артистов на других. Смотреть на вытворяющих всякие интересные штуковины детей собиралось много народу, а подростки с понурыми лицами публику совсем не привлекали. Когда Стэн поделился с ним своими планами, вчерашний выпускник пришёл в ужас — он надеялся, что эта страница его жизни навсегда останется позади. После короткого, но очень тяжёлого разговора было решено: Ламаник поступает в тот колледж, на который указывает дядя, или прямо сейчас начинает собирать вещи, потому что дармоеды Стэну не нужны. «Так в чём проблема?, - спрашивал у него потом сосед по комнате в общежитии. - Собрался бы да и ушёл». Ламаник тогда ничего не ответил, разве что усмехнулся горько. Выйти из зоны комфорта, да? Философия «великого превозмогания» всегда казалась ему нелепой. На виду только истории успеха. Бросил школу, ушёл из дома, организовал свой бизнес, а теперь может устраивать шлюхам денежный дождь на все выходные. И везде, везде лозунги типа «верь в себя и свои возможности». Ламаник был самым обычным. Ни особых талантов, ни коммерческой жилки. Его амбиции заканчивались на крепком доме без грызунов в подвале и более-менее стабильном доходе. И он точно знал: кто-то вроде него, оказавшись на улице в восемнадцать лет без средств к существованию, в первую же зиму загнётся от холода и голода. Первые занятия по средневековой литературе Ламаник благополучно проспал с самого начала и до последней минуты. Когда пришла пора сдавать первое сочинение, он потратил на него от силы полчаса с двумя перерывами — на прачечную и на поход до ближайшего супермаркета за закусками. Каково же было его удивление, когда за эту работу ему поставили высший балл! На первой странице была пометка: «Очень оригинальное видение характеров», сделанная аккуратным почерком без наклона. Ламаник усмехнулся. Возможно, если бы он действительно прочитал анализируемое произведение, а не посмотрел сокращённую версию в интернете, то написал бы что-то более шаблонное. Ламанику очень хотелось взглянуть на дурака, который поставил за очевидный бред такую высокую оценку, и на следующую лекцию пришёл под завязку накачанный кофе. Цеплявший микрофон для ведения лекций мужчина на дурака похож не был. С последнего ряда рассмотреть преподавателя детально не получилось. Высокий, хорошо сложенный, с интересным сочетанием смуглой кожи и светлых, почти платиновых волос — всё что было видно. Говорил он воодушевлённо, и даже дрянной микрофон не мог до конца испортить бархатистый, спокойный голос. Ламаник поймал себя на том, что заслушивается и хуже того — засматривается, но признать то, что мужчина его заинтересовал, готов не был. Следующую работу было решено лично положить на преподавательский стол, а не передать, как раньше, через кого-то. Вблизи преподаватель производил немного другое впечатление — затянутые в официальный пиджак плечи были слегка сутулыми, взгляд печальный и отсутствующий, а во всём его облике сквозила такая неуверенность, что невольно хотелось погладить по голове и начать говорить какую-то ободряющую чушь. Мужчина выглядел потерянным и очень, очень одиноким. Он мельком взглянул на парня и снова уткнулся в сборник головоломок. Надо же, преподавать литературу, а развлекаться математикой... Ламаник попытался унять бешено колотящееся сердце, но безрезультатно. «Ну что за размазня», - сказал себе Глифул и положил работу на стол поверх остальных, слегка подрагивающими от напряжения, похолодевшими руками. «Тряпка какая-то», - убеждал он себя, когда на выходе из аудитории обернулся раз шесть. «Я не мог в него влюбиться», - твердил Ламаник неделю спустя, когда пытался, но не мог прогнать из головы яркий образ. Война уже была проиграна. Мог. Влюбился. Через неделю сосед по комнате, который устал слушать его тоскливые вздохи, сказал, захлопнув учебник с громким хлопком: - Ты бы признался ей, заколебал выть, - и выразительно покачал головой, когда Ламаник удивлённо уставился на него. - Ой, ну как будто непонятно, от чего парни в двадцать лет вот так пыхтят сутки напролёт. - Не ей, - поправил его Глифул с ироничной усмешкой. - Ему. - Мне без разницы, хоть Папе Римскому, только кончай с этой драмой. Кто он, кстати? - Уилл Сайфер, преподаватель того мутного курса литературы. Фред присвистнул, а после рассмеялся без тени сочувствия. Ламаник вопросительно приподнял брови. - Не повезло тебе, парень. Сайфер всем даёт от ворот поворот. К нему каждый год обязательно начинает липнуть несколько человек. Кому оценки поправить надо, а кто вот как ты, повёлся на щенячьи глазки. В конце семестра кто-то из обиженных пишет жалобу и Сайфера вызывают на дисциплинарную комиссию, но у него ни разу не было из-за этого неприятностей. Короче, попал ты. Парень какое-то время сверлил взглядом конопатое лицо соседа, а потом вернулся к открытой на ноутбуке статье: «Я не гей, но влюбился в мужчину. Что делать?» Советы, которые давал автор, были простыми и банальными, типа «будьте романтичным» или «будьте оригинальным», а ещё чуть ли не через каждый абзац попадалась фраза «это нормально, вам нечего стыдиться». Ламаник хмыкнул. Если бы проблема была только в этом! ...Написать письмо было спонтанной идеей, как и его содержание, а вот цвет сердечка в углу — нет. Ламаник действительно любил синий, и практически весь его гардероб был самых разных оттенков этого цвета с небольшими примесями чёрного или серого. Может быть, Сайфер догадается, кто отправитель, если заметит среди присутствующих на занятиях парня, практически постоянно одетого в синее или голубое? Не догадался. Через месяц Ламаник был готов на стену лезть. Выматывающая влюблённость становилась только сильнее. Он не раз представлял себе, как после занятий зажимает мужчину в укромном углу, там хватает за грудки и приказывает: «Люби меня», или в подробностях рассказывает ему, как он по несколько раз за ночь кончает, выстанывая в подушку его имя, или в красках описывает, как его колотит нервная дрожь, когда он несёт к его столу очередное письмо, заложенное между страниц, или... Тот эпизод с выпавшим из сумки конвертом надолго выбил его из колеи. Уилл был спокоен и собран, как и всегда, говорил ему правильные и ничего не значащие вещи про неэтичность. Ламанику очень хотелось пару раз крепко врезать по бесстрастной роже и заорать: «Да кому какое дело!», а потом целовать разбитые губы до тех пор, пока мужчина не начнёт задыхаться. Накопившаяся иррациональная обида прорывалась через грубый тон и откровенно хамское поведение, но Уилл оставался таким же холодным и далёким. Короткий поцелуй в конце разговора был жестом отчаянья. Из аудитории он вышел с гордо поднятой головой, но его выдержки хватило только на эти несколько метров. Как только дверь захлопнулась за ним, Ламаник сломя голову бросился к ближайшему мужскому туалету, а там, заперевшись в кабинке, схватился за голову и только чудом удержал в себе горькие, но слишком явно выдававшие слабость слёзы. Как же сильно он ненавидел себя в тот момент за эту безнадёжную любовь, Сайфера — за равнодушие, да и вообще весь мир за его несправедливость! Всё это было слишком унизительным для человека, который, вообще-то был очень независимым и гордым. Любовная чушь дорого ему обходилась по эмоциональным затратам, и лучшим выходом было бы остановиться прямо сейчас, не сходя с места, и туалет покинуть, вновь превратившись в здравомыслящего и самодостаточного человека. Но Ламаник понимал: забыть не получится. Собственная беспомощность воспринималась уже как данность. С тех пор к влюблённости примешалась ещё и злоба. Она-то и толкала его на развязное поведение, которое, что было хорошо заметно, Уиллу сильно не нравилось. Он начинал держаться подчёркнуто отстранёно, с безупречной деликатностью отнекивался от его наглых намёков. «Может быть, я тоже ему нравлюсь, потому он и старается держаться от меня подальше?», - спросил как-то раз себя парень и сам поразился тому, почему эта простая мысль до сих пор не пришла ему в голову. С этой позиции многое воспринималось по-другому, вот только Уилл по-прежнему огораживался от настойчивого поклонника неприступной стеной. ...Ламаник окончательно убедился в том, что обратного пути не будет, когда воинственно торчащий член Уилла упёрся ему в щёку. Чтобы заполучить Сайфера, он был готов абсолютно на что угодно — ну, хотя бы это в нём осталось прежним. Минеты делать он не умел, потому действовал интуитивно, полагаясь больше на свои желания, чем на реакцию Уилла. Тому, кажется, нравилось. На какой-то момент парень даже начал верить, что теперь-то Уилл точно не сможет ему отказать, но за маской грустненького неудачника пряталась стальная воля. Когда он выгнал его из аудитории, Ламаник был готов сигануть с последнего этажа или повеситься на ремне от сумки. Такой всепоглощающей безысходности он никогда не испытывал. Итого, в сухом остатке: любовь никуда не делась, а вот шансы вытрясти из преподавателя согласие на отношения он только что самым позорным образом упустил. Последнее письмо с номером телефона было передано скорее для самоуспокоения, чтобы потом сказать себе: «Я сделал всё что мог». Ламаник очень устал от своих чувств. Какой вообще смысл продолжать трепыхаться, если последняя надежда потеряна? ...Какого же было его удивление, когда в один из вечеров с неизвестного номера пришло сообщение с просьбой приехать и адресом. - Не может быть, - произнёс севшим голосом Глифул и ответил на немой вопрос, который увидел в глазах привлечённого шумом соседа: - Сайфер зовёт меня к себе. Фред молча достал из тумбочки пачку презервативов и кинул ему. - Надеюсь, пригодится, - сказал он и снова уткнулся в учебник.***
Звонок домофона застал Уилла за приготовлением ужина. Он не был до конца уверен, дождётся ли сегодня гостей, но выбрал сложный рецепт — будто пытался продемонстрировать поварской талант во всей красе. По правде сказать, готовить он любил и, более того, умел, но для себя делать что-то серьёзнее омлета ленился. Зато когда на горизонте появлялся кто-то, кого предстояло накормить, он не жалел ни времени, ни сил. Последняя пассия, впервые распробовав его стряпню, заявила, что с женщинами у него отношения никогда не сложатся. Когда Уилл, отсмеявшись, спросил, почему, она ответила: «У тебя руки к плите приложены лучше, чем у всех моих подруг вместе взятых». Но, в любом случае, ушла от него она по другой причине. Отложив нож, Уилл прошёл к двери и щёлкнул кнопкой. Из динамиков послышалось тихое: - Это я, - и какая-то возня. Уилл открыл дверь и вернулся на кухню, стараясь игнорировать предательски подпрыгнувшее в груди сердце. Он не совсем понимал, зачем позвал Ламаника к себе, но желание увидеть упорного мальчишку было сильнее доводов разума. «Рим пал, центурион», - подумал он, невесело улыбнувшись. Нож лежал в руке неуверенно, куски овощей получались кривыми, как у детсадовца, впервые взявшегося помочь матери на кухне. Когда в коридоре послышалось сопение и шуршание снимаемой одежды, он глубоко вздохнул, но встречать гостя не вышел. Как будто эта пара минут, отделявшая его от столкновения со своим студентом нос к носу, поможет ему успокоиться. - Мистер Сайфер? - позвал Ламаник, неуверенно переминаясь с ноги на ногу — этого Уилл, само собой, видеть не мог, скрипучая половица подсказала. - Я на кухне, прямо и налево, - ответил мужчина и ссыпал нарезанное в керамический горшок. Первый шаг, второй, третий, четвёртый. - Здравствуйте, - непривычно робко сказал парень, проходя внутрь. Как ни в чём не бывало, уселся прямо на стол, пошуршал одеждой. Сил повернуться и поздороваться как подобает, Уилл в себе не нашёл, потому принялся за следующие ингредиенты. - Добрый вечер. - Нож громко стукнул по доске, сорвавшись с гладкого края болгарского перца. - Холодно сегодня, правда? Могу сделать чай. - Ненавижу чай, - раздалось со спины. Скорее всего, Ламаник слегка поморщился. Или покачал головой. Говорить с кем-то без зрительного контакта было сложно. Уилл глубоко вздохнул и всё-таки обернулся. Парень был всё ещё красным с мороза, и натянул рукава тёмно-синего свитера на замёрзшие руки. Примятые шапкой кудри постепенно снова поднимались. - Есть виски и коньяк, - пожал плечами Уилл. Он бы и сам сейчас не отказался. - Не переживайте, я отогреюсь. Уилл снова отвернулся. Этот визит давался ему куда сложнее, чем он предполагал. - А что вы готовите? - Видимо, не ему одному. - Мясо, по бабушкиному рецепту. Те же овощи, то же мясо, но из-за давления, которое образуется под закрытой крышкой с помощью пара, получается совсем другой вкус. Есть, правда, одна хитрость — вместо воды всё это крошево надо залить сметаной. Тогда мясо будет мягким и сочным. Овощи надо резать достаточно крупными кусками. Картофель добавлять по желанию, но всегда в первую очередь... - Похоже, вы действительно во всём этом разбираетесь, - перебил Ламаник, спрыгнув со стола и заглянул Уиллу через локоть: - Я вот готовить не умею вообще. - Я мог бы вас научить. Уилл понял, что сказал это вслух, только после того, как Ламаник уставился на него ошарашенным взглядом. - Ну... в смысле... если вы согласны... - Уилл стушевался настолько откровенно, что парень не смог удержаться от смеха. Очень, очень нервного смеха. - Хорошо. Научите меня, мистер Сайфер. «Мистер Сайфер»... Ещё никогда официальное обращение не цепляло Уилла настолько сильно. Все его старые домашние прозвища меркли перед этим простым и незатейливым «мистер». Ламаник, должно быть, и не догадывался, какое влияние имел на него — годами нарабатываемая выдержка не давала Уиллу проявлять яркие эмоции, но парень ненавязчиво и будто бы даже играючи пробивал все барьеры между ними двумя. И хорошо, что не догадывался. Вздумай он использовать свою власть, Уилл оказался бы в паршивом положении. Мужчина ссыпал последнюю партию овощей в горшок и улыбнулся. - Будет готово минут через сорок. Ламаник разочарованно вздохнул и, громко топая, ушёл в гостиную. Уилл, поставив мясо в духовку - следом за ним. Тот уселся на диване, поджав под себя ногу и облокотившись о подлокотник, с любопытством разглядывая незатейливую обстановку комнаты. Немного подумав, Уилл выбрал тот же диван, но сел на противоположном конце — изображать из себя святую непорочность было бы глупо, после того как вдохновенно пихал свой член в податливое горло сидящего напротив парня, но тем для обсуждения за последнее время накопилось слишком много, и лучше бы обговорить их без живописно приподнятой ширинки. У Глифула, судя по всему, были немного другие планы. За то время, что Уилл собирался с мыслями, он успел выудить из кармана джинсов упаковку презервативов и с непроницаемым лицом положил её на равном от обоих расстоянии. - Уберите, - просто сказал Сайфер, закидывая ногу на ногу. - Тогда зачем вы меня позвали? Вы меня... не хотите? - На Ламаника было больно смотреть. Он побледнел и весь как-то сжался, и Уилла вдруг осенило — всё, что он видел до этого, бравада и отчаянные попытки понравиться. Он улыбнулся и со всей возможной теплотой ответил: - Задавать такие вопросы, обращаясь на «вы» как-то странно, тебе не кажется? Парень целую минуту осмыслял услышанное, а потом насупился. - Ты не ответил на вопрос. - И действительно! - Спохватился Уилл с притворным ужасом. - Где мои манеры? Покорнейше прошу простить. Глифул выразительно закатил глаза. Он весь буквально звенел от напряжения. - Отвечая на твой вопрос — очень хочу, - спокойно сказал Уильям. - Но пока что я всего лишь предлагаю тебе место моего ассистента. В последнее время навалилось много работы, а у меня статья на ближайшее научное сборище ещё даже не начата. Я бы не отказался от твоей помощи, к тому же ты один из лучших на потоке. За это, к слову, неплохо платят. Ламаник не слушал. Он молча переполз через весь диван под бок Сайферу, так же молча закинул его руку себе на плечи и прижался всем телом. «Да хоть подопытным кроликом к себе возьмите», - подумал он, но терпеливо дождался окончания речи о всех прелестях работы ассистентом до конца. - Мы всё равно сегодня потрахаемся, - сказал он, когда Уилл закончил говорить, и с уморительной серьёзностью посмотрел ему в глаза. Тот вздохнул. - Хочешь убедиться в твёрдости моих намерений? - Нет, просто дорвался.