Вы, 19:02 — я жалею об этом
Йенн-и, 19:03 — ура я знал ;) Йенн-и, 19:03 — я с ним только что по телефону болтал. зачем ты ребенка одного оставляешь? ему скучно лолВы, 19:05 — а мне плохо убей меня Вы, 19:07 — стоп\\\ о чем вы могли разговаривать. не молчи
Йенн-и, 19:10 — лмао Йенн-и, 19:10 — просто рассказывал об особенностях культурыВы, 19:10 —??? прости что
Йенн-и, 19:11 — да забей просто иди домой. я собираю вещи Джинхо растерянно пялится в чат, но ничего больше не пишет. Эти двое уже успели сдружиться. Старший даже радовался, что хотя бы на час Ян переставал терроризировать его и уходил поболтать с Йеном по видео. Но он забыл, что Йен та еще задница и не упустит шанса, чтобы не натворить какую-нибудь гадость. Так что в квартиру парень заходит излишне осторожно. Мелкий рубится в приставку, лежа на краю незаправленной кровати. Даже свет не включил. Он не замечает, как Джинхо появляется, чем тот пользуется. Приваливается плечом к косяку двери и смотрит. На то, как тот закусывает губу от напряжения и морщится при проигрыше, как болтает голыми ногами, как завораживающе всполохи экрана телика ложатся на кожу. Перед глазами недавние обнаженные фотографии. Это даже не сексуально, более интимно. Нереально. — Черт, возьми меня с собой, если пойдешь гулять. Я с ума с хожу. Наваждение пропадает. Ян отбрасывает джостик и роняет голову на согнутые руки, смотря на него снизу вверх. — У тебя карантин или отпуск? — улыбка получается чересчур вымученной. — Мы никому не скажем. Хен, ну пожалуйста, — жалобно стонет первый. Моменты, когда он кажется таким мягким и расслабленным такие редкие, что внутри каждый раз что-то обрывается. Это не бабочки, и не тепло, а сквозняк, гуляющий туда-сюда и холодящий ребра. — Это не так работает, — отчаянно хочется избавиться от этого. Джинхо вдруг осекается. — Ещё раз, кто? Ян очевидно тушуется и прячет глаза. — Попросил Йена объяснить, как уважительнее обращаться. Я не такой тупой, чтобы вестись на «семпай», но он видимо все равно подставил. Становится страшно. Потому что не должно обучение обращение звучать так… так убийственно. Сказать что-то получается далеко не с первой попытки. Воображение услужливо подкидывает образы разбитого Яна на коленях, доверчиво называющего его хеном. И, проклятье, Джинхо даже не извращенец, он всегда был ответственным и хладнокровным, человеком, на которого можно положиться. Но это. Это совсем другое. Что-то внутри так сильно желает сломать парня, довести его до невменяемого состояния, что действительно становится жутко. — Ты… это не обязательно, да? Я все понимаю, не нужно переступать через себя, — голос предательски срывается. Нужно, нужно, да еще как, разбить, подчинить, заставить плакать от того, насколько может быть лучше. Младший упрямо качает головой. — Но я хочу. Разве так хуже? Намного лучше, как Джинхо может отрицать это, когда внутри все сжимается от желания. Но такое нельзя сказать, он не может так нагло пользоваться чужим доверием. Единственно верным решением кажется полуправда. — Ты не понимаешь, как это звучит… от тебя. А Ян вдруг непонятливо хмурится, но закусывает губу, чтобы не улыбнуться. — Нелепо? Прости, я просто стараюсь подстраиваться, наверно и правда смешно. Старший протестующе мычит и прячет лицо в руках, присаживаясь на другой край кровати. Как можно дальше. — Нет же, нет, хорошо… даже слишком. — Разве тебе не нравится? По тебе не скажешь, — и… о, черт. Черт. Он совсем не готов к тому, чтобы увидеть на своих коленях такое совершенное грехопадение. Это точно незаконно, это стопроцентно не может быть правдой. Но Ян улыбается как маленький дьявол и несмело сцепляет руки у него за шеей. Ему страшно — это заметно, но он осторожно усаживается более устойчиво, и, боги, на нем даже нет штанов. — Я тебе совсем не нравлюсь, хен? Ты так испуган, — Джинхо глухо стонет, на полном автомате сжимая его бедра, мелко подрагивающие от напряжения. Пытается зацепиться за остатки здравого смысла, но кожа под пальцами так приятно ощущается своей гладкостью и прохладой, что это практически невозможно. — Ты не понимаешь, о чем говоришь. Прошу, хватит, я переживаю исключительно за тебя, — и это чистейшая правда, потому что Джинхо боится себя, того, с чем раньше он не имел дела. А Ян такой чистый и отзывчивый, его хочется замарать. Искусать, пометить, чтобы никто на него даже не смел смотреть. Парень ерзает на чужих коленях, прижимаясь почти вплотную. Глаза у него темные, а в движениях ни капли необходимого страха. — Наверное это глупо, но я тебе доверяю. Можешь делать все, что хочешь. Крышу рвет от того, как он тихо вздыхает, когда хватка на бедрах усиливается, и вдруг бесстыдно жмется, чувствуя чужой стояк. Джинхо сдается, потому что эти слова — последняя капля. И он целует первым. Наверное слишком жестко и хаотично, но Ян только тихо стонет и сам поддается навстречу, пока старший вылизывает его рот, на гранях, практически невесомо скользя кончиками пальцев по голым ногам. Даже этого так до безумия много, нервы превращаются в сплошной оголенный провод. Он надломленно хнычет, потому что Джинхо не трогает его так, как ему хочется. В полной мере. Это дразнит и заставляет самостоятельно подставляться под прикосновения. Парень целует его под линией челюсти и ведет себя разительно отличающеся. — Такой хороший. Так сильно стараешься, детка. Это прекрасно. О. Боже. Его с головой выдают до предела расширившиеся зрачки и прерывистое дыхание. Пальцы скользят выше, надавливая на низ живота. — Нравится, когда я тебя хвалю? Мило. Можешь мне говорить о всем, чего хочешь, — Джинхо аккуратно прикусывает чувствительную кожу за ухом, и даже по ощущениям понятно, как довольно он скалится. Но все еще недостаточно сильно, даже следов не останется. Ян раздраженно шипит. — Сделай уже хоть что-нибудь. Или может мне найти кого-то более смелого? — провокационно дразнится и отстраняется. Правда с последним не получается. Его грубо кидают спиной на кровать и сдавливают руки над головой в мертвой хватке. У Джинхо такой пронзительный и насмешливый взгляд, что желание огрызаться бледнеет. Он намеренно давит коленом между чужих ног и… отстраняется. Ян несдержанно скулит и приподнимается на локтях, отчаянно желая вернуть чужое тепло и руки на своем теле. Старший пожимает плечами и приваливается спиной к стене, хитро улыбаясь одними уголками губ. — Вперед. Уверен, Джиу еще не спит. Яну точно не слышится? Он потерянно хмурится, все еще немного дезориентированный в пространстве, и садится на колени. — Прости? — Я не буду тебя заставлять, малыш, решай сам, — наглое поддразнивание почти не злит. Наверное потому что это и не шутка вовсе, Джинхо все еще дает ему шанс передумать. Младший раздраженно цокает и стягивает толстовку через голову, отбрасывая ее в сторону. — Еще слово про кого-то другого и ты будешь спать на полу. Один, — он выделяет последнее слово и осторожно подползает, замирая между разведенных ног. В голове лишь одно совершенно позорное желание. Парень лениво гладит его по волосам и ждет, ничего не предпринимая. Судя по улыбке, он понимает Яна лучше, чем он сам. Тот громко сглатывает, потому что во рту скапливается слюна и делает то, что очень хотелось сделать. Наклоняется, совершенно по-блядски прогибаясь в пояснице, и трется щекой о грубую ткань джинс, в опасной близости от явной выпуклости в штанах. Хватка в волосах становится железной. И, черт, это почему-то ощущается так правильно и приятно, будто именного этого чувства не хватало все это время. Янник стонет, не сдерживаясь, и поднимается выше, чтобы зацепить зубами молнию. — Пиздец, — Джинхо красиво запрокидывает голову, позволяя стащить с себя джинсы. И, Боже. Боже. — Я могу отказаться? — Ян ошарашенно замирает. Формулировать более осмысленные фразы нас другом языке не выходит. Потому что парень большой. Блять, огромный. За время моделинга приходилось жить в арендованных квартирах с другими парнями, и границы приватного как-то размывались. Но такого он не видел ни разу, за пределами адекватного. Джинхо понимающе улыбается и гладит его по щеке. Хочется скулить от того, как это приятно. — Не обязательно идти до конца, детка. Все нормально. — Если я задохнусь, позаботься о том, чтобы Минсу с Джиу не ржали, — Ян сглатывает и лижет на пробу. Не то чтобы у него был большой опыт, тем более с таким. Потому что даже обеих рук не хватает чтобы обхватить полностью. Но чужой член ощущается во рту такой приятной тяжестью, что азарт возвращается. У Джинхо учащается дыхание, он сдерживается, чтобы не толкнуться бедрами вверх так, как ему хочется. Ян недовольно цокает, потому что руки старшего везде. Он трогает, гладит его, и всё это — странная смесь раздражающего и приятного. Хочется одновременно и связать ему руки и больше подставляться под прикосновения. Парень попросту не может не трогать, потому что Ян красивый. Нереально странной, завораживающей красотой. Весь светленький: от прозрачной тонкой кожи до белых волосых и длиннющих жестких как у куклы ресниц. А взгляд заметно поплывший, в пронзительно-серых глазах особенно заметно, как сюрреалистично расширяется радужка. Он медленно опускается, сдерживая рвотный рефлекс, когда головка касается задней стенки горла. И даже сейчас он все ещё не взял до конца. Но от этого почему-то так сильно ведёт, хотя раньше удовольствие отсасывать кому-то было сомнительным. Ян смотрит совершенно бесстыдно из-под полуприкрытых век и непроизвольно сжимает ноги, от того, каким голодным взглядом пожирает его старший. Джинхо скользит рукой ниже и оглаживает горло костяшками пальцев, явственно ощущая деформацию. Другая рука надежно фиксирует затылок, контролируя движения. Дыхания катастрофически не хватает, и легкие обжигает, когда он выпускает член изо рта и прижимается щекой, пытаясь отдышаться. Джинхо залипает на растягивающейся ниточке слюны, рвущейся, как только младший облизывает опухшие губы и вновь наклоняется, на этот раз более смело. Жестче. Красиво втягивая щеки и бросая быстрые обжигающие взгляды. Пускает прямо до горла, насколько это возможно, и тихо стонет от жесткой хватки на затылке, создавая дополнительную стимуляцию. Парень давит немного грубее, чем следовало бы, и сдавленно ругается. При виде задыхающегося Яна, слипшихся от слез ресниц и мутного взгляда внизу живота скручивается тугой узел. — Детка, не так быстро, мы не хотим, чтобы ты повредил себе что-нибудь, — его лицо поднимают обеими руками, и старший думает о том, как он заслужил такое, размазывая большим пальцем по покрасневшим губам слезы и слюну. Янник даже не огрызается. Он часто-часто дышит, прикрывая глаза от странного болезненного удовольствия, и ластится к рукам словно кот. Джинхо хмурится. — Ян? — парень наконец смотрит ему в глаза, явно перебарывая жесткий расфокус, и садится более-менее ровно. Чужие руки, ненавязчиво скользящие по телу ситуации не помогают. — Ты должен отвечать мне, малыш, когда это нужно. Для твоего же блага. Младший морщится и неуверенно подтягивается выше, усаживаясь на чужих бедрах. Кладет свои руки поверх его и царапает короткими ногтями. — Сильнее, пожалуйста. Я не растаю, — голос звучит невероятно разбито, и в другой ситуации парень бы скорее умер, чем так открыто подставлялся кому-то. Просто Джинхо вызывал абсурдно-полное доверие, одним взглядом и спокойной, уверенной улыбкой заставляя подкашиваться ноги. — Я очень хочу, правда. Но тебе вряд ли разрешат работать в таком виде. Парню натурально становится дурно от того, как хорошо смотрятся чужие большие руки на его бедрах. У Джинхо абсолютно фетишистские выпирающие венки, сухие линии напряженных мышц и кисти рук, какие рисуют на занятиях в художке — длинные тонкие пальцы и изящная косточка запястья. Ян рядом с ним чувствует себя слишком маленьким и тонким. Абсолютно беззащитным. Не то чтобы ему не нравилась своя беззащитность. — В некоторых местах такое вряд ли заметят. Старший рычит и угрожающе пялится прямо в серые бесстыдные глаза. — Не говори того, о чем можешь пожалеть. — Я этого и добиваюсь, — он стонет сладко-сладко, намеренно ерзая так, чтобы задеть чужой стояк. Его хватают. Грубо и болезненно. И переворачивают, подминая под себя. Янник нагло улыбается, еще больше раззадоривая, когда наконец в четыре руки получается раздеть его. Плечи и шею тянет приятной болью. Джинхо явно наслаждается тем, с какой легкостью на коже расцветают полукружия зубов. Они наверняка сойдут уже к утру, но хотя бы так получается ненамного утихомирить дикое желание сожрать парня целиком. Младший под ним подтаявший, как мороженое на солнце, — так и льнет, чуть ли не мурлыкая от невыносимо растягивающегося удовольствия. Ему мало, так мало, что хочется плакать. Джинхо с треском проигрывает с самого начала, потому что внутри он в неадекватном восторге от того, насколько тот разбит и поддатлив сейчас. Это нездоровая хрень — с какой стороны не посмотришь, только Ян не отрезвляет совсем, лишь провоцирует все больше и больше. Старший не уверен, кто из них кем командует. Но один факт, ясный как день, раскрывает карты с самого начала вечера. Янник — наглый и местами грубый, до ужаса независимый — тащится от подчинения. Ему хочется острее, так чтобы все сжималось от стыда и возмущения. Скучно, когда все культурно и представляет собой добровольное согласие. Невинный на первый взгляд парень не хочет играть в покорность, он хочет играть в укрощение. — У тебя был кто-то? — спрашивает и облизывает пальцы. Специально показательно, с удовольствием отмечая, как с приокрытым ртом младший зависает ненадолго, наблюдая. Однако сам разводит ноги, от смущения не зная, закрывать руками лицо или самые сокровенные места. Воздух толчком выбивает из легких, и Джинхо аккуратно ведет вдоль втянутого живота, не в силах описать пиздец, который происходит в голове. — Нет. То есть да, но я… не доходил до конца, — Ян все же прижимает ладони к предательски краснеющим от непонятной стыдливости щекам и неумышленно пытается свести колени. Он абсолютно гладкий внизу. Парень невольно думает, что сойдет с ума такими темпами. Первый несдержанно громко стонет и выгибается в спине, когда ладонь накрывает аккуратный подтекающий от возбуждения член. — Такой красивый котенок, неужели ты готовился? — горячо выдыхает Джинхо прямо на ухо, и невыносимо медленно двигает рукой вверх-вниз, пока Янник сам не подкидывает бедра, пытаясь прижаться как можно ближе, и закидывает руки на шею. — Ты был слишком совестливый. И тупой. Пока прямым текстом не сказал, не доходило… блять! — он вскрикивает и жмурится, когда в нем оказываются сразу два пальца. Под тяжелым, нечитаемым взглядом сердце сжимается от чувства опасности. — Пожалуйста, хен. Бедро обжигает огнем — старший выпрямляется, убирая руки, и бьет. Небольно, но ощутимо. С очень-очень громким звуком. — Этого добивался? Меня хотел из себя вывести? — дыхание сбивается, когда пальцы плотным кольцом оборачиваются вокруг шеи, надавливая на адамово яблоко. Он не сжимает, просто обозначает, с кривой ухмылкой замечая, как замирает под ним до предела напряженное тело. — Я могу уйти и оставить тебя здесь одного на столько, на сколько посчитаю нужным. Могу взять тебя прямо на сухую и отодрать так, что ты не сможешь потом свести ноги. Не испытывай судьбу, детка, ты не вывезешь последствия. Ян задушенно пищит и прогибается до хруста в пояснице, потому что член пережимают у основания в тот момент, когда он кажется уже мог отключиться. — Так сильно течешь. Не думал, что такое солнце окажется маленькой шлюхой. Слова распаляют лишь больше, заставляя лихорадочно метаться в крепко удерживающих руках и скулить от нетерпения. Уже три пальца внутри не приносят желаемого облегчения. Слезы текут сами по себе. — Хен… хен, я не могу больше, — Джинхо хмыкает и пожимает плечами, сгибая пальцы и выбивая еще один несдержанный стон. Его поднимают так, словно он ничего не весит, и заставляют сесть, надежно поддерживая под дрожащие от усталости бедра. Старший поразительно нежно целует его в щеки, в лоб, в кончик носа. Гладит подушечками пальцев плечи и спину, разминая ноющие мышцы. Ян думает как быстро у него поедет крыша от таких контрастов. Горячие соленые слезы разъедают кожу, а внутренее состояние такое странное. Невесомое почти. Болезненно-приятная прострация, когда в голове уже не то что каша, из которой невозможно выловить ни одной конкретной мысли, а тупая пустота. Перед глазами Джинхо. Плечи, шея, бедра. Руки-руки-руки. Горячие ладони, практически полностью обхватывающие его талию. Ян рядом с ним такой маленький, ласковый как котенок. Ян, который на всех в обычное время глядит волком. Ян, который привык на родине, что за себя нужно драться и бить первым. Ян, который на корейском через каждые три слова срывался на русский мат, но умел быть таким невинным иногда со своими огромными глазами и излюбленными белыми гольфами на голые до колен ноги. — Хочу… до конца, — он жмется с трогательной доверчивостью, за которую наверняка позже будет себя грызть до конца жизни, одним движением выбивая из легких оставшийся воздух. — Не заставляй себя, — еще один поцелуй в висок. Джинхо сдавленно охает, когда парень снова седлает его бедра, но руки сами ложатся поверх. Вид у младшего раздраженный донельзя. Избалованный ребенок. Капризный избалованный ребенок. — Сан-блять-Джинхо. Если ты мне сейчас не вставишь, то вставлю тебе я. Но, простите, не всех природа награждала такими данными. Весь его стервозный образ с самого начала рушится, стоит только взглянуть на почти отчаянный блеск в глазах и искусанные в мясо губы. Какая прелесть. — Хорошо, хорошо. Только не угрожай мне больше, детка, слишком страшно. Ян уже собирается съязвить в ответ, только в горле пересыхает. Потому что Джинхо медленно двигает бедрами так, что член упирается прямо мёду ягодиц. — Хочешь быть сверху, котенок? — младший ожидаемо кривится и метко тычет локтем в бок на приторно-слащавое обращение. Джинхо хихикает, кончики пальцев скользят по рукам, когда он отводит их в стороны. — Ладно, ладно, вообще-то у тебя коленки дрожат. Иди сюда. Его притягивают за плечи, бережно, как хрупкую куклу, заставляя опереться грудью и приподнять таз. Очень удобно прятать лицо в чужом изгибе шеи, потому что поза кажется ужасно смущающей и открытой. В следующую секунду становится дурно. Потому что дышать получается через раз, а внутренности кажется сводит от наполненности. Невыносимо медленно, Ян не уверен в том что это не изощренная пытка. Больно, но боль фоновая, просто ощущения странные настолько, что в голове вязкая каша. Джинхо под ним явно сдерживается из последних сил. Он напряженно хмурится, до побелевших костяшек сжимая его бедра и кусает нижнюю губу. Ян отчаянно отрицает тот факт, что начинает заводиться от него еще сильнее. — Черт, я сломаюсь, — парень надломленно хнычет и обвивает руками его шею. Низ живота переполняет жар. Мысль о том, что в нем практически полностью сейчас такой член сначала пугала. А теперь заставляет подкашиваться ноги. Джинхо откидывает главу назад и зачесывает мокрые волосы. — Слишком? — Ян мотает головой. Сам поддается назад. Его так явно тащит от происходящего, так доставляет ему такая нездоровая хрень, что дыхание захватывает. — Испорченный котенок, прелесть. — Ты же сам не лучше, извращенец, — он осекается, стоит только чуть резче подкинуть бедрами, вжимаясь до конца. Джинхо кладет руку на болезненно твердый, мокрый от смазки член, и Ян с испуганным лицом пытается отдернуться от прикосновений. Ему слишком много, как током по обнаженным нервам, он боится кончить от любого прикосновения. И уже в голос надломленно стонет, когда парень начинает двигаться. Сил хватает только на то чтобы приподняться и упереться руками в грудь. Ног он не чувствует, и, практически стопроцентно, если бы он сейчас попробовал встать, то тут же упал обратно. Джинхо дрочит ему в такт толчкам, игнорируя скулеж и слабые попытки оттолкнуть руки. Ему хочется проверить, как много позволено и как далеко получится зайти, чтобы сломать парня. Заставить его разваливаться на части. — Хен, блять, — Ян вскрикивает и ругается на другом языке, вытирая с щек слезы. — Медленнее, я близко. Толчки в противовес становятся грубее. Жестче. Старший целует плечи, нос, мокрые щеки, одновременно натягивая его на себя с неумолимой безжалостностью. Шепчет то, какой он сейчас красивый, такой сладкий маленький котенок, как очаровательно он выглядит с его членом внутри. — В первый раз вижу, чтобы кто-то так тащился от размера, а не боялся. Ты молодец, детка, так хорошо справляешься. Ян единственно возможным способом затыкает ему рот — целует так, что сводит мышцы живота. Мокро и до ужаса интимно, кусаясь и не давая толком вдохнуть. Он выгибается в позвоночнике, пытаясь прижаться ещё ближе, и мелко дрожит от переполняющих ощущений, притихший и обессилевший. Лишь иногда коротко стонет и царапает короткими ногтями руки и спину. Джинхо задней мыслью думает, что ему придется носить водолазки в ближайшее время, но мысль тут же пропадает. Младший совсем-совсем на грани, сам поддается на рваные сбившиеся толчки. У него красиво дрожат слипшиеся в треугольнички от слез ресницы и поджимаются пальцы на ногах от удовольствия. Ян даже попытки огрызаться давно уже оставил, подставляясь под ласки. — Хен… я не могу больше, я сейчас… — Джинхо успокаивающе гладит его по рукам, спине, пересчитывая позвонки, и улыбается. Он подмечает, как тот кладет себе руку на низ живота, и хмыкает. Кто тут еще больший извращенец. — Все хорошо, котенок, кончи для меня. Парень мотает головой, голос звучит разбито, почти отчаянно. — Это слишком, пожалуйста… Джинхо целует его. Аккуратнее чем раньше, так, словно тот может сломаться в любой момент. Ян вымученно стонет, прижимаясь лбом ко лбу, и в момент напрягается, как готовая лопнуть струна. Парень чувствует под руками до предела напрягшиеся жесткие мышцы. Узел в животе развязывается, и всего так невыносимо много, что слезы текут сами по себе. Оргазм яркий, сумасшедший и слишком наполненный ощущениями. Старший стискивает зубы, чувствуя, как Ян сжимает его в себе, и утыкается лбом в плечо, сжимая худые бедра до синяков, и кончает. Ян, притихший, коротко всхлипывает и обнимает его за шею, наконец унимая крупную дрожь. — Только попробуй ко мне ещё раз полезть. Тебе говорили, что в первый раз нужно быть полегче? Джинхо хихикает и обнимает его в ответ. — Ты оказывается такой милый, когда не огрызаешься и не ворчишь как старик. — Отвянь, старый тут только ты. В разрез со своими словами он льнет ещё сильнее и, кажется, даже не собирается отлипать. Парень поддерживает его под бедра, чтобы вытащить уже опадающий член и выбросить завязанный презерватив под кровать. Не очень эстетично, но встать с таким грузом и дойти до мусорной корзины у него вряд ли бы получилось. — Хочешь пообниматься или мне отнести тебя в душ? Ян сонно щурится и крепче сжимает руки. Глядя на него, такого расслабленного и доверчивого, улыбку сдержать кажется практически невозможным. — Понял, обойдемся салфетками. Он практически засыпает уже в тот момент, когда Джинхо вытирает их обоих и поднимает с пола плед, чтобы укрыться. В голове целый рой самых разных мыслей. Парень вычленяет одну конкретную. «Нам нужно поговорить.» Думается, что это подождет до завтра, потому что Ян под боком уже совсем не двигается, только хмурится иногда чему-то во сне. И под размеренное чужое дыхание наконец-то засыпается легко. Джинхо в первые за долгое время практически сразу проваливается в глубокий сон без сновидений. *** Когда он просыпается, в комнате уже никого. Смятая остывшая простынь скомкана там, где спал Янник. Приходится встать. И первым делом закрыть окна, потому что в квартире дубак и сплошные сквозняки, хотя вечером все было закрыто. Парень обнаруживается на балконе в одних спортивных штанах. Курит, компактно уместившись на тонкой железной перекладине. Джинхо невольно ежится от холода и молча прислоняется к нему. Сигареты остались в куртке, а ту химозную электронную дрянь, к которой пристрастился младший, он особо не жалует. Под боком еще холоднее, видимо первый сидит тут уже давно. Он не вздрагивает, когда к нему бесшумно подкрадываются, и не отвечает на прикосновение. Скашивает лишь глаза в его сторону, но молчит. Он напряженный и явно опасается чего-то. Может того, что его сейчас выгонят на улицу, а может наоборот, что начнут клясться в вечной любви. Джинхо предпочитает закрыть на это глаза и первым делает шаг навстречу. — Нормально себя чувствуешь, мелкий? Выдыхает. Сразу как-то расслабляется и несмело улыбается одними уголками губ. Вау, что-то новое. Парень замирает, чувствуя сквозняк не только кожей, но и между ребер, заставляющий сжиматься внутренности. Потому что Ян очаровательно морщит нос, когда улыбается по-настоящему, а пронзительно-холодные глаза превращаются в полумесяцы. — Ты придурок, мне через несколько дней выходить на работу, а я даже стоять нормально не могу, — он поспешно отворачивается, закрывая лицо ладонью, и затягивается. У Джинхо перед глазами искусанные полные губы и щербинка меж передних зубов. Они стоят так еще немного, пока у него суматошно заходится сердце, потому что Ян кладет ему голову на плечо, подсаживаясь в плотную. А потом спрыгивает и обещает ему мастер-класс по настоящей русской кухне. И уже сидя на столе старший следит глазами за тонкой гибкой фигурой в его толстовке, которая Яну оказывается велика, но которую он все-таки благосклонно надевает, потому что Джинхо пугает его простудой и еще одним недельным карантином. Следит и улыбается, отбивая все несмешные подколы в свой адрес и фыркая на каждое замечание. В груди теплеет, несмотря на холодный воздух в квартире, и сам парень кажется ему до одури каким-то теплым. Домашним. И это чувство преследует его неуклонно на протяжении этих дней. Янник действительно из породы кошачьих. Когда ластится раслабленно и жмурится от простых поглаживаний, орет от щекотки и задушенно смеется, угрожая задушить его, пока старший будет спать, (он действительно ненавидит это всей душой), когда кривится недовольно по утрам на попытки его разбудить. И Джинхо хочет целовать его постоянно. Но сдерживается почему-то. Может потому что Ян не тянется первым. Им абсолютно точно нужно поговорить. Потому что Джинхо ненавидит определенность. Но каждый раз им овладевает странная нерешительность, стоит только младшему поднять голову на свое имя. Под прицелом внимательных серьезных глаз мысли путаются сами по себе. Йенн-и, 22:32 — чувак ты точно не влюбился? лол Йенн-и, 22:32 — бро, у тебя уже сердечки вместо глаз, имей достоинство >: ( Йенн-и, 22:32 — это был минсу если что, я не виноватВы, 22:33 — я понял. мда. Вы, 22:33 — пусть посмотрит на себя когда разговаривает с джиу. мерзость
Тут же приходит уведомление из другого чата. Ян хмурится неосознанно на звук и зарывается лицом в его толстовку. Джинхо убавляет звук на ноуте. Мин, 22:34 — пРОСТИТЕ??? Мин, 22:34 — САМ ТЫ МЕРЗКИЙ ЧТО ЗА НАМЕКИВы, 22:38 — думай сам лол Вы, 22:38 — это не я уже полгода его обхаживаю как девственник
Мин, 22:40 — ОТВАЛИ ФУ Мин, 22:45 — МЕРЗОСТЬ Мин, 22: 50 — ОФИЦИАЛЬНО В ПЯТНИЦУ ПРИГЛАШЕН ТОЛЬКО ЯН. СИДИ ДОМА ИЗВРАЩЕНЕЦВы, 22:51 — закончил самокопания? Вы, 22:51 — куда
Мин, 22:52 — знакомый устраивает тусовку дома Мин, 22:52 — сАМОКОПАНИЯ?!!!!! Мин, 22:53 — КЛЯНУСЬ Я БУДУ ВЕСЬ ВЕЧЕР СЛЕДИТЬ ЧТОБЫ ТЫ НИЧЕГО НЕ СДЕЛАЛ С МОИМ ДРАГОЦЕННЫМ РЕБЕНКОМ Мин, 22:54 — а вот это уже был ДжиуВы, 22:55 — у вас че один телефон на троих придурки
новое уведомление Йенн-и, 22:56 — я не хотел этого видеть чесслово Йенн-и, 22:57 — у меня кровь из глаз: ( — Если ты хочешь, чтобы я ослеп, то у тебя отлично получается, — Ян недовольно поднимает голову и щурится от света телефона. В холодных отсветах как при проявлении фотопленки еще четче появляются веснушки. — Хочешь на вечеринку? Парень упирается подбородком в грудь Джинхо, явно сдерживая зевок, и вопросительно пялится. Поза у него очаровательно женская — нога, закинутая поперек бедер, и слабая хватка на талии. Старший даже благодарен бессонице за возможность просто понаблюдать за ним спящим. — Завтра ты уже свободен. Можешь выходить на улицу, общаться с людьми и все такое. — О, спасибо. Теперь звучит так, будто я больной. Джинхо в ответ просто сгребает его в охапку, игнорируя визг, и ложится сверху. Ян безуспешно барахтается какое-то время, но все же сдается — одни только глаза раздраженно блестят из-под недр одеяла. Его крайне возмущенный вид вызывает у парня новый приступ смеха, на что младший снова ругается и потасовка продолжается с новой силой. Янник сползает на пол, красный и задыхающийся от жары, спустя минут двадцать. Вид у него дикий и очень помятый. — Ты ребенок! Ужас, я не чувствую рёбра, — ломает комедию, притворно хватаясь за грудь и падая на спину. Джинхо не может смеяться, потому что легкие уже ноют от нехватки кислорода. — Я не виноват, что ты боишься щекотки. — Ты видел время?! Я только успел заснуть, — от подушки увернуться получается только благодаря врожденным рефлексам. Спасибо годам тренировки с вспыльчивым характером Йена и иногда Джиу. Кровать прогибается рядом под весом Яна — тот уже печатает что-то в телефоне, подмяв под себя добрую половину одеяла и болтая босыми ногами. — Джиу написал. Реально что-то намечается в пятницу? Джинхо уже вот-вот протягивает руку, чтобы дотронуться до открытых мягких бедер, но с ужасом успевает себя одернуть. — Да, познакомишься с кем-нибудь. Ты же завтра уже съедешь, а без друзей везде тяжело. Ян каменеет. Пальцы замирают над клавиатурой в чате. Всего на пару мгновений. Старший думает, не вообразил ли он себе все сам вообще. — Да, конечно. Пауза. Почему-то неловкая. Джинхо эту неловкость старается сгладить и съехать с темы. Встает и подбирает ноут с пола, переставляя его на рабочий стол. Отходит к рейлу, чтобы поменять толстовку, в которой стало уже слишком жарко, на домашнюю майку. Видит в зеркале залипшего в одну точку Яна. Лицо у него нечитаемое. — Будем спать? — Джинхо отводит взгляд, кожей ощущая — что-то не то. То ли едва заметно притихший парень, то ли гробовая тишина в квартире, чего почти никогда не было из-за тонких стен и весёлых соседей. Пахло цветущей яблоней. — Поцелуй меня? — Прости? Ян молчит и изучающе смотрит уже в глаза. С легкой полуулыбкой и хитрым прищуром. Старший подходит обратно кровати, не решаясь разорвать зрительный контакт. — Мне скучно. И ты меня разбудил. — Скучно? Ты пародируешь Евангелион? , — и все-таки Джинхо не может отказать себе в маленькой слабости — кладет руки на его лицо, все так же нависая сверху, и поглаживает большими пальцами россыпь веснушек на щеках. Оба замирают. Потому что Джинхо рассматривает его лицо, стараясь запомнить каждую черточку до мельчайших подробностей. Потому что Янник не мигая смотрит ему в глаза. Усталым, тяжелым взглядом. Но он улыбается, наверное немного криво и неискренне. В груди досадно от такой улыбки. Джинхо говорит: — Раз тебе скучно. Джинхо говорит: — Я только за. Ян отвечает: — Только из-за скуки. И первым тянется к нему, касаясь обветренными губами чужих губ. С какой-то отчаянной агрессией, эмоциями, плещущими через край, которые по-другому выразить просто не получается. Цепляется слабыми пальцами за его одежду и тянет на себя, заставляя лечь сверху. Джинхо не сопротивляется и не борется за ведущую роль. Только кусается иногда в поцелуй и сминает чужие бедра чуть сильнее чем нужно. Возбуждение разрастается тяжестью внутри. Липкое, лениво-тягучее. Даже воздух, кажется, густеет в комнате, забивая дыхательные пути. Все такое замедленное и свинцовое, как размытое слоу-мо. Он целует его в чувствительное место за ухом и всё-таки оставляет засос сбоку, под линией челюсти. Растирает кровоподтек пальцами, пытаясь пробудить совесть. Безуспешно. В груди только довольное собственническое желание оставить больше следов. Ян молчит, только дышит часто-часто и украдкой поглядывает на него из-под опущенных дрожащих ресниц. Хочется чего-то. Медленного и размеренного. Джинхо лениво гладит тело под ним, чрезмерно чуствительное, он ещё в первый раз заметил, что младший дергается от любого касания как от тока. Парень под ним — открытый и раслабленный, тоже не слишком энергичный, в основном только подставляется больше под ласки и редко неслышно стонет, когда руки проходятся по чувствительным местам. У Джинхо даже стоит не в полную меру, ему в приоритет сейчас сделать его котенку приятно, пусть даже котенок больше походит на зубастого волка большую часть времени. — Детка, перевернись, — он несильно похлопывает его по бедру, заставляя открыть глаза. Ян фокусирует поплывший взгляд на нем с явным трудом, но все-таки позволяет управлять собой и встает на колени, без колебаний прогибаясь в спине. Джинхо отстраняется, не смея отказать себе в удовольствии просто полюбоваться, на что тут же встречается с недовольным взглядом. Младший обиженно надувает губы, сразу становясь трогательно беззащитным, и недвусмысленно виляет бедрами. — Не пялься. — Но ты миленький, — еще один поцелуй уже в плечо. Даже здесь веснушки, бледные и почти незаметные. Там он мягкий, свободно пускает внутрь сразу два пальца. Джинхо хмыкает. — Трогал себя? Когда? Вчера, пока я был в студии? Или в душе утром? Ему тут же прилетает пяткой в ребра. Ян пытается злиться, но получается скорее что-то обиженное. Хрен знает что там в голове у старшего. Он одновременно и самый ласковый, такой бережный, когда целует его и называет солнцем, а через секунду делает все, что бы заставить щеки покрываться стыдливым румянцем, бьет метко и точно. Извращенски красивыми руками и словами в одинаковой степени. Ян чувствует себя унизительно голым. Не так, будто на нем нет одежды, а словно с него сдирают кожу, показывая все, что спрятано внутри. Оставляя сплошной нерв. Он уже открывает рот, чтобы послать его куда подальше и просто уйти спать, как тут же давится своими словами. Потому что в нем не пальцы. В нем блядский язык. И руки, вычерчивающие узоры на дрожащих бедрах. Чертов Джинхо везде, Ян не знает куда деться, потому что он повсюду. Внутри, снаружи, в воздухе, даже постель пропахла им насквозь. Младший уверен, что он добрался прямо до сердца и легких, потому что дышать не получается. Все тянет и скручивается внутри в узел, когда Джинхо широко лижет и оставляет болезненный укус прямо на ягодице. Ян зарывается лицом в одеяло и тихо хнычет, уши горят от характерных звуков и того, как просяще он сам сейчас звучит. Он кожей чувствует как по внутренней стороне бедра стекает мокрая дорожка. Джинхо вылизывает его так, что дрожь в коленках унять просто невозможно. Держит, впиваясь пальцами в тазобедренные косточки, не давая ни малейшей возможности отодвинуться. А Яну кажется, что еще немного в таком темпе и он отключится. От духоты, от того, как в глазах все расплывается и двоится, от того, что разрядка представляется невыносимо тяжелой. Он зажимает в зубах край пледа, чтобы не закричать в голос, когда Джинхо одной рукой накрывает покрасневший от напряжения член и в абсолютно выбивающемся медленном темпе дрочит ему. Все это грязно, до ужаса мокро и возбуждающе настолько, что кожу покалывает от искр в воздухе. — Хватит, хватит… — Янник до хруста прогибается в пояснице и картинно запрокидывает голову. Его спина вряд ли поблагодарит утром за такую растяжку, но сейчас хочется кончить до звездочек перед глазами. Старший коротко чмокает его в выступающие позвонки. — Хочешь, чтобы я остановился, детка? Он осекается встречаясь с отчаянным, беззащитным взглядом. Ян одними губами шепчет: «Поцелуй». И, конечно, Джинхо не считает нужным ему отказать. Наваливается сверху, покрывая поцелуями сначала веснушчатые плечи, затылок, а потом губы. Искусанные, красные как от вина, уже знакомые губы. Ян морщится слегка брезгливо поначалу, даром, что сам просил, но отвечает остервенело. Больше не пытается перехватить контроль, лишь позволяет вылизывать свой рот и приглушенно хныкает, когда рука на член начинает надрачивать в два раза быстрее. Он кусает Джинхо до крови за нижнюю губу и кончает, замирая неестественно напряжено, и будто болезненно стонет. Тут же возмущенно шипит и отталкивает чужие руки, когда старший трет чувствительную головку. Ян гиперчуствительный и в обычное время, а от чрезмерной стимуляции в глазах темнеет и грудь прорезает слабой болью. Это даже не боль, а нечто странное, чему есть место быть. Возможно. Он трогал себя раньше, после того как кончал, но от чужих прикосновений все становилось совсем другим, слишком острым. Джинхо совсем не колеблясь слизывает белесые подтеки с ладони и нагло скалится. — Ты сладкий, действительно, тот ещё котик. Ему в лицо тут же летит подушка. Младший порывается встать, но ноги моментально предательски подкашиваются, заставляя стыдливо прятать лицо в руках. — Бесишь, — Ян слабо, больше для вида, отталкивает от себя чужие руки, когда ему порываются помочь встать, и закатывает глаза. Правда все равно оказывается насухо вытертым и одетым в явно большую ему по размеру футболку. Самым разумным кажется сдаться, и Янник разваливается в игровом кресле за рабочим столом, куда его предусмотрительно усадил старший. На душе немного мутно, но сонливость сглаживает острые углы. Парень смотрит украдкой за тем, как Джинхо перестилает грязное белье, и трет глаза. Очень не хотелось лишать себя такого зрелища, потому что старший без футболки — такое явно даровалось лишь за безгрешную жизнь в прошлом. Ян честно не знает, что он такого сделал, но пялится так, что только слюна не капает. — Иди сюда, — его снова поднимают на руки, словно парень ничего не весит. На автомате получается протестующе упереться руками в грудь. Джинхо замирает. Почему-то становится неловко. — Мы будем спать… вместе? — Ян мысленно затягивает верёвку на шее, потому что старший смотрит на него с лёгким недоумением. Как на придурка. Конечно, они спят вместе с самого первого дня, что за тупые вопросы. — Ты против? Обычно ты всегда приходил и жаловался на то что не можешь уснуть один, весь такой несчастный и беззащитный, так что я подумал… Янник в ужасе закрывает ему рот ладонью и отчаянно краснеет. В голову Джинхо закрадывается мысль, что это естественная реакция на абсолютно любой внешний раздражитель. — Фу, ты что облизнул меня?! — Ты знаешь, что у тебя уши краснеют, когда ты врешь или смущаешься? А ещё твоя очаровательная задница, когда я тебе… На этот раз его беспардонно затыкают поцелуем. Младший обреченно зло шипит: — Потому что не надо бить меня по ней каждый раз, извращенец. Так и будешь стоять или спать уже ляжем?! Джинхо хихикает, но благоразумно молчит. Губы горят, и плечи тоже, в тех местах, где сцепил за его шеей руки Ян. Второй кстати сдается и минут через десять, уже чистый и полуодетый засыпает на груди Джинхо, под мерное дыхание второго. Парень думает, что засыпать таким образом может стать действенной, но очень дурной привычкой. Ян во сне хмурится и крепче сжимает тонкими пальцами его футболку. Джинхо кладет свою руку поверх и закрывает глаза. Утром Янник смывается со своими вещами, как только за ним на рабочей машине приезжают Минсу с Джиу, не разбудив старшего. Его карантин кончается, начинается рабочий период. *** — Черт, отвали от меня, — рычит Джинхо в трубку. У него пятнами идет румянец от злости и подрагивают пальцы. Минсу молча следит за тем, как телефон летит на диван, и пьет свой кофе с таким преисполненной рожей, будто он уже все это проходит не в первый раз. В маленькой рабочей комнате душно, пахнет съеденным раменом и сигаретами. — Йен как мамочка, как будто и не съезжал от родителей, черт. Минсу молчит и предпочитает неодобрительно пялиться, пока Джинхо устало трет переносицу и откидывается в рабочем кресле. Он бледный, под желтым искусственным светом болезненно усталый. Бесконечно измотанный. Снова работает на износ, почти не спит и курит, курит, курит. У него музыка, клиенты. У него безжизненная квартира. Джинхо правда боится, что из-за дрожи в руках не сможет бить татуировки. Так хочется спать. — Не прикидывайся тупым, хен. Йенн-и прав, — кофе горчит и неприятно оседает на языке. Минсу уже давно занял диван и ежеминутно проваливается в полудрему. Он выглядит трогательно домашним в огромной толстовке с натянутым капюшоном и с расфокусированным взглядом. Старшего пробивает чувство вины. За то, что тот сидит с ним до поздней ночи. — Я не маленький, не заводи шарманку. — Но все такой же тупой. Джиу шутит, что ты ведешь себя как влюбленный школьник. Джиу вообще всегда глупо шутит и не понимает, как недалек он от правды. Как же бесит. Минсу продолжает, прикрыв широкий зевок рукавом. — Позвони, либо сдохнешь от того что завалишь себя работой. Хлопок двери. Джинхо подрывается с места и уходит. Он злой до ужаса, потому что понимает, кому ему нужно позвонить и что друзья правы. Но не может не злиться. С чего бы? Ян не связывался с ним, даже не пытался. Ему это просто не нужно — поигрался и забыл. Обычное дело. Почему тогда так горько. Ветер приятно холодит лицо и голые руки, пока он вытаскивает очередную за день сигарету. Мысли в голове — болезненно-яркие вспышки, и не получается вычленить ни одну хоть немного стоящую. Прошла лишь половина недели — Джинхо разваливается, как в прошлом, когда он спал только когда начинал падать в обмороки. Минсу контролировал его в те времена: заводил будильники, чтобы тот не забывал есть, принимать душ, выходить на улицу, обнимал парня, пока тот не заснет, прикрывал перед друзьями, чтобы те не волновались. Особенно младшие. Нужно идти домой. Выгнать Минсу, чтобы тоже уже ехал к себе, сдать ключи от студии и идти домой. Голова начинает болеть от этих мыслей с утроенной силой. Джинхо отчаянно не хочет оставаться один, не хочет лежать, глядя в потолок до утра, потому что мысли не дают заснуть. Его мозг— полный хаос и беспорядок. Парень не помнит, когда в последний раз дышал полной грудью, потому что ребра сковывало от тоскливого ожидания чего-то. Чего-то, что вытащит наконец его из этого болота. Хотя, нет. Наверное помнит, потому что было это и не так уж давно. Просто очень мало, словно сон, в котором он не задумывался о том, сколько это будет длиться. Джинхо трясет головой и хлопает по щекам, запрещая жалеть себя. Все уже прошло, наивно думать иначе. Окурок шипит на отсыревшем асфальте. Кто-то выходит из здания, громко хлопая дверью. Минсу прислоняется рядом с ним к стене. — Заболеешь ведь, в одной майке, — голос у него выцветший, наверное от осознания того, что спорить будет бесполезно. Джинхо упрямый настолько, что бесит, а еще гордый и печально одинокий в мигающем свете уличного фонаря. — Поехали домой, Джиу угрожает приехать и надрать задницы обоим. Старший хмыкает, но все же кивает согласно. — Я все закрою, иди первым. — Как скажешь, хен. Что насчёт завтра? Ему не отвечают. Минсу видит, как мрачнеет старший (если только возможно выглядеть ещё более убитым), и замечает: — Ян вряд ли будет, он вроде как не любит шумные вечеринки и все такое. Тебе нужно расслабиться, соглашайся, — он наваливается на него, уже не такой серьёзный, и лохматит волосы, тут же зарабатывая недовольное цыканье в его сторону. Но Джинхо не отказывается, и это уже хорошо. — Я заеду за тобой вечером, детка. Пожалуйста не будь похожим на труп хоть немного, — он наигранно звонко чмокает его в висок и отлепляется от стены. Парень морщится и выставляет средний палец, когда друг машет ему на прощание. *** В голове приятно пусто и легко, когда комната кружится, а вещи двоятся в глазах. Ян хихикает и падает на диван, потому что ноги словно ватные. Джиу сидит рядом, такой понимающий и близкий. Ему можно рассказать обо всем, что приходит в голову, а больше никому и нельзя. Забирает косяк и затягивается, перекидывая через младшего ноги. Янник грубый местами и холодный — настоящий ледяной принц. С вечно разбитыми коленками и ссадинами на руках и лице. У него даже на родине друзей было не так много, здесь же он практически ни с кем не общается. За спиной его в агенстве считают высокомерным. На деле он просто неуверенный и застенчивый, прячет смущение под напускной язвительностью. Джиу подцепляет цветной пластырь на чужой коленке и думает, что в их компанию со своей любовью к дракам и мордобою он отлично вписывается. Под кайфом Ян не такой напряженный, улыбается и щурит кошачьи глаза, тихо смеясь над нетрезвым бредом друга. В комнате Минсу столько хлама, что глаз сам цепляется за абсолютно нелогичные для общежития вещи. Яна переселили в квартиру, выделенную агенством, где жили ещё несколько моделей, а Джиу так и остался жить у друга. Поэтому большую часть времени младший проводил здесь, даром что сам Минсу постоянно пропадал на работе. Ему так хорошо сейчас, потому что вечное напряжение не донимает его хотя бы на короткий промежуток времени, когда Ян боится всего и себя тоже боится. Словно его могут раскрыть в любой момент, понять, что все показное, а за оболочкой ничего стоящего. На его взгляд он не такой красивый, чтобы работать моделью, недостаточно дружелюбный, чтобы его выбирали для съемок. Обычный парень, наверное слишком скучный и сложный для того чтобы заслуживать любви. Если в голове Джинхо хаос, то мозг Яна — неконтролируемый прекрасный монстр. Джинхо. Да, он позорно сбежал, потому что был уверен, что Джинхо выгонит его первым. Вежливо улыбнется в его стиле и не словами, но поведением покажет, что больше тут ловить нечего. В агенстве среди моделей слухи ходили о нем не самые обнадеживающие. Умный, привлекательный, но к сожалению такой ветренный. Ян же боится спать один в темноте, не любит ласковые прозвища от кого попало и, к сожалению, если привязывается к человеку, то основательно. Поэтому старается держаться на расстоянии. — Будешь так хмуриться, появятся морщины, — философски замечает Джиу. — О боже, пахнет разбитым сердцем. — Закрой рот, пахнет только от тебя, — морщится парень, больше для виду, и смешно вздыхает. Работа помогала не загоняться, потому что на это не оставалось времени. Ребята вокруг были приветливыми и немного сумашедшими, но это действительно помогало. Правда Яну в первый же день прочитали лекцию о том, что он не ухаживает за кожей, а «вообще-то, кроме кофе и электронок в квартире есть человеческая еда, если не хочешь сдохнуть. Только трупа нам для инсталляции не хватало». Он отключался обычно сразу же, как возвращался вечером в комнату, а в свободное время околачивался в офисе, помогая убить время Йену. Тот болтал без умолку — нужно было только кивать в нужные моменты. Но Яннику все нравилось. Он был только за. А каждый раз, когда выдавалось свободных полчаса и в голову лезла такая муть, от которой становилось тошно, парень только отмахивался и старался чем-то забить мысли. Что приготовить на ужин, кто сегодня убирается в гостиной, какие вещи брать с собой на следующие съемки и почему в подъезде снова воняет дохлыми кошками — за эти дни Ян так привык к ежедневному мусору, надежно захламляющему сознание, что было почти не страшно. Работа, дом, работа, дом, и снова работа, один на двоих косяк с Джиу. Он постепенно подстраивался под установленный ритм. Но засыпал только с включеным ночником. — Детка, кто тебя обидел? Если Джинхо трогал тебя, я его убью, — Джиу лезет к нему и наигранно хмурится, тыкая в щеку. Ян уворачивается от прикосновения и хихикает, думая, что если бы друг знал, сколько и кто всякого разного и интересного успел потрогать, простым убийством тут бы не обошлось. Думает, но тут же осекается. — Не твое дело, успокойся уже. — О, боже, он тебя испортил, ты никогда мне не хамил. Ян бросается на него с намерением защекотать до смерти, но его останавливает хлопок двери и нечленораздельные ругательства Минсу. — Уебки, вся комната воняет травой, я вас ненавижу, — он скидывает любимые конверсы (на которые Ян с завистью облизывается с момента как их увидел) у двери и ставит пакет из продуктового магазинчика на первом этаже. — Почему я должен вас еще и кормить? Мелкий, ты вообще тут нелегально, имей совесть и объедай своих соседей. — Но ты нас любишь. Жил бы тут один, как унылый старик, будь благодарен, — Джиу нагло улыбается, но тут же ему приходится уворачиваться от летящей подушки. Под кайфом движения выходят не такими быстрыми и точными, так что парень абсолютно очевидно отбивает себе колени в попытке провернуть трюк видимо как из матрицы. Янник молча наблюдает за тем, как неуловимо теплеет у друга взгляд, и на мгновение задаётся вопросом, кто кого еще любит. Но тут же отвлекается, потому что следующая подушка летит прямо в него. — Черт, меня даже мать так не прессовала, Мин, уверен, что тебе не сорок? Минсу хватает полотенце и от души пиздит их обоих. *** — Ты обязан пойти сегодня, никого больше не останется здесь, — капризно тянет Йен и дует губы, дергая его за рукав. «Милый», — неумышленно думает про себя Ян и уже рассчитывает, как бы так сдаться, чтобы не потерять достоинство. Они одни в общем холле офиса, откуда обычно забирали моделей на съемки. После обеда здесь редко бывало много людей, потому что основная работа выпадала на это время. Йен практически полностью лежит на стойке администрации и смотрит на него глазами кота из шрека. Идти на вечеринку Ян хочет в последнюю очередь, но ему становится чуть ли не физически совестно, когда Йен расстраивается. Парень делает еще одну неуверенную попытку отказаться. — Мне нечего надеть, и я буду как изгой, люди так пялятся на иностранцев на улице, черт, я думаю, я умру в первые пять минут, — он горестно стонет и ложится грудью на стойку рядом с Йеном, пряча лицо в сгибе руки. Он полностью в белом сегодня: безразмерная толстовка без принта, джинсы с прорезями в разных местах и кроссовки с излюбленными гольфами до колена. Йен видит их край через широкие дырки в джинсах и в первую же секунду нагло просовывает пальцы, зарабатывая злое шипение и подзатыльник. Ян утверждает, что привычка к высоким носкам осталась со школы и футбола. Йен утверждает, что он просто мальчик из извращенной сетакон-манги. Парень сначала зависает, но после снова лупит его, загуглив значение слов. — На тебя пялятся, потому что ты миленький. Прикалываешься? Фишка моделей в халявных шмотках после фотосессий, дурачок, — у друга взгляд такой, будто бы Ян с луны свалился. — Я приду к тебе вечером. Только попробуй не открыть. Парень делает вид, будто бы и не думал об этом минуту назад, и вздыхает еще жалостливей. Куча народу, алкоголь и музыка — классический набор для поиска приключений на задницу. Главное, чтобы приключение на закончилось в чьей-то кровати. — Я сдаюсь, делай что хочешь. Йен победно подпрыгивает и кричит о том, что очень его любит. От поцелуя в щеку Ян отбивается с таким отчаянным упорством, будто его угрожают убить. Но все равно проигрывает. *** В доме жарко и ужасно душно. Пробираться приходится буквально расталкивая людей. Джинхо пытается утихомирить пульсирующую боль в висках и не потерять идущего впереди Минсу из виду. Тот берет курс на кухню, где народу куда меньше. Он правда заезжает за ним вечером и довольно окидывает его оценивающим взглядом. Джинхо все-таки решил расслабиться хотя бы на один вечер и выкинуть все мысли из головы. Простая расстегнутая на верхние пуговицы черная рубашка, заправленная в классические брюки, уложенные волосы, любимый парфюм — все играло на гранях классики и чего-то более откровенного. Минсу заводит машину и завистливо вздыхает, без особого стеснения трогая чужие мышцы. — Не был бы я знаком с тобой — дал бы сразу. Джинхо фыркает. — Что тебя останавливает? — Я видел тебя пьяным, ловил в полуобморочном состоянии и наблюдал, как Йен чуть не побил тебя за сломанный диск с его любимым аниме, хен. — Не продолжай, — старший закрывает ему рот ладонью, на что второй возмущенно мычит что-то про дорогу. На кухне и правда дышится немного легче. Лишь немного, потому что здесь воняет недоеденной пиццей, сигаретами и разлитым алкоголем. Джинхо следит за тем, чтобы не задеть какое-нибудь липкое пятно на столе. Джиу обнаруживается тут же в компании бутылки пива и смартфона. — Йенн-и здесь? — приходится говорить прямо на ухо из-за долбящих битов, от которых дрожат стены. Парень отрицательно качает головой на вопрос Минсу и тоже наклоняется к нему. — Может на танцполе или у бассейна? Он точно пришел. Он отказывается идти с ними, ссылаясь на то, что ждёт кого-то из многочисленных знакомых. Минсу пожимает плечами и хватает Джинхо за запястье, протаскивая его к выходу на задний двор. На улице, слава богам, музыка становится приглушенней. Вокруг бассейна кучками собираются самые разномастные люди, предпочитая танцам разговоры. Взгляд сам выцепляет две фигуры, сидящие прямо на столе у шезлонгов. Джинхо не успевает присмотреться, потому что друг сразу тащит его в ту сторону и машет Йену рукой. Мелкий замечает их и машет в ответ, подзывая. Вблизи Джинхо замечает на его щеках россыпь глиттера и маленьких блестящих звездочек, легкий макияж и целый ряд переливающихся колечек в ушах. Тянется и сжимает руки в ответном объятии. И видит за его спиной Яна. Кого же еще. Тот смотрит на него в упор с плохо скрываемым напряжением и заметно теряется. Минсу отвлекается на разговор с Йеном, пока они замирают, не в силах сказать что-либо. Потому что все кажется банально неуместным. Ян не похож на себя. Он похож на чертового инкуба без своей мешковатой одежды в темных тонах. Янник абсолютно не выглядит как парень, который может при необходимости сломать нос или послать. Он мягкий и словно светится изнутри. Голубой свитер и белые шорты удивительно сглаживают острые жесткие черты лица, не позволяя дать ему старше его возраста. Его выдают только внимательные серьезные глаза со знакомым проблеском металла. Парень явно нервничает и старается не пересекаться с Джинхо взглядом, теребя в руках край свитера. Старший проигрывает в тот момент, когда видит плотную резинку белых гольф, сжимающих бедра чуть ниже линии шорт. Он помнит, как эти бедра обхватывали его ночью и мелкую дрожь в мышцах. Горло саднит от внезапно накатившего волнения, так что ему требуется минута, чтобы выдавить из себя что-то адекватное. Но к этому времени Ян уже успевает одарить его невеселой улыбкой и встать с намерением уйти. Все вокруг шумные. Люди вокруг них кричат и смеются в своих компаниях. Джинхо чувствует себя одиноко в этой толпе — головная боль неумолимо усиливается. Минсу похлопывает его по спине и говорит, что было бы неплохо напиться. С другой стороны Йен хмурится, он явно против, но слишком печется о чувствах хена, чтобы указывать ему сейчас. Джинхо должно быть совестно перед младшим, но он эгоистично позволяет себе сделать вид, что этого не замечает, и выбирает Минсу. Теплое пиво на вкус отвратительно и оседает в горле липким слоем. Он упрямо вливает в себя банку и ставит в ряд на столе за собой. Друг ушел за ещё одной порцией алкоголя, оставив их с Йеном вдвоем рассматривать толпу полупьяных подростков. Йен непривычно тихий — едва соприкасается с ним коленями и пьет безалкогольную мешанину из энергетиков и сока. На дне плавают мармеладные мишки и лёд. Легкое позвякивание перекликается со звоном многочисленных колечек в ушах. Джинхо никак не может представить, что у того в голове — уже знакомое чувство. Его младший наверное в их компании был самым непредсказуемым. Внешне мягкий и безобидный — крыл матом и бросался на обидчиков с непроницаемым лицом так, что сердце замирало. Йен не жалел лицо, зато при виде его драк Джинхо каждый раз обливался потом от нервов, а после тяжело вздыхал, обрабатывая синяки. — Ты придурок, знаешь? Вы оба.— парень первым прерывает молчание. Джинхо косится на него, но Йен предпочитает сосредоточенно разглядывать содержимое стакана. Брови сведены к переносице, губы упрямо поджаты. — Прости? — Ян рассказал мне обо всем, вы два идиота. Пиво идёт не в то горло, Джинхо заходится судорожным кашлем под сочувственное похлопывание по спине. — Гордость убьет вас обоих. Либо это сделает Минсу, потому что ему надоело лицезреть нетрезвых Джиу и Яна у себя. — Джиу он всегда рад видеть, — уязвленно ворчит старший и украдкой ищет в толпе второго. Янник на другом конце бассейна приветственно обнимается с каким-то парнями. Он кажется таким крошечным и светлым рядом с другими людьми. Джинхо смутно припоминает его соседей по квартире, но все равно сжимает напряженными пальцами банку. С боку слышится фырканье, и ему прилетает меткий тычок в бок. — Поговори с ним, хен. И Джинхо громко стонет, пряча лицо в ладонях. Если бы все было так просто. Яна страшно трогать, страшно обращаться к нему, будто это богохульство. Ему самому смешно от своего страха, как в средней школе, когда про свои симпатии говорили только самым лучшим друзьям и только в самых темных углах школы. В затылке монотонная пульсация перетекает в виски, отдавая тупой болью. Вся компания собирается как только к ним присоединяются Джиу и Минсу. Судя по раздраженному виду второго — домой он уедет сегодня в грустном одиночестве, и совсем не потому, что Джиу останется до утра. Тот кстати наоборот выглядит довольным донельзя, чем ещё больше злит друга. Йен наклоняется к Джинхо и тихо хихикает: — Спорим, Джи весь вечер следил за тем, чтобы он не залез ни к кому в штаны. Тот в свою очередь закатывает глаза, но про себя думает, что наверняка все так и было. Минсу поразительно тупой в важных вопросах. Джиу прилежно несет свой крест неразделенной симпатии, сколько себя старший помнит. Пусть даже все его влюбленности протекали быстро и без сожалений. Пить в компании легче — парни приносят с собой вещи, куда тяжелее пива, и вечер начинает понемногу обрастать цветами. Так что Джинхо совсем не удивляется, когда картинка становится чёткой лишь через какое-то время, а его местоположением оказывается ванная комната. С разбитой лампочкой и фиолетовыми неоновыми вывесками-фразами на кафельных стенах. Из зеркала на него смотрит его потрепанная, но явно более живая, чем в обычное время, и довольная жизнью копия. Умыться кажется рациональным решением, и мир вокруг действительно стабилизируется. Правда теперь капает с кончиков волос. — Ты все? Джинхо подскакивает на месте и озирается, ища источник шума. Кто-то шуршит в ванной, и на него снизу вверх вопросительно смотрит пара серых глаз. Ян лежит поперек, дергая свисающими с бортика ногами, и не слишком приветливо пялится. У него в зубах сигарета. На стиральной машине блестит в ультрафиолете бонг (или хитровыебанный водник, он честно не разбирается в таких сомнительных вещах). И в помещении куда душнее, чем должно быть. Джинхо сглатывает. Открывает рот. Тут же закрывает. Он не знает, что сказать, под прицельным взглядом Яна. С практически утонувшей в черном радужке. В кольцах дыма это имеет почти гипнотический эффект. Янник смаргивает, прокашливается и опускает веки, мигом как-то расслабляясь и растекаясь по дну ванной. Как маленький сонный котенок. Облизывает губы, морщась от привкуса сигарет. — Не хочу туда возвращаться. Ты тоже, — он заговаривает первым, и Джинхо готов благодарить всех богов за это. Правда тут же тушуется и добавляет, неловко потирая двумя пальцами линию пульса под челюстью: — Ну. По тебе так кажется. Старший кивает и мысленно радуется, когда Ян с тяжелым вздохом двигается, освобождая ему место. Бортик ванной тут же впивается в поясницу, а кафельная плитка слишком твердая, чтобы нормально опереться затылком. Но Джинхо все же здесь куда комфортней, чем там, где тусуются остальные. Внизу ещё сильнее пахнет дымом, сладковатой бурдой, какую пил Йен, и жжеными перьями. Наверное поэтому Ян вел себя вяло, спокойнее чем обычно. Но если принюхаться, все еще можно было почувствовать его парфюм. Совсем немного. Если наклониться чуть ближе, начинало вести от невыветрившегося запаха озона, как перед дождем, покалывающего нервы искрами тока, и перечной мяты. У Джинхо дома до сих пор так пахнут некоторые вещи, которые таскал Ян. Рука не поднималась постирать все. — Это чертовски… — Почему ты… Они говорят одновременно и тут же осекаются. А потом начинают хихикать. Джинхо слабо подталкивает его локтем: — Окей, ты первый. У Яна в уголках глаз поблескивают слезы, выступившие от смеха. Или от дыма. Или от дури, которую он принял. Он улыбается немного криво, вытирая глаза ребром ладони. — Просто это реально глупая ситуация. Ты каждый раз, когда видишь меня, выглядишь так, будто провинился. — Может потому что ты ушёл и стал вести себя так, будто ничего не было, — становится не так смешно. Алкоголь развязывает Джинхо язык. Ян же неуютно ежится, обхватывая себя руками и смотрит в сторону. Вид у него мигом становится расстроенный и потерянный. — Не хотел, чтобы ты чувствовал себя неловко. — Почему я должен? Парень дерганно оборачивается и цыкает: — Ненавижу, когда меня пытаются слить после совместной ночи. Нужно уметь вовремя все остановить. И затягивается, снова рассматривая паутинки трещин на противоположной стене. Джинхо отрывается от созерцания длинных ног, обтянутых белым капроном, и смотрит на лицо. На графичный профиль и мимические недовольные складки в уголках рта от вечно неприязненной ухмылки. Думает, что это точно цирк или детский сад. Где он в роли воспитателя. — Для тебя это значит ровно столько? — приходится подбирать каждое слово, чтобы не ляпнуть на эмоциях что-нибудь эдакое, о чем он стопроцентно пожалеет. Джинхо ответственный. Надежный. С железной выдержкой и рассудительным характером. Выдержка рушится, как только Ян искусственно хмыкает и едва слышно выдыхает: — Хочешь сказать, для тебя это значило больше? Пронзительная боль заставляет его шипеть, когда Джинхо хватает за предплечье и дергает на себя, вынуждая перевернуться и практически нависнуть над ним. Что-то в голове вопит о том, что Ян начнёт его ненавидеть, или бояться, что еще хуже. Он тоньше. Куда слабее. Даже не вырывается, только смотрит широко открытыми глазами и дышит часто-часто, как олень под светом фар. Джинхо кладет руку ему на ребра, чувствуя учащенное сердцебиение, и одновременно выплевывает, наверное грубее чем стоило, давно наболевшие слова. — Если ты думаешь, что я со всеми такой добрый, то глубоко ошибаешься. У меня нет привычки таскать к себе домой детей без царя в голове и опекать всех нуждающихся. Глубоко вдыхает, потому что легкие начинает печь от такого количества слов разом, и горько замечает: — Ты мне нравился. И я думал что взаимно, пока ты не свалил, так будто для тебя это обычное дело. В ушах звенит от явно не самой сдержанной пощечины. Джинхо видит в бесцветных глазах напротив неоновые слезы. Ян упрямо закусывает дрожащую губу. — Да, блять, ты такой со всеми! Откуда мне было знать, что ты со мной ведешь себя так не из жалости или банальной вежливости?! Ты ни разу не говорил вслух что-то подобное. С чего тебе вообще выбирать меня, когда вокруг полно нормальных… — он не договаривает из-за слез, подступивших к горлу, и приглушенно всхлипывает, роняя голову. Джинхо раздраженно цыкает на его попытки отмахнуться от чужих рук и просто притягивает к себе, терпеливо пережидая тихую истерику парня. Становится немного стыдно от одержавших верх эмоций. Им нужно было поговорить раньше, но Джинхо, расслабившийся из-за чувств и, казалось бы, слишком спокойной для реальности обстановки, позволил себе откладывать вряд ли достаточно легкий разговор. Парень сдерживает раздирающие горло всхлипывания, пряча лицо в складках чужой рубашки. Руки противно подрагивают от разом хлынувших эмоций. Он чувствует себя разбитым. Бесконечно вымотанным. Окончательно развалиться не позволяют чужие теплые руки и голос, шепчущий всякие успокаивающие слова на ухо. Ян не сразу но затихает, больше не пытаясь отстраниться или вырваться. Они лежат в ванной, пока за стеной долбит танцевальная музыка, и Джинхо наблюдает за проявляющимися в неоне веснушками на мокрых от слез щеках. Младший наверняка чувствует, как сейчас у него самого бьется сердце. И не отдергивает руку, когда Джинхо накрывает ее своей, поглаживая тыльную сторону ладони большим пальцем. Иллюзия одиночества разбивается, когда кто-то настойчиво стучит в дверь и Ян медленно выпрямляется. Вид у него, ну… пустой. Ни единой эмоции на лице, только сонное оцепенение. Джинхо думает о том, что все по разному переживают срывы, и о том, как увезти отсюда Яна. За руль он точно не сядет в таком состоянии, отвозить его в квартиру агенства бесмысленно и немного страшно — что может случиться, если оставить парня одного на всю ночь, когда все его соседи здесь? (ну и, если честно, Джинхо просто не хочет терять его из виду, даже если сам себе в этом не признается) Он поднимается на ноги и осторожно придерживает младшего, пока тот вылезает и встает рядом с ним. Полностью поддатливый и безразличный к происходящему. Джинхо решает, что эффективней будет просто донести его до выхода и вызвать такси. Сердце тревожно сжимается, когда Ян лишь оборачивает руки вокруг его шеи и жмется ближе, размеренно вдыхая и выдыхая, словно на грани сна. Он выходит в коридор, стараясь не замечать многозначительные взгляды. И то, что они буквально оставили клад для полиции в виде травы Яна. (Ну или для таких же подростков). Парни ловят их уже на ступенях перед входом. Минсу многозначительно присвистывает, а Джиу отпускает тупую шутку, но мгновенно получает профилактический пинок от Йена. Последний кстати выглядит настороженным. — Что случилось? Ян в норме? — Просто устал. — Вы, ребята, не подрались же или что-то типа того? Минсу закатывает глаза и перебивает его. — Чувак, посмотри на Джинхо. Ты же его видишь. Сто процентов бойфренд матириал, — он подталкивает его к приехавшей машине, пользуясь моментом, когда пьяненький Джиу виснет на Йене, что-то убедительно ему втолковывая, и тихо смеется на ухо: — Рад, что вы всё выяснили. Мне надоело смотреть, как вы убиваетесь друг по другу. — Тебе надоело держать в своей квартире притон, так и скажи. И ничего мы ещё не выяснили, если честно. Минсу пожимает плечами с невозмутимым лицом, но после оглядывается, словно боится чужих ушей, и ещё тише признается: — Ты мой хен, и я хочу, чтобы ты был счастлив. А теперь валите, пока меня не стошнило от этих розовых соплей. В машине они едут молча, глядя каждый в свое окно. Джинхо лишь берет руку парня на середине пути и не отпускает до самого дома. Ян все смотрит куда-то в сторону и то и дело ненадолго прикрывает глаза, видимо уступая накатившей сонливости. Но все же находит в себе силы сконцентрироваться на реальном мире, когда старший задумчиво останавливается в подъезде перед входной дверью и, кажется, не собирается открывать. Янник врезается в него, не сразу заметив преграду на пути, и недовольно пялится. — Просто хотел уточнить, — он чувствует, как Джинхо сильнее сжимает его руку своей и нервно кусает губы. — Я останусь дома с человеком, который мне нравится, и я должен все прояснить. Ян молчит. Если бы не темнота, можно было бы наблюдать, как стремительно розовеют у него щеки от какого-то странного предчувствия. — Ты мне нравился. Черт, очень сильно нравишься даже сейчас. — Это вообще не смешно. — Я не шучу, — в его голосе слышно… расстройство? Этого просто быть не может. Янник поднимает недоверчиво голову — Джинхо смотрит как никогда серьезно. — Почему ты думаешь, что это невозможно? Младшего пробирает нервный истерический смех, но сил едва хватает на то чтобы ровно стоять, так что он прикрывает глаза, считая до десяти и еле слышно говорит: — Меня не за что любить, вот и все. Дышать тут же становится тяжелее — Джинхо виснет на нем, сцепляя руки за спиной и прижимаясь так сильно, что хрустят ребра. Ян едва может разобрать приглушенный поток слов, исходящий от него. — Ты самый красивый, самый интересный, самый привлекательный, уникальный. Черт, я хотел наброситься на тебя в первый же день. Чувствую себя преступником или вандалом, когда трогаю тебя. Мне правда повезло, что ты здесь, если уйдешь снова, я умру от истощения или работы. Или от нехватки тупых шуток. Он ошарашенно замирает, невидящими глазами уставившись в потолок. Руки сами оборачиваются вокруг чужой спины, мягко поглаживая, пока парень сжимает его все сильнее и сильнее, совсем потерявшись в словах. — Ты можешь не чувствовать того же, или быть не в состоянии сказать. Это нормально, я готов ждать. Я буду ждать столько, сколько потребуется, потому что… Договорить не дают. Ян отстраняется и несмело фыркает, обхватив слабыми руками его лицо: — Окей, я уже понял. Мне тоже было плохо без тебя. *** Касания на теле горят как ожоги. Джинхо накидывается на него, скользя губами и руками везде, до куда дотягивается. Он лихорадочно трогает, сжимает, гладит в хаотичном беспорядке, словно боится, что все вот-вот исчезнет. От него волнами чувствуется болезненный сухой жар, Ян правда боится обжечь ладони, когда скользит несмело по оголенному пресу, не решаясь спуститься ниже. Шея болезненно ноет, но боль почему-то только обостряет чувствительность, заставляя вырываться от того, что ощущений так много, что уже плохо. Парень несдержанно хнычет и прижимается ближе, когда на ключицах стремительно краснеет ещё один засос. Кажется у него в кровоподтеках уже все горло и плечи. — Черт, понимаешь, как долго мне их придется замазывать? Джинхо губами прижимается к впадинке между ключицами и без обычной насмешки выдыхает: — Не прячь. Либо я сделаю так, что ты физически этого не сможешь. Ян молится, чтобы он не заметил, как по рукам предательски бегут мурашки. Что-то внутри него хочет привычно возмутиться, поступить совершенно наоборот, но сладкое, ещё едва знакомое чувство заставляет его закрыть рот. И чуть ли не упасть на колени, перебарывая внутри одновременно дикое смущение и желание. Они все ещё во входном коридоре, где от подъезда и чужих ушей их отделяет лишь дверь, просто чужая рука на голове ощущается до одури восхитительно. Так что парень просто отбрасывает все лишние мысли и непослушными пальцами расстегивает молнию брюк. Во рту вязко от накопившейся слюны, он честно глубоко внутри в восторге от этого каждый раз. Если это Джинхо, то восторг граничит с преданным обожанием. — Для кого ты так оделся сегодня, котенок? Хотел получить побольше внимания, м? — у него голос меняется на пару тонов. Более низкий, уверенный. Старший гладит его по голове, легко надавливая на затылок. Ян скользит губами по члену, отделенному лишь тканью нижнего белья, и смотрит недовольно снизу вверх. Пытается не показывать так явно, что ему это нравится. В эту его маленькую ложь не верит ни один из них. — Хватит играться, ты же знаешь, что я могу отплатить тем же, — нетерпеливо вздыхает Джинхо. У него на лбу поблескивают от напряжения мелкие капли, на руках четче выступают графичные вены. Он выглядит… правда горячо, у Яна внутри все обдало жаром ещё тогда, на вечеринке, когда они только подошли с Джиу. Он сбежал, чувствуя, какой опасной становится ситуация только при быстром взгляде на руки с закатанными до предплечий рукавами, мышцы груди, видные через расстегнутый вверх рубашки и накачанные, обтянутые черным бедра. Он коротко по-кошачьи лижет потяжелевший от возбуждения член на пробу, слизывая с головки размазавшийся предэякулят, мстительно ухмыляясь, слыша сверху надломленный тихий стон. — Накажешь меня, хен? Как страшно. И опускается ниже, плотно сжимая покрасневшие мокрые от слюны губы вокруг ствола. Жмурится, не сразу привыкая к знакомому ощущению наполненности. Челюсть побаливает от слишком резвых действий, и он чувствует как член достает до горла, хотя он не берет до основания. Это абсолютно точно не должно его возбуждать так, что колени сами автоматически сжимаются от желания. Он рвано дышит, отстраняясь и облизывая губы, когда его снова резко притягивают. Это было бы грубо, но Джинхо парня не удерживает, лишь поглаживает по чувствительной коже за ухом. — Выебать бы твой милый рот, детка, чтобы ты перестал огрызаться. Тебе это не идёт. Ян сглатывает вокруг чужого члена напоследок, отмечая, как сбивается у старшего дыхание, и дерзко улыбается, насколько это возможно со стояком и в таком положении, лишь фыркая: — Так выеби. Сказать ещё что-то ему не дают — Джинхо надавливает на челюсть, осторожно толкаясь внутрь и оценивающе оглядывая его. Парень не подает никаких признаков недовольства, только шире открывает рот, бесстыдно высовывая язык, и прикрывает от странного, несвойственного удовольствия глаза. Если бы его спросили, он бы с готовностью ответил, что больше предпочитает член в своей заднице. Ян никогда не ловил особого кайфа от того, чтобы отсасывать кому-то. Но сейчас, кажется, он понимает основную фишку. Джинхо с такого ракурса выглядел охуенно развратным. Джинхо со сведенными к переносице бровями, закушенной до следов нижней губой и заглушенными стонами олицетворял собой живой секс. У младшего в трусах неприятно липко, а пояс шорт ощутимо сдавливает кожу в сидячем положении. Но у него стоит, болезненно и крепко, просто от того, что он делает минет кому-то как послушная шлюха прямо в коридоре. Как самый настоящий хороший мальчик. Ладно, накиньте пару баллов за то что он сосет наверное самому горячему человеку на этой планете. Джинхо шипит, в сбивчивом темпе двигая бедрами и все еще непривычно нежно стирая большим пальцем выступающие на его глазах слезы. Ян не контролирует это и вряд ли вообще отдаёт себе отчет. Горло скребет от сдерживаемых приступов кашля, но он совсем не против. Ему хочется, чтобы голос охрип на утро из-за перетружденных связок. Чтобы он потерял голос от криков и стонов этой ночью. Он недовольно мычит, когда его отодвигают и тянут вверх, заставляя выпрямиться. Старший при этом хихикает и выглядит таким восхищенным, стирая с подбородка слюну и естественную смазку, а Ян слизывает все даже не задумываясь. — Такой красивый, все еще не верю, что ты здесь. Младший не может сдержать глупую улыбку, лезущую на лицо. Улыбается, целуя его, когда Джинхо сцепляет руки на бедрах и понимает, заставляя скрестить ноги за спиной. Улыбается и шепчет единственное: — Так удержи меня, хен. Джинхо швыряет из крайности в крайность. Он хочет сжать руки на чужой шее и приковать к батарее, чтобы всегда держать при себе. Хочет целовать его бесконечно и обнимать, называя самыми ласковыми словами, оберегать от всего, как самое ценное сокровище. Становится то адски жарко, то пробивает ледяной озноб от мыслей, что это все правда, это не ещё один редкий сон. Ян на растерзанной от попыток уснуть ещё с утра кровати выглядит так правильно. Как и должно быть. Джинхо наконец снимает с него лишнюю одежду, выцеловывая каждый сантиметр голой кожи, приятно прохладной на ощупь, пахнущей только естественным уникальным человеческим запахом. Парень стыдливо прячет лицо в сгибе локтя, когда Джинхо закидывает его ноги себе на плечи и невесомо скользит губами по просвечивающему капрону, плотно стягивающему дрожащие бедра. Он оставляет очередной целомудренной поцелуй на изящной косточке лодыжки и пальцами скользит выше, к линии белья. — Ты не против? — Просто сними уже, — шепчет Ян и сам приподнимает бедра. — Какой нетерпеливый. Джинхо подцепляет резинку трусов и медленно стягивает их, на ткани — мокрое пятнышко. У Яна нечитаемо блестят глаза в полумраке. Он на автомате втягивает живот и пытается сомкнуть ноги. Смущенный. Очень красивый. В комнате становится душно. Парень выпрямляется, стараясь как можно детальнее запечатлеть в голове момент. Руки сами снова скользят по атласной коже, очерчивая старые шрамы, шероховатости, ссадины. (Возможно стоит будет сказать парням, что у них еще один любитель уличных потасовок.) Ян крупно вздрагивает от прикосновений и недовольно хнычет, уворачиваясь от ласк. Джинхо думает, что гиперчуствительность сосет, но все-таки огромным усилием заставляет себя оторваться от чужого тела. Парень под ним тяжело дышит, прикрыв веки, и, кажется, уже теряет связь с реальностью. По крайней мере, хоть глаза у него, когда он их открывает, не такие объебанные, с адекватными размерами зрачков, но все такие же нереальные. Ян смотрит с плохо скрываемым желанием (Джинхо правда кажется, что взгляд у него по-собачьи преданный) и для старшего это означает — полная капитуляция. Он набрасывается на него, покрывая поцелуями шею и плечи, пока младший со смехом не отталкивает его наконец от себя. Чужие пальцы сжимают его бедро через ткань брюк. — Разденься. Раздражает. Джинхо послушно встает, стягивая с себя все лишнее под внимательным голодным взглядом. Ян потягивается на простынях, красиво напрягая мышцы, и красуется, как большой холеный кот. У него размеренные, выверенные жесты и абсолютно уверенный сейчас в своём влиянии взгляд. Он не главный, пусть, зато точно не будет делать того что не хочется. Ян теперь зависим от Джинхо так же, как старший зависим от него. Тот, кстати, бросая рядом смазку и квадратик презерватива, садится и призывно похлопывает себя по бедрам. Младший тут же седлает его, закидывая руки на шею и прижимаясь всем телом. В том, как он перестаёт артачиться и послушно делает все, что ему скажут, есть свое особое очарование. Ян действительно мягкий, поддатливый. Голову кружит от того, что он сознательно сдается перед Джинхо. — Такой хорошенький, — даже то, как он обычно стремительно тает от похвалы при своей напускной серьезности, заставляет сердце сжиматься. Ян правда верит всему, что говорит парень, даже если это совсем немного страшно. Верить кому-то. — Можешь просто… вставить. Без презерватива. Я с утра растягивал себя, — обрывками выдавливает он и со вздохом откидывает голову, открывая больший доступ к шее, расцвеченной синяками. Свободно пускает до костяшек сразу два пальца, скользких от лубриканта. Джинхо недобро ухмыляется. — Для кого? Поэтому ты терся около других парней — думал, сможешь найти кого-то получше? — он знает, что это неправда, но не может уддержаться от поддразниваний. Особенно тогда как Ян выглядит таким рассерженным, учитывая то, что Джинхо сгибает в нем три пальца, с небольшим нажимом проводя по стенкам. Младший порывается ответить, но его в момент подкидывает на месте. Он жмурится и самостоятельно крутит бедрами, стремясь снова почувствовать молниеносную вспышку удовольствия, и чуть ли не хнычет, когда парень не позволяет ему этого. Джинхо убирает руку и безмятежно улыбается: — Я не услышал ответ, детка. Слышится возмущенный, разочарованный стон и его бьют в плечо. — Хотел тебя напоить до отключки и изнасиловать, но ты все равно первый полез признаваться. Так что не отвлекайся, будь добр. — Кто тебя учил так уважительно разговаривать, — парень беззлобно усмехается и ведет подушечками пальцев по ребрам, когда Ян моментально подпрыгивает от ненавистной щекотки и раздраженно бьёт его по рукам. — Ты убил все настроение, я в восторге. — Правда? Твой член воообще-то упирается мне в бедро. — Мой член — не твоя забота, — с умным видом выдает младший, расщедриваясь на особо чувствительный шлепок по чужой руке, незаметно скользящей по бедру. — Я хотя бы знаю как с ним обращаться, в отличие… Он вдруг осекается на полуслове и позорно всхлипывает, проглатывая свой монолог, когда Джинхо, которому надоел разворачивающийся театр, направляет член и плавно толкается в него до упора, преодолевая сопротивление не до конца разработанных мышц. Ян неожиданно для себя чувствует влагу на щеках. Стирает слезы и не может понять их причину. Ему больно, но боль терпимая, он скорее чувствует… облегчение. Глаза сами непроизвольно закатываются, когда старший медленно прижимается бедрами к его заднице и сдержанно вздыхает. От его пальцев на утро стопроцентно останутся синяки на талии. Взгляд сам опускается вниз, на эти руки, просто идеально выглядящие на его теле. Член Джинхо распирает его изнутри, ужасно невыносимо надавливая на простату. Создает выпуклость в низу его живота. И, блять, это добивает его, заставляет распасться на маленькие кусочки. Все кажется таким грязным, таким пошлым и возбуждающим, что последние обрывки адекватных мыслей исчезают. Яну наконец так хорошо, что становится дурно. Он мечется, надежно удерживаемый чужими руками, потому что чувства настолько непонятные, что, кажется, внутри что-то лопнет, если это продлится ещё хоть немного. Парень обхватывает Джинхо за шею, трогательно прижимаясь, и обессиленно шепчет: — Пожалуйста, двигайся. Он испуганно вздрагивает, в следующую секунду не чувствуя под собой опоры, что заставляет его автоматическим жестом вцепиться в плечи парня и скрестить ноги за его спиной. Джинхо успокаивающе покрывает его лицо мелкими поцелуями. Он встает, надежно поддерживая его под бедра, и вжимает спиной в стену. — Молодец, не бойся, ты же доверяешь мне? Яна хватает только на короткое «извращенец». Младший прячет лицо в изгибе его шеи и немного расслабляется, переставая так судорожно цепляться. У Джинхо в ребрах теплеет от этого маленького жеста. — Хороший мальчик. Такой прекрасный и послушный только для меня. Со следующим неловким движением, пока он перемещает руки на его бедрах для устойчивости, Янник вдруг вскрикивает и бьется затылком о стену. Джинхо думает, что что-то точно не так, но парень сдавливает ноги вокруг его талии с утроенной силой и надавливает на поясницу, не давая ему выйти. Голос у него тотально потерянный и плаксивый. — Сделай так еще раз, пожалуйста. Хен, не уходи. Он сдавленно ругается и хнычет, когда член выскальзывает почти до конца, а потом врезается в него с оглушительным шлепком кожи об кожу и его слегка подкидывает. Звуки, которые Ян издает, не являются ничем другим, кроме как самого мягкого мяуканья. Из бессвязного потока слов можно вычленить только «пожалуйста» и «быстрее». Он отчаянно кусает губы, пытаясь сдержать голос, когда Джинхо выдерживает четкий ритм, до побелевших пальцев и ссадин сжимая его бедра и невыносимо правильно задевая все нужные места. — Мой котенок, — старший с удовольствием замечает как со стыдливым румянцем Ян каждый раз реагирует на это прозвище, поджимает губы и возмущенно сводит к переносице тонкие брови. — Хочешь сказать, ты против? — Ты можешь хотя бы сейчас не болтать! — второй мстительно царапает короткими ногтями его спину, оставляя яркие красные полосы. Джинхо дергается, но все так же широко улыбается и вдавливает младшего в стену, до мурашек облизывая ушную раковину и оттягивая зубами сережку в хряще. — Даже о том, как бы тебе подошел кошачий хвост? — пальцы оглаживают растянутый вокруг его члена пульсирующий вход и надавливает на тонкую кожу прямо над кольцом мышц. — Или мне стоит купить тебе кошачьих игрушек. Ты бы послушно ждал своего хозяина дома, пока я не вернусь с работы, как самый настоящий котенок. С каждым словом Джинхо все грубее двигает бедрами, сдерживая собственные вздохи, и смотрит так, словно полностью уверен в своих словах. Черт, Ян не может сказать, что он говорит неправду. Его член, зажатый между из животами и стимулирующийся при каждом толчке, выглядит болезненно твердым и сочится предэякулятом, парень чувствует томительное напряжение в животе и боится того, как скоро оно станет мучительным. Он уже не стирает слезы с лица, не находя сил даже открыть глаза — только негромко стонет и всхлипывает, сходя с ума от ошеломляющего ощущения наполненности. Джинхо находит его губы и целует его с несвойственным отчаянием и страстью, заметно ускоряясь в сбивчивом темпе. Ян отвечает на болезненно-кусачий поцелуй, но вскоре ограничивается лишь простым касанием губ. Они дышат одним воздухом, слишком захваченные каждый своим удовольствием. Младший сдается первым. — Блять, Джинхо, сейчас… — Кончай, малыш, ты так хорошо справляешься. Кончи для хена, — Джинхо целует его в висок, вжимаясь всем телом и вымученно стонет. Ян выгибается в чужих руках, плотно обернувшихся вокруг его талии и, кажется, далее перестает дышать от ломающего кости нестерпимого удовольствия, лавиной захватывающего разум и нервы. Сперма липкими кляксами пачкает живот. Внутри становится обжигающе горячо. Джинхо прячет лицо в его плече и болезненно кусает, заглушая свой голос. Они замирают — слишком опустошенные пережитым оргазмом. Ян чувствует, как из него течёт по бедрам, когда старший осторожно ставит его на пол и сразу тянет на кровать. И недобрый взгляд, облизывающий целиком его ноги. — Ты такой мерзкий иногда, — свой голос к возмущению кажется чересчур довольным, парень зарывается лицом в подушку, не в силах вынести разом накрывшее смущение. — Если я посажу тебя на цепь, тебя это более чем устроит, — Джинхо уходит и приносит через несколько минут мокрое полотенце. — Хочешь воды? Я могу отнести тебя в ванну. Или сходить в магазин, если что-то нужно. Касания кажутся чрезмерно осторожными. Ян переворачивается и недоверчиво разглядывает парня на против. У того ожидаемо виноватый взгляд. — Слушай. Ты не должен обо мне так заботиться после этого. Мне все понравилось, я знал, на что иду. Джинхо заканчивает вытирать его и осторожно ложится рядом, заметно расслабляясь, когда младший тут же льнет к нему, доверчиво укладывая голову на грудь и переплетая ноги. — Но я хочу. Хочу о тебе заботиться, разве это плохо? — Ты рядом, этого вполне достаточно, — Ян закидывает на него руку и смешно тычется носом в шею, как слепой беззащитный котенок. И все кажется наконец-то правильным. Парень под боком приятно прохладный в раскаленном воздухе комнаты, уже засыпает и во сне жмется к нему ближе. Пахнет весной, травой после дождя. От него пахнет чем-то родным и знакомым. Как пахнет дом. В комнате уже начинает светлеть — никто не позаботился задернуть шторы по возвращении. Бледные лучи полосами пролегают по стенам и мебели, освещая частички пыли в воздухе. Они заснули вместе, крепко переплетаясь, словно и не было тех дней, когда один бодрствовал только при измененном сознании, а другой не спал вообще. Ян ночью то и дело выплывал из полудремы, чувствуя, как его крепче сжимают в объятиях. И теперь он уже успел проснуться окончательно. Электронные часы на рабочем столе показывали лишь четыре утра. Джинхо удивительно крепко спал у него на груди. Он выглядел куда лучше без вечно сдвинутых к переносице бровей и поджатых губ. Более отдохнувшим. Ян осторожно перебирает его волосы, стараясь не будить, и наконец-то в голове за долгое время штиль. Он смотрит на парня перед собой и правда начинает верить в то, что это не глупая шутка. Ему не становится страшно, когда приходит после осознание, что в этот раз уйти будет куда сложнее. Потому что он здесь в безопасности. Ещё ночью, когда Джинхо придавливает его к кровати своим весом и льнет как можно ближе, Ян понимает это. Старший целует его, несмело, будто в первый раз, и, хотя поцелуй на вкус как алкоголь и горький табак, пьянит голову совсем не от этого. Эндорфин теплом разливается под кожей. Яну тепло так, будто он наконец дома. Джинхо тихо бормочет, уже закрывая глаза: — Будь здесь, когда я проснусь. И Янник уже знает, что так и окажется.