В Питере-пить!

-Отпусти, лигавый, хорош керосинить!-сквозь сбитое дыхание и постоянный поток матных слов возможно было разобрать только эту фразу. И пока рука по локоть была оголена от рукава двухцветной ветровки, ее вместе со второй на пару пытались зажать в наручники, до того холодные, что запястья, уже будучи заключенными в них, продрогли похлеще, чем от привычного Петербургского ветра.-Ты вообще знаешь, какие у меня связи?! -Ага, со всеми Питерскими торчками!-выкрикивал ему в ответ мужчина по форме, также тяжело дышавший, по-видимому, он уже достаточно долго пытался поймать первого.-А ты, Думский, все никак не уймешься! -А я те не шавка привязная, чтоб по команде в ноги припадать! -Не рыпайся, отхватишь по башке! -Да мне насрать, че ты там сделаешь, дядь! Именно этим диалогом и была пробуждена тишь да гладь жизни культурной столицы постсоветской России. Хотя оно и привычно. Ранее упомянутый Думский (как нам говорили документы и «свой круг») чуть ли не каждое утро работает в роли ценнейшего будильника для местных. -Шура, успокой свои таланты! У меня дети спят!-послышался крик женщины (вроде, во дворе все ее зовут тетя Зоя) из окна одного из домов. -На улице светло, значить утро, а утром вставать надо!-огрызнулся в ответ Думский. -А тебе пора завязывать торчать!-вставил свои пять копеек мужичок с балкона 4 этажа, скинув дымящийся окурок на землю. -А тебе курить, дядь!-наперебой с все тем же сотрудником органов выкрикивал Шура.

***

Еле слышно скольжение лезвия старого кухонного ножа, у которого был обломлен кончик, а ближе к ручке сталь была покрыта легким слоем ржавчины. Этим полуживым ножичком натачивалась небольшая палочка, больше похожая на колышек. Шура подобрал ее зачем-то еще под кустом до того, как его скрутили. А сейчас затачивает ее прямо в машине ППС. К слову, пока блестящая часть инструмента гуляла по колышку, вытачивая кончик, острие так и наровило соскочить и впиться Саше в руку. Хотя, признаться честно, оно уже успело оставить пару незначительных порезов на указательном пальце. Но Думский, казалось, боли не чувствовал. Да и не удивительно: постоянные побои дали о себе знать. При всем этом он все еще ощущал холод, так и пробиравший до костей и внушавший мысль о том, что этот октябрь 93-го обещает быть очень промозглым. -сука!-выразительным шепотом вылетело из его губ гневное слово, говорящее о недовольстве и желании проклясть весь мир и всех людей. Да почему вот так?! Почему в такие ответственные моменты вселенная, как всегда, против него?! Да не столь он порочен для такого рода и цены расплат! Хотя… В голове у Шуры одно за другим начали всплывать воспоминания, но одними из самых ярких оставались мысли об отце. Вот, перед ним стоит папа, так и наказывающий маленькому Сашеньке вести себя всегда достойно и быть выше всяких людских оступков и никак его не подвести. О, да, Шура хорошо помнил родителя. Он помнил Петра не столь смутно, сколь что-то другое, происходившее в детстве, или кого-то еще с того славного времени. Он помнил императора отчетливо, до того, что мог бы видеть его образ пред собой, если хорошо постараться воплотить. Он любил отца, хоть тот почти не уделял ему должного внимания в силу постоянных дел по правлению государством. Воспитанием ребенка занимались его свита, гувернер, бояре, и лишь совсем изредка сам Великий. Вслед за мыслями об отце Думскому на ум пришли недавние события. Разговор со столицей..Хотя это больше было похоже на односторонний диалог. «Да ты императорский род позоришь! Ты просто на себя посмотри! Конченый наркоман, видел бы тебя отец!». Эти слова со стороны близкого человека не просто больно били, они бурили одну за одной кровоточащие скважины в слабом Романовском сердце. «А может Миша и прав?» Думский невольно фыркнул. Было сложно сохранять невозмутимость в такой напряженной обстановке на пути к отделению милиции, так еще и под гнетом таких мыслей. Таких, которые неприятны до скрипа зубов. Они прожигали изнутри.