Doe adventures

Чонсон сидит на обочине в каком-то затерянном дворе и дымит. Под задницей снег, но хер с ним. Ноги так сильно пульсировали от боли, что задница потерпит немного, ничего. Двор ничем не примечателен, не слишком освященный, окруженный зданиями со всех сторон. Единственное, что сильно выделяется на фоне белого снега и черных жилых зданий это красный костюм Чонсона, который сидит прямо под уличным фонарем. К сожалению, костюм не классический, нет. Новогодний. Дед-морозовский, если быть точнее. Поддельная белая борода лежит рядом, на снегу, из-за чего сразу оказывается серой. Ступни Джей благо не отморозил, так как одет в теплые черные ботинки Санты. Он несколько минут назад вышел из очередной квартиры, полной детишек и праздника. Подарил всем подарки, послушал все стишки и получил свои денюжки. Чонсон с актерского факультета, а там все, рано или поздно, подрабатывают в детской развлекательной сфере. Кому аниматором, кому в детских елочках играть. Паку, если честно, повезло — Деды Морозы не хило так зарабатывают нынче, особенно ближе к самому Новому Году. Так он и оказался здесь. Сигарета к сожалению последняя, поэтому курится медленно. Чонсон сидит и буднично листает ленту Инстаграма, думает о всякой повседневной хуете, пока снежинки медленным танцем кружат и падают на его покрасневший нос и ресницы. Освежает. — О, Санта. — раздается вблизи и Джей непонятливо поднимает взгляд на стоящего чуть поодаль парня. — Прошу прощения? — потерянно спрашивает он, ожидая дальнейших слов молодого человека. Тот стоит несколько мгновений тихо и просто сомнительно прищурившись смотрит. Затем медленно плетется чуть ближе и вздыхает: — А я не верил в тебя… — Джей сильнее округляет глаза, но через секунду ощущает как от парня несет перегаром, тут же понимая что к чему, — Прости меня, Санта, — продолжает тот, подходя совсем близко и смотря жалобным взглядом. Блять. Что теперь делать с этим психом? Тот на самом деле был довольно симпатичный и Чонсон бы даже засмотрелся на него, не будь они в такой ситуации. Парень теперь стоит прямо над головой, шатается, с экстремально сложным лицом, как будто обдумывает что-то. Джей не знает что можно ожидать от пьяного молодого (похоже) студента. Скорее всего тот топал домой с какой-то пьянки в честь окончания сессии и винить его в этом не было бы тактичным, так как сам Чонсон побывал в таких ситуациях в главных ролях. И не раз. Но если этот парень решит забуянить и начать драться, то, как бы сильно не хотелось обойтись без ушибов на этом красивом личике, его придется отрубить. И наверное позвонить кому-нибудь из его друзей, попросить приехать и забрать. Поэтому Чонсон осторожно гасит сигарету и заблокировав телефон кладет в карман, готовясь вскочить при любой надобности. Парень, после долгих раздумий, вздыхает и начинает неуклюже снимать свою дутую куртку. Чонсон растерянно смотрит на то, как тот борется со своей одеждой и недовольно пыхтит. Даже не знает, стоит ли помочь. И наконец, когда его пьяное тело успешно вынуто из куртки он протягивает ее Джею с коротким «подержи пять сек». Пак, если честно, уже начинает всерьез бояться за себя, кажется он сейчас насильно расширит разрез собственных глаз и перестанет считаться азиатом, настолько он в шоке. Но, конечно, подержу. Без проблем. Парень продолжает неуклюже раздеваться, снимает шарф и перчатки, кладет их на только что снятую куртку, в руках охеревшего Чонсона. Потом согнувшись пополам обнимает собственную одежду, забирая и очень бережно кладя на снег рядом с Паком. Разумеется, нахер логику, думает последний, но все так же молча следит за интригующим шоу, внезапно развернувшимся перед ним. Парень тяжело дышит, затем откидывает голову назад, пытаясь отдышаться, как после тяжелой физической работы. Зачесывает назад шоколадные локоны, спадающие на покрытые пьяной пеленой глаза и наконец подходит. Чонсон не имеет понятия какая участь достанется ему. И, о чудо. Чудо кладет ладонь на его плечо и снова пыхтя, но осторожно садится на колено Джея. Чонсон тут же хватает его за талию, чтобы не упал. И замирает. Ждет. — Я желаю, чтобы нахер проблемы мои все закончились, кажется будто вся моя жизнь — сплошная черная полоса. Бомгю бросил меня, уебан ебанный засранец, и даже не объяснил почему! Еще я и экзамен чертов этот завалил у Кима, просто потому что не умею зубрить. Ну, не получается у меня, что я могу поделать?! Я пытался, честно-честно, Санта, но не вышло, — из парня начинает выливаться пьяный поток слов, Чонсон даже не сразу успевает уловить смысл. Сказать, что он был в шоке — ничего не сказать. Он не успевает даже сделать вдох, чтобы что-то ответить, как парень продолжает, — Я просто не успел написать тебе письмо, правда. Поэтому и решил сказать лично. Прости меня. Блять, я же… Черт. Ладно, кого я обманываю? Я же уже спалил себя… Я не верил в тебя, Санта. Я мудак, знаю, — парень трогательно, но неожиданно икает, но даже не обращает на это внимание и продолжает бессвязно болтать, — Просто, ты никогда не дарил мне подарки, даже в детстве. Конечно, я бы не стал бы верить в тебя. Я думал, не может же такое быть, чтобы Санта существовал и приходил только к некоторым детям. Но нуна сегодня сказала, что ты даришь подарки только тем, кто в тебя верит. Я не стал ее слушать, конечно же, она была пьяная, я же не дурак, в конце концов. Но ее слова не выходили из моей головы, Санта. А потом я увидел тебя. Прости, что не верил в тебя… Я знаю, что никому не будет приятно узнать, что в него не верят. Извини, я правда не хотел, я- Из парня кажется безостановочно льются слова, он крепко обнимает Чонсона за шею и бесконечно просит прощения. Пак же с легким опозданием начинает воспринимать смысл всех сказанных ему слов и бессознательно гладит по спине бедного студента. Что ж, ему не впервой играть Санту, правда в основном это для детей и за деньги, но сегодня, кажется, Джей сделает исключение. Он делает глубокий вдох и начинает: — Эй, не волнуйся. Я не обижаюсь, правда, — парень затихает, внимательно слушая мягкий чонсонов голос, — наоборот, я бы тоже хотел извиниться перед тобой за то, что не посещал тебя в детстве. Прости, все хорошо, слышишь? — Правда? — заторможенно тихо спрашивает он и отпрянув, вглядывается своими огромными глазами в чужие. Нога немного затекла, пальцы от холода отказываются двигаться, но Джей терпит и продолжает: — Да, тебе не о чем волноваться, — успокаивающе гладит Пак по его спине и улыбается. — Хорошо, — выдыхает тот, плечи слегка расслабляются, а на лицо наползает нежная улыбка. И, ого. Чонсон совсем немножко крашается, кажется. Его бедное бисексуальное сердечко начинает предательски громко и часто биться, настолько этот парень милый. Кстати… — Ты сказал, что тебя бросил Бомгю? — Да, порвал со мной, чертов… баран лохматый, — уверительно кивает парень несколько раз и недовольно дуется, — прямо в экзанемационный период, представляешь? Возможно я именно поэтому все завалил к чертям собачьим. Не мог потерпеть месяц, козел… — Какой он плохой, — так же хмурит брови Чонсон, в ответ получая обиженные кивки и осторожненько пробует, — Так значит… тебе нравятся мальчики? Студент замирает на несколько секунд и пытается сконцентрировать пьяный взгляд на лице Джея. — Какая разница? Дело в этом, да? Ты поэтому не приходил ко мне, да? — Что? Нет- — Ах, почему так сложно быть геем?! — парень внезапно со всей силы откидывается назад, с целью прокричаться в небо и, конечно, не рассчитав силу валится на снег. Джей вскакивает, чтобы проверить не ушибся ли этот чокнутый, в то время как последний так же громко проклинает кажется все, что знает. А затем начинает отпихивать от себя чужие руки, пытающиеся помочь встать со словами «Убери от меня свои поганые лапы! Я правильно делал, что не верил в тебя, гомофоб ебучий! ОТПУСТИ МЕНЯ НАХРЕН!». Сука. Веселый вечер, думает Джей и все-таки умудряется поднять пьяницу, который продолжал бороться с ним так же, как со своей одеждой несколько минут назад. Чонсон ловит его за плечи и слегка трясет: — Послушай! Послушай меня. Ты ведь можешь на секунду помолчать и послушать? — парень на данное заявление рассерженно (чересчур мило) хмурится, но замолкает, — отлично. Так вот, милый, я ни в коем случае не гомофоб. У тебя, что, нет друзей, которые тоже не натуралы и все равно верили в меня? К тому же, — Пак облизывает губы, — Санта и сам… немножко гей. Ну в смысле, би. И недовольная красная от холода гримаса перед его глазами постепенно расплывается в удивленную, после того как смысл сказанных слов заторможенно доходит до парня. Его оленьи глаза округляются, а пухлые милые губы раскрываются в шоке: — Серьезно? — спрашивает он громким пьяным шепотом. Чонсон сжимает губы, еле сдерживая умиленную улыбку и деловито кивает, заставляя его раскрыть рот еще больше, а затем, убедившись, что тот самостоятельно стоит, отпускает чужие плечи, поворачиваясь к забытой одежде. — Да. Вот видишь, все не так страшно, — говорит он и берет куртку отряхивая ее от снега и начиная бережно одевать парня, — Но это секрет, учти. Поэтому говорить об этом никому нельзя. Я просто виноват перед тобой, поэтому пытаюсь сгладить свою вину. Парень кивает несколько раз и послушно, терпеливо ждет, пока его оденут, после чего тыкает пальцем в чонсоново плечо. — Слушай, Санта… Если правда хочешь сгладить свою вину передо мной, то я могу подкинуть тебе идею, как это сделать. Хочешь? — заговорщически говорит он. Чонсон вскидывает брови и тепло усмехается, не в силах больше сдерживать рвущиеся наружу умилительные чувства: — Конечно, хочу. — Исполни мои желания. Вообще, — рассуждает он, поднимая взгляд в зимнее ночное небо, будто разговаривая с самим собой, — хорошо бы получить конпемсацию за все несбывшиеся мечты за эти 20 лет, но так уж и быть, можешь исполнить только самые актуальные, — наконец опускает он взгляд и смотрит слегка расфокусированно. — Хорошо, что ты хочешь? — Хочу получить автоматом ебанный предмет профессора Кима и еще хочу хорошего и красивого бойфренда, чтобы любил меня и ухаживал. И чтобы я его любил. А Бомгю чтобы смотрел и завидовал. Чонсон снова смеется и думает, что оба желания, в принципе, исполнить способен. Правда только если очень сильно постарается. — Я попытаюсь. Не знаю получится у меня или нет, так как ты уже старше и все дела, но я постараюсь, ладно? — Обещаешь? — протягивает мизинец. О, господи думает Джей расплываясь в еще более широкой улыбке и сцепляет чужой мизинец своим. — Обещаю, честно. — Хорошо, — выпускает тот теплый воздух из легких и шмыгает носом. — А как же стишок? — спрашивает Джей, уже тупо веселясь, но тут же жалеет о сказанном, так как чужое лицо вытягивается от страха, а ладони прикрывают раскрытые губы. — Я стишков не знаю, — тихо в ужасе шепчет парень, растеряно бегая глазами по чужому лицу. Чонсон тут же пытается исправить ситуацию уверяя, что пошутил и это совсем не обязательное условие, но парень его не слушает и в панике пытается вспомнить какие-нибудь стихи, пока наконец-то, — Я могу спеть. Можно я спою? — говорит. — Конечно! Но можешь и этого не делать, я просто пошутил. — Нет, как же без этого? И он поет. Поет Джингл Беллс, ебаным ангельским голосом и блестящими глазами, очень сильно стараясь понравиться Санте. Сука, думает, тем временем, Пак Санта, ибо блять, сердце, успокойся. Но парень чихает в самом финале песенки, что приводит загипнотизированного и затаившего дыхание Чонсона в чувство. — Это было великолепно, спасибо. Песня засчитана, но давай отправим тебя домой, ты простудишься и не сможешь встречать новый год, — быстро уверяет он, начиная придумывать как же это сделать, но глаза парня почему-то снова по-детски округляются и начинают сверкать, пока Джей не сечет, что он такого опять сказал. — На санях? С оленями! Да? — Ох, черт, думает Чонсон, беспомощно открывая и закрывая рот. — Эээ… Прости. Я отдал сани в мойку, а олени сейчас отдыхают, поэтому я и сидел здесь один, — студент тут же расстроенно дует губы и опускает глаза, и это, конечно, крайне мило, но срочно хочется порадовать, — но…. — снова начинает Джей, и красивые глаза снова с надеждой поднимаются на него, — …я постараюсь как-нибудь… покатать тебя на санях с оленями. Если получится. Парень расплывается в пьяной нежной улыбке и подходит, чтобы обнять Чонсона: — Спасибо, Санта-а-а, — пропевает студент. — Не за что, а… как твое имя? — Хисын. — Не за что, Хисын. Кхм, дашь мне свой номер.? — так, невзначай пробует Джей, все-таки себе тоже что-то нужно взять с этой встречи. А Хисын красивый, смешной и ему срочно требуется хороший бойфренд. Последний отстраняется и с явным не предвещающим подвоха выражением лица, протягивает свой телефон, заранее разблокировав его. Чонсон набирает свой номер, звонит, чтобы сохранить у себя, а затем вызывает такси для Хисына. Говорит, что такси тоже магическое, предновогоднее, поэтому бесплатное. Сажает веселого студента в приехавшую машину, заранее расплатившись сегодня заработанными наличными и машет на прощание. Ситуация кажется настолько трешовой, что Джей, оставшись один на один с тишиной потерянного двора, начинает сомневаться, что все это в самом деле произошло. А не выдумал ли все он? Такой чудной пацан мог только из его головы вылезти. Может Чонсон вместо сигареты траву выкурил случайно? Он чешет затылок и мотает головой, дабы отряхнуть из нее всякие мысли и поворачивается к забытой бороде. Пора бы домой, но о! Перчатки. Вполне реальные перчатки, прямо на том месте, где минутами ранее стоял раскрасневшийся от алкоголя и холода счастливый Хисын. Джей не сдерживает улыбку и подняв их с земли рассматривает несколько секунд. Классно. На следующий день Чонсон долго не решается выходить на контакт с парнем. Его терзают сомнения и неуверенность, что же он должен сказать трезвому Хисыну. Вдруг тот вообще его не вспомнит? Или не захочет с ним говорить? И все таки Чонсон звонит ему, чтобы дать знать про находку. Тот почему-то отвечает очень сильно удивлённым и медленным «Алло?». — Ээ, привет! Ты наверное не помнишь меня… Я Чонсон, мы виделись с тобой вчера вечером… Ты оставил у меня свои перчатки. Мы могли бы встретиться, чтобы я их тебе вернул, — Пак старается не звучать слишком взволнованным, но не уверен, что у него выходит. — Привет. Я… эмм… Ты записан у меня как Санта Клаус… В скобках «би» и в еще одних скобках «симпотичгый», — долгая пауза, — …Во что я вчера успел вляпаться? Если быть честным, Чонсон на мгновение теряется, медлит несколько секунд и взрывается потоком объяснительной информации: — О, боже. Я просто аниматор, Дед Мороз. Ты проходил мимо и решил, что я настоящий Санта, поэтому у нас был долгий странный диалог. А потом я отправил тебя домой на такси. Вот и все. — Ох, черт, я вспомнил, — вздыхают на том конце провода и неловко (но чересчур красиво) смеются, — Я, наверное, вел себя как имбецил. Какой позор, мне очень неловко, прости пожалуйста, ахаха. Чонсон тоже хихикает и старается не думать о том, какие мурашки пробежали по его спине из-за контрастно спокойного и глубокого голоса. — Не волнуйся, ты скорее был милым, нежели странным. — В любом случае, спасибо, что позаботился обо мне. Не то что мои друзья, отпустившие меня пьяного шляться на улице одному, — смеется он и после чонсоновского «не за что» и нескольких секунд почти неловкой тишины, говорит, — Так… что там про встречу? Они видятся и Джей рассказывает ему почти все, что вспоминает. Умалчивает о своей собственной заинтересованности и о том, что сам попросил дать номер. Хисын страшно красивый и теплый. Он смеется и кринжуется со всей истории, мило прикрывая лицо ладонями и краснея. «Не могу поверить, что я матерился как сапожник, прямо перед Санта Клаусом» снова смеется и… соглашается на погулять еще раз. А потом однажды знакомит Джея со своими горе друзьями, бросившими его на произвол судьбы, которым Чонсон, на самом деле очень даже благодарен, и с которыми он на почве чего находит общий язык. Те в какой-то момент начинают подшучивать над ними двумя, но Хисын кажется совсем не против… Ни шуток со стороны друзей, ни ухаживаний и тонких намеков со стороны Пака. Во всяком случае, Джей узнает куда идет их общение, вполне быстро набирающее обороты. Единственное… Он не знает как решить проблему с желанием про автомат на завалившем предмете. Если вторая часть новогоднего пожелания Ли Хисына уже в процессе и вполне скоро может сбыться, то такая простенькая вещь как автомат кажется чем-то весьма трудным. Джей думает и так и сяк, как найти и подобраться к этому профессору Киму, как и чем его подкупить и как сделать это без ведома самого Ли? Но новогодняя магия, наверное все-таки существует и возможно настоящий (взаправду) Дед Мороз решил им помочь, потому что Хисын звонит, буквально за несколько часов до их несвидания-свидания и говорит «Джей-а! Угадай, что случилось! У мистера Кима сегодня родился сын! И поэтому он поставил всему курсу автоматом, можешь себе представить?!». Чонсон смеется качая головой, вот и хорошо, думает и говорит «Отлично. С этим разобрались… Тогда будешь встречаться со мной?». Слышит, как Хисын улыбается, а потом тихо хихикает на другом конце провода, спрашивает «Ты дурак?», продолжая смеяться и, в конце концов говорит «Конечно, буду. Еще спрашиваешь». И тогда Чонсон думает, не Санта Клаус ли он, все-таки? Конец.