поцелуи на кухне вечером

солнце уже садилось за горизонт, оставляя за собой малиновый шлейф. в старой и маленькой квартире было тепло, на кухне выключен свет, чайник на плите, который вот вот начнет закипать. ваня сидел тихо, сверля дырку в стене, полностью игнорируя происходящее вокруг себя. ему сейчас было вообще не до этого. все его мысли сейчас были заняты одной кучерявой головой, которая сидела в соседней комнате и ела торт. русоволосый тихо вздыхал и смотрел в окно. так красиво. на малиновом небе летели стаи птиц, возвышались высотки. окно было открыто на режим проветривания, поэтому можно было услышать звуки проезжающих машин где-то там внизу. ванин взгляд полон грусти. тоскливо ему сейчас. одна мысль о том, что сережа скоро уедет — разрушала его, он не хотел об этом думать, но мысль была навязчивее, чем муха. он отгонял ее, но она опять возвращалась в его голову, издеваясь над ним. он устало опустил голову вниз, хотелось кричать, плакать и умолять сережу, чтобы тот не уезжал, не оставлял его одного, но тот с улыбкой отмахивался и говорил «меня не будет три дня, успокойся, чего из мухи слона делаешь?», а ваня смотрел на него с искренним непониманием и пытался отговорить его от поездки к предкам, которым сережа сто лет не нужен был, а тут на те, «приезжай, сыночек», а тот и согласился, баран упертый. и сколько бы он его не отговаривал, все было без толку, сказал, что поедет, значит поедет, другого варианта не дано. ваня отступил. не сразу, но постепенно. и вот, сидя в этой холодной кухне, прижав к себе ноги, он не замечает, как сережа заходит, чтобы спросить, когда там чай будет готов. — вань, а где чай? — с какой-то детской наивностью спросил он, вытирая пальцами края губ от бисквитного торта. ваня устало поднимает голову, а потом его резко осенило «чайник, блять», и быстро встает, чтобы разобраться с этим мелким недоразумением. выключив плиту, он убирал чайник, который вылил из себя почти все содержимое. облокотившись руками об стол, парень закрыл глаза и вымученно вздохнул, глубоко вздохнул, постукивая пальцами по деревянной поверхности. ему определенно нужно время, чтобы привыкнуть к этим мыслям. он вздрагивает от нежных и холодных касаний под своей толстовкой, но глаза не открывает, стараясь держать себя в руках. сережины руки то и дело, что блуждали по телу вани, лаская буквально каждый миллиметр. русоволосый закусил губу и глубоко вздохнул. кучерявая голова легла тому на спину, что-то нежно шепча. ване было щекотно и приятно одновременно, ведь он так долго этого ждал и хотел. сережа же напротив делал это специально, он знал, что такими действиями может успокоить его, привести в чувства, решить какую-то проблему. он знал все его слабости. — ты опять дуешься из-за того, что через два дня я поеду к родителям? мы же уже обговаривали это, чего ты опять начинаешь? ваня поворачивается к сереже лицом и смотрит прямо в глаза, ища хотя бы что-то из разряда совести. — не понимаешь ты ничего, — с досадой проговорил он, опустив взгляд вниз, — тебя не будет, а я один… сережа с улыбкой нежной приподнял лицо ванино, и с той же нежностью в глаза смотрел. нравились они ему, такие искренние, наивные и чистые, что хотелось оберегать их от напасти какой-либо, любил он его, сильно любил. ваня стыдливо глазами бегал, лишь бы не смотреть в глаза сережины, которые насквозь рассмотреть могли. страшно и стыдно ему. очень. — ты просто дурачок, ничего больше не скажу, — шутя сказал кучерявый, положив руку на плечо вани, — ты такой милый, даже когда дуешься, мини-няшка. ваня по смешному улыбнулся как-то. сережа лишь медленными движениями пальцев до лица ваниного касаться начал. сначала щечки, потом носик, а после нежно прильнул к губам мягким, целуя их до каленного посинения. ваня не отрывается, стоит покорно и целует в ответ, лишь какими-то незамысловатыми движениями трогал волосы сережины мягкие, закручивая их на указательный палец. сережа местами поменялся, облокотившись об стол, притягивая свое счастье к себе поближе, прямо к сердечку, которое бьется в унисон. он с трепетом за щеки его держится, боясь, что тот уйдет куда-то, а он тут, стоит и целует его в ответ. его, родной и близкий до мурашек по коже. сережа о своей любви и чувствах может только в действиях показывать, когда ваня чуть ли серенады под окном ему не поет. абсолютно каждую минуту и секунду думает о том, как же сильно он этого недоумка любит, как сильно пальцы его вечно холодные целовать готов, он об этом бесконечно думает и живет с мыслями этими. что ж поделать, ведь сердцу не прикажешь. он каждый поцелуй сережин готов на губах своих хранить, лишь бы тот целовал его и никогда не покидал. сережа лишь по-детски усмехается и все крепче сжимает того в объятиях своих, которые никому больше не откроет, кроме ванюши своего, он нежно проводит руками по плечам, которые дрожали и беззвучно улыбался этому. ваня ему нравился любым, от заплаканного с красными глазами мальчика, до злого с кровью в глазах парня, который взрослел буквально по настроению. он был сережиным идеалом, будто сошел с самих картин великих художников. он любил его родинку возле носа, которую так старательно целовал, чтобы не доставить ее обладателю какую-либо боль. его небрежно расчесанные волосы он обожал так сильно, что буквально оберегал их от чужих прикосновений, потому что только он их мог трогать. такая привилегия была только для сережи, ваня знал, что целиком и полностью принадлежал сереже, он даже и не против был. — мне уже тяжко от мысли, что тебя не будет со мной несколько дней, — в его голосе звучала печаль и отчаянные мольбы и просьбы, чтобы тот не уезжал. не бросал его. — тише, ничего не говори. ваня хотел было возразить, но его затыкают нежным поцелуем, от которого тот моментально растаял. сережа мило улыбнулся. — это нечестно, ты знаешь способ меня успокоить. — всегда буду им пользоваться. не дождавшись ответа, сережа повторно целует уже пухлые губы от укусов, придавив того к столу, сплетая руки их. поцелуй длился почти минуту, пока воздух в легких у обоих не закончился. они любили друг друга и обожали. — знаешь, — тихо прошептал сережа в губы вани, — я тут подумал и решил, что никуда не поеду. — правда? — ваня аж подпрыгнул на месте. — правда, — с усмешкой ответил сережа и прижался своим телом к ваниному. он медленно снимал с него толстовку, покрывая шею и ключицы поцелуями.