Чрез лес и камни! Не цель сладка мне, А лишь преграды Влекут к себе. Победу надо Купить в борьбе. Гёте, Фауст
Трое вмёрзли друг в друга. Но лидер не тот, кто кричал «вперёд». Кто отрезал от связки себя, От груза чужих невзгод. Человеком он не был, Боялся тепла живого огня. Но тянулся туда, Где пульсом любовь звала. Не-Гёте Когда меня просят рассказать историю, похожую на сказку, то я сразу вспоминаю про троицу друзей с переплетёнными судьбами. Меня слушают сначала увлечённо, потом с прищуром, мол, а где тут небывалия, потом хмурятся и грустят. Судить вам, правда это или вымысел, растущий, как снежный ком с каждым новым повествованием. Я же — немного сказочник, поэтому вижу историю под особым углом. Так вот… Как и в любой сказке, в этой тоже был отважный герой. Горы украли его душу — так говорили умудрённые жизнью скалолазы. Кейт знала, насколько Кай любил эти вершины, обсыпанные снегом, как сахаром пасхальные куличи. Оскалы ущелий его не пугали, а манили. В горах нельзя оставлять слова, любое немолчание грозило немилостью скал и обвалами. Кай же дерзко кричал, зависнув на удобном уступе. Бросал вызов этой гордячке — Судьбе с сапфировыми льдистыми глазами Снежной Королевы. И казалось, он её приручил: под ногой Кая не было ни одного сорвавшегося камня — он точно был частью этих гор. Ходить в группах ненавидел, считал, что в связке все — под гнётом ограничений, похожи на бусины или чётки, лишённые свободы действий. В одиночку задавал себе трудные маршруты, чтобы забить крючья, заложить надёжные френды или искусственные точки опоры для будущих восхождений. Чутьё Кая не подводило, но отвечал он всегда только за себя. Кейт продолжила таскаться за ним всюду сразу по возвращении в городок. В угоду родителям полученное образование задокументированным валялось в столе, а дипломированный экономист удирала в горы за приключениями. За любимым, который подсадил на эту страсть, как на опасный наркотик. Кай предпочитал именно зимний альпинизм, когда лицо даже через лыжную маску обжигал мороз и глаза слепило от снежной белизны. Жестоких холодов тут не бывало, рельеф гор не менялся полвека. Последний сильный обвал был лет десять назад. Этот бескрайний красивейший каменный массив притягивал уйму туристов. Каждый второй в городке работал либо гидом-инструктором, либо спасателем. Кай был на особом счету: разведчик, следопыт, альпинист-одиночка. Кейт стала одной из немногих, кого Кай брал с собой на высоту. Пленник Королевы Снежной возвращался за добровольно оставленными сердцем и душой, жил только здесь, укрепившись на отвесной скале на семи ветрах. И горы были добры к нему, а беззаветно влюблённой девчонке просто позволялось быть рядом. Для Кая Кейт оставалась подругой детства и «своим парнем». Герберт, третий приятель со школьной скамьи, тоже был рядом. Горы он не любил, знал не понаслышке об их нраве и коварстве: родители погибли, отмечая годовщину на Эвересте. Даже их тел не нашли, а мальчика взяла на воспитание бабушка. Поэтому Герберт вырос таким — огромным добряком, разводящим розы, кормящим птиц и бездомных котов, пекущим пироги и любящим лето. Во многом из-за авантюриста Кая Берт и стал горным спасателем, о чём ни минуты не пожалел — горы отдавали Герберту каждого, за чью жизнь он вступался. К другу Кай мог завалиться в любое время дня и ночи — бабушка Лили всегда встречала вкусным угощением и теплотой, потом это стал делать Герберт. Нет, с Лили было всё в порядке, она переехала в другой город в пансионат для повзрослевших леди — это была её воля и каприз. С возрастом здоровье стало пошаливать — быть обузой для взрослого внука Лили не хотела, всему важному научила, а так у неё было много подруг и врачи под рукой. Роскошная, но дорогая старость, твердила старушка, отдав все накопления и совершенно не зная, что Герберт обязался платить по их истрате и делал это исправно. Лили считала иначе, и добрый внук не разубеждал. В тот день было ветрено, по прогнозам обещали буран. Две группы отказались от подъёма, но Кай всегда делал восхождение тридцать первого декабря, невзирая на погоду. Кейт отчаянно просилась с ним, но получила резкий, грубый отказ. Все знали, что только так можно было отрезвить упрямицу. Кейт в запале наговорила Каю много слов, он, смеясь, обещал отнести их на Снежную и сбросить вниз. Вершина была наивысшей точкой этих гор, куда Кай и другие альпинисты поднимались в последние дни года, по традиции принося всё то, что хотели оставить в прошлом: разочарования, невзгоды — а взамен просили у Королевы удачи. Тридцать первого декабря, тоже по традиции, Герберт заскочил к Каю, собирающемуся на гору. На диване разъярённой кошкой сидела и злилась Кейт. — Надвигается снежная буря, Кай. Может, не пойдёшь? — Берт пожал загорелую до черноты руку друга. — Шутишь? — Кай прищурился. — Иду, без вариантов! Принёс дурацкое украшение на ёлку? Это был ещё один обычай ребят с базы — заваливать к Каю перед Новым годом и вешать на его дерево всякую ерунду, далёкую от нормальных ёлочных игрушек. — Вечером, как всегда, ко мне? — Кай тщательно осматривал свой баул. Герберт усмехнулся и развёл руками. — Ты такой ты! Как всегда — я в пансион к ба. Отвезу ей розы на день рождения, как раз расцвели. — Белые и красные? Подари несколько штук и от меня. Как она вообще? Надо бы и мне как-нибудь заскочить к этой старушенции. — Кай почесал затылок, превращаясь в непутёвого пацана из детства. — Белые и красные. Ей будет очень приятно! — Герберт просиял, хоть и знал, что слова Кая — всего лишь обещания, и горы он не оставит даже на день. — Не отпускай его! — взвилась Кейт, вытирая злые слёзы. — Возьми эту дурёху с собой. Нечего ей одной сидеть на базе. Я ею рисковать не стану. — Кай прикусил губу, а Герберт усмехнулся: будто кто-то из них мог решать, что надумает сделать эта строптивица. Слушая двоих, Кейт немного притихла, но обида в глазах стала только острее. — Смотри, чем она мне украсила дерево! — Кай ловко сменил нервную тему, затянув ремни на рюкзаке. Готов. Герберт подошёл к пушистой живой ёлочке в огромной кадке с землёй и гоготнул: длинная гирлянда нанизанных на нить серебристых и золотых упаковочек с презервативами выглядела по-настоящему нарядно, отчего смешила сильнее. — Хоть не проколола? Кейт, это ему годовой запас? Глаза Кая сверкнули: — Хватило бы на месяц! В него полетела диванная подушка. — В следующий раз это будет искусственный член, идиота кусок! Пригодится, когда отморозишь задницу на своей вершине! Берт, я еду с тобой, а этот придурок пусть лезет куда хочет! — Девица решительно подскочила с дивана. Герберт похлопал себя по карманам, изображая забывчивость, Кай наигранно нахмурился. Один не надоедающий прикол из года в год! Вынув ключи, Берт снял с них любимый брелок — голову оленя карибу ручной работы из дерева и шерсти. Через несколько дней Кай вернёт дерево в лес, а вещи — их хозяевам за назначенный выкуп. Если даритель не осиливал или отказывался выпить залпом стакан джина, «игрушка» оставалась до следующего года. Брелок будет ждать на ветке конца праздников и своей участи. — Мы с Кейт вернёмся завтра. — Завтра и отпразднуем! Друзья обнялись, похлопав друг друга по плечам. Девушка схватить себя не позволила: оскорблённо отскочила, махнув хвостом пепельных волос. Кай улыбнулся, послав ей вдогонку воздушный поцелуй. Кейт на ходу намотала на шею шарф и, набросив куртку с капюшоном, распахнула дверь. Ветер со снегом зло ударил в лицо. — Ай! — Она схватилась за глаз. — Попал осколок чёртова зеркала? Осторожнее, а то станешь невыносимо вредной. — Кай всё-таки обнял со спины, а сверху всех накрыл великан Берт. — Давайте без обид и злости закончим этот день и год? Герберту было не по душе решение Кая, но отговаривать упрямца — пустая трата времени и топливо для ссоры. Кейт наконец-то отпустило, но она, не дав этого понять, заспешила к внедорожнику Берта с эмблемой спасательной организации на двери. Герберт двинулся следом. — Привет Лили! — крик Кая распугал роящиеся в порывах ветра снежинки. — Прости, Кейт! Она услышала, обернулась дрожа, хотела что-то ответить, но Герберт ещё не знал всего. Поэтому просто помахала Каю и прыгнула на переднее сиденье…❅ ❅ ❅
— Кейт? В сумраке прихожей он запнулся о пустую бутылку. Ругаться не было нужды: в хлам она не напивалась — быстро засыпала. Да и останавливал страх потерять работу и незримую связь с Каем. Покачав головой, Герберт прошёл на кухню, мельком заглянув в тёмную гостиную. Телек работал — транслировали какой-то матч. Грязная посуда в раковине не удивила. Герберт проверил холодильник: Кейт съедала лишь его домашнюю стряпню, ничего сама не готовила. Выложил на стол новую порцию еды в запотевших контейнерах: ещё горячий пирог с рыбой, большие зажаристые котлеты и пасту карбонара. Она неслышно возникла позади, открыла ёмкость с котлетами и сразу начала есть. — Привет. Почему не отозвалась? Спала? Спала. Кончай выпивать, Кейт. Народ уже шепчется, скоро дойдёт до руководства базы. Не хватало… ещё и тебя потерять… — Он ссутулил мощные плечи и замолчал. Мыл посуду, пока та не начала скрипеть в больших руках. Кейт смотрела на его профиль. Он тоже похудел, и тёмные круги под глазами говорили о тревогах и бессоннице. — Я обещаю, что эта последняя… «Почему ты его не остановил?!» Все отказывались верить, что Кая больше нет. Тот буран поглотил его, увлёк на вершину, с которой Кай не спустился. Поиски не увенчались успехом. Закладки вели до самого верха, а сам человек пропал. Кейт орала. Кейт выла. Герберт принимал все удары на себя, был рядом, спасал от безумных решений. Он несколько раз облетал гору, спускался в ущелье, искал следы Кая. Это было бы единственное доказательство для Кейт. До сих пор она твердила, что Кай жив. «Почему ты его не остановил?! Ты был тем, кого он слушался!» «Кейт, мы говорим о Кае! Он слушал только зов! И себя…» «Берт, мы с ним решили быть вместе…» Она не могла себя простить за тот побег, когда уехала с Бертом в досаде и обиде на Кая. Они ведь могли быть сейчас вместе… где угодно. Идти друг за другом след в след… Герберт знал, что Кейт рванула бы в буран за Каем, останься она тогда на базе. Потерю обоих Берт представить себе боялся, вот уж чего он точно не перенёс бы. Вождение автомобиля и вертолёта в экстремальных условиях требовало иметь железную выдержку. Но осознание того, что Кейт уничтожает себя изо дня в день, Герберта лишало сил, и только необходимость заботы о ней и желание быть рядом придавали всему смысл. «Кейт, я тебя не оставлю». «Мне всё равно, Берт!» «Кейт, я люблю тебя», — всегда только про себя. Ненужное очевидное не произносилось вслух. «Он слушал тебя, ты мог на него влиять! Мог остановить! Я понадеялась на тебя… Зря». У Кейт срывало крышу, она начала пить, курила одну за одной, перестала нормально есть. Поселилась в квартире Кая. Герберт носил стряпню из дома, приводил в чувство, вытряхивал пепельницы и, всякий раз приходя к Кейт… встречал на пороге Кая, серьёзного, бестелесного, приветствующего словами: «Прости!..» — Меня сегодня опять не узнала Лили. Врач сказал, что это было ожидаемо. Так протекает болезнь на этой стадии, — он всегда говорил с ней о событиях прошедшего дня. Кейт взяла полотенце вытирать тарелки, её глаза оттаивали. — Мне жаль, Берт. — Она… такая энергичная, довольная… Говорила со мной как с одним из волонтёров, хлопала по руке, называла молодым человеком. — Мне жаль… — Мне тоже. Кроме неё и вас, у меня никого нет. — Нас? — Она убрала за ухо прядь засаленных волос, от прикосновения к ним вздрогнула, ощупала всю голову. — О боже, я, наверное, выгляжу как бомж. — Чуть лучше. Правда! — Герберт усмехнулся. — Но принять ванну и вымыть голову, пожалуй, можно. — Завтра тридцать первое. Не забудь… принести дурацкую ёлочную игрушку. Герберт бросился в гостиную и с шумом выдохнул: в огромном ведре стояла ель с ещё мокрыми от растаявшего снега лапами. Как Кейт её допёрла в одиночку?! Почувствовался оживляющий полумёртвый дом запах кофе. Кейт варила напиток в старенькой турке на двоих. — Оставайся сегодня у нас. Где спать, есть. Хорошо? Он кивнул: слишком устал для слов. Угостив друга кофе, Кейт постелила ему на диване. Берт смотрел на худое тело с широкими плечами со спины и видел бы Кая, если бы не длинные волосы. Потом по очереди приняли душ и уснули. Впервые за долгое время Герберт отключился сразу. Всю ночь не было тревожных сновидений, словно отпускало после затяжной болезни. Утром Берт повесил на ёлку брелок с оленем и уехал на службу. Позже пришло сообщение от Кейт, что им нужно поговорить. Герберт глянул на небо. С утра уже срывался снег, а сейчас поднимался сильный ветер, грозивший закрутить снегопад в настоящую вьюгу. Нерадостное дежавю. Закончив с делами пораньше, Берт понёсся к Кейт. К ней много кто уже заглянул: на ёлке болталась куча побрякушек. А Кейт собирала рюкзак. Он понял без всякого разговора. — Нет! — Герберт не сказал — простонал. — Не повторяй его путь! Не поступай так со мной во второй раз. Вспомни, Кай не хотел, чтобы ты шла… Она упрямо вздёрнула подбородок, Берт замолчал. Больше Кейт не услышала от него ни слова. Он сидел в кресле как замороженный, вперившись в яркий, накормленный дровами камин. Она поцеловала Герберта в начавшую колоться щеку. — Пойми… Я не могу иначе извиниться перед ним. На этот раз вместо Кая Королева выбрала дикую, отчаявшуюся от горя Герду. Плохая, неправильная сказка. Герберт потёр горящее с мороза лицо, услышал, как щёлкнул замок, и Кай отпустил Кейт в буран. Ноги налились тяжестью, точно на них прицепили гири. Остановит сейчас — она уйдёт потом. Герберт всё ещё отвечал за Лили, ему нельзя было сводить счёты с судьбой. Он будет ждать Кейт дома. Пирог, котлеты и паста пойдут на новогодний стол. А выпивка у неё всегда в запасе, если хорошо поискать. «Прости, Кейт». Герберт подорвался, как будто только что тонул без сил, и вдруг в лёгкие качнули глоток воздуха. Обвёл рассеянным взглядом по комнате — искал за что ухватиться, какой-то знак… Старый комод Лили, который Кай упрямо перетащил к себе, поманил обилием фотографий в разноцветных рамках. Герберт подошёл и удивился, не найдя привычного слоя пыли. Взял первый снимок, неожиданно изображение начало расплываться. Он замотал головой, чтобы вытрясти пургу из мозгов и рассмотреть… Ещё вполне бойкая Лили в лыжном костюме обнимает мальчика и девочку. Герберт и Кейт — друзья с самого детства. Он поискал глазами третьего неразлучного… И словно отомкнулось хранилище воспоминаний, они хлынули лавиной. Герберт вздрогнул. Когда… в его жизни появился Кай? Когда это было? Дальний родственник Кейт, похожий на неё, но даже не кузен… Герберт схватил вторую фотографию. День рождения Кейт: вот он, вот она, вот Рик Палмер, вот Дороти Мэйсон, вот… Ба. Где чёртов Кай Андерсен? Вот третья… Выпускной в школе… невыносимо прекрасная тонкая Кейт, Герберт, неловко чувствующий себя в первом смокинге… Кай, кажется, был в джинсах и простой рубашке, даже не белой… Кажется?! Кая на фото не было! Берт глянул на часы и набрал бабушку. — Лилиан Джилс слушает! — Её голос всегда действовал успокаивающе. Теперь выдохнуть и спросить прямо. — Ба, ты помнишь, кто я? — С каких это пор твоя ба стала маразматичкой, Герберт? Конечно, я помню своего внука! И я просила называть меня Лили, — строго молвила женщина. — Лили, да, Лили, скажи мне, когда в наш городок приехал Кай Андерсен? Смотрю старые фото и не вижу его. — Милый, ты что-то путаешь. Какой Кай? У Андерсенов дочка Кейт, вы с ней были как пара неразлучников. Впрочем, почему были? Может, подумаете о женитьбе? Мне будет бальзамом на душу… — Ба… то есть Лили… Ты… уверена? — Герберт пятился, пока не нащупал рукой кресло и не сел в него. — Конечно, милый, я помню всех президентов в алфавитном порядке и год их вступления в должность, а то вдруг забуду соседей. — Ты у меня просто молодец. Завтра я приеду и расцелую твои руки. — Джентльмен, как всегда! Я помню вас, молодой человек. Вы всегда варили отменный кофе! И булочки с корицей у вас как пух! Истинно! — Герберт грустно улыбнулся, хотел уже пожелать бабушке спокойной ночи и отключиться… — Лили, а почему Кая не было на школьном выпускном? — Этот хулиган что-то вытворил, и на него наложили домашний арест. На него иногда находило, знаешь ли, грубил, задирался, зло шутил. — Спасибо, Лили. — Герберт снова рванулся к комоду. Следующее фото заставило сердце забиться сильнее. На снимке, обнявшись, стояли три подростка лет двенадцати. Рамка вдруг рассыпалась в руках Берта, из-под фото вылетела газетная вырезка, она пожелтела, но время пощадило бумагу, взяв её в свидетели. «После долгих поисков дети, пропавшие в горах, обнаружены!» Герберт сжал виски: в горы пойти их подбил Кай. Тогда тоже начинался буран, но взрослые, занятые подготовкой к празднику, не хватились их сразу. «Один из детей, Герберт Джилс, сообразил накрыть всех обрывком палатки и успел прицепить на камень свой ярко-красный шарф, который и увидели спасатели. Подростки чудом уцелели, проведя под снегом пять часов». Да, он постоянно говорил и тормошил Кая и Кейт, не давая им засыпать. Кай выглядел неважно — был белее снега, губы посиневшие, а глаза горели по-волчьи ярко, или… это просто мерещилось. Кейт сильно дрожала, но держалась без слёз. Герберт был теплее всех, он прижимал замерзающих ребят к себе и, казалось, разгорался всё сильнее. Помнится, глаза пекло. Говорили, что у него температура была под сорок, даже снег таял, и что он всех спас. Кай был заледеневший, его сердце почти не билось. Кейт отделалась простудой и отмороженной рукой. А горячка Герберта исчезла уже на подходе к посёлку. Берт коснулся изображения Кая: лицо было знакомым и незнакомым одновременно. Как при своей нелюбви к горам Берт шёл за Каем? Пообещал Кейт в её отсутствие присмотреть за «братцем». Когда Кай перестал ходить в горы в связке? Герберт помнил этот их разговор. Кай безапелляционно постановил, что не может ни на кого надеяться, кроме себя. А горы не прощают слабаков. Если совершаешь подъём в одиночку, — это только твоя победа и проверка. Кай мечтал покорить и Эверест. Потом после обучения вернулась Кейт. Короткие вылазки на каникулах и в праздники сменились постоянными рейдами в горы. Кай окончательно зачаровал Кейт, а Герберт понял, что эта парочка для него стала неразделима. Берт перевернул фото. Там была надпись, от которой стало немного не по себе. «ВЕЧНОСТЬ». Это был небрежный почерк Кая. Пароль? Кодовое слово? Для чего? Ни одной цифры, ни даты… Но Кай что-то связал с этим словом, чтобы не забыть. У каждого слова своя аура, свой звук, своя магия. Словом можно убить, словом можно обрушить часть снежной горы, словом можно излечить душу, если она есть. Слово «вечность» звучало величественно и холодно, его хотелось согреть и спросить, почему в столь совершенной форме нет и искры тепла. Литая торжественность медных труб, застывший столп воды и погасший камин. Вечность, при всей заманчивости, оставляла отвратный привкус окислившегося металла на губах. Герберт вдруг осознал, что в слове одна буква словно выцвела без следа, будто её выбили и выбросили. В Е ❅ Н О С Т Ь. «Я видел Снежную Королеву! Могу и вам показать, если пойдёте со мной. Она часто останавливает свои роскошные сани на Вершине Снежная и любуется видом гор. Королева прекрасна! Кейт, куда тебе до неё, дурёха! У неё самые синие глаза на свете, руки холоднее мрамора, зато самой безупречной формы! А ещё у неё белоснежные крылья. Только смелым и сильным она подарит бессмертие, вечную молодость и красоту. Вы же хотите остаться со мной друзьями навечно?» У Герберта закололо сердце. Кай появился однажды зимой. Он всё знал о зиме, о горах, о форме снежинок и снегопадах, чувствовал изменения погоды, искренне грустил, когда приближалась весна. Мечтал о вечности. А что такое вечность, толком и не знал. Старая детская сказка о Снежной Королеве вдруг стала явью. Один смелый мальчишка забрался на Вершину и собрал слово из льдинок. Получил искомое и желанное, но в царстве Королевы было холодно и скучно, и мальчик вернулся к людям, навеки оставив душу вмороженной в горы. Кай возвращался туда один всякий раз, чтобы подтвердить свою силу и смелость. Но вечность в одиночестве невыносима, поэтому он захотел той же судьбы для двух близких друзей. Герберт побледнел. Они поднимались на гору без Кая: только он и Кейт. Кай ждал кого-нибудь на том козырьке, распевая песни, радуясь, что всё получилось, как он задумал. Но дети не замёрзли. Герберт спас всех! Даже Кая. Согрев и укрыв от бурана, от холодного одиночества, связав их троих так прочно и надёжно, как если бы отвечал за очень сложный подъём. Кай назвался родственником Андерсенов… Навыки паренька в скалолазании поражали опытных инструкторов. Это помогло, и вскоре Кай начал работать на базе. И жить. За окном зазвенели колокольчики. Прижав фото к груди, Герберт выскочил на улицу. Около дома стояли огромные сани, точно сделанные из серебра, льдинки в ажурной отделке блестели как алмазы и сапфиры, снежинки покрывали сиденье пушистым покрывалом. Прекрасный Ангел с ледяным синим взглядом и белоснежными крыльями спрыгнул с саней, усмиряя ладонью запряжённые седые вьюги с длинными роскошными гривами. — Кай? Какого дьявола ты вытворил?! Где Кейт?! Кто ты на самом деле такой? — Герберт шагнул к высокой фигуре, уже не зная, явь это или галлюцинация. — Кейт вот-вот закончит, Берт. Она и так моя. Но ты — это дом, где всегда ждут. Я украшу наш дом драгоценными камнями и коврами. — А наши белые и красные розы… смогут расти в твоём ледяном доме? Прилетят ли туда птицы с весной? Ангел рассмеялся, вонзая в мозг Герберта тысячи игл, обжигающих холодом. — Красота не должна быть мёртвой! — Берт сжал кулаки, и фото в руке, хрустнув, смялось. — Отдай мне Кейт, не делай её частью пустой вечности. Сапфировые глаза хищно сверкнули. — Мы слишком связаны, Берт. И Кейт сделала выбор. — Ты не оставил ей выбора! Горы навлекли на неё безумие, а она просто любила тебя, придурок! Шла за тобой с верой! Ты же был когда-то человеком! Вспомни! Вспомни… Кай. Герберт надвинулся неожиданно и полыхнул таким жаром, что Ледяной Ангел отступил на шаг. — Как всегда… горячий как солнце. — Отдай мне Кейт! — прорычал Берт. — Она почти год винит себя в твоей смерти, не зная, что тебя слишком давно нет среди людей. В руках Снежного Ангела вспыхнул белой молнией хлыст, больше похожий на длинную змею. — Ты тоже не похож на других людей, Берт. Там, на горе, ты вмешался в мои планы. Я согрелся и забыл, кем стал. Понадобились годы, чтобы… — Господи, ты навеки остался ребёнком, Кай! — Не хочешь идти за мной — не мешай! Я подарю Вечность Кейт. — Ангел щёлкнул кнутом. Вьюги встали на дыбы и взвыли, точно застонали валторны. — Плен и тоска — твоя Вечность. Эхо в горах — твой крик. Но Кейт услышит мой голос. Ты не получишь её. Герберт быстро подбежал к своей машине. Ангел с хохотом приморозил дверь, но человек с горячими руками смог её открыть в считаные минуты. Он поехал к горе, понимая, что сани Ангела без труда нагоняют внедорожник. Машину забрасывало снегом, нещадно заносило на поворотах. Круто повернув с трассы, Герберт увидел белый вихрь почти вровень с Вершиной Снежная, раскручивающийся с ужасающей быстротой, разрастающийся всё больше. Сердце подсказало: Кейт внутри, отрезанная от мира, отчаявшаяся и замерзающая. Герберт вдавил педаль газа в пол и рванул в буран под рассыпающийся осколками льда смех Кая. Ему показалось, что машина потеряла сцепление с землёй, и её сейчас просто несло по воздуху. Но ураган стих. В ледяном плену застыло время — вьюга, разобранная на миллиарды колких снежинок, замерла. Только белая Кейт с посиневшими губами тихо покачивалась, стоя над капотом своего внедорожника, покрытым инеем. Герберт крикнул, но в этом вакууме голос гас. Он был беззвучен, напрягая горло, пытаясь продавить тишину. Увязая в метели, как в патоке, едва передвигая ноги, Берт шёл к Кейт. И звал, звал… Острая застывшая льдинка полоснула по щеке, и тут же из пореза медленно потекла кровь, отрывалась по капле и алым бисером застывала в воздухе, вилась за человеком. В буран вторгся Ледяной Ангел, его движений не стесняло ничего, это была его стихия. Обдираясь о снежинки, Герберт добрёл к своей цели. Кейт, окутанная голубоватой дымкой, уже не дрожала, а старательно выкладывала на капоте слово. Берт и Кай склонились над ней почти одновременно. Кейт посмотрела на Ангела без эмоций и улыбки, без слепого обожания. Тот нахмурился. — Смотри, дурёха, тут не хватает одной буквы! Ты уронила льдинку? Ищи! Она покорно присела, погрузив руки в снег, и долго шарила там. — Быстрее, Кейт! Или ты меня не любишь? Не хочешь разделить со мной Вечность? Стать моей Королевой? Герберта чуть не разорвало от усилий, но он по-прежнему не смог издать ни звука. Он начал бить себя в грудь, осознав, что даже не дышит, воздуха не стало, будто они поднялись на приличную высоту. Но Кейт и Ангел двигались свободно. На капоте леденело слово «В Е ❅ Н О С Т Ь», а Кейт искала в снегу последний свой миг на этой земле, отмораживая руки, но совершенно этого не чувствуя. — Люди так сильны и безрассудны, когда любят, — вдруг произнёс Кай. — Вот почему я не люблю связки. Падает один — в опасности все! — Все покрепче вгрызутся в гору и удержат падающего! — глухой голос Герберта прорвал плотное полотно. — Уверен, Берт? Или над твоей головой просто обрежут верёвку? Кейт выпрямилась, торжествующе сжимая в уже плохо гнущихся пальцах серебристую льдинку. Но Герберт, опережая, коснулся крови на щеке и склонился над словом. Вокруг всё затрещало, словно начал лопаться ледяной покров на озере. Ангел оттолкнул Берта от машины. Рубиновая буква обожгла взгляд. — Что это? Что это?! — завыло вокруг многоголосье ветра. — В Е Р Н О С Т Ь! — Герберт крепко обнял холодную как лёд женщину. — То, что ты никогда не оценишь. У Кая был выбор, что сложить из льдинок. Он не справился или Королева спрятала букву? Слово «вечность» нельзя так просто сложить на каменном полу или на капоте. Что такое вечность вне связки с верностью и любовью, где уцепиться вере, как угнездиться надежде? Королева не может подарить вечность — у неё никогда её и не было. Только смерть. Я не отдам тебе Кейт! — Ты нисколько не изменилась, Герда. Хоть родилась в этом времени мужиком! — Ангел распахнул крылья, выпуская порцию жгучего холода. Герберт ощутил, как в него вонзились ледяные клыки. В руках шевельнулась Кейт, застонала, просовывая обмороженные кисти ему под свитер. Надо больше тепла. Герберт закрыл глаза. — Я люблю тебя, Кейт. И беспутного Кая в тебе. — Женщина вдруг закричала от боли в руках, во всём теле. — Не бойся! Так ты оживаешь. Так возвращается украденная у тебя душа. — Её сердце и тело не выдержат, идиот! Ты вытащишь её, чтобы ампутировать руки? Навсегда поселить в доме для умалишённых? — Рук хватит моих. Будет тяжело, но мы справимся. Твоя ложь бессильна, Кай! Вихрь раскололся надвое и, ухнув, рванул, громя серую хмарь небес. Буран оживил бесноватым танцем снежное поле, но к горячему человеку приблизиться не смел. Кейт зарыдала, слёзы заструились по белым щекам, и Берт увидел, как в них блеснул чёртов осколок, а потом… отогрелось и сердце. — Больно! — плакала женщина, вжимаясь в мужчину. Ангел молча стоял за спиной, теперь без решающего права голоса. — Больно заново рождаться. — Герберт посмотрел ей в глаза, уже не обращая внимания на огромную расплывающуюся фигуру. К ним, воя, ехали три спасательных вездехода, взрывая сугробы. Ангел наконец отступил в буран. — Прости, Кейт! Герберт на минуту увидел прежнего Кая, высокого, жилистого, диковатого, веселящегося около ёлки, обвешанной безделушками. И простил. А потом тот растаял, и вот уже мальчик хлопает в ладоши и радуется празднику. Вокруг затаилась сотня невидимых осколков зла. Но Кай ещё не распахнул окно навстречу дивному зову Снежной Королевы, улыбался бабушке и Герде и верил, что все сказки заканчиваются хорошо.