Счастлив(а)

       «Я так счастлива». Феско хотел залить себе уши свинцом — лишь бы не слышать эти слова. Когда Ру находилась под кайфом, он не мог стерпеть злости — злости на себя самого. Он всеми силами старался уберечь Ру от обволакивающего океана наркотиков, говорил, предупреждал, но его не слушали. И он злился. На себя, — потому что это означало одно: неправильно говорит, он ошибается в выражениях; это его косяк. Однако Феско сдерживался. Ради Ру он был готов и неистовую боль стерпеть, что уж там отдать несколько сотен баксов какому-то ублюдку, чтобы ее не тронули. Поэтому кипящий гнев оставался в его котле; а Ру продолжала ходить к нему. Очередная просьба — упрямый взгляд. Очередной отказ — хмурые брови. Ру приходила за дозой — Феско упрекал ее последствиями. Но всегда оставался побежденным: Ру всегда стояла на своем. (Наверное, именно эта черта и привлекла его в первую встречу с этой девчонкой.) И в который раз на его глазах она отдавалась сладостному чувству. Хмурые брови расслаблялись; мягкий взгляд казался почти жалобным; а в груди непрерывно билось сердце. Из-за чего — Феско не мог знать, или попросту не хотел думать об этом. Только... лишь бы Ру приходила к нему. Приходила к нему, смотрела на него, касалась его, просила его. Его — не приторное чувство. (Он был бы так счастлив, если бы Ру приходила к нему как человеку, а не к нему как диллеру.) Конечно, временами от этих мыслей душила обида, но теплота в груди, появляющаяся по приходу Ру, не позволяла погрязнуть в тоске. Что за теплота и почему она есть — Феско не мог знать, или попросту не хотел думать об этом. Наверное, Феско избегал этого. Просто-напросто, как неумелый мальчишка, не обращал внимания. Правда, ночью, лежа в постели и смотря в потолок, оставшись наедине с самим собой, Феско думал; и созревающие мысли тут же обрывал, как зеленое яблоко с дерева. Не давал и шанса на конечное признание того, что он что-то чувствует к Ру. Одна из таких ночей оказалась для него хуже суда, на котором он сам себе вынес приговор: влюбился. Как неумелый мальчишка, влюбился. Признал. Наконец-то. А Ру продолжала говорить, что счастлива, только когда употребляла. Лишь однажды Феско наконец дал волю мыслям: «Под ними — ты не счастлива. Со мной — было бы по-другому. Со мной — ты была бы счастливой». И эта горечь, вызываемая дозой, совсем не эйфория. Феско уж знает. Но это... Но это — только мысли. А до слов он не сможет дойти. Да и бессмысленно это — Ру не знает, что такое истинное счастье: зависимость не позволяет знать о таких банальных вещах. Феско уж знает…