Роман в письмах

-Завтра, Антон, завтра. И то, ненадолго.-сказал отец и сразу позабыл об Антоне; и чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, и не отвлекать родителей от разговора, Антон отодвинулся к стене, украшенной стареньким календарём. Серый январский день (почти что февральский-21-е число) незаметно перетекал в тусклый холодный вечер, жёлтая лампа дымным пятном отсвечивала в сизой изморози оконного стекла. Антон не обижался, что отец с ним так разговаривал, словно на потрёпанном стуле с нелепыми ножками сидит манекен без души и чувств, а не сам Петров. Он понимал, что то, чего боится отец-не шутки, что вылазка в Ухту, откуда они почти месяц назад в спешке уехали, преследуемые местной братвой, очень рискованна, и чувства Антона здесь были совсем не к месту. Но в душе осела досадливая горечь и неловкость от самой ситуации, в которой ему была отведена роль школяра, натворившего какую-то глупость и слушавшего справедливые упрёки учителя. И от этого Антон бессознательно контролировал все слова родителей, пытаясь найти хоть малейшую неувязку в их рассуждениях и опрометчивость в их выводах. Нет, хотел он вскричать, вы не правы, всё образуется, и мы поедем туда надолго! Я ведь снова потерял её... Нельзя так поступать! Она же там одна, совсем одна, ей плохо, а вы... Героизм Антона, спасшего посёлок от звериной шайки, в общем-то, не был полностью представлен публике. Да и вообще, то что это были звери, милиция и прокуратура надёжно сохранили в секрете, оставив обществу версию о маньяке. Звериные трупы передали в инстанции гораздо выше городской прокуратуры и сельского участка, а Вовой Матюхиным стали заниматься люди из республиканского ФСК. Самого же Антона, с уже немного поправленным официальными лицами героизмом, лично министр внутренних дел Республики Коми генерал-лейтенант милиции Трофимов наградил памятными часами, хотя, по мнению Петрова, его героизм-это как минимум медаль "За отвагу". Столько страху натерпелся! Полине даже не дали нормально поговорить с Антоном-Тихонов чуть ли не силком вывел их из подвала, смеющихся, плачущих и вцепившихся друг в друга. Невесть откуда взявшаяся "скорая" унесла Полину с собой, в неизвестные края, не позволив им даже попрощаться... Её увезли в Ухту, в больницу, и Антон слышал, что для лечения были привлечены лучшие московские специалисты. Петров сам не особо разбирался в медицине, но надеялся, что палец этот чёртов ей можно будет как-нибудь вернуть, а иначе придётся порвать со скрипкой, а он уже не мог жить без её игры... Даже в школе, после уроков, в первые дни, он всегда оставался послушать её чудесную игру, а потом тут же убегал, когда урок заканчивался-он ведь тогда был очень робким и стеснительным. Лилия Павловна... Ей пришлось тяжелее всего. Антон вообще думал, что она публично проклянёт Тихонова, или что-то в этом роде, потому что чисто по-человечески старший лейтенант поступил неправильно, убив Катю, хоть юридически ему ничего нельзя было сделать. Но, Лилия Павловна ничего не стала делать в защиту памяти дочки. Похоронила её, поплакала, три дня в школе не появлялась, а потом незаметно для всех исчезла-переехала куда-то, Антон не интересовался. Бяша остался прежним, разве что без Ромы он стал немного зашуганным. Но его прежняя дерзость никуда не делась, и иногда, он выдавал прежние "фокусы", впрочем, не трогая Антона-а кто его теперь захочет трогать? Он же теперь местная знаменитость, в газетах полно его фоток... От долгой неподвижности затекла нога, Антон переменил позу, старый стул под ним пронзительно заскрипел, и родители в недоумении уставились на него, словно никогда до этого не слышали, как скрипит стул. "Антон, опять заснул?!", закричал в голове школьный физрук, который сегодня рассердился на задумавшегося в очередной раз о Полине ученика... "... его мужестве и отваге, стоит поучиться каждому сидящему здесь мужчине! ", торжественно провозгласил седовласый генерал, держа ладонь на плече Антона. Вихрь мыслей вновь унёс его куда-то далеко, как это всегда бывает у людей с хорошим воображением, и Антон прикрыл глаза, будучи не в силах противиться этому наскоку собственного разума... Скорее бы наступило "завтра"! Тягуче сочилось время, капали ленивые минуты, и, если бы покрасневший медный маятник не качался монотонно в длинной коробке стенных часов, можно было бы подумать, что они остановились навсегда. Зимний ветер гудел в окно, как в сломанную губную гармошку, невыносимо однообразно: "У-у-у", пугающе-яростно прокричал по телевизору Борис Николаевич Ельцин, который говорил что-то про чеченский сепаратизм, шаркали и неровно топотали в доме шаги родителей, жалобно прокричала Оля, наверное, прося чего-то у мамы, и в половине двенадцатого, когда отец, придя обратно в гостиную, сказал: "Всё, дети, пора спать!"-Антон очнулся от дрёмы, и почувствовал, как забилось сердце в предвкушении завтрашнего дня. -Тоша!-тихо позвала его Оля, когда все заснули.-Ты не спишь? -Уже нет.-недовольно буркнул Антон.-Что такое? -Слушай...-она заговорщицки посмотрела на брата,-а ты правда любишь её? Поначалу, Петров даже не понял, кого она имеет в виду, но как только до него дошло, о ком идёт речь, то он поначалу хотел ответить что-то отстранённое и холодное, но потом решил не выделываться-сестра ведь родная, можно и рассказать. -Ну, да.-быстро ответил он.-А что? -А расскажи мне про неё!-доверчиво попросила Оля.-Я ведь слышала, какой у вас с папой скандал разогрелся! -Да какой скандал!-отмахнулся Антон.-Так, просто немного поговорили. -Так расскажи же!-упрямо попросила Оля.-А то я обижусь! -Ну... Хорошо.-согласился Антон.-А что рассказать-то? Оля недовольно вскинула руки, будто брат её чем-то обидел: -Тоша, ну чего ты? Про неё что-нибудь расскажи! Я ведь её всего один раз видела, и то мельком, зашла на пять минут, а потом вы гулять пошли. Её ведь Полина зовут? -Да. Антон внутри недоумевал, что может хотеть узнать Оля о Полине в полпервого ночи? Что за дурацкие разговоры! -Какая она? -Так ты же её видела!-воскликнул непонимающий Петров. Оля вновь нахмурилась: -Для тебя она какая? Ох и глупый же у меня братец... -А-а-а...-Антон замялся, почесал затылок. Действительно, а какая она для него? Понятно, что самая лучшая и любимая, но Оля ведь этим не ограничиться, ей наверняка подробности нужны. Антону и самому вдруг стало интересно разобраться в этом вопросе.-Ну... Она очень красивая... -Я заметила.-быстро кивнула Оля. -Милая.-продолжил перечислять Антон.-Добрая. Умная. Хорошая, самая главное. А то у нас в школе что ни девочка, то ходячее недоразумение с короной больше, чем она сама! А Полина не такая... Она ведь единственная была, кто меня не оттолкнул, а дружить начал. -Класс!-Оля довольно захлопала в ладоши.-Мама рассказывала, что она на скрипке играть умеет. -Умеет.-подтвердил Петров, насторожившийся от того, что мама что-то рассказывала про Полину.-А что ещё тебе она рассказывала? -Что вы с ней хорошая пара.-хихикнула Оля.-И что ты её спас недавно... Это правда? -Ну... Можно сказать, что и так. Да, правда.-улыбнулся Антон. Понятно, что вряд ли стоит сестре всё рассказывать-ребёнок ведь. -По-настоящему спас? Как в сказке? -Ну понятно же, что не в шутку! -Ты прямо как Питер Пен!-смеясь, сказала Оля.-А она тебя любит? Или это страшный секрет, который нельзя рассказать родной сестрёнке? -Почему же?-Антон горделиво улыбнулся.-Любит. -А когда ты узнал? -Три дня назад. Когда её, ну скажем так, спасал. Слушай,-Петров вскочил на кровати,-чего это тебе так интересно? -Хочу помочь тебе, чем смогу.-обиженно ответила Оля.-Я уже помочь тебе не могу? Мне же интересно! -Можешь, конечно.-поспешил её успокоить Антон.-Только чем? -Какой же ты всё-таки глупенький!-вновь сказала Оля.-Совсем меня не слушаешь, да ещё и сказки не читаешь! Записку ей напиши! -Записку?-переспросил Петров. Что за бред?! Записку? Мы что, первоклашки какие-то? "Я тут, понимаешь, люблю её, жить без неё не могу,-думал Антон,-а мне записки предлагают писать!" Хотя... Не такая уж это и бредовая идея, наверное. Вместе с рисунком, будет вообще замечательно! -Молодец!-сказал Антон сестре.-Вот молодец! Прямо сейчас писать буду. -Ура! Я молодец!-обрадовалась Оля и обняла брата.-У вас всё хорошо будет... -Спасибо.-тепло улыбнулся Петров, взял карандаш, листок бумаги, и начал творить... Буквы, слова, предложения, возникали на бумаге мгновенно, будто их и не нужно было писать, а они сами умели появляться, и складываться в тёплые сокровенные строки. Он писал про неё, про то, что он к ней чувствует, про себя, про то, как ему без неё тяжело, и вдохновение не покидало его ни на секунду, словно понимало, что сейчас оно работает на благо чистой и сильной любви, и поэтому не имеет право покинуть Антона, и будет помогать ему всю ночь... Прошли пять минут, десять, время близилось к часу ночи, а Антон всё творил, и не мог остановиться. Он пробегал глазами по пляшущим строкам, и довольно улыбался, думая, что возможно станет не художником, а писателем. Вдруг, над его ухом раздался недовольный голос: -Тоша, ну что это? Озадаченный Петров обернулся к сердитой сестре: -А что не так? -Ну посмотри, что ты пишешь!-Оля взяла листок бумаги, поднесла его близко к глазам.-Нескладно всё, понимаешь! Как-будто ты только писать научился! -Как умею, так и пишу. Мне легче словами всё сказать, чем на бумаге написать.-буркнул Антон и отвернулся к стене. -Ну посмотри,-она повернула брата к себе, поставила перед ним листок,-ты тут всё о себе пишешь, а надо о ней! Красивое что-нибудь... -Ни фига ты умная!-всплеснул руками Петров.-Может, сама и напишешь? Ну не романтик я, что уж поделаешь? -А надо учиться! Вдруг в голове вспыхнула мысль: "Чёрт, я же её фотографировал на полароид в тот вечер!" Антон начал рыться в ящике, и спустя пару минут, вытащил слегка помятую, но ещё в хорошем состоянии фотографию, о которой он и думать забыл, хотя ей было всего шесть дней. На этой фотографии, Полина сидела за столом, наклонив голову на бок, как попросил сам Антон, для большей элегантности. Смотрела она в сторону, волосы были зачёсаны назад, так ей больше шло. Хотя, с распущенными волосами, как тогда, у тупичка, она была ещё красивее... Как только фотокарточка оказалась перед глазами Петрова, до него наконец-то дошло, что имела ввиду Оля, будто Полинино изображение имело магическое свойство направлять мысли в нужное русло... Спустя два часа непрерывного труда, Антон откинулся на спинку стула, прикрыв глаза от усталости. Перед глазами проносились и исчезали тысячи образов: бешено сверкали Полинины глаза, устало и измученно улыбалась Катя, сидя на старенькой кровати в страшном гараже, плакала безутешная Лилия Павловна, появилось серое лицо Ромки, грозящего Антону ножом, похабно ухмылялся Семён, с грохотом упал могильный камень, на котором была забытая и покинутая всеми девочка с золотистыми волосами и яркими глазами, всё это летало перед Антоном с невероятной скоростью, и понял он, что нет больше тех прежних кошмаров, что судьба, словно оберегая его и Полину, убрала тех, кто мог им помешать, кто мог испортить их маленькое счастье... Антон вспомнил о рисунке и тихо, чтобы не разбудить Олю и родителей, прокрался к прихожей и вытащил из кармана куртки немного смятое изображение, нарисованное руками той, кто для Антона всегда была врагом, и он не мог поверить в то, что она спасла ему жизнь. Нарисованные венки над их головами весело плясали, Полина легко и таинственно улыбалась, а Петров улыбался, глядя на неё, пусть даже и на бумаге. Всё для него внезапно переменилась: враги стали друзьями, те, кого он считал близкими, ушли, словно и не было их, а самое главное, он поверил в чудо, и что оно может быть внезапным. Он поверил в их будущую летнюю ночь, окутанную звёздами, он поверил в блеск Луны, который будет освещать её лицо, он поверил в чистое небо и голубой океан, которые будут видны в её глазах, и посреди которых будет он, и никто иной... Собравшись с духом, он поднёс "письмо" к глазам, боясь, что вновь там найдёт какую-то ошибку или недочёт, страшась возможной неудачи перед Полиной и таясь от собственных затаённых мыслей... "В минуту усталости или слабости, когда сомнение переходит в безнадёжность, когда решимость сменяется колебанием, когда уверенность в себе теряется и создаётся ощущение несостоятельности, когда прошлое кажется не имеющим значения, а будущее представляется бессмысленным и бесцельным, в такие минуты я всегда обращаюсь к мыслям о Тебе, находя в них и во всём, что связывалось с Тобой, с воспоминаниями нашими, средство преодолеть это состояние. Только о Тебе, Полина, моё счастье, моя бесконечно дорогая и любимая, я хочу думать о Тебе, как это делал каждую минуту своей жизни. Я не знаю, что будет со мной через минуту, через час, через день, но пока я существую, я буду думать о моей Звезде, о луче света и тепла-о Тебе, Полина. Как я хотел бы увидеть Тебя ещё раз, вновь обнять и поцеловать... Для меня нет другой радости, как думать о Тебе, вспоминать редкие встречи с Тобой, и мечтать о том неизвестном времени, и обстановке, когда я Тебя снова увижу. Это единственное доказательство, что надежда на моё счастье существует... Моя милая, дорогая, обожаемая Полина... Господи, как же Ты прелестна на Твоих маленьких изображениях, стоящих передо мною теперь. Последняя Твоя фотография так хорошо передаёт Твою незабываемую улыбку, с которой у меня соединяется представление о высшем счастье, которое может дать жизнь, о счастье, которое может явиться наградой только за великие подвиги. Как далёк я от них, как ничтожно кажется всё сделанное мною перед этим счастьем, перед этой наградой... Я жить без Тебя не могу, и каждый час, каждый день без Твоих нежных фраз для меня непереносимая мука... Я молюсь за Тебя, и надеюсь, что Господь слышит мои молитвы, видит мою любовь к Тебе... Я прощаюсь, кроха моя... Как хорошо, что Ты маленькая, как жаль, что Ты маленькая... До скорой встречи, моя любимая, ничего не бойся и будь сильной... Я обязательно приду к Тебе. Твой Антон." Вроде нормально. За двадцать минут, Петров подготовил всё к завтрашнему дню. Катин рисунок и письмо, он положил в маленький конвертик, сделанный им когда-то на Олин день рождения, и лежащий забытым в глубине шкафа. На уголке конверта, он красным карандашом нарисовал сердечко, хотя, наверное, это было лишним. Закончив все приготовления, Антон разделся, лёг в кровать, и быстро уснул, проработав над подарком два с половиной часа. Сон был неплотен и зыбок, как рассветный туман, и, лишь на мгновение, кажется, прикрыв глаза, Антон испуганно вскочил на кровати-показалось, что он проспал школу, а проспать он её не мог, ведь сегодня была суббота. В комнате было темно и очень холодно, и Антону не хотелось вылезать из нагретой за ночь постели. Петров вытащил из-под одеяла руку и взял со стола подаренные генералом наручные часы: на мерцающем зелёным светом циферблате стрелки плотно слиплись на восьми часах утра. Антон досадливо крякнул-пропало добрых полтора часа сна; и он подумал о том, что утрачивает привитую с детства привычку спать до упора, используя каждую свободную минуту, возмещая вчерашний недосып и стараясь хоть миг вырвать у завтрашнего. Окно комнаты выходило на большую снежную поляну, меньше той, где случились недавние события, и когда по улице проезжала редкие машины, сдержанно урча, проезжали мимо дома Антона, свет их фар белыми плотными столбами таранил стекло и, ворвавшись в комнату, упирался в стену, на одно мгновение замирал, словно в раздумье, куда ему дальше деваться, и затем стремительно прыгал на потолок яркими сплошными пятнами, прочерчивал его наискосок и прятался в углу, будто там была дырка, через которую он навсегда исчезал из комнаты. Проснулись мама с папой, разбудили Олю, и началась типичная утренняя беготня, которая всегда бывает в большой семье. В Ухту, к Полине, должны были ехать только отец и Антон, а мама оставалась с Олей, и поэтому они вдвоём собирались быстрее всего, словно бежали от чего-то в испуге. Петров помнил, что папе нельзя долго появляться в городе, поэтому повода для недовольного крика не давал-собирался быстро, как в армии. Успел положить в куртку подарок, наспех обулся, а папа его уже выпроваживал на улицу. В принципе, в больницах как раз в восемь начинался подъём, а пока они доедут, будет все восемь-тридцать, если не девять, так что в любом случае, приедут вовремя. Полыхнули фары, и мимо дома проехал милицейский "УАЗ", за рулём которого сидел пожилой лейтенант с пухлым добрым лицом. Антон успел с ним познакомиться-это был их новый участковый, лейтенант Аннин. Тихонова, за заслуги, повысили в звании и перевели капитаном в Ухтинский уголовный розыск опером, несмотря на слухи, гласившие, что Тихонов был человеком своевольным, и поэтому его ни за что бы не отправили работать в городскую милицию, а вместо этого, оставили бы медленно загнивать в селе. Отец недовольно поморщился от появления участкового и прикрикнул на Антона: -Быстрее давай! Чуть больше сорока минут минуло с того момента, как они выехали. Отец остался в машине, дав Антону на всё про всё тридцать минут. Сам, незаметно для сына, снял пистолет с предохранителя и положил в карман куртки. -Ни пуха!-пожелал он. -К чёрту! Антон вошёл в жёлтый трёхэтажный особняк больницы, поговорил с вахтёршей, но тут же столкнулся с её упорством-не хотела пускать, и всё тут! И правильно, кстати, делала-мало ли кто этот мальчик! Петров уже хотел уйти ни с чем, как вдруг услышал незнакомый весёлый голос: -Он к Морозовой, так что можно пропустить! Вахтёрша недовольно поворчала и уткнулась обратно в газету. Антон обернулся и увидел своего неожиданного спасителя. Это был мужчина примерно тридцати лет, чем-то похожий на киноактёра Леонида Филатова. Наверное, пользуется успехом у женщин, с маленькой завистью подумал Петров. У "Филатова" было тонкое лицо, но не такое, как у следователя Румянцева-холёное и бледное, а живое, румяное и красивое. Каштанового цвета волосы, были расчёсаны на косой пробор, две-три пряди падали на высокий лоб. Изумрудно-голубые, прямо как у Полины глаза, живо бегали по Антону, внимательно осматривая его, будто их хозяин до конца не был уверен-Антон это или нет? Под орлиным носом красовались аккуратные усы, которые причудливо расходились в стороны от радостной и довольной улыбки. -Я так понял, ты к Полине?-поинтересовался мужчина, немного отойдя с Антоном от входа. -Ну да.-вежливо ответил Петров. Чем-то ему этот дядька начал нравится, правда пока было непонятно, чем конкретно? -Полина о тебе очень много рассказывала.-беззлобно усмехнулся "Филатов".-Я тебя примерно таким и представлял. Что-то в последнее время все друг о друге что-то рассказывают, заметил в мыслях Антон. -Я её родной дядя, Александр Петрович, можно просто "дядя Саша".-мужчина вновь широко улыбнулся, это у него хорошо получалось, и протянул Антону широкую ладонь. Петров ответил на рукопожатие и почувствовал, что ладонь у дяди Саши очень сильная-пожал он его ладонь больно и рвано. -Пойдём.-Александр Петрович махнул рукой в сторону лестницы.-У неё палата на втором этаже. У Антона на лбу проступил пот. Вновь, как в первый раз, он ужасно волновался, перед тем как увидеть её... Она, должно быть, уже окрепла, и ей не так плохо, как Антон себе представлял. Вот сейчас он всё и узнает. Пока они поднимались по старой облезлой лестнице и шли к палате, дядя Саша успел завести с Петровым интересный и живой разговор: -Я как узнал, что у вас тут такое случилось, сразу помчался. У неё ведь кроме меня никого и не осталось...-голова Александра Петровича слегка опустилась, немного испортив безупречный пробор.-Кстати, мне тут успели доложить, что у тебя с племянницей... Антон нервно сглотнул, ожидая скандала и призыва отказаться от отношений. Но, вместо этого, он услышал что-то доброжелательное: -Я рад, что у неё есть ты, правда.-Александр Петрович тепло улыбнулся.-Мне ведь её дедушка, мой папа, Царствие ему Небесное, рассказывал, что она пытается дружить с каким-то хулиганом местным, забыл уже... А, Рома! Точно! А потом рассказывал, что ты в гостях у них побывал, верно? -Верно. -В общем, я целиком и полностью на вашей стороне.-засмеялся дядя Саша.-Я сам когда-то так влюблён был, как ты, в школе ещё. Сейчас она-моя жена, двенадцать лет уже вместе. Ты, кстати, кем стать хочешь? Полина рассказывала, что ты можешь в будущем стать хорошим художником. -Я ещё пока не думал.-честно признался Антон. -Запомни: никогда не отказывай зову сердца. Хочешь быть художником-пожалуйста! Чувствуешь, что больше нравится филология-иди туда, работа должна тебе нравится. Я, например, с самой школой математикой бредил, а у меня город в этом смысле подходящий, каждый второй-инженер или математик. -А вы откуда?-поинтересовался Петров, позволив себе наглый вопрос. -Из Воронежа. Так что, после школы сразу в наш "политех" и вот результат-победитель конкурса по области "Инженер года-1993". От осознания того, что взрослый мужчина разговаривает с ним на равных, и даже хвастается своими достижениями, будто он-его друг, Антону стало невероятно хорошо. Они успели вплотную подойти к палате, но навстречу им побежала медсестра: -Вы к девочке? Если к ней, то не успели-она сейчас на процедурах. -И сколько они будут длиться?-озадаченно спросил Александр Петрович. -Полчаса где-то, не долго.-медсестра дежурно улыбнулась и куда-то упорхнула. -Вот такая "хреня". Ну что, Антон, подождём?-дядя Саша сел на свободный стул и красиво положил ногу на ногу.-Ты ведь не спешишь? Полчаса... Можно подождать, только смысл ждать ради одной минуты, а потом бежать сломя голову к отцу? -К сожалению, как раз спешу.-твёрдо ответил Антон.-Вот что: вы передайте ей это.-он протянул свой конвертик. Александр Петрович внимательно осмотрел его, даже потряс в руках, приложив к уху. -Если не секрет, что там?-с невинным видом спросил он. -Секрет.-буркнул Петров. -Ладно, извини. Понимаю.-дядя Саша приложил руку к сердцу. Вдруг, он громко хлопнул себя по лбу:-Вот башка садовая! Совсем забыл! Тебе ведь Полина тоже кое-что приготовила. Он вытащил из кармана куртки такой же конвертик, как у Антона, и протянул ему. -Интересно, у вас есть коллективный разум?-таинственно улыбнулся Александр Петрович.-Иначе, я объяснить это не могу. Полина ему что-то приготовила... Неужели, там тоже письмо? В животе весело запорхали бабочки, всё как-то поплыло в тумане, и Антон вдруг понял, что не только чудо бывает в этой жизни, но и лихое безудержное счастье... -Спасибо. Ну, я побежал.-Антон коротко кивнул и быстрым шагом направился к выходу из коридора. -До встречи!-крикнул ему вдогонку дядя Саша и улыбнулся своим мыслям.-Во детки... А я ещё отцу не верил... Рухнув в машину и почувствовав, как резко она сорвалась с места, Антон дрожащими руками стал разворачивать конвертик. Листок был сложен красиво, в центре уголка была надпись: "Для Тоши". Господи, я хочу увидеть это... Не дрожите, мои руки, не едь так быстро, машина, не мелькайте за окном, дома и деревья, остановитесь хоть на мгновение, потому что не будет больше в жизни такого мгновения... Увидев текст (а это тоже оказалась записка), Антон почувствовал, как в груди стало не хватать воздуха. Это было не смертельно, нет же! Петров просто не мог надышаться, медленно читая эти строчки... "Милый Антоша, далёкая любовь моя... Я думаю о тебе всегда, всё время, Антоша, и в тысячный раз благодарю Бога за то, что мы есть друг у друга... Я так часто и сильно скучаю без тебя, без твоих ласковых слов, без твоей лёгкой улыбки... Где же ты, радость моя, Антоша? На душе больно, темно и тревожно. Я раньше редко беспокоилась о ком-нибудь, но сейчас я точно боюсь за тебя, потому что ты мне очень дорог... Господи, когда же увижу я тебя, милый, дорогой, любимый мой Антоша? Мне очень больно, мне так тоскливо и уныло здесь, в этом сплошном и непроглядном унынии... Я буду очень ждать, когда ты напишешь мне, что едешь, надеюсь, что это будет скоро. Приезжай ко мне скорее, и будь таким милым, как ты умеешь быть, и каким я тебя люблю. А пока-не забывай меня, Антоша, не впадай в слишком большую мрачность от окружающей нас мерзости, а главное, пожалуйста, послушай ту музыку, которую обещал прослушать в наш вечер... Ты ведь не забыл, что для меня ты-"блюзовая импровизация"? Как же плохо, что я не умею целовать тебя в письме... Я тебя нежно целую, родной мой... Надеюсь, что встреча наша будет скорой и никто нас не сможет разлучить... Твоя Полина."