Одуванчик и василек

— На обратной дороге можем заехать в какую-нибудь деревню, купить трав по дешевке. Я утром видела, что у тебя заканчивается настойка. Возьмем мяту и пустырник. — Не проще в аптеке купить? — Проще, но дороже. Даже твое капитанское жалованье долго таких трат не выдержит, — пропыхтела Петра, дотягиваясь до одуванчика и срывая его с длинной ножкой. Она вплела его в небольшой венок. — Лучше на сэкономленные деньги сходим куда-нибудь в конце месяца. Они сидели в поле за стеной Роза. Сбежав в погожий летний день от штабной суеты, выкроили время для себя, влюбленных, уехав за несколько километров от стены на лошадях. Их скакуны давно подобрались к кромке леса и щипали там траву, отмахиваясь хвостами от надоедливых мух и мошек. Петра от нечего делать плела венок. Леви лежал на расстеленных плащах, положив голову на колени любимой. — В конце месяца экспедиция, потом Эрвин заберет меня в столицу. Придется подождать. Петра вздохнула. Отложив венок в сторону, стянула с себя кожаную куртку и расстегнула несколько верхних пуговиц на рубашке. Июль был жарким, и она уже пожалела, что не переоделась перед дорогой. — Ладно, я уже привыкла. Хотя, если честно, я даже иногда завидую командору Смиту. Иногда мне кажется, что я готова сама стать командиршей, лишь бы иметь возможность проводить с тобой чуть больше времени. Леви усмехнулся. — Тебе бы не понравилось. Быть командиршей. — Зато какая привилегия на кучу времени с тобой! — Если ты думаешь, что мы там с ним лясы точим, то нет. Чаще всего я просто шляюсь где-то рядом, как собачка на привязи. Типа они нам так важны, что даже сильнейший боец человечества приперся, чтобы на него поглазели. Тц. Идиотское прозвище, кто его вообще придумал?.. — Все равно завидно. — Чему? В поля-то я не с Эрвином сбегаю. Петра ласково засмеялась и погладила его по лбу, растрепав челку. Леви перевернулся на живот, привстал на руках и, пусть и вовремя дернул головой, не смог увернуться от упавшего на макушку венка из одуванчиков. Он вздохнул и повернул голову, смахивая его в руку, шлепнув на голову Петре. На ней венок смотрелся как золотая корона в ярко-рыжих волосах, гармонировал с россыпью веснушек на носу, щеках, веках и лбу, которые расцвели на её лице с приходом летнего солнца. Петра улыбнулась Леви, погладила его по щеке ладонью с желтыми от пыльцы пальцами. В нескольких местах были заметны темно-коричневые росчерки — засохший одуванчиковый сок. — На тебе лучше. — Да, желтый тебе не идёт… Петра сползла ниже, легла рядом, прикрываясь рукой от яркого солнца. Когда Леви навис над ней, загипнотизировано рассматривая кожу в вырезе расстегнутой рубашки, Петра закрыла ему глаза и толкнула в сторону, с тихим смехом отворачивая голову. Ей льстило его внимание. Особенно такое. Он вернулся к ней, целуя солоноватую от пота шею, выступающие ключицы, слушая, как она посмеивается и хватается за его плечи, горячие от жары. — Василек, — вдруг выдала Петра, и Леви остановился. Петра много знала о цветах и постоянно говорила о них. Её мать была травницей, до самой своей смерти она брала единственную дочь с собой на работу, вовлекала в неё и неустанно рассказывала о цветах и травах. Петра выросла и теперь преподносила свои знания всем и каждому при любом удобном случае. Она же делала для Леви настойки из пустырника, чтобы он лучше спал, заваривала чай с мятой, когда он нервничал и злился. — Что? — Тебе подойдет василек. Это символ верности и свободы. И к твоим глазам бы подошёл. Жаль, что здесь они не растут. Леви потянулся к её венку, недовольно отщелкивая с цветка маленького жучка. — А одуванчик? — Счастье и преданность. Мама говорила, что маленькой я была как вылитый одуванчик. Еще рыжее и патлы во все стороны. Она заставила его ненадолго улыбнуться. — Одуванчики быстро отцветают и их сдувает ветер. Давай-ка ты и дальше останешься человеком. Петра удивленно приподняла брови. Трогательные вещи Леви говорил крайне редко, завуалированно и словно так, чтобы было понятно только ей одной. Она прекрасно читала его между строк. «Я не хочу тебя потерять». Она обвила его шею руками и притянула ближе, опуская на себя приятной легкой тяжестью. Под его пальцами её рубашка освободилась еще на несколько пуговиц, прохладные ладони накрыли грудь, и Петра ахнула от контраста температур. Её ладони обхватили его лицо. Серо-голубые глаза смотрели с вожделением и беспокойством. Они оба знали, что дата экспедиции наступает им на пятки, и чем ближе она была, тем сильнее они боялись друг друга потерять. Боялись всегда, но старались не показывать этого. Петра вытянула шею, чувствуя кожей горячие губы. Она прижалась щекой к его виску и шепнула: — Когда дует ветер, он поднимает в воздух семена одуванчиков. Они летят на зонтиках, цепляются за одежду и волосы. Так что, Леви, если меня однажды так же сдует ветром, и ты найдешь на плаще белый зонтик… Знай, что я все еще рядом. Леви тяжело сглотнул и прижал её крепче, сильнее вжимаясь губами в молочную девичью шею. Петра вздохнула с наслаждением и ласково поцеловала его в скулу. — Я очень люблю тебя, василек.