По алому полю

      В небе веет дым. Под самым куполом — целым куполом — черные толстые дымные струи застилают небо, солнце, облака, легко и мирно плывущие по направлению ветра и крыш сторожевых башен. Никто уже не бьет тревогу — некому, никто не носится и не тушит пожар. Кажется, что Белый Город вымер. Частично так и есть.       Ранним утром, когда рассвет только занимался и офицеры и рядовые принимались за работу, а большинство капитанов вставали и готовились к тренировке своего отряда, прогремел первый взрыв. Огромной, чудовищной силы взрыв в первом бараке, и началась битва. Кто были враги, откуда они взялись — в первые пятнадцать минут никто не мог понять; пока они отбивались от воинов в накидках, с трудом, но убив первую волну, хлынула вторая.       Война на истощение — так казалось в первые двадцать минут, пока они сражались с рядовыми квинси. А потом пришло подкрепление.       Двадцать. Двадцать ярких небесно-голубого цвета столпов реацу упали за барьер, и начался хаос. Повсюду раздавались крики, вопли, возгласы и активации шикая, но склонить чашу весов на свою сторону не удавалось.       Капитаны, попытавшиеся применить банкай, лишились своего главного оружия в считанные мгновения, столкнувшись с неизвестной технологией. Встретившись лицом к лицу со своей же силой, столпы силы Готей-13 пали один за другим. — Квинси! — Это квинси!..       Неслись над разрушенными бараками недоверчивые крики и мольбы. Шептались подчинённые капитанов, содрогаясь от ужаса за миг до своей смерти. Шинигами гибли один за другим. Воины в белоснежных одеждах несли смерть, не размениваясь на разговоры и объяснения. То было не благородное сражение — истребление. Полное и окончательное.       А потом на поле боя, покрытое каменной крошкой некогда белого города и алой кровью павших воинов, ступил сам главнокомандующий. — Покажись! — громыхнул его голос, словно объятый пламенем его меча. — Покажись, Яхве Юхо Бах!       Реацу густеет и в воздухе разливается холод: из темного прохода выходит фигура, яростью сверкают багровые глаза. Человек в темном плаще роняет, обращаясь к закрывающемуся проходу и невидимому собеседнику по ту сторону: — Рано, следи.       За кем или чем следить непонятно, но воздух уже трещит, летят искры и все вокруг вздрагивает. Буквально разгорается бой и звенят мечи, льются из уст правителя строки Церковной Песни, реацу взметается в воздух, а потом обрушивается сила банкая. Поднимаются мертвые.       А потом Император усмехается. — Довольно, — слетает единственное слово с его уст, и мир замирает.       И Главнокомандующий мертв.       Бои прекращаются, звенит тишина, а потом кто-то начинает кричать, громко, отчаянно, надрывно. Разгорается паника и бегут люди, дезертируют, другие отчаянно сражаются, но наступление квинси продолжается, только правитель небрежным жестом вытирает окровавленный клинок, прячет его в ножнах и покидает поле боя.       Вместе с ним исчезают и все квинси. Словно приливная волна, испаряются, будто и не было. Остаются только мертвые — шинигами, потому что своих лучники забирают. Все так же молча, без единого слова, и от того ещё страшнее. Ещё непонятнее.       Срочно созванный совет сорока шести назначает нового главнокомандующего, уцелевшие собираются вместе, и, когда приходят Стражи королевской охраны, кажется, что робкая надежда поднимает голову… чтобы пасть от нового взрыва, нацеленного на нулевиков. — Да вашу ж меносову мать! — рычит Шиба Ишшин, сплевывая кровь на перепаханную землю.       Айзен недовольно морщится от плебейских привычек вроде как благородного аристократа. В принципе, его все в Шибе раздражает и бесит. Тот так неудачно вернулся после смерти девчонки-квинси, помершей при родах мальчика-первенца, что придушить поганца хочется даже сейчас, когда вроде бы некогда. Мало того, что Ишшин вернулся, он ещё и повернуть все сумел так, будто в его задержке виноват сбой Дангая. Перенос во времени. Редкое, но всё же возможное явление. Без какой-нибудь приблуды Урахары Киске, Айзен знал это, в деле точно не обошлось.       Впрочем, сейчас это не важно. Сейчас квинси. Квинси, посмевшие нарушить все его планы! И успешно истребляющие Королевскую стражу, потому что — ха-ха! — в Сейрейтее сделать это проще, чем в Королевском дворце! И стражи сами подписали себе приговор, покинув пост. Какая прелесть!       Ему стоит порадоваться, что лучники делают за него его работу, расчищая путь к трону, но сейчас слишком рано. Его Хоугиоку не готов, Хоугиоку Урахары не найден… Он ещё не набрал нужной мощи! Скрипнув зубами, капитан пятого отряда отбил атаку очередного лучника. Хорошо, что он не додумался использовать против них свой банкай. Вот где была бы настоящая катастрофа.       Ситуация и без того близка к ней, как никогда. Судя по тому, что реацу Канаме и Гина пропали ещё в первую волну, те погибли, не сумев противостоять силе Штернриттеров. Тоусен не выдержал столкновения с Эс Нодтом, а Ичимару умер, защищая Рангику. Что ж, он, кажется, всегда этого хотел…       Теперь Айзен один. Он, разумеется, никогда по-настоящему не собирался полагаться на этих двоих, но положение неприятно. У него остаётся только один выход.       Волна обжигающего холода смела их всех с ног, поставив на колени даже его, не говоря уже об остальных, более слабых. Император вновь ступил на поле боя, добивая королевскую охрану. Для Соуске это шанс. Пока тот занят и отвлечён…       Ишшин пораженно трясёт головой, пытаясь вытрясти из ушей противный звон и сморгнуть тёмные точки перед глазами. Волна чудовищной силы прикладывает его о перепаханную землю, придавливая многотонной плитой. Он дезориентирован, но смотрит на руины, оставшиеся от Сейрейтея, не в силах осознать. Кажется, на какое-то мгновение он вырубился от концентрации духовной мощи существ, лишь по недоразумению названных людьми.       Шиба хрипит, безуспешно пытаясь хотя бы приподняться. На губах пузырится кровь, и рот полон невыносимого, железистого вкуса. Но всё же он видит. Видит то, что в иной ситуации доставило бы ему неимоверное удовольствие, а сейчас ввергает в пучины отчаяния. Айзен, даже Айзен оказался повержен монстром, напавшим на Белый город.       Нераскрытый интриган, предатель и просто мразь лежит у ног Императора, обезоруженный и павший. Проигравший. — Я знаю, что ты задумал, Айзен Соуске. — Меч у горла мужчины, кажется, готов снести голову с плеч, но внезапно отклоняется в сторону совершенно пустого пространства. — Бесполезно, — роняет холодно Император. — Либо ты поклянешься в верности, либо умрешь.       Айзен склоняет голову, зло прикрывает в смирении глаза и произносит клятву. — Теперь он твоя забота, Юграм, — все также холодно молвит Император и уходит.       Грандмастер кивает, и в следующую секунду вспыхивает свет активации шрифта. — Лгать мне бессмысленно. — Яхве даже не оборачивается.       Ишшин вновь проваливается в темноту, не в силах подняться и сражаться. Знал ли Урахара об этом чудовище, когда возвращал его в Готей? Слишком уж задумчив был учёный перед гробом Масаки.       Сила, громада силы, которая клонит головы к земле, будто выбивает душу из тела — и все замирают, кроме Императора и Грандмастера. И корчится на земле Айзен Соуске, который будто горит изнутри. Вся его сила — мощь, поражается Ишшин — безумная мощь поворачивается против него и убивает, сжигает и уничтожает душу. — Это не конец! — кричит он. — Место Короля!       А потом вопли замолкают, и, кажется, нет никому никакого дела до лежащего перед ними трупа. Последние слова — шок и ужас, но Айзен мертв и никогда не узнает больше о том, что должно было произойти.       Шинигами до сих пор на коленях, со склоненными головами ждут своей казни, потому что бежать некуда: квинси прибывают с каждой секундой и их армия пополняется. Когда вдруг кажется, что движение прекратилось и вот-вот должны начаться казни, ничего не происходит. Конечно, где-то вдалеке слышны отчаянные крики, но не здесь, не рядом с правителем, будто буферная зона, созданная… специально для прибытия кого-то.       И верно. Темные врата вспыхивают, тень растет и становится все больше, пока Грандмастер не решает, что время войти. Ишшин не знает, что за вратами. Неведомые земли, покрытые кровью и льдом? Дворцы и поместья квинси? Военные гарнизоны? Или просто пустота, из которой вырвалось побежденное тысячелетие назад чудовище? Куросаки Ишшин — Куросаки, как он твердит каждый раз про себя, не в силах забыть жену — чуть приподнимает голову и видит Грандмастера, выходящего уже из прохода, только вот уже без плаща. В огромный белоснежный плащ закутан кто-то маленький на его руках, огромный воротник и складки ткани перекрывают обзор, чтобы не было видно ужасов побоища, но Ишшин на мгновение, всего на секунду видит ярко-рыжую прядь, торчащую из-за широкого ворота.       Время останавливает свой ход. Мир замирает. Ишшин замирает — и старается изо всех всмотреться в сверток у Хашвальта в руках. — Его Высочество только проснулся, — тихим и на удивление осторожным голосом заявляет Грандмастер, и всех шинигами пробирает дрожь.       Есть наследник? У монстра есть наследник? Оружие?       Юграм аккуратно передает сына Императора ему на руки, и тот бережно, аккуратно, чтобы не дернулся воротник и из-за высоких складок одежды ребенок не увидел поле боя, берет дитя и аккуратно поправляет ботиночек, который вот-вот свалится с ноги принца. — Папа, — раздается тихий полусонный голос. — Да, — мягко отвечает правитель, а потом добавляет: — Спи, дорога будет долгой.       Вспыхивает тысячами голубых огней переход в Королевское Измерение и они исчезают. — Нет! — кричит Ишшин и с силой бьет землю. — Нет! — заходится снова он в крике. — Они победили, — мрачно говорит Кеораку и кладет руку на плечо Шибе. — Император слишком силен, мы бы его не победили. Я понимаю твою горечь от нашего поражения. — Нет! — уже хрипит Ишшин сорванным голосом. Потому что никто не понимает, что это за поражение.       Рыжие волосы, детская ножка и реацу! Знакомая реацу, крохотным язычком коловшая ладонь ещё в утробе матери… Пропавший сразу после рождения мальчик, чья мать не пережила рождения столь могущественной души.       Его сын…