***
Омег в их стае мало. И это одна из причин, почему приводить сюда Тэхена было плохой идеей. Даже учитывая то, что тот был явно не лучшей партией – слишком костлявый, мало мускул и жира, нездоровый вид, скрытность, молчаливость, список можно продолжать. И помимо всех остальных причин, он был чужаком. Как оказалось, это не мешало его альфам в открытую демонстрировать заинтересованность. Начинать подтапливать печь, когда Тэхен заходил в помещение, дарить совершенно неуместные подарки в виде украшений, отдавать греющие шкуры и, вишенкой на торте, подкладывать еду в тарелку. После парочки инцидентов Намджун начал вызывать альф к себе на ковёр в пропитанный гневным тяжелым запахом кабинет, выясняя, по какой причине они тратят их нещедрые продовольственные запасы таким расточительным образом. На охотников, которые каким-то образом затесались в данные ряды, он был зол больше всего. Когда количество альф, неожиданно нуждавшихся в встряске, стало абсурдным, Намджун поручил эту задачу Сокджину. Он был уверен, что альфа, который одним своим присутствием давит так, будто твой хребет готов переломаться, справится с банальным запугиванием. Но через некоторое время, когда деревня собралась в их столовой, помещении с двумя длинными столами, во главе одного из которых сидел лидер, Намджун увидел, как Сокджин ненавязчиво перемещает кусок мяса из своей тарелки в тарелку рядом сидящего Тэхена. Ему пришлось отозвать приказ и снова тратить время на позорных придурков. Хоть поведение альф стаи и можно было предсказать – новое лицо, среди тех, кто окружал тебя всю твою жизнь, определенно добавило драматичных красок, – но Намджун никак не думал, что его приближенные поддадутся тенденции. И случай с Сокджином будто раскрыл Намджуну глаза – с каких вообще пор Тэхен перебрался на сторону стола, принадлежащую Альфе Стаи? Осознание происходящего ощущалось как резь от света каминного огня, когда первый раз за долгое время отрываешь перенапряженные сухие глаза от бумаг, но суть в чем. Намджун внезапно стал замечать. Как Чимин нежным жестом треплет чужие волосы, проходя мимо со своей тарелкой, как Юнги по-доброму называет чужака ‘Тэхен-а’, как Хосок прижимается носом к его щеке прямо посреди обеденного зала. Только Чонгук держался относительно обособленно, но из-за этого Намджуну пришлось медленно наблюдать за таянием ледника его маленького альфы и ожидать неизбежного момента, когда Чонгук начнет тепло хихикать за столом вместе с Тэхеном. Намджун думает, что он драматизирует. Однако, сколько бы он себя в этом не убеждал, он не может избавиться от тянущего чувства в груди. С другой стороны, он не знает, как должен себя чувствовать из-за того, что его близкие нашли щенка, которого хотят опекать. Он мог бы просто позволить им эти игры в дочки-матери. В один момент Чиминни привычно протирается носом о шею Намджуна, и ему кажется, что все в порядке, но в следующую секунду тот отстраняется, позволяя холодному воздуху пройтись по нагретой чужим дыханием коже и бежит в противоположную сторону улочки с громким ‘Тэ-тэ’. Намджун чувствует себя так, будто что-то нещадно ускользает из его рук, но он не понимает, что. Будто он пытается ловить воздух. Люди, которых Намджун регулярно отправляет на проверку западной границы, не сообщают о каких-либо изменениях. Тихо, пусто, и неправильно свежо для лесной зажиточной чащи. Он засыпает с чувством беспокойства, и тревога будит его раньше, чем встаёт солнце. Необоснованное чувство опасности преследует его сутками. – Ты выглядишь уставшим, – на его ковре стоит Джиу, одна из лучших охотниц стаи, у которой, как и у Хосока, совершенно отсутствовал фильтр, чтобы позволять себе подобные излишние комментарии. Она закончила докладывать о том, что Намджун и так уже знал. Западная граница не меняется. Запах дичи отсутствует, как и запах чужих волков. Все стабильно. Тем не менее, Джиу продолжает топтаться перед ним, и Намджун ждет, пока она соберётся с мыслями достаточно, чтобы сказать то, что хочет. Что-то более личное и заставляющее ее колебаться. – Мне тревожно ходить на западную границу, – признаётся она через несколько минут, и Намджун поднимает голову, отрываясь от заполнения формы на своём столе. Он смотрит на альфу, ожидая пояснений. – Я осознаю, что это наша территория, которую никто больше не метил. Но каждый раз, когда я туда иду, у меня волосы встают дыбом, – она морщит нос, будто сама не верит в то, что говорит это, – будто это я вторгаюсь на чужую территорию. – Вторгаешься на чужую территорию, – бездумно повторяет Намджун ее слова, пытаясь осмыслить. – Да, – кивает она. – Чувство, будто я делаю что-то неправильное. Иногда мне кажется, что за мной следят, но все чисто. Мы проверили даже верхушки деревьев. – Я тебя услышал, – говорит Намджун, думая, что теперь его тревога не является такой безосновательной, какой он ее считал. – Можешь быть свободна. Он решает через несколько дней отправиться на осмотр границы вместе со стаей.***
Намджун с крыльца смотрит, как Сана выносит своего первенца, который родился месяц назад, на улицу, и его затапливает нежность. Мое, – мурлычет его нутро, лаская взглядом щенка в ее руках, покрытого редким детским пушком. И правда, его. Его стая. И его щенки, которых он защищает. А потом он смотрит, как Сана передаёт щенка на руки Тэхену, который стоит на улице с красными щеками – непонятно, от холода или от прелести в его руках – в окружении близких альф Намджуна, и его прошибает чувством неправильности. Он подавляет угрожающий рык, зарождающийся в глубине его горла, когда видит, как Тэхен со сверкающими глазами смотрит на маленькое создание перед ним. Неправильно. Опасно. Опасно, – рычит альфа внутри Намджуна, и он тратит все усилия на то, чтобы его переубедить. Рядом стоят Чимин и Юнги. Они не позволят ничему случиться со щенком. Его стая будет держать малышей в безопасности, и в случае чего, они немедленно защитят беспомощное создание от Тэхена. Сана, при едином намёке на малейшую опасность, оторвёт тому голову, чтобы защитить щенка. Но когда он переводит на неё глаза, то видит, с какой материнской нежностью она смотрит на омегу с ее ребёнком в руках. На чужаков так не смотрят. Так смотрят только на свою стаю. А смогла бы она? – рассеянно думает Намджун и разворачивается, чтобы зайти обратно в дом. Там его ожидают отчеты о запасах деревни и составление прогнозов издержек до следующей луны. Ему хочется выть. – Ты слишком много думаешь, – шепчет Хосок, успокаивающе перебирая волосы на затылке Намджуна. Он с ним согласен – слишком много. Но это его обязанность. Рассчитывать все возможности развития событий, чтобы снизить риски до минимума. Его жизнь не состоит из сплошного стресса, просто так получается, что защищая кого-то, тебе приходится фокусироваться на опасности. И если мыслям Намджуна суждено быть забитыми чем-то темным, чтобы предотвратить становление этих страхов реальностью, то он готов пойти на это. Всё-таки, это маленькая цена за то, чтобы оберегать улыбки на лице его близких. Он подставляется под ласковые движения, позволяя себе ненадолго растворится в руках хена. – Чонгук-и скучает по тебе. Ты почти не выходишь из кабинета. Скоро плесенью покроешься, – тихо дразнит он, – тебе нужно больше отдыхать. Намджун несвязно мычит что-то в знак согласия. Да, нужно. Нет, он не может. – Сегодня на ужине у нас будет десерт. Сокджин-хен решил, что пришло время для консервированных абрикосов. Они с Тэхен-и сделали джем. Намджун чувствует, как его тело деревенеет, хоть и пытается не подать виду. Тэхен-и. Чужак, который каким-то образом проник во все аспекты его жизни и теперь продолжает вплетаться в рутину его стаи невидимыми нитями. Чужак, которого пускают на кухню. Чужак, чьё имя хен упоминает в его – Намджуна – доме так, будто это самая естественная вещь. Внезапно он чувствует себя бодрым и находит силы мягко выпроводить хена. Альфа чувствует, как тревога крутит его живот, и ощущает комок, вставший поперёк горла, который с каждой минутой становится все менее и менее фантомным. Ему кажется, что его вырвет от малейшего запаха абрикосов. На ужин в этот день он не идёт.***
В этот раз охотничий отряд Юнги тащит до деревни лоснящуюся тушу медведя. В этот раз отряд тащит самого Юнги. Намджун наблюдает за их конвоем издалека, пока фигуры на горизонте не становятся все четче и четче и испытывает чувство дежавю. Он вдавливает ладони в свои глаза и пытается выпустить воздух из легких ровным потоком. Сокджин молча стоит за его плечом и ритмичный хруст снега под его подошвой из-за периодичного постукивания ногой ничем не помогает. Но он хотя бы молчит. – Мы не видели точно, что произошло, – отчитывается Сону, пока Юнги перемещают на кровать в доме знахарки Чон. Он в сознании, но не произнес ни слова, лишь ходячие желваки показывают, как хену должно быть сейчас больно. – Либо зацепился за челюсть, либо медведь полноценно прокусил ногу. – Зацепился, – цедит Юнги через сжатые зубы, и знахарка раздраженно машет каким-то куском ткани в его сторону. – Вижу я твое зацепился, – фырчит она, знающе и уверено берясь за работу. – Оттяпали тебе ляжку на зависть. Юнги продолжает молчать, злобно уставившись в полоток. Намджун стоит за спиной целительницы и не может найти в себе сил посмотреть. Поэтому Сокджин сдвигается сбоку и издает впечатленный свист, глядя на ногу Юнги. – И правда на зависть, – задумчиво выдает он. – Ходить-то будет? Намджуну кажется, что он вот-вот упадёт в обморок. – Поживем – увидим, – в тон выдает знахарка, и Намджун оседает на пол рядом с кроватью. – Еще одного тут не хватало, – раздраженно бормочет Чон, продевая нить в ушко иглы. – Слышишь, молодой человек! Сунь ему настойки под нос! Намджун слышит, как хен тяжелым топотом перемещается к шкафу в углу комнаты, как рычит охотникам, чтобы они испарились нахуй, пока гремит стеклянными и глиняными пузырьками. Несколько мгновений спустя, Намджун закашливается от того, как аромат спирта жжет его слизистую и ударяется головой об угол кровати, пытаясь отстраниться. – Черт, Намджун-а, – хрипит Юнги, и младший чувствует чужую ладонь на своем затылке. Его рука была выгнута под неудобным углом, но некоторое время Намджун не шевелился. Делая глубокий вдох, он поднимается на ноги, скользя своей ладонью по руке хена, не желая отстраняться, и смотрит в сторону его ног. Правое бедро рассекают две рваные раны, и на их фоне куча царапин кажутся незначительными. Госпожа Чон уже начала зашивать одну из ран, и от этого вида рука Намджуна бездумно метнулась к ладони Юнги, чтобы сжать ее в своей. – Может лучше в волчьей форме? – невозмутимо спрашивает Сокджин за его спиной, и кто бы знал, как Намджун ему благодарен, потому что его собственный голос его несомненно подведет. – Регенерация должна пойти быстрее. – Мальчик, тут пока регенерировать-то нечего, – фыркает знахарка, и Намджун переводит на нее взгляд, думая, что если он переживет сегодняшний день, то его волосы будут такими же седыми, как и у старушки. – Он что, по-твоему, должен заново мясо на костях нарастить? Сначала ткани срастим, а потом уж поковыляет ваш волк. Иначе волчонок будет здоров, а на своих двоих останется с узором. – Зато выглядеть солидно будет, да, Юнги-я? – хмыкает Сокджин, и Юнги что-то задушено сипит ему в ответ. Намджун смотрит на ухмылку хена, не трогающую глаз, и думает, как он может так держаться. Будучи Альфой Стаи Намджун безобразно размазался по полу из-за того, что его хену больно, что он травмирован, что он проебался, и его не было рядом, когда это произошло, и он не смог защитить своего… – Сопельки подотри, у нас на повестке дня серьезный вопрос, – смешливо смотрит на него Сокджини и проводит большим пальцем у Намджуна под носом, хотя тот абсолютно уверен, что его лицо сухое. – Наш главный охотник будет отлеживаться некоторое время. Что делать будем? Намджун моргает и пытается взять себя в руки, перестать быть излишне сентиментальным и абстрагироваться от громкого дыхания хена на кровати. Да, ему больно, но он жив и о нем позаботятся. Надо начать думать о деревне. Главный охотник. Насколько их это пошатнет? Есть много альф, которые по навыкам близки к Юнги, и совместно они вполне могут его заменить. Намджуну нужно пересмотреть планы вылазок и основной состав. У них есть целый медведь, и это неплохо, но второго такими же потерями Намджун предпочитает не видеть. – Я разберусь, – заключает он, прикидывая масштаб предстоящей работы. Сокджин кладет свою холодную руку на лоб Юнги, зачесывая влажную от испарины челку назад. Такого Намджун надеется больше никогда не увидеть.***
По просьбе Джиу Намджун перераспределяет ее в охотничий отряд, и больше она не занимается разведкой западной границы. Он ставит на ее позицию Кенсу, рассчитывая на его острый нюх, и приставляет Хосока для перестраховки. В их первую вылазку Намджун отправляется с ними, чтобы оценить ситуацию самостоятельно. Он стоит в своём волчьем обличии, сканируя грязно-красными глазами местность и пытается уловить хоть что-то. Вспоминая слова Джиу, он задирает голову, и смотрит на крону деревьев. Никого среди веток, естественно, не обнаруживается. Поэтому он движется дальше. Ведёт стаю мерным темпом, позволяя Кенсу отслеживать любые незначительные перемены в запахе, и пробирается сквозь чащу. Когда Кенсу приближается к нему в начале строя, Намджун коротко воет в воздух, отдавая сигнал замыкающему Хосоку, и бросается рысью вперёд. Он движется между деревьями, ожидая, когда их достигнет запах чужой стаи. Незнакомой или же Им, которые по какой-то причине решили раздвинуть свои границы – неважно. Им нужна хоть какая-нибудь конкретика. Они бегут десять минут, двадцать, тридцать. Кенсу, промежутками то замедляющийся, то снова нагоняющий вожака, тих. Намджун останавливается. Это бессмысленно. Если бы существовала стая, подошедшая так близко к границе Ким Намджуна, они бы уже как минимум уловили их точных запах. Они гонятся за призраком. На северо-западе территория ближайшей стаи Им Джебома. На востоке – Намджуна. Если они исследуют не в том направлении, то это может означать лишь то, что чужаки находятся по периметру деревни, что невозможно. Они возвращаются, и, спустя час, Намджун снова останавливается около границы и топчется на месте, позволяя волкам разбрестись вокруг. Намджун обращается в двуногую форму, игнорируя свою наготу, и обращается к Кенсу. – Ройте снег, – говорит он. Волки вокруг снова начинают собираться, поднимая уши, чтобы не пропустить слова лидера. – Ройте до земли. Намджун подходит к дереву, коротко проводя ногтями по шершавой коре и снова обращается. Он внюхивается в дубовину и врезается лапой в прибитый снежный покров, начиная работать, как и волки вокруг него. Около десяти минут спустя, он уже думает, что его идея не принесет никаких плодов, и готов отозвать стаю, но Кенсу удивленно выдыхает и начинает тихо чавкать, будто пытается попробовать воздух вокруг него на вкус. И принимается рыть точку, над которой он работал, с удвоенной силой. Через некоторое время Намджун понимает. Запах тяжелый, тухлый. Он вырывается из одной единственной вырытой точки, будто вонь ядовитого растения, чей плод по неосторожности раздавили. Намджун подходит ближе. От земли, раскопанной Кенсу, абсолютно точно несет разлагающейся падалью. Намджун смотрит в мутный глаз кроличьей морды и не знает, что ему делать.***
Намджун сидит рядом с Юнги на крыльце, стараясь помогать хену выбираться на воздух почаще, пока его ногу не перестанет стрелять болью с переносом веса. Они наблюдают за тем, как Сокджин дурачится с Чонгуком, балуя младшего вниманием. Они возятся в снегу, и забавный смех Чонгук-и разносится на ближайшую округу. Намджун чувствует, как расслабляются его плечи и челюсть, а потом, как его зубы с клацаньем врезаются друг в друга, когда Тэхен подбегает к ним и падает прямо на хена и Чонгука. Намджуну хочется сказать, чтобы он уебывал оттуда нахуй, не мешая младшенькому купаться в заботе, но он молчит и заставляет себя смотреть на то, как чужак теперь играется вместе с его стаей. Как он врезается своими слюнявыми губами в щеку хена, и как тот притворно возмущается, строя наигранное отвращение на лице. Солнечные лучи бьют прямо в лицо, и хен с правой стороны смешно морщится слезящимися глазами. Можно найти горькую иронию в том, что солнце вылезло с прибытием чужака, и стало мягко облизывать волков своим теплом. Намджун представляет, как он сворачивает Тэхену шею.***
– Хен! – Чонгук врывается в дом Намджуна вместе с морозным воздухом, но, парадоксально, от его присутствия в помещении будто становится теплее. Намджун чувствует, как его усталость вывеивается из тела вместе с метелью за деревянными стенами, и любяще улыбается младшему, который подходит к его столу. Чонгук неудобно заваливается поперёк Намджуна, выбивая из него воздух и упираясь телом в подлокотники, ему никаким образом не может быть комфортно, но они оба это игнорируют. Чонгук зарывается носом в шею Намджуна и тихо хихикает, когда старший щекотно фыркает в его плечо, помечая запахом в ответ. Они сидят некоторое время в тишине, заполняемой их сопением и треском горящих поленьев. – Мы с хенами идём завтра в лес, – бормочет Чонгук в плечо Намджуна. – Пошли с нами. Намджун кладёт ладонь на чужую макушку и вздыхает. – Хен, – хнычет Чонгук и капризно пинается ногой. – Сейчас сложное время, Чонгук-и. Дел больше, чем обычно, – сожалеюще шепчет Намджун. – Ты сто лун с нами никуда не выбирался. Зато Тэхен от вас не отлипает, – думает Намджун и с ужасом пытается спрятать подобные мысли как можно дальше. – Я знаю. Прости, – он успокаивающе проводит рукой по спине младшего, пока тот обиженно сопит. – Обещаю к следующему разу со всем разобраться. Чонгук дуется и не слезает с Намджуна, пока не наступает время ужина. Младший уходит раньше, чтобы альфа в одиночестве закончил делать пометки на карте. С легкой улыбкой на лице Намджун набирает в грудь побольше воздуха, будто хочет впитать в себя запах, который оставил за собой Чонгук. Запах его младшего, перемешанный с членами стаи. Кроме одной нотки, которая чувствуется лишней, неправильной. Будто на картину капнули чёрным. Намджун пытается не думать о том, что его приближенные позволяют Тэхену себя помечать, и сжимает перо в руке так, что оно без труда переламывается, оставляя чернильные разводы, растекающиеся в папиллярных линиях на его ладони.***
Намджун заходит в дом своих родителей на следующий день и послушно садится за стол, пытаясь делать вид, что ситуация не экстремальная. Бывшая лидерша стаи, ушедшая в отставку и передавшая титул единственному ребенку, хмурится, и из-за неровного освещения ее морщины кажутся глубже, чем они есть на самом деле. – Дичь на западе пропала около двадцати ночей назад, но я не мог и предположить, что она передохла. – Не могла она прям вся передохнуть, – скрипит отец, хрипло бормоча себе что-то под нос, пока он задумчиво раскачивается вперёд-назад на своём стуле. – Первый снег выпал спустя где-то десять ночей с предыдущей луны, – говорит старик. – Наши тогда регулярно забирались на запад. Намджун мычит, пытаясь вспомнить, как они могли пропустить, что происходило у них прямо под носом. Каким образом они в упор не замечали мертвые туши в течении почти целой луны, пока их не спрятали покровы снега. – Мы игнорировали запад как раз перед первым снегом, – откликается мама. Смотрит она строго на Намджуна. – Граница находится дальше всего от поселения, чтобы выйти на крупную добычу, надо выбираться намного глубже в чащу. Намджун чувствует, как его лицо идёт красными пятнами. Да, он сам это говорил. И так он аргументировал своё решение высылать охотничьи отряды на восток и юг, где граница ближе, а дичь покрупнее встречается чаще. Это были сборы, проходящие второпях. Холодать начало резко и раньше, чем они рассчитывали. Они сильно отставали от плана запаса, и выходы пришлось планировать так, чтобы минимизировать потери. Поэтому Намджун решил таранить самые выигрышные точки. – Может охотники туда и не выбирались, но периметр мы прочесываем каждый день. Гора мелких трупов, ее можно было бы учуять. Перерытая земля теперь не скрывает застоявшийся трупный запах, который доносится до границы поселения, и стае пришлось выдвигаться отдельно, чтобы прибивать снег обратно, в надежде, что зловония развеются в ближайшее время. – Значит они появились за несколько ночей до первого снега. И гнить уже начали быстрее с повышением влаги, – продолжает мама с каменным лицом, мерно постукивая указательным пальцем по столешнице. – Звучит логично, – выдыхает Намджун и пытается проморгаться. Мама с мягким вздохом подходит поставить перед ним кружку травяного отвара и ненавязчивым движением пробегается пальцами по его загривку. Это все – его родной дом, запахи старой знакомой мебели, забота родителей, – заставляет его чувствовать себя таким маленьким. Будто он несмышленый жалкий ребенок, решивший поиграть во взрослого, но все, что он получил в итоге – это синяк и бардак, который будут разгребать старшие. Имеет ли он право вести стаю? Быть лидером? Хорошо ли он справляется со своими обязанностями? Последние ночи показывают, что нет. Намджун хочет пойти на улицу и орать, пока не сорвет глотку. Хочет упасть в ближайший сугроб и надеяться, что он задохнется. Намджун смотрит на людей, которые доверили ему честь вести эту стаю дальше, заботиться о ней и способствовать процветанию деревни, и чувствует обжигающий стыд от того, насколько он их подвел. – Потеряшка, к слову, не с западной ли границы будет? – Намджун громко отхлебывает из кружки и сначала даже не понимает отцовского вопроса. На секунду он успевает разозлиться, что теперь Тэхен упоминается даже его родителями, но потом вспоминает, что вообще-то он действительно пришел с запада. Намджун задается вопросами. А как долго Тэхен бродил по лесу без стаи? Пять дней? Десять? Луну? Был ли он вблизи западной границы, когда живность начала дохнуть? Видел ли это? Намджун покидает дом родителей, скрипя зубами, и вызывает Тэхена на ковер.***
Тэхен совершенно не выглядит так, как перед остальными. Кажется, что даже его черты деформировались. Он вытирает ладони об штанины, и его выражение лица выглядит незнакомым без морщинок от улыбки. – Как давно ты покинул свою стаю? – спрашивает Намджун. – Не смогу сказать точно, – бубнит омега, и даже его голос кажется ниже без этой смешливой интонации, с которой он говорит за столом с остальными. Намджун позволяет ему увильнуть от ответа и вместо того, чтобы вытягивать из Тэхена отстраненные от сути проблемы детали, решает идти напролом. – На стороне, где ты объявился, была найдена куча падали. Что ты знаешь об этом? Чужие глаза поражено распахнулись, и перед Намджуном снова предстал ребенок, которого он впервые увидел почти луну назад – неуверенный, растерянный и напуганный. – У тебя совсем воспитания нет? – раздраженно выдает он, желая закончить с этим поскорее. – Я... Да, я знаю. Я забыл об этом, – бормочет Тэхен и прячет руки за спину. – Я с тобой не собираюсь вести абстрактные беседы. Мы говорим в формате вопрос – ответ, и ты сейчас отказываешься сотрудничать с Альфой Стаи, который дал тебе крышу над головой. – Это была попытка держать волков подальше, – сглотнул Тэхен. – Я наткнулся на обглоданного кролика и... и решил, что будет хорошей идеей пометить территорию падалью. Никто бы не стал идти на запах мертвечины, когда очевидно необходимо добыть свежее мясо перед холодами. Я забирался на деревья, думая, что под прямыми солнечными лучами разложение пойдёт быстрее, но... я был не прав. Конечно. Конечно он был не прав, какие солнечные лучи в преддверие зимы ускорят гниение. Глупый, тупой, проблемный чертов чужак Тэхен, который какого-то хуя носит на себе запахи членов стаи Намджуна. Память Намджуна подсовывает ему картинку, как он смотрит на нервозную Джиу, которая говорит ему о том, что за ней как будто следили с деревьев. Деревьев, которые были помечены трупным зловонием. Не удивительно. – Ты сейчас говоришь, – низко рычит он, – что вся дичь не передохла, а это ты ее перебил? – Не всю! – чужой голос неожиданно подскакивает. – Максимум десять кроликов, которых я оставил! И парочка костей после еды. Не всю. Десять кроликов. Видимо, воняющая плоть распугала оставшуюся дичь, и теперь запад будет пуст некоторое время, потому что вся добыча разбежалась и не появится там, пока запах падали не исчезнет. Намджун думает о том, что с оттепелью ему надо будет закопать все источники вони. Он не может позволить своим волкам заниматься подобной грязной работой, подтирая дерьмо за... – Ты, чертов придурок, – наклоняется Намджун вперёд, совершенно не заботясь, как он влияет на чужака перед ним. В последнюю очередь он будет переживать, что его феромоны насильственно подавляют омегу перед ним, когда этот самый омега служил его головной болью последние недели. – Хоть понимаешь, что на запах падали наоборот идут? Тэхен перед ним выглядит болезненно, его побледневшая кожа лица уродливо контрастирует с каминным огнём за спиной. – Нет ни одной стаи, которая проигнорирует внезапно появившуюся падаль вблизи своей территории. Тебе блядски повезло, что снег выпал всего лишь за несколько ночей. Намджун отводит глаза на карту, перекрывающую целую стену и решает прояснить все до конца. – Кого тебе нужно было отпугивать? Несмотря на то, что он держит руки за спиной, все еще можно понять, что пальцы Тэхена подрагивают, прямо как в их первую встречу, и Намджун понимает, что говорит с ним в первый раз с тех пор, как позволил этой шавке слоняться по своей территории. – Тэхен, – рявкает он, – кого ты, блять, отпугивал? Намджун знает приемлемый ответ. Он один. И больше всего он сейчас хочет услышать эту тупую констатацию факта, приземлиться задницей в своё старое кресло, выдохнуть и выгнать сучьего сына из своего кабинета. – От своей стаи, – выдаёт он тихим голосом. И Намджун опускается в кресло. Но не по той причине, по которой хотелось бы. А потому, что он в полной жопе. Не от других бродячих волков. Не от стай, основавшихся в разных точках бесконечного леса. А от очень конкретной стаи. Своей. Его блять приследуют. – Твоя стая, – повторяет Намджун, – имена вожаков? Тэхен выглядит так, будто сейчас расплачется. Намджуну внезапно тоже хочется плакать от осознания, что он позволил чужому омеге обтирать углы своей деревни запахом, даже не подумав о том, что у Тэхена на хвосте может быть чертова стая. Чертова стая, которая может прийти и бросить вызов. Которая может ранить его волков. Губы Тэхена дрожат, и слеза все-таки скатывается с его щеки и приземляется на ковёр Намджуна. Это снова заставляет его разозлиться. Он начинает рычать, но Тэхен спохватывается прежде, чем альфа успевает что-либо сказать. – Хван Тэгю – Альфа Стаи, Хван Сумин – Омега Стаи. Намджун моргает, и ему кажется, что мир перед ним кренится. Хван Тэгю. Этого альфу он видел в последний раз десятки лун назад. Несколько зим назад. Ещё до того, как он перенял звание Альфы Стаи у своей матери. Это имя повисает в воздухе, будто кусочек пазла, который завершает картину. Хван Тэгю, чья стая обосновалась на юге, намного дальше остальных соседей. Слишком далеко. Рысью без остановок к ним займет около пяти часов. Намджун себя чувствует несмышленым от того, сколько вещей он не замечал или отказывался видеть. Ровная линия носа, изгиб верхней губы и аккуратный округлый подбородок Тэхена, которые один в один повторяют черты лица Хван Тэгю. Разумеется. Блять, очевидно, что не одна стая не будет искать по зимнему заснеженному лесу одного сбежавшего омегу. У Тэхена либо очень высокая самооценка, либо у него есть полная уверенность в том, что у стаи имеется резон высылать за ним поисковиков. Побег омеги семьи Альфы Стаи звучит как весомый повод. Побег ли? Может его все-таки выгнали? Намджун обводит глазами мужчину перед ним, который впился зубами в нижнюю губу, чтобы приглушить всхлипы. Да. Вероятно, действительно побег. Хваны не настолько тупы, чтобы выгонять одну из высших омег зимой, обрекая на смерть. Намджун не знает, Хван Тэхен является братом или сыном Тэгю, но любой из этих титулов помещают его в верхушку стайной иерархии. Его не могли спровоцировать на побег обычные волки стаи, потому что те и не вякнули бы ничего в его сторону. Значит этому поспособствовал кто-то рангом выше. Кто-то, кого нельзя поставить на место. Кто-то, перед кем защита Альфы Стаи не имеют никакого веса. То есть, перед самим Альфой Стаи. Намджун тихо стонет и массирует переносицу. Он бы мог посочувствовать. Мог бы подискутировать на тему аморального превышения полномочий Альфы Стаи, который использует силу не чтобы защищать, а чтобы уничтожать своих же волков. Но, откровенно говоря, Намджуну до пизды драматичные аспекты жизни Тэхена. Он своим присутствием пометил стаю Намджуна красной точкой для визита Хванов в любой момент. И глядя на чужое искаженное лицо, Намджун надеется, что он понимает. Что он ясно нахуй осознаёт, что все те люди, которые были к нему добры, которые готовили ему еду каждый день, которые давали ему своих щенков в руки, ставятся под удар. От него надо избавляться. И избавляться срочно. – Где ты спишь? – кто заметит твое исчезновение первым спросил Намджун, сгорая от злости на самого себя от того, что даже не проследил, где именно шавка остановилась в его деревне. – В доме Чиминни… – Чимин-сонбенима, – рявкает Намджун. – Мы одного возраста, – возражают ему, и альфе кажется, что если он не заткнется, то ему придётся свернуть чужую шею прямо сейчас. – Но вы не на одном уровне. И это все, что требуется. Потому что шавка не может называть приближенных Намджуна неуважительно, будь он хоть в два раза старше всех их вместе взятых. Тэхен сглатывает и упирается стеклянными глазами в пол. – Перед восходом солнца ты покидаешь эту деревню, – ровно говорит Намджун, – ты остаешься в этом доме, и я лично прослежу. Мне плевать, куда ты пойдёшь, но ты будешь метить каждое дерево на своём пути, чтобы отвести от нас след. – Чиминни ложится спать только после меня, – качает головой Тэхен. Альфа молится всем богам, о которых когда-либо слышал, чтобы ему простили жестокость, которую он сейчас ощущает по отношению к омеге перед ним. Чертов Чимин и его чертова гиперответственность за чужих щенков. Чиминни, который скорее всего никогда Намджуна не простит, если узнает. – Чимин сегодня резвился в лесу и отрубится, как только зайдёт домой. – Он не так уж много бегал, – снова возражает Тэхен, и Намджун задается вопросом, умеет ли он в принципе вести себя, как следует. – Больше стоял с Юнги-хеном. Стоп. – Ты был с ними? Тэхен стоит ровно, со своими расправленными плечами и зареванным лицом, и выглядит настолько жалко, неуверенно кивая. – Как часто ты выбирался за пределы деревни? – Это был первый. Намджун смеётся. Тэхен теперь может не уходить, – язвительно выдаёт его воспалённое сознание. – Толку, если он уже пометил ближайшую к стае поляну. Судя по всему, последнее он произносит вслух. Тэхен вздрогнул, но у него хватило стыда промолчать. В случае, если псины Хвана ухватили след Тэхена, у них осталась максимум ночь. И наверняка это выяснится, только если завтра в это же время далекие соседи не соизволять нанести визит. Теперь он даже не может незаметно убить его. – Ты проваливаешь, – голос Намджуна получается отчасти ласковым, – прямо сейчас. Тэхен всхлипывает. Дверь в кабинет распахивается без стука и разрешения, и есть только пять человек, которые позволяют себе это делать. Намджун смотрит, как Сокджин сбрасывает шубу с плеч, и ему кажется, что мигрень нарастает с новой силой. Старший поднимает брови, но ничего не говорит. Даже видя заплаканное лицо Тэхена, он в первую очередь переводит серьёзный взгляд на Намджуна. – Он Хванский. Хван Тэгю. И за ним хвост, – устало сообщает Намджун, водя рукой по воздуху. Одна из черт Сокджина, которой он безбожно завидовал, было умение мгновенно схватывать суть проблемы. Хен поджимает губы и подходит к Намджуну, не глядя на омегу. И какой-то злой червячок в сердце Намджуна испытывает мстительное удовлетворение видя то, как хен уверенно направляется к его стороне, будто это не он кормил с рук и сюсюкался с Тэхеном последнее время. Сокджин облокачивается бедром на спинку кресла Намджуна и молчит. А потом выдаёт: – Мы с мелкими ходили на прогулку сегодня. На юго-восток. Намджун готов его расцеловать. – Я знаю. Думаю, расчехлять ли вяленое мясо к гостям, – язвительно отвечает он, но надеется, что Сокджин поймёт, что он имеет ввиду. – Его волки далеко не залезают. Чтобы выследить Тэхена здесь, нужно было отсылать отряд намеренно на нас для слежки. Нерационально и маловероятно, – спокойно регистрирует Сокджин. – Но мясо я на всякий случай бы достал. Тэхен перед ними утирает щеки тыльной стороной ладоней, бормоча что-то неразборчивое себе под нос. Тон Сокджина смягчается: – Я зашёл сказать, что Чонгук возможно заболел. Нарезвился в снеге и сейчас сидит, как грелка. Намджун прикрывает глаза.***
Они сидят в кабинете Намджуна всю ночь, и когда первые солнечные лучи падают на меховой ковер в комнате, Тэхен вздрагивает от сигнала горна, раздавшегося с юга. Сокджин поднимается первым и с каменным лицом натягивает на плечи шубу. Намджун делает тоже самое и выходит на улочку, по которой охотники уже бегут к южной границе. Он игнорирует лица стариков, выглядывающих в окна, и не смотрит в сторону родительского дома, когда проходит мимо. Сзади себя он может различить тяжелый уверенный шаг Сокджин-хена, и тихий хруст снега от неровного мельтешения Тэхена. У границы леса уже собралась часть волков, которые стояли полукругом, прикрывая граничные дома. Хван Тэгю стоит перед лесной чащей, на границе клана Ким, пока его волки таким же ободком выстроились среди деревьев. - Ким Намджун! Сколько лет, сколько зим, да ты, я погляжу, подрос с нашей последней встречи, - альфа стаи морщинист, но не стар; внешность у него лет на тридцать, а уверенность на все пятьдесят. - Хван Тэгю, - кивает Намджун, не позволяя взгляду вилять от чужих глаз, - какими судьбами? - Мой старый молодой друг, - посмеивается он, - понимаешь ли, произошло недоразумение, и так уж сотворилось, что у тебя затесался мой бегляк. Я все понимаю, присваивать чужое у нас не в чести, но я готов преподнести тебе искреннюю благодарность за то, что присмотрел за моим волком в такое тяжкое для всех нас время. Намджун мычит себе под нос, давая понять, что гость был услышан, и бегло обводит взглядом чужих волков, стоящих на спиной вожака. Их от силы 30, большинство из них широкоплечи и долговязы, - от чего становится понятно, что визит был нанесен не за отдачей чести. Он возвращает свое внимание Тэгю, стоящего с мерзкой ухмылкой на лице и пренебрежительно поднятыми бровями, и у него нет никакого желание иметь дело со скользкими типами на чертовом рассвете, когда его волки даже не одеты. Намджун не оборачивается - не смеет отвести взгляда от чужой стаи перед ним, когда Тэгю говорит: - Пожалуй настало время забрать свою потеряшку. Тэхен, - его жесткий голос эхом разносится по тихой лесной округе, - тебе пора домой. Намджун слышит неровные шаги позади себя и периферийным взглядом следит за омегой, когда тот оказывается в его поле зрения. Тэхен медленно пересекает расстояние между двумя стаями, судорожно оборачивающийся на Намджуна, умоляя чтобы тот что-то предпринял. Альфа стаи даже не смотрит в его сторону. Зато смотрит другой: Хосок подскакивает к Тэхену, за руку уводя его за свою спину, прикрывая от Хванов, но тот не удерживает равновесия и приземляется на свой зад, - Намджун считает это веской причиной, чтобы наконец-то увидеть. Он смотрит на омегу и больше всего ему хочется оказаться где-нибудь не здесь. Ему хочется заорать на всю поляну, хочется впиться рукой в волосы, хочется молча развернуться и запереться в своём доме до тех пор, пока проблема не решится сама собой. Но вместо этого, он смотрит на сидящего на снегу Тэхена, упирающегося щекой в штанину Хосока, которая впитывает одиночные слёзы молчаливого принятия. Рука хена заботливым жестом лежит на макушке Тэхена, перебирая чужие пряди, и Намджун глубоко вздыхает. Было бы легче, если бы это был Чимин – он хоть и страшен в гневе, но достаточно вспыльчив, чтобы эмоции затмевали его сознание. Намджун смог бы повалить его силой, избавиться от Тэхена и сделать вид, что этой ситуации никогда не происходило – потому что это было бы правильным решением. Его работа заключалась не в потакании чужим капризам вопреки безопасности, а в защите. Но Хосок не Чимин, и в ярости он становится только более расчетливым. Он не будет орать и метить кулаками в чужое лицо, он будет стоять так, как стоит сейчас, на защитной позиции, впиваться горящим яростным взглядом в Намджуна, и целиться будет ровно в шею, чтобы сразу перегрызть глотку. Четко и по делу: есть цель – есть результат. Намджун снова окидывает Тэхена скучающим взглядом и замечает, как рука Хосока на его макушке ненамеренно дергает засаленные пряди. Где-то справа раздаётся приглушённый рык Чимина, который он был не в состоянии подавить. Вопреки всему, Намджун его игнорирует. Волк, тихо роняющий слезы на снегу, выглядит каким угодно, но не опасным. Слишком тонкий, чтобы навредить. Слишком разбитый, чтобы что-то предпринять. Но нутро Намджуна воспринимает омегу иначе. Он чувствует прожигающие взгляды стаи на своей щеке и отворачивается. В голове Намджуна слишком много мыслей, которые наводят на него леденящий ужас. Некоторые из них о том, как он вымотан. О том, что ответственность, взваленная на его плечи, не может быть сдвинута и конным строем, но он все равно пытается лягаться и тянуть за собой телегу, прокапывая ногами землю. О том, что он хочет бросить это все, даже если это значит, что ему нужно себя умертвить. О том, что его люди в опасности, и он ощущает себя непривычно юным на этой поляне, стоя посреди двух огней, в ожидании, когда пепелище достигнет его самого. Он задается вопросом, когда его стая пошла по пизде? С каких пор его волки стали скалиться в его сторону, будто он является главной опасностью, несмотря на то, что Намджун всегда был и будет их главным защитником? Почему, посвятив всего себя этим волкам, дав клятву защищать их ценой собственной жизни, они все равно готовы пойти против него из-за мальчишки, которого знают меньше месяца? Сокджин стоит в нескольких шагах от Намджуна, совершенно тихий, готовый принимать решения лидера вне зависимости от собственных убеждений. Намджун благодарен за это. Если они все это переживут, он обязательно скажет это старшему в лицо. Альфа видел, как Юнги дохромал до поляны и стоит где-то позади, и он просто надеется, что найдется кто-нибудь, кто уведет раненого хена подальше. Надеется, что уязвимый Чонгук останется в хижине до самого конца, и что его никто не найдет. Сейчас бы домой. К тлеющему камину, и пряному вину, согревающему изнутри. Иногда Намджун думает, что он слишком много проебывается как лидер. Тэхена надо отдать. Зима будет затяжной, их главный охотник вышел из строя и не будет способен пополнять запасы, а крыша сарая из сухих брёвен начала протекать. Все об этом знают. Они стоят на булыжнике посреди бушующего океана, и теряют равновесие. Война с соседней стаей будет некстати. Война со своей личной стаей из-за принятого решения будет ещё более некстати. Поэтому Намджун стягивает с плеч свою шубу и с сожалением кидает ее в снежный сугроб, пряча мечты о тёплом алкоголе на задворках сознания, когда волоски на его предплечьях поднимаются от холода. Наблюдая за тем, как снег промокает его любимую шкуру, символизирующую точку невозврата, Намджун думает о том, сколько детей и стариков сейчас сидят в своих домах и сколько из них не переживут эту зиму из-за гребанного Хван Тэхена. Он полуобнаженный оборачивается к чужакам – показывая готовность немедленно обратиться – и старается сделать свой голос как можно менее уставшим, когда говорит: – Не думаю, что мы может помочь Вам с этим. Он может быть не очень хорошим лидером. Он совершал много ошибок и, скорее всего, если его жизнь будет длинной, совершит ещё столько же. Возможно, он совершает одну прямо сейчас, в этот момент. Намджун много в чём плох: он не умеет рисовать, шутки его всегда нелепы, и он потрясающе неповоротлив в пространстве для Альфы Стаи. Но, несмотря на все это, есть одна вещь, в которой он всегда был хорош. За свою стаю он разрывает голыми руками. У него может быть слабый хен, у него может быть больной младший, у него могут быть члены стаи, опасно скалящие на него зубы, но это ничего. Все нормально, думает он, даже если никто из его волков не будет в состоянии стоять на своих ногах, Намджун прикроет их всех. Он не лучший альфа, но он жесток, когда надо. И эта жестокость никогда не будет направлена на его близких. Свою стаю он будет защищать безоговорочно. И судя по всему, Намджун проглядел, когда Тэхен стал ее частью, и все, что ему остаётся – молчаливо пожинать плоды, вставая живым щитом перед угрозой. Намджун сожалеюще смотрит мимо Хванов на поднимающееся из-за горизонта солнце, заставляющее снег вокруг блестеть. Он отслеживает, как Тэгю слегла покачивается на своих ногах, перенося вес с одной на другую, и в то мгновение, как Намджун замечает, что альфа заводит одну ногу за спину, он позволяет своим глазам вспыхнуть красным. Цветом, которым пропитаются снежные завалены на территории стаи Ким. Пока его кости ломаются, чтобы снова срастись в волчьей форме, он слушает вой волков сзади, которые тоже начали менять свой облик. Намджун надеется, что в процессе боя Тэхена незаметно убьют. Это решило бы большую часть его проблем.