Серьги и обещания

Джесси сложно растрогать. Она любит только свою козочку, работу (по большей части) и секс — всё остальное опционально. И задеть за живое её практически невозможно, проще лёд растопить где-нибудь в Антарктиде. Но Александре почему-то это удаётся, пусть и непонятно как. Она помнит их первую встречу до мелочей, как будто это было вчера, далеко не в самый лучший день в её жизни — так, во всяком случае, тогда казалось. Сначала перелёт из Брюсселя в столицу Италии, затем ночной рейс в Венецию из Рима. И никакой оплаты вперёд, на что Джесс соглашается крайне редко, но дело явно не стандартное. Олег ей не чужой всё-таки, пусть и командир был из него в своё время никудышний. Помочь Волкову на финальном этапе плана Джесси попросту не успевает. Разумовскому хватило фигур и без неё, и одного-единственного звонка с неопределившегося номера Родригез хватает, чтобы сорваться из аэропорта на новый-старый заказ. Тело Волка, опутанное проводами, почти пугает — зато жить будет, он кого угодно переживёт… Такая сила воли. Уже знакомая госпожа посол говорит, что он просто сделал неправильный выбор. Джесси знает, что у влюблённого Волка выбора никогда не было, но ничего не отвечает. В конце концов, не время спорить с дамочкой, которая теперь ей платит. Из подпольной больнички Джесс едет прямиком на место событий, во дворец. Странно, но ей хватает времени на то, чтобы застать почти всех участников Игры на месте — Разумовский и Волков не в счёт. Место преступления даже не оцепили. Непуганые итальянцы не успели как следует среагировать на ситуацию, и Джесси это только на руку. У неё всего одна задача: скрыть следы присутствия «своих» наёмников, и, казалось бы, нет задачи проще, но… Сандра. Точнее, просто незнакомка, которая задумчиво вертит в руках подозрительно знакомый нож с гравировкой креста — попробуй забудь, сама Шуре дарила. Отпечатки с них снять легче лёгкого. Джесси наблюдает — не выдирать же у неё нож из рук? — и не может отвести взгляд, пусть и пытается оправдывать свой интерес работой. Но нет, всё далеко не так просто. Эта пока ещё неизвестная не плачет, когда пытается поддержать своих друзей по несчастью, молча следует командам полиции и наёмников (знакомые лица!), даже пытается улыбаться, когда на неё смотрят, хоть и выглядит почти больной в заляпанной кровью одежде. Нож уж очень привлекательно торчит у неё из кармана, чтобы Родригез упустила такую возможность. — Воды? — предлагает Джесс, садясь рядом с ней на корточки, и добавляет, не особенно надеясь на то, что её поймут: — Осмотр места преступления и опрос свидетелей — дело не быстрое. — Спасибо, но здесь есть те, кому помощь нужнее, — на отличном английском отвечает она и смотрит на «главного виновника торжества» — Игоря Грома. По изначальному плану именно его Джесс должна была бы убрать, победи он Разумовского. Но он сам всё испортил. — Джессика. — Саша. Джесси сдерживает улыбку, но не забывает вытащить нож из кармана собеседницы, пока та отвлекается. Ещё один Са-Ша на её голову! Сандра ей идёт больше, даже нет намёка на акцент, разве что слова произносятся с британской тщательностью. Впрочем, к русским Джесси давным-давно нашла подход — все методы в своё время отработаны на Нике и Шуре, а никого более русского (не считать же татарина Волкова и украинца Дракона?) Родригез не знала. — Са… — …ша, — заканчивает за Джесси Сандра и поднимается на ноги с с новыми силами. Её взгляд из стали, а побрякушки в ушах — яркий дешёвый пластик, на который Джесс не может перестать смотреть. Она состоит из контрастов. — Александра. Джессика, ты не могла бы помочь моему другу? Боюсь, мою помощь он сейчас не примет. И Джесси помогает, сама не зная почему. У неё, разумеется, другие дела, но… Оно того стоит. Мозолить глаза жертвам игр Разумовского. Завершить контракт с госпожой послом досрочно. Помогать Александре связаться с родными. Узнавать её с каждым днём всё сильнее и не понимать, почему они не встретились раньше. У них не так уж и много общего, это правда, да и взгляды на жизнь совпадают хорошо если процентов на пятьдесят. Но Джесс верит, что противоположности притягиваются, а Сандра не сводит с неё тёплого взгляда каждый раз, стоит Родригез оказаться в её поле зрения. «Мисс Родригез, Джессика? Это ведь вы?..», «Джессика, хорошо, что ты приехала!», «Я никого здесь не знаю, кроме тебя, Джесс»… Она для неё Джесси или Джесс. Для Родригез — причина остаться в Италии и полюбить ранние подъёмы, потому что Са-Ша выходит на пробежку перед очередными допросами-разъездами-интервью, а значит она не против компании. Сандра… Александра любит кольца и смешные серьги, Джесси замечает это ещё тогда, когда впервые увидела белую как мел девушку перед трупом невесты её бывшего. Поганая история от начала до конца, но Джесс не привыкать. Разбитое сердце лечится новой влюблённостью… Во всяком случае, Джесси на это надеется. Серьги в виде щупалец не выходят из головы даже ночью. А ещё — взгляд. Спокойный, металлический почти. Словно в Са-Ше есть стержень, который ничто не сломает, даже самая жестокая игра. Джесси торчит на допросах, выискивает информацию о деле в обход других, отклоняет выгодные контракты, сославшись на поправки. Нет, деньги срочно не нужны. Да, останусь в Венеции. Нет, никакой помощи не нужно. Условия контракта иду вразрез с личными интересами… Личный интерес притаскивает ей кофе за свой счёт и даёт заснуть на своём плече после второй бессонной ночи подряд. Кажется, во сне кто-то мягко перебирает её волосы, и Джесс надеется… ей хочется надеяться, что это Сандра. Причина? Где хоть одна причина? Почему Джесси, адреналиновая наркоманка и человек-праздник, не может спокойно взять и уехать? Почему не может просто сделать вид, что дело в Венеции ничуть её не зацепило? Она зацепила. Са-Ша. Думать о чувствах Джесс любит не больше, чем говорить, но теперь хоть немного понимает Волкова, который её уговаривал присоединиться к венецианской кампании в самом начале, ещё до петербургского этапа. Хотел обезопасить своего психа, пока не был в стране, а тот его почти убил. Интересно, Са-Ша выстрелила бы?.. Нет, она бы расправилась бы со своими обидчиками иначе, без всяких демонстраций, но жёстко и радикально. Поэтому у неё ничего с Игорем и не вышло. И Джесс остаётся в стране до того самого момента, пока заложников Разумовского не отправляют обратно в Россию уже официально. Суд над Разумовским состоится ещё не скоро, но это уже мало касается итальянской стороны. И Са-Шу тоже. Джесси вызывается быть сопровождающим лицом от итальянской стороны. Сама. И в первую очередь — её. Александры, Сандры, Са-Ши… Её почти-что-подруги-и-даже-больше, которая резко вошла в жизнь Джесс с пугающей неотвратимостью. — Это ты ведь устроила так, чтобы Игорь не знал результатов вскрытия? — спрашивает Сандра, когда в её номер заявляется Джесс перед самым вылетом домой. Как всегда без приглашения и с порочной улыбкой — так говорит Са-Ша. Взгляд у Сандры такой же, как и после игры Разумовского. Несгибаемый. В личном деле написано, что у Са-Ши лёгкий характер, что она весёлая и коммуникабельная, но Джесси готова поспорить, что ничто из этого не то что бы не правда, но не имеет большого значения. Са-Ша непоколебимая. Не та, кого можно взять и сломать, не самая гибкая и простая, но Джесс всегда любила сложности. — Откуда такая информация? — Ты мне сейчас сказала, — отвечает Сандра и придерживает Джесс за рукав формы, словно боясь, что её оттолкнут. Как будто она может так с ней поступить! — Спасибо, Джесси! — Твой друг сейчас не готов узнать что-то подобное. У тебя есть час, Са-Ша, — усмехается Джесси, собираясь уходить, но её останавливают на пороге. — Джесси, постой! И ты просто так уйдёшь? — Эй, ты вообще-то домой возвращаешься, всё как ты хотела, Са-Ша. Моё дело сделано. Que carajo quieres? — ворчит Джесс, не заботясь о том, что Сандра не знает испанского. Са-Ша поймёт, обязательно поймёт, что она хочет сказать. Всегда понимает. — Я догадываюсь, что ты меня посылаешь, но, прошу, дай мне минуту, хорошо? — Ладно, Са-Ша. — У меня есть не так много ценного здесь, но так уж вышло, что ты стала, и я хочу… Хочу, чтобы у тебя осталась другая моя ценность. У неё почти высокопарный английский, с таким красивым британским акцентом, который выдаёт волнение сильнее всяких слов. Джесс тоже волнуется. Она не хочет её отпускать. И сама из Италии уезжать не хочет, потому что здесь впервые за долгое время чувствует себя дома. Не просто живой, как где-нибудь в песках Сирии, а настоящей. Просто Джесси без всякой грязи из прошлого, которая может забраться под одеяло к своей подруге и слушать убаюкивающие лекции на английском о причинах отсутствия эпохи Возрождения в русской литературе, где понятно хорошо если каждое третье слово. Вычурные серьги опускаются на загорелую ладонь с тихим шорохом. Тяжёлые, пусть и выглядят воздушно. Джесс как будто умирает, когда видит их. Неправильно. Нет, они должны быть только на Са-Ше!.. Но она их почему-то отдаёт Джесси, которая совсем их — Сандры — недостойна. — Кажется, они тебе понравились. — Это… Подарок? — переспрашивает Джесси. Как похоже на прощание. Ужасно. Отвратительно. Пугающе пусто и тошнотворно. — Сохрани их для меня, пожалуйста. Джесси не сможет их сохранить, точно-точно! Выбросит, стоит только Сандре сесть в самолёт, лишь бы не помнить, лишь бы не чувствовать ничего больше, но… Она забирает серьги себе, зная, что вряд ли уже с ними расстанется, пока не сотрётся фиолетовая краска на пластике. Её попросила Са-Ша, и Джесс не может отказать. Они едут до аэропорта молча, и Джесси всё не может поверить, что знает Са-Шу всего два месяца, и вот теперь прощается с ней навсегда. Как будто её и не было никогда. Сандра смотрит в окно до самого аэропорта. В отражении не понять, что она чувствует, но Джесс чудятся влажные дорожки на её щеках. Дождь или слёзы? Она не хочет знать ответ. Никого, кроме Сандры, Джесси не видит. К чёрту Грома и его друзей, к чёрту Шуру с возвращённым ножом, который безуспешно пытается маскироваться под гражданского. Прощание. Обжигающий поцелуй в щёку, ничего не значащие, пустые слова, просьба писать и звонить почаще, а если будет возможность — и прилететь. Джесс думает, формальность. Они всё, что хотели, уже друг другу сказали, а если и нет, то уже и не стоит. Взгляд у Сандры теперь отчаянный, больной почти, какого Джесси у неё и не видела никогда. Смешно. И чувствуется так, будто два месяца (вместе) — целая вечность, которая заканчивается слишком рано… Вот и всё, никаких хэппи-эндов. Остаются только серьги и слова Сандры, утонувшие в их молчании, которые доходят до Джес не сразу, а только у самого трапа. Ценность. Не серьги из дешёвой пластмассы, не чужой нож с крестом и даже не деньги. Ценность для Сандры — она, Джесси, а значит… В голове как будто взрывается сотня фейерверков. Джесс готова проклясть и возблагодарить чёртов языковой барьер, который делает так плохо и хорошо одновременно. — Са-Ша! Я приеду в Петербург, — кричит Джесси вслед. Сандра замирает на трапе, словно боится оглянуться, но в последний момент решается. — Обещаю! И месяц не пройдёт. Прыжок веры. И снова серый стальной взгляд, в котором больше нет никаких сомнений, одно лишь обещание, ради которого Джесс готова преодолеть тысячи километров неважно сколько раз. Александра Филиппенко грёбаный боец, и никто, кроме Джесс, это не замечает. Или никто просто не хотел замечать, никто никогда не смотрел на неё так, как она? — А я буду тебя ждать. В Италии остаются пластиковые серьги. А в Петербург улетает сердце Джесси Родригез, наконец-то в надёжных руках.