Шёлк на бретелях

      Уж кто-кто, а Моблит точно никогда не мог подумать, что такое может произойти именно с ним.       На рядовом выходном, когда домашних дел обычно невпроворот, заявление Ханджи о том, что они обязаны поехать в торговый центр, обрушилось, будто снег на голову.       Повод был как никогда прост. Скоро годовщина у Захариусов, первый юбилей свадьбы, как-никак, а в шкафу из парадного только белый халат с бейджем – излюбленная рабочая форма институтской лаборатории да пару-тройку брюк с рубашками, которые для похода в ресторан ну совсем не годились.       — Не ной, Моблит, мы только пришли! — бодро воскликнула она, когда с их «только пришли» прошёл уже битый час. — Давай зайдём туда, говорят, новая коллекция платьев у них закачаешься.       — Легко тебе говорить, — возразил Бёрнер. Он уже порядочно долго ходил, таская в руках коробку из магазина посуды, пакет с овощами для рагу на ужин и даже запасной телефонный аккумулятор в аляповатой упаковке. Всё это Ханджи умудрилась купить до того, как подберётся к заветной цели – новому платью. Интересно, и чего ей приспичило?       Важная поправка: подобную одежду она и надевала-то очень редко, а чтобы с таким рвением искать по магазинам… Вряд ли вспомнится, было ли такое вообще когда-то.       Может, у неё во вкусах успело что-то поменяться? Грош цена ему, как мужу, если он упустил этот момент. За три с половиной года жизни бок о бок Моблит перестал удивляться чему бы то ни было – Ханджи ведь ходячий ураган новых идей и целей, шустрый и остроумный!       Но в последнее время так редко удавалось действительно проводить время вместе: юридическая контора, где он трудился уже не первый год, снизошла до того, чтобы дать неплохое повышение. С повышением пришла и новая порция загруженности бумагами, – по самые уши! – поэтому домой он приходил крайне уставший, тут же плюхаясь на диван и впирая взглядом в телевизор. Потом по обыкновению поднимался, быстро шёл в душ и проваливался в сон на кровати, повернувшись спиной не только к жене, но и всему миру. Реже – засыпал прямо так, растянувшись на спинке дивана.       Ханджи лишь тихонько цыкала, укрывая его пушистым пледом, а потом следовала в комнату в одиночестве.       Светлая вывеска бутика рябила огромными буквами перед глазами. Ханджи кивнула в с сторону дальнего ряда. Там, по её мнению, можно отыскать что-то подходящее. Что-то, что заставит мужа вновь глядеть на неё, словно на редкую диковинную статуэтку, вновь пробудит хоть какую-то заинтересованность, так внезапно схлынувшую вникуда в последнее время.       — Смотри! Изумрудное, терракотовое, — озвучивала она цвет каждого перебранного платья. — Может, светло-бежевое? Как думаешь?       У Моблита аж голова разболелась от таких названий. Терракотовый – это что за цвет вообще такой? Что-то вроде оранжевого? Господи, слишком сложно.       — Выбирай то, что тебе больше нравится, — он вымученно улыбнулся.       Ханджи как-то тяжело вздохнула, а лицо её стало уже менее радостным. Рот сомкнулся в тонкую линию, привычно искрящиеся глаза покрылись тусклым налётом. И замолчала. Отчего-то, Бёрнер сразу понял – он сказал или сделал что-то не то.       — Всё ясно, — наконец, процедила она. — Пойду в примерочную.       А затем, прихватив охапку вешалок, быстро удалилась, оставляя мужа в растерянности.       Он знал точно, что Ханджи не из тех, кто может вспылить на пустом месте. Этим обычно грешил Леви, когда они с Эрвином приходили в гости на ужин. Но там-то картина была ясна: поскалится немного, пару раз скинет руку Смита со своей талии или бедра под столом, но потом непременно сдастся и приластится обратно сам.       А с Ханджи-то всё не так. Сейчас в голове творилась полная неразбериха. Что делать? Из всех решений и доводов образовалась единая мысль – пойти следом за ней и поговорить.       Моблит оставил свою ношу на входе в примерочную, попросив молодую девушку (наверное, студентка устроилась подработать на лето) приглядеть за ней, после чего прошёл дальше по вытянутому помещению, изобилующему ярким светом и дюжиной одинаковых кабинок, скрытых плотными шторами в пол.       В какой именно скрывалась Ханджи он понятия не имел, пока, проходя мимо одной из них, не услышал тихую ругань сквозь зубы. Безошибочно узнав родной голос, втиснулся туда, задвинув за собой занавеску.       И тяжело сглотнул. Светло-бежевое платье, повторяя очертания её загорелого тела, подчёркивая округлые бёдра и пышную грудь, сидело так, словно было создано лёгким взмахом изящных рук Харит. Шёлковая ткань на тонких бретелях, сияющая проблесками света при каждом незаметном движении, смотрелась столь потрясающе и волнующе, что он не смог отвести глаз:       — Вау.       — Чего припёрся? — горделиво прищурившись, она силилась поймать руками застёжку сзади. Косточки позвонков на открытой спине, которой к нему были повёрнуты, вкупе с острыми лопатками, казалось, способны загипнотизировать своей привлекательностью.       — Я… Я помогу, — Моблит потянулся к замочку, как вдруг Ханджи резко обернулась, несильно огрев его по руке. Его глаза округлились от неожиданности, в то время, как выражение лица жены выглядело хмурым даже сквозь бликующие линзы очков. — Ханджи, давай всё обсудим. Что случилось? Я чем-то тебя обидел?       — Моблит, а ты сам не понимаешь? — она по-грустному изогнула брови, поджимая губы. — Сегодняшний шоппинг, это платье – я пытаюсь хоть как-то до тебя достучаться! Уже которую неделю… Нет, даже целый месяц ты делаешь вид, будто меня не существует! Часто вообще спишь в другой комнате, вечно молчишь. Давай по-честному. Я тебе просто надоела или у тебя есть кто-то ещё? Лучше скажи сразу.       Не дослушав, он вмиг приблизился к ней, устраивая руки на чужих щеках и произнося проникновенными шёпотом:       — Ханджи, милая, никогда не думай о таком, — он невесомо поцеловал её в уголок губ. Большие пальцы скользнули по коже к своду челюсти. — Я люблю тебя и только тебя. Прости, это всё работа, будь она неладна. Я постараюсь уделять тебе как можно больше времени, я…       В глазах напротив запылал яркий, дурманящий огонь. Ханджи, не проронив более не слова, одним резким движением стянула с себя очки, которые полетели в кипу вещей на мягком табурете, и властно – ох, как же она это любит! – притянула мужа к себе за плечи, жадно целуя, запойно сминая чужие губы с такой страстью, что в груди сердце готово было сгореть в жаркой истоме. Языки оплетали друг друга раз за разом, желая ни то одержать победу в такой ожесточённом подобии состязания, ни то связаться в узел, заставляя их владельцев продлить поцелуй на ближайшую вечность.       Он беспорядочно оглаживал её изящную шею, изгибы талии в незастёгнутом платье и голую спину, от одного прикосновения к которой Ханджи простонала ему прямо в лицо. Хрипло и сбивчиво, но достаточно для того, чтобы рассудок окончательно помутнило.       — Знаешь, тебе очень идёт это платье… — прервав поцелуй, Моблит прижался к мочке её уха, чтобы жадно прихватит её зубами. — Давай купим его.       Она одобрительно кивнула, не в силах сказать сейчас хоть что-то, и подставилась под влажные прикосновения к своей шее. Стремительный, до похабности мокрый путь к самым ключицам заставил разжечь возбуждение так, что к осознанию, будто она прямо сейчас с ног свалится, остался один жалкий шаг.       Поддавшись этому невероятному безумию, что настигло их в таком неподходящем месте, Бёрнер поддел лямки и стащил платье вместе с бюстгальтером вниз, обнажая грудь.       Он обожал отнюдь не только этот умопомрачительный вид. Всё тело жены, каждая его часть, была для него неким произведением искусства, которое хотелось расцеловать с безграничной нежностью, томным восхищением и небывалым смирением. Не хватило бы слов, чтобы описать ту любовь, которая наполняла его сердце. Не хватило бы всех отведённых на жизнь дней, чтобы расплатиться с судьбой за подарок в Её лице. Не хватило бы красоты цветов всего мира, которые ему хотелось возложить к Её ногам.       Каждый новый вдох сейчас дарил всё тот же запах полюбившихся духов, который опутывал своими сладковато-терпкими сетями их квартиру во время сборов с утра.       Сминая упругость форм руками, утыкаясь носом в яремную ямку на шее Ханджи, он быстрыми, нетерпеливыми касаниями губ стал спускаться дальше. Сначала обрисовывал языком контуры сосков, чередуя нежность с запредельным желанием, а затем и впалый живот до самого пупка. Она только выпускала воздух сквозь плотно сжатые зубы, пытаясь сдержать громкие возгласы, что так и рвались наружу из грудной клетки.       И вот секундное забытьё приподнимает свои тяжёлые кулисы, давая возможность Моблиту обнаружить, что он опустился на колени. Хомуты возбуждения сомкнули голову и тело в накалённые высокой температурой железные тиски. В брюках до боли тесно, так тесно, что хочется тихо, с позором проскулить от буйства крови внутри.       Он задрал платье вверх до самого пояса, на что Ханджи, приоткрывая глаза с замыленным взглядом, удивлённо охнула, но промолчала. Дожидалась дальнейших действий со стороны мужа. От нетерпения внутренний фитиль во всю пылал, прося добавить керосина и напитать разморённую душу ещё большей пылкостью.       Моблит уверенно – настолько, насколько вообще позволяет данная обстановка с шумом из торгового зала, – спустил нижнее бельё до колен, дразня провёл ладонью между ног.       — Ну давай… — возбуждённо прошептала она, впутываясь пальцами в русые волосы и раздвигая ноги шире. Каждое касание – ожог на коже. Каждая реплика – раскалённая лава. Каждое движение – совершенство. — Или помучить меня решил?       Лукавая улыбка озарила его лицо. Внутренние стороны бёдер, словно искусно сделанное украшение, заискрили новыми следами полуукусов. Он медленно, но со знанием дела, прошёлся языком по нежным складкам, раздвигая их, и припал губами к набухшему клитору.       Ханджи тотчас укусила тыльную сторону своей ладони и протяжно промычала. Хотелось вытащить из себя всю беззаветную любовь к мужу, всю благодарность за его трепетное отношение, вырвать застывший под рёбрами восхищённый вскрик.       Впечатавшись спиной в стену, на которой висело зеркало, она закинула ногу к нему на плечо. Быть может, их кто-то подслушивает прямо сейчас, стоя за занавеской или в соседней кабинке? Наплевать!       Рука в его волосах продолжала тянуть на себя. Все нормы приличия напрочь отмелись. Испарина, точно утренняя роса, окропила лоб и плечи. Замлевшие щёки упоенно жгло, пока Ханджи размашисто ёрзала бёдрами в такт, тем самым буквально умоляя о большей ласке.       Дважды намекать не требовалось. Моблит действовал с завидным умением, то создавая своеобразный вакуум вокруг чувствительной точки, то ограничиваясь лишь прикосновениями губ, и активно помогал себе языком. Вкушал сладость своего действа с наслаждением, вылизывая всё без остатка. Накалившийся воздух, который он хватал через раз, вплотную утыкаясь лицом между смуглыми бёдрами, сжимал лёгкие, заставляя их гореть. Томительно. Вожделенно. Маняще.       А когда, окончательно потеряв стыд, душивший до сих пор, он наскоро облизнул два пальца и пустил их в ход, Ханджи запрокинула голову вверх, зажимая себе рукой рот, и стала льнуть ещё ближе. До белых пятен, осевших плотной дымкой перед глазами, до онемевших пальцев ног. Слишком близко. Слишком хорошо.       Причмокивая, точно сейчас лакомился каким-то десертом, он ускорился. Движения языка стали всё изворотливее, пальцы быстрее задвигались внутри, преодолевая давление горячих стенок, а чужие вздохи стали ещё более рваными, будто сердце приказывало дыханию смолкнуть вовсе.       Свободная рука то оглаживала ягодицы, то взмывала вверх по талии, стремясь запомнить, высечь в памяти каждый миг, каждый выступ тела любимой, вживить эти ощущения под кожу да так и остаться с ними повсеместно.       Моблит знал, что нравится Ханджи именно таким: идущим на уступки, в каком-то смысле покорным её воле, но делающим всё необходимое сам, без лишних напоминаний и придирок. Даже в сексе. Главное подтверждение этому – распалённая его действиями женщина, любовь всей его жизни, едва ли соображающая, реально ли ныне происходящее.       Ещё несколько секунд, и её тело крупно задрожало. Финал настиг своей блаженной феерией. Она из последних сил сжала кулаком пряди его причёски, пока перед глазами не взорвались тысячи разноцветных искр, унося разум далеко за пределы граней реальности, и затем начала обмякать, загнанно дыша.       Поднявшись на ноги, он заключил жену в спасительные объятия и осознал, что, похоже, даже чересчур увлёкся. Признаться, давно не испытывалось такой по-юношески дикой страсти, а незримая опасность, что их в любой момент могут поймать с поличным, только добавила перца – твёрдый член сквозь ткань трусов всё ещё тёрся о ширинку джинс.       Ханджи обессиленно упала в плен чужих сильных рук. Её подрагивающие пальцы чувственно огладили его лицо и шею.       — Отдышись, а потом оденешься. И пойдём, купим тебе это платье, — сказал Моблит, чмокнув жену в висок.       — А как… — вконец запыхавшаяся, проронила Ханджи. — А как же ты?       — Думаю, нам лучше сначала добраться до дома, — со смешком ответил он, стараясь не обращать внимания на неудобство. Стянул с себя растёгнутую фланелевую рубашку, оставаясь в одной футболке, а после повязал себе на бёдра, скрывая от чужих взглядов «улику» их совместного преступления.       — Или хотя бы до машины, — игриво подмигнула она, в очередной раз потянувшись к губам мужа и представляя посторонние осуждающие взоры, которые обрушатся на них, стоит выйти отсюда.