Сны

генриху снится очень много снов. как минимум, стабильно два раза в неделю он рассказывает о них разным людям. сначала это была матушка и ребята, с которыми генрих жил в одном рижском дворе. затем он пошёл в школу и его заслушивались одноклассники. генриху снились и чудесные параллельные миры с невиданными существами и прекрасными сюжетами, и жуткие кошмары, нередко оканчивающиеся кровью и загнанным сердцем проснувшегося мальчика. но все равно ему нравились его сны. а потом умер отец и приехал иоганн. к генриху приходили до ужаса реалистичные сюжеты, настолько, что он не мог их передать словами. генриху стало ещё страшнее, когда эти ситуации вырвались за пределы его бессознательного и стали один за одним вопрощаться в жизнь, вплоть до мелочей. когда-то матушка говорила, что у неё в роду были ведуньи и знахарки, но генрих не верил в эту чушь. он понимал, что это реакция на пережитые потрясения и нужно просто жить дальше. но почему-то инфернальные видения прекратили появляться, когда генрих засыпал под мерные поглаживания по голове и объятия иоганна. переезд в германию и начавшаяся война вовсе лишили юного шварцкопфа времени на сон. ежедневная муштра и частые марафеты в части беспокоили его, но позже дядя вилли смог пристроить племянника на менее нервозную службу. однако спокойная служба и праздный образ жизни не отменяли того факта, что генрих просыпался от любого шороха, а потом не спал до утра. шварцкопф пристрастился к алкоголю и на время высокие градусы шнапса отключали его мозг и генрих спал как мертвый (по едкому замечанию дяди). и слава богу, — думал генрих. по крайней мере, его бессознательное больше не подкидывало ночных кошмаров. внезапное воссоединение с иоганном в варшаве стало знаменательным и самым ярким событием во всей памяти шварцкопфа. с того момента он старался как можно чаще пересекаться с ним, и эта цель раскрасила будничную службу. режим юноши быстро вернулся в норму, генрих даже отошёл от бутылки и весёлых ночей. неожиданными стали образы милого друга, который все чаще навещал шварцкопфа во сне. сны стали ярче обреченно-пыльной обыденности войны: в них генрих вместе с иоганном рассекают рижский солёный воздух на мотоциклах, исследуют песчаное дно изумрудной балтики, долго разговаривают, сидя на берегу, или подолгу молчат, вслушиваясь в шёпот волн. а ещё иногда медленно и совсем неощутимо (но очень приятно) целуются, и в эти дни у генриха прекрасное настроение и совсем не хочется пить. наступала весна 45-го. всему миру было ясно о проигрыше германии. в рейхстаге началась предсмертная агония: каждый с остервенением работал, наивно надеясь, что его деятельность спасёт страну, или в темноте ночи выезжал из столицы. тугие звуки тревоги и уход в бомбоубежища стали почти ежечасными. каждый офицер рейха уже держал наготове заряженный маузер для более скорого уничтожения — нет, совсем не врага, — собственного пораженного сознания. в серой обречённой стране не осталось никого. это все снилось генриху. он спал чутко и не глубоко, впрочем, как и каждый оставшийся немец. и, как после смерти отца, все это было вещим. генрих мог бы поверить в эти пророчества, но кое-что все-таки не свершалось. во снах шварцкопфа всегда убивали иоганна (или уже сашу? какое странное имя). расстреливали или вешали гестаповские псы, которые уже не знают, кому стучать и за кем сдедить. в мае иоганн исчез, и у генриха началась паника. уже было не до снов и их разборов — шварцкопф объездил весь берлин, обыскал все, что мог, рылся в записях гестапо (хотя за это его могли бы и приставить к стенке, но нужные связи не подводят). он бы не делал всего этого и подумал бы, что друг всего лишь уехал по очередному заданию центра. но после вербовки и работы на советский союз, друзья стали ещё ближе, и по любому поводу иоганн сообщал ему о своих заданиях. но не в этот раз. когда советские танки были в паре десятков километров от столицы, генрих решает уехать, так и не найдя связи с сашей. *** генриху 40. с него сняли все обвинения на нюрнбергском процессе за неимением улик и отсутствием свидетельств. он снова живёт в берлине с женой и маленькой дочерью, ходит на работу (теперь он помощник главного инженера) и по вечерам отдыхает в кругу семьи. все, как и должно быть. первые несколько лет шварцкопфа не отпускали кандалы прошедшей войны, и каждую ночь он просыпался с гулко стучащим сердцем. но все свойственно забываться в человеческой памяти, и со временем мучители отпустили своего узника. один раз, когда генрих взял немного работы на дом, его маленькая габриэль прибежала и принесла в руке конверт. ему редко кто писал (да и некому: из родных ни одного не осталось в живых), да и отправитель не решил указать себя. потрепав по непослушным пшеничным вихрам, генрих отправил дочку обратно и выдохнул. он не знал, что могло быть в конверте. аккуратно вскрыв его, дрожащими пальцами вытащил оттуда содержимое — какие-то бумаги. сознание тут же подкидывает мысли: такие же бумаги он видел и перебирал в архиве дяди в 45-м. генрих просидел так несколько минут, затравленно глядя на стол. пора уже узнать, что там, не все же время так сидеть. он развернул листы. чёрные чеканные буквы пишущей машинки говорили, что иоганн вайс после двух недель допросов не признал свою работу на советский союз и был расстрелян в мае 1945 года.