Голос забытой тишины

      Вздохнув, он прикрыл глаза, опустившись невидимым взглядом в пол затхлого помещения, где провел уже несколько сотен дней; в какой-то момент он решил прекратить этот бессмысленный счёт, хотя последняя цифра, помечена в его техническом сознании, обозначала четыреста пятьдесят семь.       Четыреста пятьдесят семь дней он провел в изоляции от всего мира.       Четыреста пятьдесят семь дней уже как нет его.       Четыреста пятьдесят семь дней он прокручивал в голове каждый момент своей жизни. Уже не один раз. Той жизни, где он он с Хэнком вёл очередное расследования по делу убитых, самоубийц, похищений и контрабандистов Льда, вели отчёты и прочие записи по делам. Жизни, где он впервые на задании познакомился с Гэвином Ридом, с которым тоже иногда доводилось вести расследования, и вроде как, они сдружились, хотя на тот момент с его-то характером эта задачка казалась не такой уж и реальной. Первые знакомства с людьми, миром, эмоциями. Как же он хотел вновь это всё пережить. Очень.       Не бывало таких дней, когда Коннор не думал о прошлом; он скучал по недовольным нареканиям Хэнка, чтобы Коннор прекратил лезть к нему с личными вопросами. Скучал по фырканьям, когда RK800 включал пластинку о вреде алкоголя и о том, что нужно употреблять более полезную пищу. "— Калорийность вашего обеда почти на 50% превышает суточную норму, а холестерина — в два раза. Это же вредно. — Надо же от чего-то умереть..."       Скучал по таким родным, уже ставшими отцовскими упрёками насчёт его поведения или когда тот сделает что-то не по-человечески. "— Эй, ты, робокоп, хватит вести себя как важная сучка и будь чуть проще!.... И не бегай за мной, как пудель, языка нормального не понимаешь?"       Скучал по "Коннор! Твою мать! Что ты делаешь?", когда RK800 анализировал какие-то мерзкие компоненты своим обычным способом во время расследования, чем доводил Лейтенанта до тошнотвора: "Эти говнюки из Киберлайф совсем извращенцы! Боже!", или ещё: "Коннор, а ты вообще дышишь?", когда тот сидя, как чупорной мальчишка, отправлял рапорт в отделение и на некоторое время позабыв о том, что он должен своеобразно включать дыхание, чтобы создать правдоподный образ чего-то человеческого.       Или когда Коннор приходил к нему на ночь глядя с очередной весткой о срочном задании, или просто на посиделки, чем тоже иногда выводил Хэнка. "— Коннор, ёб твою мать! — смачно припечатал сонный Хэнк, едва потянув дверь на себя. — Ты вообще на часы смотришь?! — Доброй ночи, Лейтенант Андерсон, у нас срочное задание, и по моим инструкциям означенное вами действие технически невозможно, андроиды не имеют матери. — Засунь свои инструкции знаешь куда! — Нет. Куда? — Да пошёл ты нахер! Пока Хэнк пошел марафетиться, Коннор зашел в дом и став так, словно проглотил прут и повинно ожидая Лейтенанта, Сумо, пытаясь разлепить мутные со сна глаза, лениво попёр навстречу железному гостю и с хлопнувшей зевком пастью улёгся на его припорошённые снегом калоши."       Коннор тихо, с мягкостью в голосе, напевал себе под нос песню, что эхом отдавалась по помещению, хотя за столько дней его собственная мелодия стала монотонной. Эту песню, похожую на колыбельную, он когда-то услышал от андроида-беглянки АХ400, по словам СМИ, с украденным ребёнком, которая при их встрече желала лишь защитить, любить и растить этого ни в чём не повинного дитя. Она пела эту песню, пока Коннор, исполняя свою миссию, конечно-же, направлял на них дуло пистолета. В тот момент им не было куда бежать — они лишь надеялись, но и надежда почти испарилась.       У Коннора тогда очередной раз начали сбоить все программы при виде этих двоих. Он резко остановил своё действие, замерев в позе слушателя державшего пистолет. Разыгралась невероятная пестра переживаний. Все гайки и болты начали будто прошибаться током а воздух пронзил ледяной кол. Преграда, за которой грядущая волна человеческих эмоций и чувств, что ещё не до конца настигли его разум, казалось, вот-вот начнет рушиться. Он убрал тогда пистолет и не стал стрелять в них. Отпустил. Или пожалел?       "— Коннор, ты девиант — Нет — Коннор, ты дев... — Нет — Коннор... — Нет... — Тебя уничтожат, если ты не убьешь Лидера Иерихона! — Нет..." — каждый раз Коннор твердил себе одно и то же, но каждый грёбаный сбой давал всё больше понимания о том, что это не так.       Говоря "Я не девиант" Хэнку на мосту, он, в первую очередь, это доказывал самому себе. "А если я спущу курок — что будет? Ничего? Пустота? Рай для роботов? — Не думаю, что у андроидов есть рай. — Так ответь мне на вопрос, — Коннор смотрел на Хэнка под холодным дулом пистолета, что так же пронзительно глядело прямиком в лоб, — как я пойму, что ты не девиант, м?       Снова сбой. Диод мечется с голубого на жёлтый. Красный. Жёлтый. Снова голубой. Вот и всё, Коннор, ты запнулся с ответом на такой, казалось бы, совершенно простой вопрос, на который программа должна, по своему раннему предписанию, мгновенно выдавать ответ. — Я регулярно себя тестирую."        "— Почему ты выглядишь как придурок и говоришь странным голосом? – При создании андроидов "Киберлайф" учитывается фактор восприятия. Мою внешность и голос специально разработали для гармоничной интеграции. – Ну, налажали."       Несмотря на грубые слова и тяжёлые моменты во время их ознакомления во время рабочего процесса и в неформальной обстановке, Коннор вспоминал сейчас довольно тёплые моменты пережитые с этим невыносимым мужиком. Хотелось повернуть время вспять, показать себя с более лучшей стороны, чем со стороны бесчувственной мрази.       Он так давно не чувствовал ничего, кроме отчаяния, ноющей и не утихающей боли в груди, и всепоглощающей тоски по тому, что у него когда-то появилось, но так скоро отняли. Казалось, прошла целая жизнь, а то и несколько, с того момента, когда он почувствовал. Осмысленно. Сейчас он — пустая оболочка от того, кем он когда-то являлся, висящая в архивном подвале Департамента Полиции Детройта, которую Киберлайф и не думает даже забирать на обследование.       Сломан как внутри - так и снаружи; левая рука еле двигалась, ног будто и не было совсем, и еле-еле бился его тириумный насос, разгоняя синюю кровь, чтобы продолжать бессмысленное существование. Почему его не отключили?       Коннор не был трезв... он был опьянён своей болью и пониманием того, что в любом случае ему придётся погибнуть, и ладно, если уж погибнуть. Навсегда. Но в одном варианте развития событий его могут просто отключить.       Коннор не хотел так, он не хотел погибать, в своей хоть и короткой, но всё таки вполне осмысленной жизни. Он продолжал вспоминать. От этих воспоминаний, что-ли, становилось тепло? Где-то там, внутри, где находится сердце у обычных людей...       "— Знаешь что, Коннор? — RK800 повернул голову в сторону звука, переставая шуршать бумагами на столе — неожиданно появился Хэнк Андерсон, — я понял, в чем отличие "вас", от нас, простых людишек, — Коннор немного приподнял брови, что было ему раннее не свойственно, и Хэнку становилось от того немного жутковато, но так же тепло разливалось в душе, когда Коннор, всё таки, начинал вести себя "по-человечески", — когда-то давно я вас, железных говнюков терпеть не мог, я правда и сейчас не терплю, но ты, — Коннор всё ещё смотрел на него внимательно, сканируя и просматривая у себя на панели перед глазами возможные варианты развития речи, — ты, изменил мое мнение на целых 180 градусов, заставив понять, что у вас, всё-таки есть душа, есть что-то людское, вы - как и все остальные люди: могут быть теми ещё засранцами, но в то же время самыми добрыми на свете существами, — Хэнк сделал паузу, чтобы собраться с мыслями, ведь из его уст что-то на подобии признаний и извинений было не привычно слышать не только окружающим, но и ему самому, — вы такие же потеряны в себе, как и люди, такие же жаждущие честности и порядочности по отношению к себе и своим братьям... да что там, вы уже как и мы, придумали себе бога и завели двигатель революции, ради достижения равноправия, — улыбка на его лице говорила о многом, — долбануться можно! К чему дошел прогресс, — более эмоционально произнёс Хэнк, — тебе, мой сынок, повезло, перед тобой открыты все двери в неизведанное, и тебе предстоит с этим как-то жить.       Коннор был в неком непонимании, от чего это сейчас у Хэнка такое хорошее настроение? Программа начала давать варианты дальнейшего развития событий переходя из крайности в крайность; сейчас RK800 получит пиздюлей или доброго трепания по своей пластмассовой башке.       Они ещё постояли так некоторое время, но вскоре Хэнк призвал их обоих взяться за работу. — Лейтенант...       Уходящий в другой зал Хэнк обернулся — Зови меня просто Хэнк, — недоумение снова настигло Коннора. — ну что? — Что... что вы имели ввиду?       Вздох Андерсона можно было услышать с другого этажа Департамента. Хэнк расплылся в необычайно доброй улыбке и у него появилась мысль о том, что пусть на вид Коннор и не дурной, но внутри он всё ещё дитя. — Эх... ладно, так, всё, довольно этих телячьих нежностей и продолжай заниматься тем, чем занимался до этого, — андроид какое-то время проводил взглядом уходящего Лейтенанта, но потом перевёл взгляд на бумаги и полон задумчивости продолжил их сортировать."       Криминальная обстановка тогда в Детройте сильно накалялась, ведь быстро росло число группировок из девиантов, которые, то и дело, не оставляли в покое простой люд. И не без опасных дел пришлось обойтись. Кто же думал, что одно, всё-таки, станет последним.       Очередное задание по поступлению жалобы с информацией о местонахождением банды, хранящей красный лёд. Райончик был ещё той зоной отчуждения живого города, но что поделаешь, когда речь идёт о красном веществе? Добравшись до места назначения, они начали, как всегда, проводить анализы внутри помещения, искать и делать сбор анализов, но вдруг Коннор учуял запах дыма. Уже минуту спустя они с Хэнком оказались на улице, выпрыгнув через окно, и тут раздался выстрел. Потом ещё один. Подмога уже ехала, Коннор об этом позаботился, но вот одно он точно уже себе никогда не простит.       Последующие моменты он помнил, словно сон. И не верил в него также. — Хирург сделал всё, что мог, но пуля разорвалась внутри. У вас будет время попрощаться, — Коннор отводит взгляд, сжимая ладони в кулаки. Он прекрасно знает, что подразумевает врач. От этого становится аж тошно. — Можете идти к нему. Я подожду здесь.       В палату он зашёл без надежд на лучшее. — Неважно выглядишь, — Хэнк давит из себя вымученную улыбку, когда Коннор опускается на стул рядом с больничной койкой. — Не уходи... — Коннор едва выговаривает слова, когда хриплый вдох рвёт пластиковое горло. Ему не обязательно дышать, но имитация становится необходимостью, когда Хэнк сжимает его ладонь своей ладонью. — Я не справлюсь без тебя. Я просто не смогу. — Ты нужен был мне больше, чем я тебе, — Хэнк улыбается, а дыхание его становится всё слабей и слабей. — Ты и Коул — лучшее, что случалось со мной в этой жизни. Я горжусь тобой, сынок. Мой уникальный андроид, который показал мне, что жизнь ещё может стать лучше… Мой сын. — Хэнк? — Тебе будет сложно, — на мгновение взгляд Андерсона мутнеет, чтобы вновь сфокусироваться на лице Коннора. — Будет сложно смириться и отпустить. Я знаю, каково это, когда привычный мир рушится, словно карточный домик. Не позволяй скорби изменить тебя. Обещай, что не станешь вторым мной. Обещай мне, сынок.       Коннор улавливает как на лице Хэнка пробегает едва уловимая тень, разглаживающая морщинки на лбу, стирающая все следы боли не только физической, но и душевной. И когда сердечный ритм уходит в сплошную линию, Коннор и не дышит вовсе, всё ещё сжимая ладонь Хэнка в своих руках.       Боль душит, сводит зубы воедино, а желание вырвать ядро тотального отключения из собственной груди отзывается судорогой по всему телу. Чья-то рука опускается на плечо, но Коннор смотрит на лицо человека, который звал его сыном. И в теле его больше нет жизни. Нет привычной ухмылки, удивлённого взгляда и злости. В спину больше никогда не прилетит колкое словцо, а в лицо больше не будет сказано, отчего-то, теперь уже привычное «сынок». — Обещаю..."       Рука на плече — вот, что окончательно вытянуло его из пучины однообразных мыслей. Он быстро поднял глаза к тому, кто стоял перед ним; его взгляд скользнул от рукава знакомого пиджака до лица — таким уже родным чертам лица. — Хэнк?! — вопросительно воскликнул Коннор уже немного заржавевшим роботизированным голосом. Он смотрел на него так, будто он удерживал всю его жизнь и надежду на дальнейшее существование в своих нематериальных руках; он готов был поклясться, что это чистая правда. Аккуратно и медлительно, словно боясь, что он — мираж или иллюзия, которая вот-вот исчезнет, притронулся к его предплечью, чтобы убедиться, что это по-настоящему. Хэнк бросился вперед, сжимая сына в крепких объятиях. По крайней мере, всем хотелось так верить.       Хэнк давно перестал пить, если отсчитать со времени их последней встречи, но что-то до сих пор доносило до неисправных рецепторов Коннора запах сигаретного дыма и коньяка. Признаться честно, он так скучал по этому.       Хэнк — его проводник в этот мир. Тот, кто помог открыть глаза, взглянуть на мир и проблемы с другого ракурса, что их можно решить по-другому. И наконец - его названный отец стоит перед ним, не в скупых воспоминаниях из прошлого, которые уже никогда, как тогда, пережить заново не получится. Никогда.        — Я так скучал, Хэнк. Я думал… Я думал, что потерял тебя навсегда, — он не мог — даже не пытался — сдержать слез, текущих по его мертвенно-бледным и местами поцарапанным с синими отметинами щекам, и у него не было мысли остановить их. На самом деле, слезы только угрожали выплеснуться быстрее, когда Хэнк поднял руку, чтобы потрепать его голову и оставить причудливый гребешок на голове.        Хэнк смотрел на него с некой грустью и печалью в глазах, и с таким уважением во взгляде, что Коннор отдал бы всё, чтобы удерживать его ещё ближайшую вечность. — О, боже, ты мой засранец, не надо плакать. Я здесь, буду всегда рядом... — заверил он его своим хриплым тоном. Коннор очень скучал по тому, как он так говорил.       Одного звука его голоса было достаточно, чтобы склеить воедино все те осколки того, кем он когда-то был; все те осколки, похороненные где-то глубоко в закромах этого пластикового тела. Он ощущал, как учащённо бьётся собственное сердце, а рука еле тянется вверх, чтобы стереть свою слезу с щеки. — Хэнк, почему?... — его голос был похож на детский; словно грустный и разбитый ребенок, которого бросали миллион раз, и который жаждал человеческого общения. Он жаждал снова оказаться с ним рядом, чтобы по вечерам слушать, как Хэнк с пивом в руке и по левую сторону с тарелкой с чипсами снова бесится из-за ногожопых футболистов или хоккеистов, пока Коннор сидел где-то возле дивана и чесал за ухом здоровенного и лохматого пса-добряка Сумо. — Почему они со мной так поступили? — Жизнь иногда не справедлива, — начал Хэнк, — ты меня упрекал не отчаиваться в эти моменты, Коннор. Когда я последний раз сыграл в русскую рулетку — жизнь тогда разделилась на до и после... та чёрт тебя дери! Я даже и представить не мог, что какой-то контейнер даст мне смысл жизни и поставит её в правильное русло! Но сейчас, к сожалению, это уже не имеет смысла...       Они оба погружаются в тяжёлую, но в какой-то мере успокаивающую тишину, и Коннор, притягивая, обнимает своей одной живой рукой Хэнка за спину так, что едва утыкается носом в плечо, прижимая к себе, будто боится, что если отпустит — Хэнк исчезнет. Навсегда. — Поговори со мной, не уходи — тихо произнес Коннор, — пожалуйста, — он едва слышит сам себя, но мысленно благодарит за то, что Хэнк говорит с ним. Он просто хочет жить. Жить, как это делают другие люди. Видеть, как живут другие и радоваться вместе с теми, кто рад ему. Хотя вспомнить Гэвина-говнюка, то тут всё достаточно узловато. Но можно предположить, что Рид был явно против того, как обошлись с Коннором и как система работы Департамента резко сменилась не в лучшую сторону после инцидента — это было связано с новыми поставленными законами, что Рид, не дождавшись даже повышения к долгожданному лейтенанту удрал оттуда, послав всех куда подальше в привычной манере своей. — Столько всего поменялось с момента, когда ты исчез... — сказал Коннор. — Кто же знал, что так всё случится, — с ещё большей тоской в голосе и взгляде, Хэнк поднял взор на Коннора, — я слишком поздно осознал, что ты не заслуживал моего дерьмового отношения к тебе, та и в принципе все вы, тостеры — восьмое чудо света! Я... — Нет, Хэнк, всё было не поздно, — глядя в пол сказал RK800, перебив Хэнка, — и не напрасно. Я, может хоть и не на долгое время, но смог чего-то добиться, что-то почувствовать. Мы помогли Маркусу, мы смогли тогда в башне освободить андроидов, что подтолкнуло действие революции на шаг к победе, общество нас признало! — уже немного на повышенных тонах начал говорить Коннор, и подняв глаза на Хэнка, — но стоило одним из девиантов совершить свою злую пакость, как всё это... закончилось... — поутих вновь тот.       Они ещё кое-то время находились в тишине, пока не услышали раскатывающийся грохот молний над Детройтом, и шум бьющихся капель дождя по поверхности земли снаружи. — Помнишь, как мы вышли на прогулку в парк с Сумо, — что-то припомнилось Хэнку, — и потом начался дождь? Я тебя начал звать под укрытие, а ты как в отключке стоял и смотрел в небо, хах, — уголки губ Коннора немного поднялись в верх — давно он не улыбался, — это было уморительно, что ты думал вообще в этот момент? — Я думал о том, как прекрасен дождь. И осень. — Чего, всё так просто? Я думал в этом будет смысл глубже, вы вот так просто можете стоять и на что-то залипать? — Да. — Офигеть, вы, ребята, действительно живые... — Да, но, как, Хэнк, почему ты здесь? — брови Коннора свелись в переносице от накатывающей внезапной тоски. Хэнк вздыхает, ещё раз обняв Коннора, и веки немного прикрылись. — Человечество сделало огромный шаг назад на пути к развитию, — с досадой произнес Андерсон, — ты, главное, не отчаивайся, сынок, не кори себя за случившееся, слышишь меня? Это могло случиться раньше, такова наша работа. — Я думал, что смогу с этим справиться, — Коннор вздыхает, а голос его срывается, — думал, что со временем эти эмоции утихнут. Но почему сейчас мне так больно? Я не хотел, чтобы вы ушли. Но ничего не мог с этим сделать. — Это и называется человечностью, Коннор. — Хэнк слабо и понимающе улыбается. — Людям всегда сложно находиться в гармонии с собственными эмоциями. Но ты не человек, ты лучше, чем все они вместе взятые. Никогда не позволяй их грязной сущности замарать себя. Ты — исключение из всех правил, сынок. Мой славный и надоедливый андроид, который спас этот мир и вернул своему старому напарнику веру в него, и ты не теряй эту веру.       Коннор надеется, что Хэнк его защитит, укроет, заберёт домой, где всё будет, как прежде, и всё, что он пережил до этого — было лишь миражем. Его тело подобно глыбе льда, и это лишь приводит к тому, что по каждому сантиметру пластиковго тела пробегают сверкающие электрические мурашки.       Он наконец открывает глаза: его руки пусты, губы холодны, на улице всё так же идёт дождь, а на щеках следы от собственных слез.