Любовь и боль

      Соулмейты... Уилл никогда не был фанатом сказочек про предназначенных друг другу людей. Все это было чушью для романтичных подростков. Уильям же никогда таковым не был. Чётко знающий, чего желает от жизни, он твёрдо следовал намеченному плану. Окончить школу с отличием, поступить в колледж, устроиться на престижную работу, завести семью, обрести авторитет и влияние. Такими были его цели. И никакие родственные души в эту концепцию не вписывались.       А потом в его жизни случился Генри...       Появился внезапно, прямо-таки ворвался в размеренное существование Афтона, походя сметя все цели, ориентиры и принципы. И жизнь Уилла впервые наполнилась яркими красками. Он влюбился. Окончательно и бесповоротно, с первого взгляда. И его абсолютно не удивила появившаяся однажды на левой стороне груди, под самым сердцем, чёрная татуировка с именем друга. Потому что так и должно было быть. Потому что теперь концепция родственных душ действительно имела смысл.       Уильям был счастлив. Их отношения с Генри крепли, становились все ближе и интимнее с каждым годом, и Афтон чувствовал, что совсем чуть-чуть осталось до того момента, когда они перейдут грань дружбы, и он не торопил события, думая что у них впереди целая жизнь.       Как же он ошибался.       Уильям упустил из внимания тот момент, когда всё начало рушиться. Вот, казалось, всё было прекрасно, а в следующий миг его душу объяло пламя. Как Генри познакомился с Делайлой осталось для Афтона загадкой, которую он и не хотел разгадывать. Она, эта сука, тоже ворвалась в его жизнь стремительно, но в отличие от Генри окрасила её в совершено иные тона, наполнив гневом и болью. А потом и ненавистью, когда друг с восторгом показал Уиллу свою татуировку с именем соулмейта. Это было её имя. Делайлы.       Афтону едва хватило сил на то, что бы изогнуть тогда губы в некоем подобии улыбки и, ляпнув первый пришедший на ум повод, сбежать.       Его душа горела, нестерпимой болью выжигая всё внутри. Любовь, ещё недавно согревающая, теперь напоминала адское пламя. Хотелось выть, рыдать в голос, а лучше умереть, что бы прекратить страдания.       Но Уильям не мог себе этого позволить. Слабость... Он презирал слабых людей, а слёзы были слабостью. И смерть по собственному желанию была слабостью. И чувства...       Каким же он был глупцом, когда позволил себе поверить в любовь! Следовало догадаться, что это чувство лишь оружие в руках судьбы, жестокой и ироничной, которая не жаждет счастливых финалов, а любит жестко шутить над людьми.       В день свадьбы Генри, Уильяму едва хватило сил выдержать эту пытку от начала и до конца. Весело улыбаться молодожёнам, поздравлять их, смеяться шуткам, когда хотелось что-нибудь разбить, разорвать, уничтожить. Мучительно. Но счастливый вид друга немного улучшал положение, сбавлял ярость внутри него. И когда Афтону удавалось представить, на короткий миг сделать вид, хотя бы для себя, что Делайлы не существует, ему становилось легче. Он был почти счастлив. Почти. Потому что новоиспеченная миссис Эмили была практически постоянно рядом, и забыть о её существовании до конца не получалось.       Вернувшись в свой пустой и холодный дом после торжества, Уильям решил, что это не для него. Терпеть всё это... Нет! Он должен уехать. И чем быстрее, тем лучше. Как можно дальше.       Но и тут всё пошло наперекосяк. Он пытался уехать, пытался вернуться на первоначальный свой путь, но без Генри это всё оказалось вдруг бессмысленным. Сама жизнь стала бессмысленной. Да и боль не утихла, только стала ещё невыносимее и горше.       И скрепя сердце Афтон вернулся.       А там его уже ждал новый удар. У Генри появились дети. И видеться они стали совсем редко. Поэтому когда друг вскользь, больше шутя, нежели серьёзно, предложил основать пиццерию, Уилл, как утопающий за соломинку, ухватился за эту возможность. Его образования хватало что бы вести дела, а Генри предложил замечательную идею с костюмами-аниматрониками, и дело пошло. Афтон был рад хотя бы такой возможности видеться почаще с главой семейства Эмили.       Но дети подрастали, и всё чаще Уильям видел их вместе с отцом. И затухшая было ненависть вспыхнула с новой силой. Генри так любил этих детей, так смотрел на них. Если с его чувствами к Делайле Уилл мог справиться, то это было уже слишком. Никто и никогда не удостаивался такой любви от Генри. Никто. Ни сам Афтон, ни даже супруга Генри. А эти надоедливые дети, зародыши человека, которые ещё даже говорить не умели, были окружены таким вниманием, таким теплом...       Кто-то считал Уильяма холодным и бесчувственным человеком. О, эти люди глубоко ошибались. Может когда-то он таким и был, но после появления в его жизни Генри эта самая жизнь стала напоминать жерло вулкана, где вместо лавы кипели чувства, постепенно сжигая Афтона.       И в какой-то миг этих чувств стало слишком много. Любовь и боль, ненависть и преданность, гнев и радость, все смешалось в такой коктейль, что в голове Уилла что то шелкнуло, переклинило и сломалось окончательно.       И после этого пропала боль. Пропали ярость и ненависть. В мыслях настал полный штиль. Буря последних нескольких лет улеглась, оставляя после себя обломки того, что некогда было Уильямом Афтоном.       Теперь он знал, что делать. Теперь он был точно уверен в том, что должен был сделать. Наверное, так надо было поступить ещё раньше, пока ситуация не зашла так далеко.       Судьба любит посмеяться над людьми, не так ли? И, скорее всего, она, как и Уильям, не любит слабаков. А значит надо всего лишь забрать своё, то что принадлежало ему по праву, то, что Она ему подарила, а он так бездарно профукал, а заодно рассмешить изменчивую даму. И коль его шутка придется ей по нраву, верно она ему даже поможет.       Губы Афтона растянулись в жуткой улыбке. В его голове зрел план, как осуществить задуманное, а руки чесались его исполнить. И даже необходимость пролить кровь больше не страшила Уильяма. Как и перспектива причинить боль родственной душе. Он хотел этого. Он жаждал этого. Возможно, теперь даже сильнее чем любви.