терпи, боец

      — эйден! — с треском выплюнула рация. — все в порядке? эйден, пожалуйста, ответь мне!       на грубый асфальт, рядом с рацией, приземлилось изгнившее тело и больше не двигалось.       — если тебе нужна помощь, скажи мне, где ты, я приду сейчас же! эйден! сукин сын, эйден, пожалуйста!       эйден, поскользнувшись на мокрой траве, чуть не свалился с крыши. он ушел в уворот и последний раз ударил зараженного затупившимся топориком. брызнула кровь, и тело упало замертво. это был последний из тех, что его заметили. с крыши трехэтажного дома можно было увидеть кучку бестолку шатающихся зараженных на противоположной стороне улицы, и эйден искренне надеялся, что у тех тварей если не плохой слух, то хотя бы высокий уровень безразличности к происходящему не с ними.       эйден поднял голову и подставил лицо теплым лучам солнца. сделал пару вдохов-выдохов, чтобы перевести дух, а потом спустился с крыши по водосточной трубе.       — блять, эйден, я клянусь богом, если ты там…       не слушая гневную речь хакона, эйден поднял рацию и спрятался в тени за грузовиком какой-то сети продуктовых магазинов. логотип навевал какие-то воспоминания из детства, но он едва ли мог что-то вспомнить (может, они с сестрой покупали там мороженое или мыльные пузыри за доллар).       — я в порядке. рация выпала, когда напали зараженные. пятерых завалил, — со смешной гордостью отчитался эйден, зная, что его шутку не оценят.       — эйден! сука, я весь на нервах! — выругался хакон. рация хрипела и издавала непонятные шумы: то ли едва пережила падение с высоты, то ли не выдерживала криков хакона. эйден потряс ее в руках. — ты в норме? не ранен? помощь нужна?       эйден неоднозначно скривился, попытавшись выдавить из себя подобие дружелюбной улыбки или наоборот постаравшись ее сдержать. в груди приятно защемило от очередного прямого доказательства самому себе, что хакону не наплевать на него. честно говоря, это было в стиле хакона: волноваться о других и предлагать свою помощь (когда-то он только такой благотворительностью и занимался). однако эйден старался убедить себя, что о нем хакон заботился по-особенному, не так, как о других. он ведь увидел его, висящим под потолком, на базаре. увидел и спас. без сомнений затащил в мастерскую, потратил на него свой ингибитор, дал воды. без эйдена хакон не зашел на базар, чтобы скрыться ночью от погони, хотя мог. он отправился в госпиталь за биомаркером вместе с эйденом, хотя мог просто вручить ему карту и заставить идти одного. хакон опекал его, рисковал своей жизнью и недолюбливал ни жителей базара, ни миротворцев. казалось, единственным, кого он терпел, был эйден. и этот факт кружил эйдену голову. хакон приносил им ворованное пиво на их ночные посиделки у костра, показывал крыши, с которых закат выглядел особенно привлекательно, и постоянно болтал о жизни у океана, невзначай предлагая эйдену присоединиться к его раю.       — эйден? ну? за сегодня я произнес твое имя больше, чем имя моей бывшей за весь наш брак.       эйден не сдержал глупого смеха, чувствуя себя каким-то влюбившимся мальчишкой. он думал, стоило ли соврать, как он обычно это делал. «все хорошо, хакон, цел и невредим», «никаких проблем, все прошло отлично!» — и бла-бла-бла, потому что хакон и так натерпелся от эйдена. он вложил в него все, что у него было, а эйден продолжал ошибаться, наступать на одни и те же грабли и быть неосторожным. столько проблем хакону он уже принес: больших и маленьких — что теперь любое недоразумение заставляло эйдена стыдливо поджать губы и провалиться под землю.       — вообще-то… нужна. поцарапался тут, пока убегал.       он неосторожно протиснулся между кондиционерами и порвал рукав своей накидки. рана на предплечье ныла и кровоточила, но была не критичной. эйдену пришлось бы очень постараться, чтобы умереть от потери крови. так что он молча достал бинт, перевязал на скорую руку, чтобы просто остановить кровь, и залез на торговый грузовик.       — где ты? — твердо спросил хакон, что это едва ли было похоже на вопрос.       — не надо, хакон. я сам приду. все в норме.       — уверен?       — да, все хорошо. небольшая царапина. дай мне минут пятнадцать, и я буду на месте, — заверил его эйден, высматривая знакомую башню базара. где-то недалеко стенали зараженные, и на каждый их хрип рана болезненно отзывалась.       — жду тебя, эйден. будь аккуратен.       рация замолчала. эйден покрепче закрепил ее на ремне, чтобы не выпала как в прошлый раз, нашел подходящий карниз и приготовился к прыжку.

***

      на базаре эйдена знали, если не все, то многие, а остальные делали вид, что были незнакомы, потому что их задания эйдену были не для чужих глаз и ушей. куда-то сбегать, что-то принести, кого-то найти, кому-то передать, а кого-то и убить. эйден помогал всем и получал за это достойну плату: деньги, еду, воду, новенькое оружие или лекарства — все было в ходу и все было нужно. у эйдена были скорость, ловкость, ум и хороший иммунитет, в которых нуждались остальные, так что он был нарасхват и везде встречался с улыбкой, хотя больше со льстивой, чем с дружелюбной. эйден улыбался им так же, и все никак не мог привыкнуть к мысли, что в тайне работал на миротворцев, подставляя под угрозу всех жителей базара. в конце концов, ему было их не жалко, но его совесть, которая начала атрофироваться с началом падения, шептала ему, что это неправильно. эйден старательно делал вид, что не слышал. все это было не просто так, а ради того, чтобы найти мию. в его понимании, цель полностью оправдывала средства.       хакон ждал его все в той же недостроенной мастерской яны и сары. но прежде чем пойти к нему, эйден свернул к столу пекаря. суровая на вид женщина лет сорока доставала из печи горячий хлеб, и у эйдена едва не потекли слюнки.       — мередит? — окликнул он ее. — я принес специи.       рано состарившееся лицо мередит озарила сдержанная улыбка. она приняла пару баночек с дикой петрушкой и розмарином, оценивающе их оглядела и кивнула эйдену, уверенно не замечая кровавого бинта на руке. это издержки, и они уже не стоили ни малейшего внимания.       — спасибо за помощь, эйден. бери любой хлеб с подноса, пока горячий. и приятного аппетита.       эйден, одурманенный запахом свежей выпечки, схватил толстую булку и чуть не выронил ее. потом натянул рукава накидки пониже, чтобы не ошпарить руки во второй раз, и скрылся за углом в мастерскую. только он толкнул дверь ногой и вошел внутрь, как на него тут же набросился хакон.       — совсем спятил? мы же договаривались сообщать друг другу, куда мы идем, чтобы в случае чего найти труп и похоронить его согласно традициям! — хакон был на взводе и на веселе одновременно. все-таки эйден вернулся живым. — это еще что такое?       эйден отломил кусок горячего белого хлеба и протянул обескураженному хакону.       — ты же любишь его? я помог мередит, а она заплатила мне хлебом. давай, возьми. я ради нас старался.       хакон глянул на глупо улыбающегося эйдена и протянул руку к ломтю хлеба, хотя хотелось взять эйдена. он был ребенком, жестом любви которого являлись подарки и маленькие приятности. хакон таял, не стыдясь своего возраста и трех браков за плечами.       — спасибо, эйден, я правда его обожаю. у мередит лучшая выпечка. но ты легкомысленный идиот, и прощаю я тебя в последний раз, — смешно пригрозил хакон.       эйден, довольный собой до дрожи и ничуточку не обиженный замечанием мужчины, уселся на матрац и, жуя, смотрел, как хакон искал аптечку. мужчина не был истеричным и никогда не закатывал скандалов, но почему-то очень любил играть в заботливую, но тревожную мамочку, если не жену. хакон выделывался и порой заигрывался, доводя эйдена до состояния закатывающихся глаз или почти что обморока, если делал это на людях.       — «небольшая царапина»? тогда герман просто давно не чистил уши, — нахмурился хакон, когда снял окровавленный бинт.       — прекращай уже. опять переигрываешь, — неразборчиво произнес эйден. он отломил еще немного и засунул в рот хакону, прежде чем тот успел сказать что-то еще.       эйден наблюдал, как крепкие мозолистые руки ловко промывали и обрабатывали его рану. он засмотрелся и пропустил момент, когда на него вылили спирт. эйден прикусил язык, вскрикнув, а хакон одним движением удержал его на месте.       — терпи, ты боец.       — я не боец, — сквозь плотно стиснутые зубы прошипел эйден.       — да, ты все-таки больше пилигрим.       — я заражен, я больше не пилигрим.       — поэтому скачешь по крышам ночью как в задницу ужаленный? — эйден попытался грозно взглянуть на хакона, но несмотря на то, что тот и сидел перед ним на коленях, получился лишь загнанный взгляд мальчишки. — пилигримом тебя делает не здоровье, эйден. пилигрим это не звание, а призвание. я знаю, о чем я говорю, малыш.       хакон выдержал этот мучительный зрительный контакт, а потом вернулся к ране, будто ничего не было.       — и слезы вытри, это ведь просто «небольшая царапина».       эйден шутливо толкнул хакона в плечо. его вдруг окутало болезненным теплом, потому что оно пришло вместе с осознанием, что когда-то им придется разойтись. они помогут миротворцам, проберутся в сентрал-луп, эйден найдет свою сестру, проводит хакона до океана и там они попрощаются, если не навсегда, то надолго. настолько долго, что эйден, наверное, не переживет. он привык не привязываться к людям и отпускать их, потому что этого требовала жизнь пилигрима. со спайком не было никаких проблем. они виделись раз в год-два стабильно, вместе рыскали по заброшенным охотничьим домикам, сидели в лесу у костра и вновь разбегались. однако с хаконом не хотелось расставаться дольше, чем на день. эйден засыпал и боялся проснуться один. хакон как-то по-другому запал в его душу. эйдену это чувство было незнакомо, но он догадывался, что произошло, и очень боялся произнести это вслух. любил он раньше только свою сестру, а родителей едва ли помнил. хакон вместе со своим метательным ножом ворвался в его жизнь перед самым ее концом и твердо поставил на ноги. он был добр к эйдену, чуток и заботлив, когда тот нуждался в этом больше всего. да, у хакона была своя цель, но и у эйдена тоже. они могли быть просто напарниками, но решили, что будут устраивать забеги наперегонки по ночному вилледору, обрабатывать друг другу раны и приносить с вылазок какую-то безделушку только потому, что другому она обязательно понравится. они решили, что напарниками быть не смогут. и эйдена одолевало чувство, что и друзьями им не быть.       — эй, в порядке? — хакон осторожно положил ладонь на забинтованное предплечье.       — что?       эйден неловко сощурился. он совершенно не понял вопроса и что говорил хакон до этого.       — я спрашиваю, не перетянул ли? выглядишь не очень.       — нет, все идеально. спасибо за заботу, хакон, я бы без тебя в подворотне сдох.       хакон коротко усмехнулся, но изменился в лице, когда эйден попытался уйти, и схватил его за руку, усадив на место.       — поговорим?       и сердце эйдена споткнулось, а потом побежало с новой скоростью, быстро и рвано. голос хакона был спокойным, но твердым в тот момент. и эйден понял, что как бы не старался, под контроль он их диалог не возьмет, а попытки увильнуть будут тут же пресечены.       — о чем?       — почему сбегаешь? ты рассеянный, неаккуратный и легкомысленный. ты не был таким, когда мы встретились. и ты знаешь, что сейчас не время быть ребенком, это может стоить тебе жизни: зараженные, бандиты, базарники и миротворцы. что случилось, эйден?       хакон мучил его своим допытывающим взглядом, и у него по глазам можно было прочитать, что он откровенно не понимал, что происходило. как и эйден. ему не нравился этот разговор. из него тянули ответ, который ему не хотелось давать даже самому себе.       — я должен отчитываться? или ты думаешь, что если помог мне тогда, то теперь…       — я ничего такого не думаю, эйден. у нас есть общая задача, и мы должны быть внимательными и осторожными. а ты… я не знаю, ты просто как будто не понимаешь, с чем мы имеем дело. одно неверное решение, и мы можем начать войну. миротворцы и базарники уже на пределе, им много не надо. а ты постоянно где-то ошиваешься и даже не предупреждаешь об этом, — в голосе хакона отчетливо слышались разочарование и усталость.       эйден понимал всю важность их дела и для них самих, и для вилледора. они вдвоем буквально вершили судьбу города. эйден честно старался изо всех сил, но у него едва получалось взять себя в руки и сосредоточиться. ему нужно было немного времени, и тогда все снова встанет на свои места. но хакон не был готов ждать или, по крайней мере, не понимал, почему ему нужно ждать.       — у тебя есть секреты от меня? — наконец спросил хакон, и слова его прозвучали как пощечина.       эйден встрепенулся то ли от возмущения, то ли от испуга, что хакон о чем-то догадался, то ли от всего сразу. он вскочил на ноги.       — ты серьезно что ли? мы вдвоем буквально залезли в задницу. ты мне не доверяешь?       у него не было ничего, что можно было бы хранить в тайне от хакона, потому что эйден сам для себя еще до конца не выяснил, хотелось ли ему жить вместе с хаконом на берегу океана до конца своей жизни.       — я доверяю тебе, эйден. можешь быть в сговоре с софи и подставить айтора. можешь вместе с бандитами захватить город и построить свою фракцию. можешь бросить всех и сбежать нахрен из вилледора. меня не волнуют твои секреты. они твои. я хочу знать, что они безопасны для тебя, что я не найду твой труп завтра. ты будешь в порядке, эйден? сегодня? через неделю и месяц?       и эйден почувствовал, как немеет тело, как подкашиваются ноги и как дрожат губы. он знал, что такое забота: когда они с мией были маленькими, она вытирала ему слезы на больничной койке; когда он стал пилигримом, спайк учил его выживать и делил с ним найденную еду. хакон же предлагал ему нечто большее. хакон не только лечил его раны, но и переживал за него, рисковал собой ради него и предпочел бы провести свою оставшуюся жизнь с ним, а не с кем-то другим. по-отдельности это звучало как крепкая дружба, а дальше эйден всегда боялся заглядывать, потому что если он однажды предположит эту мысль, то будет думать об этом постоянно. потому что вместе с мыслью родится надежда. эйдену всегда твердили, что надежда спасает жизни, но он боялся, что его собственную она погубит. все, на что был готов хакон по отношению к нему, — то же самое, на что был готов и эйден: заботиться, защищать, рисковать своей жизнью, из всех остальных всегда выбирать его и провести остаток дней с ним, даже если не на берегу океана, а в медленно загнивающем вилледоре.       — я… — только и смог выдавить из себя эйден.       сил у него почему-то не было, как и смелости. на самом же деле они всегда были только тогда, когда ему нужно было бегать по зараженному городу. силы и смелость, чтобы признаться кому-то, заговорить, объяснить, как все на самом деле? эйден был воспитан выживать, а не разговаривать.       — я обещаю, что отстану от тебя со своей ебанной опекой и расспросами, ты всезнающий мелкий придурок, но мне важно знать.       хакон стоял на расстоянии вытянутой руки, и эйдену, который с легкостью преодолевал любые высоту и длину, это расстояние показалось непосильным. его будто ужалили, потому что глубоко в мозгу что-то твердило ему остаться с хаконом и попробовать. попробовать жить, а не просто выживать.       — извини, — обреченно выдохнул эйден, наконец встретившись с ним глазами. — у меня были ужасные дни. я очень устал помогать всем и иногда в этой погоне забываю, зачем я вообще это делаю.       хакон немного расслабился. он подошел ближе и опустил свою ладонь на плечо эйдена в поддерживающем жесте. тот едва сдержался, чтобы не взять хакона за руку, не прильнуть ближе, потому что он не помнил, когда последний раз вообще держал кого-нибудь. а хотелось тепла другого тела, и не кого попало, а именно хакона. потому что эйден был уверен, что он обнял бы его в ответ и успокоил. потому что у хакона либо хорошо развито отцовское чувство, либо хакон… возможно действительно испытывал что-то похожее, что и эйден.       — ты не успел толком прийти в город, а на тебя уже свалилась куча всего… большая ответственность за судьбу вилледора, жизни других людей.       ты, мысленно добавил эйден.       — ты бежал к сестре, к новой жизни, но эта ничего похожего с тем, что ты ожидал, не имеет. мне жаль, эйден, но у некоторых вещей неоправданно высокая цена и наоборот. это нечестно. но думаю, судьбе все равно. мы просто делаем то, что в наших силах. и в твоих силах справиться со всем этим. уж я-то верю. выше нос, малыш, ты же любишь паркур и свою сестру.       и тебя, отчаянно заныл про себя эйден, чувствуя, как щиплет в глазах. он глубоко вдохнул, чтобы не позориться перед хаконом.       — мия ждет тебя и не поверит, если узнает, что ты сдался. я тоже не поверю, если тебя это интересует. я помню, как ты врезал мне, когда я пытался спасти тебе жизнь, — засмеялся хакон, и, глядя на его светлую искреннюю улыбку, эйден не сдержал своей. — сукин сын, только попробуй, блять, сдаться!       и эйден почувствовал, что разорвется на части, если не сделает этого. поэтому он неуверенно обнял хакона в первый раз и за долгое время почувствовал себя дома. а когда хакон в ответ сжал его в крепких теплых объятиях, то сердце его поравнялось с чужим и подстроилось под ритм. эйден чувствовал, что это правильно, просто пока что не вовремя. возможно, им обоим еще нужно время, чтобы свыкнуться с этой мыслью. а эйдену еще и с чувствами, потому что за последние пятнадцать лет он не испытывал ни одного, кроме чувства самосохранения.       — спасибо, хакон. ты не представляешь, как я ценю это и тебя. спасибо.       хакон усмехнулся куда-то ему за ухо, пуская стадо мурашек до самого копчика, и отстранился.       — обращайся, малыш. я здесь для этого. и я рад, что ты доверяешь мне, — хакон подмигнул эйдену, собрал аптечку и наконец вернул ее на место.       — почему «малыш»? — задал давно интересующий вопрос эйден, чувствуя, как горят щеки.       — потому что я старше, — гордо ответил хакон и отломил еще кусок уже остывшей булки.       — столько вариантов указать на мой возраст, но ты выбрал «малыша»?       — а сколько их?       — ну, ты мог сказать «мелкий», «мальчик», «ребенок»…       — «детка»? — добавил от себя хакон.       — боже, нет! — отмахнулся эйден, старательно не встречаясь со смеющимся взглядом мужчины. — это не указание на мой возраст, это домогательство.       — засуди меня.       эйден, раздраженный, вырвал из рук хакона булку хлеба, давая понять, что тому больше не достанется ни куска.       — пошел ты, козел.       и хакон улыбнулся ему своей очаровательной победной улыбкой для того, чтобы в голове у эйдена только прочнее засела мысль, что он действительно любил его.