Одуванчик

Не надо забывать, какое большое значение имеют в жизни мелочи. Эрих Мария Ремарк, из книги «Жизнь взаймы»

Прасковья смотрела на Мефа. На виске у нее пульсировала голубая жилка. Не выдержав ее пылающего взгляда, Меф опустил глаза и обнаружил, что Прасковья босиком. На ногах – следы чернозема с факультетского газона. Между мизинцем и безымянным пальцем – застрявшая головка одуванчика. – Одуванчик! – сказал Буслаев, хотя цветок в представлении явно не нуждался. Слово «одуванчик» московского происхождения, от глагольной основы одуть или обдуть. При малейшем дуновении воздуха пушистые летучки отрываются от сердцевинки и разлетаются. Совсем как волосы Дафны. Дафна сама похожа на одуванчик. Лёгкая, воздушная, летящая, весёлая, яркая, жизнерадостная. Этакое маленькое тёплое солнышко, в любую минуту готовое согреть Мефа. А кто согреет Прасковью? Тьма не может существовать без света. Бывшая королева мрака тоже тянется к солнцу. И, как ни странно, обретает его. В одуванчиках. Маленькие жёлтые цветочки, символ солнца и лета. Так не похожи на бесконечные розы, душные, мрачные, холодные и безжалостные. Белые, жёлтые и персиковые розы в цветочном ларьке неподалёку от квартиры Прасковьи, каждый день попадающиеся ей на глаза. Сушёные розы как базовый ингредиент в зельеварении — и кому, как не Прасковье, сто раз пытавшейся приворожить Буслаева, это знать? Чёрные розы от Мамзелькиной на день рождения, обвитые — вполне в духе дарительницы — не лентами, а пеньковой верёвкой. Багрово-красные розы на комоде, кровавым пятном отражающиеся в зеркале и успевшие надоесть Прасковье до чёртиков. Каждый вечер она выбрасывает их (сжигает, замораживает, перемалывает в кофемолке), но каждое утро, подходя к зеркалу, видит их снова. Маленькое напоминание любимого дядюшки, что никуда она не освободится ни от него, ни от Тартара, ни даже от этих отвратительных роз. Как там у Булгакова? «Более всего прокуратор ненавидел запах розового масла»? Что ж, Прасковья его понимает. Прасковья ненавидит розы. Другое дело — одуванчики. Одуванчик — символ солнца. Символ света. Символ Христа. В христианстве одуванчик, как одна из «горьких трав», стал аллегорией страстей Господних, и именно в таком качестве его рисуют в сценах распятия. Занятно. Почему-то всегда свет и радость идут вместе с горем и страданием. Одуванчик — символ детства Детства, которого Прасковья лишена. Вырвана с корнем и перенесена куда-то в Тартар, где так и не смогла прижиться. Вот и высохла, как цветок без воды и тепла. А ещё, одуванчик означает верность. Что ж, верности Прасковье не занимать. Другая бы давно забыла Мефодия, плюнула, перестала бы ждать… А она всё верит и надеется, мечтает о чистой и светлой любви, чтобы как у всех, чтобы долго и счастливо, чтобы нежно, пламенно и чувственно. ЧеГО ты ЖдЕШь, дУРа?! — в сотый раз появляется в её блокноте. Также из цветков варят приворотное зелье, а его листья обладают возбуждающим свойством. Девушки любят гадать на венках, сплетенных из одуванчиков и пущенных по реке. Чей венок не утонет, ту и ждет в ближайшее время свадьба. Верность у Прасковьи есть, а вот взаимности почему-то нет. И счастья нет. И свадьба ей тоже не светит, даже гадать не надо. Может, сварить зелье из роз и одуванчиков? И, разумеется, одуванчики не любят. Какие-нибудь розы считаются лучшим подарком. На любой вкус и цвет, на любой праздник, на любой кошелёк. Розы на День рождения, на день Святого Валентина, на Первое сентября. А одуванчики — сорняк. Сорняк — от слова «сор». Что-то лишнее, ненужное, вредное, от чего нужно избавиться. Затоптать, выкосить, вырвать с корнем, задушить, отравить, ошпарить кипятком или щедро полить уксусом. Вот и к Прасковье так же… как к одуванчику. А ты же ведь мой одуванчик Расцветший в груди Проросший всю меня насквозь И всю меня насквозь И всю меня насквозь Ну разве не сказка Ну разве? Трудно дышать, грохнусь вот-вот Когда проволоки гнут прямо в живот Ты мой худший кошмар, демоны врозь Ты как солнечный луч ранишь насквозь Интересно, в Эдемском саду есть одуванчики, как в МГУ? Если да, то Прасковья постарается сделать так, чтобы её туда взяли. Последним, что увидел Меф, была босая нога Прасковьи с застрявшим одуванчиком и покачивающийся на длинной нитке лопнувший шарик сыночка.